Тем временем войска Антанты в Смирне получили подкрепление. Союзники стремились завершить окружение, отрезать кемалистов от портов, от Советской России. Не вышло.
В марте прошлого года интервенты провели новый — устрашающий — маневр, казалось бы ликвидирующий сопротивление: англичане вторично оккупировали уже оккупированную турецкую столицу — Константинополь, когда там собрался меджлис.
В ночь на шестнадцатое марта двадцатого года английская морская пехота вступила в город, ворвалась в учреждения, казармы. На заре напала на штаб местной дивизии, часовых перебила, солдат музыкантской команды вытащила из постелей и убила, а других солдат убила во время сна, мало кому удалось выброситься из окон. Пехотинцы взломали двери Эски-сераль — здания на площади Баязида. Другие ограбили «Красный полумесяц», частные дома. На минаретах поставили сипаев с пулеметами. Орудия броненосцев направили на город. Повсюду стрельба, и, как в Смирне, ударами прикладов бросали наземь аскеров и чиновников. Проникли в здание меджлиса, схватили депутатов — в тюрьму, потом увезли их на остров Мальта.
Дежнов пожал плечами:
— Не понимаю смысла этой акции.
— Никто не понимает. Но вывод делают все: ярость теперь не потушить… Когда морская пехота стала хватать и увозить на Мальту депутатов и меджлис был разогнан, многие из них успели скрыться. Они выполняли указание Мустафы Кемаля, который предусмотрительно задержался в глуши — не поехал в столицу, в меджлис, заседавший под наблюдением корабельных орудий англичан. Депутаты переоделись в крестьянское платье, в лодках переплыли Босфор, оказались в Анатолии, далее пешочком и на подводах — в Ангору, к Мустафе Кемалю. Тогда-то, на кипящей ненависти к наглым захватчикам, и образовалось в глуши Великое национальное собрание и его правительство, второе, действительное. Депутатов довыбрали. Кемаль действовал решительно: взял и арестовал английских офицеров, еще державшихся в конторах железных дорог, возле туннелей и перевалов. Потом обменял их на депутатов, увезенных на Мальту… Священная война — иного исхода, кажется, нет. Все поняли нутро империализма. Змея меняет шкуру, но не меняет натуру. Борьба будет продолжаться…
— Неизбежно?
— Даже из последних сил! Гром не заставишь умолкнуть. Этим и держится ангорское правительство. Как хотите, но это так!
— Пожалуй, что и так, — признал Дежнов.
— Другое дело — колебания, зигзаги того же правительства. Оно не однородно, а Ллойд Джордж и другие западные лидеры — люди опытные и лукавые, увидели, наверно, что оружие не выбьешь у турок из рук, прикидываются теперь их друзьями. Видимо, наше дело в Ангоре — разоблачение этой лжи, притворства. Ну, конечно, у Запада еще и расчет на колоссальную усталость турок… Но, вы знаете, кажется, это Гюго сказал: убийство нации невозможно.
ПО НИТКЕ ДОЙТИ ДО КЛУБКА
Потом Фрунзе и Дежнов одни сидели в подрагивающем салон-вагоне за столиком. Отодвинув бумаги, пили из жестяных кружек морковный чай, — настоящий найдется, возможно, в Закавказье.
Точнее, точнее ориентироваться в хаосе противоречивых фактов, — противоречивых, пока не разобрался. «Думай, голова, картуз дадут», — смеялся Фрунзе.
Дежнов вслух вспоминал о поведении бывшего векиля иностранных дел Бекира Сами, которому Кемаль дал отставку в интересах сближения с Москвой. Но это было весной. Бекир Сами в гостях канарейка, а дома змейка. Прибыв в Москву делегатом, напевал сладкие песенки, а Кемалю слал лживые доклады, искажающие позицию Москвы, и улетел вскоре в Ангору, затем в Лондон с планом присоединения Кавказа. На словах милости просил, а за голенищем нож носил. Хотел и здесь найти, и там не потерять. Векилем стал Юсуф Кемаль-бей. Нынче газеты пишут о возможной отставке Юсуфа Кемаль-бея. Не снова ли Бекир Сами на коне, Бекир Сами, ратующий за союз с Антантой, а не с Москвой? Так или иначе, турки поладили с Франклен-Буйоном. Весь вопрос — на чем?
В голове вертелась фраза из статьи в лондонской газете, — фраза, вслух прочитанная в августе Чичериным. Фрунзе слышал его тонкий голос и эту фразу: «Признать Кемаля, дать ему компенсацию за расходы… и он согласится выгнать красных из Баку». Видел, как в пальцах Чичерина трепещет листок.
Соглашение Франклен-Буйона в Ангоре не результат ли согласия кемалистов принять «компенсацию»? Могло показаться, что так именно и есть, Нацаренус прав: западники в Ангоре взяли верх, Кемаль сдался, Ангора если еще не стала окончательно, то становится в антисоветский строй.
Однако не могут же ангорцы не понимать: гражданская война в России окончилась, Врангель разгромлен, и теперь шансы на военный успех в Закавказье ничтожны, война на Кавказе для Турции в тысячу раз тяжелее освободительной — с интервентами в Западной Анатолии. Не враги же они сами себе. На Востоке говорят: лишь тот, кому нечего делать, сначала сжигает дом, потом снова строит.
Чем-то прельстились ангорцы, на все закрыв глаза? Какими-то уступками французов?
Дежнов заметил, что французский капитал в Турции очень большой — два с половиной миллиарда франков, превышает все другие капиталы, вместе взятые. Вложен в сооружение портов, набережных, в эксплуатацию рудников, в концессию на постройку железных дорог… Понятно, Франция заинтересована в целостности Турции — в рентабельности вложений, в общем, чтобы никто ей не мешал.
Но все захватили англичане. В Мосуле под их пятой даже французские предприятия. Англичане же со злобой упрекают Францию в разложении Антанты, в предательстве, в эгоизме и даже… в материализме! Мол, никаких высоких идеалов. Грызутся, а разойтись не могут, ухватив одну и ту же кость. Англия готова и дальше идти с топором, а для Франции это убыток — разрушение ее дорог, мостов, уничтожение табачных плантаций… Мирные конференции союзников напоминают сборище воров — даже друг у друга тащат… Не здесь ли разгадка соглашения Франклен-Буйона?
— Я прочел Севрский договор Антанты с Константинополем, — сказал Фрунзе. — Уничтожает Турецкое государство. Как ни вертись собака, а хвост позади…
— Теперь Франция аннулировала свою подпись под ним, поставленную в августе прошлого года в Севре.
— Иначе, думается, не получилось бы у нее соглашения с Ангорой. Наверно, что-то еще уступила Франция.
Задумавшись, Дежнов отозвался, как эхо:
— Наверно, Франция что-то еще уступила…
Карандашом в блокноте Фрунзе нарисовал жирный крупный вопросительный знак. Как относится Англия практически к такому шагу своего союзника, Франции? Если даже просто спокойно, то надо думать, что соглашение Буйона — ступень к общему соглашению Ангоры с Антантой. Что и в чем уступила Ангора?
— В Тифлисе — радио, что-нибудь узнаем, — заметил Дежнов. — Если Буйон действовал без согласия Англии, то наверняка услышим барабаны и ругань английской прессы.
— Но ведь эти друзья при всех обстоятельствах в одном все же будут согласны: кинуть Турцию против нас, — сказал Фрунзе. — Все дело в позиции Ангоры.
Думая о позиции Ангоры, следовало отдать себе отчет в том, почему одни мощные державы, сокрушив другие мощные державы, а Турцию разрушив до основания, не могут справиться с остатками ее армии, с партизанами Анатолии. Уже несколько лет никак не могут справиться и теперь прикидываются друзьями этих солдат, пастухов, и предлагают им деньги, уступки…
Вновь пришли на память слова Ленина о том, что восточные народы заразились примером Советской России и теперь дают отпор «империалистскому волку»… Поднялись восточные народы — гигантская сила. В ней суть. Ангора — ее частица, пусть и разноречивая она, эта Ангора.
Стал яснее осознаваться факт: ведь ангорское правительство противостоит константинопольскому, по-прежнему противостоит. Это же факт! В столице двор, султан, крупные чиновники и оккупационные войска Европы. В Ангоре же деятели другого типа — заинтересованы в симпатиях мужика. Пастухи, земледельцы доверяют кемалистам, а кемалисты понимают, что только вместе с пастухами удержат фронт. Информбюро сообщало, что иные депутаты ангорского Собрания демонстративно являются на заседания в кожаных пастушьих лаптях. Мир между двумя турецкими правительствами — константинопольским и ангорским — означал бы падение Ангоры. Можно было думать, что за соглашением Франклен-Буйона кроется сближение между турецкими правительствами. Однако Фрунзе находил, что оно невозможно, не произойдет — слишком далеко зашла Ангора в борьбе с капитулянтами.
Дежнов давно встал из-за столика, курил в приоткрытую дверь, вдруг повернулся:
— Но Великобритания всегда добивалась своего. И это, по-моему, главное в оценке положения.
Дежнов полагал, что в конце концов раскроет любой дипломатический ход — догадается. Однако вот нынешнюю позицию Ангоры Дежнов не мог определить, колебался и досадовал. Он сказал:
— Французский денежный мешок недавно был, теперь снова стал «другом» турок. Ныне, смотрю, возникла та же ситуация, что в начале года, перед подписанием Московского нашего договора с турками, когда турки метались — выбирали то нас, то соглашение с Антантой. Давайте, Михаил Васильевич, сопоставим. Вспомним, как было с Московским договором.
— Давайте. Полезно. Одна и та же причина рождает одно и то же следствие. Вы увидите, что расстановка сил все та же. Это был и есть договор о братстве и дружбе.
ДОГОВОР О БРАТСТВЕ
Московский договор. Договор о братстве и дружбе — что в нем, какая сложная цепкая сила в нем волнует народы, живущие по обе стороны границы, никому не дает отмахнуться от него?
Поезд шел, часовые стояли в голове — у паровоза — и в хвосте эшелона на открытых платформах. В салон-вагоне окна, занавешенные бельевой тканью, в стороне заката были желтые, а напротив — синие. Кемик смотрел в восточное окно и думал о том, как летом прошлого года решалась судьба Армении… С нетерпением ждал, как скажет Дежнов о Московском договоре с турками — стало быть, об Армении.
Но Дежнов, едва сев за столик, спросил:
— Товарищ Кемик, что знаете о Московском? Наверно, знаете… Должны знать многое.
Да, знал — на себе испытал. Лучше всех знал. Казалось, даже лучше Дежнова. Это был клубок — Армения, Турция, Антанта… Дашнаки оторвали Армению от России, выступили против Советской власти, сговорились с Антантой. Это была гибель. Антанта пообещала дашнакам: получите восточные вилайеты Турции, «Великую Армению» пообещала — против большевиков барьер. Англия прислала оружие. Американский президент обещал деньги, чтобы дашнаки с востока выступили, когда Греция пойдет с запада. Дашнаки пошли было в наступление, а Карабекир-паша еще раньше готовил свое наступление, и тогда Антанта бросила армянских дашнаков на произвол, увидела, что силой Анатолию не погубить, и предложила вдруг кемалистам взять Армению, которую на них же и натравливала. Так Карабекир-паша захватил почти всю Армению. Это было ровно год назад. Второго декабря дашнаки подписали в Александрополе договор с Карабекир-пашой — отдали ему всю Армению, боялись, что иначе может стать советской…
Так и ответил Кемик. Дежнов подхватил:
— Совершенно верно! Но мы не признали Александропольский договор. Мы заявили тогда: необходимо покончить с межнациональной борьбой. Предложили посредничество для установления мира, но оно было отвергнуто дашнаками, они бросились в войну. Но тут же поладили с теми реакционными деятелями Турции, которые хотели захватить Армению, все Закавказье при помощи все той же Антанты. Армянские области были освобождены в результате московских переговоров…
Дежнов рассказал, что переговоры с кемалистами начались еще до армяно-турецкого столкновения — когда в Москву приехала делегация во главе с Бекиром Сами-беем. Владимир Ильич принял турок, обеими руками жал руку. Скоро составили проект договора и парафировали его. То есть в знак первого утверждения делегаты начертали заглавные буквы своих фамилий. Но вот беда — к осени началась дашнако-турецкая война, и все поломалось…
Антанта сулила Турции жизнь, если повернет штык и войдет в Советское Закавказье. Это казалось тогда возможным: Красная Армия отвлечена Врангелем, он еще наступает в Приднепровье. Ангора, получив из Москвы сообщения своего представителя Бекира Сами, поверив ему, заколебалась. Бекир Сами быстренько поменял Москву на Лондон.
Но не удался тогда Антанте ее план — столкнуть Анатолию с Россией. Ангора увидела, что британский лев все ведет свою двойную игру: Турции отдает чужое Закавказье, а жемчужину Турции, Смирну, сует под греческий каблук. Не устает обещать и тем и другим, но тянет все себе… Это увидел Кемаль. Суленый кусок не в зубах. А Запад все подбрасывает в Анатолию войска, гибнут семьи. А кронштадтский мятеж провалился. А Советская власть крепка. Тогда-то Кемаль и дал отставку Бекиру Сами…
Сорок человек дашнаков в это время сидело в Александрополе, занятом Карабекир-пашой. Подписали, жалкие, бумагу о сдаче Карабекиру почти всей Армении…
Дежнов, стоя, держался за спинку стула — вагон раскачивало.
— Счастье, однако, что власти у них уже не было. Власть уже перешла к Армянскому ревкому!..
— Я ненавижу дашнаков, они предали! Но Карабекир — это зверь! — воскликнул Кемик. — Карабекир захватил…
— Товарищ Кемик, дашнаки добровольно подписали липовую бумагу, помогли Карабекиру. Нам уже удалось справиться с ним… Садясь на осла, один человек сунул в стремя не левую, а правую ногу и, естественно, оказался на осле задом наперед. «Зачем сел так?» — спрашивают люди. Отвечает: «Это мой осел стоял головой не в ту сторону». Карабекир сказал: из-за дашнаков я захватил две трети Армении, всю возьму. Мы заявили: ваш договор с дашнаками не признаем, военную помощь Ангоре приостанавливаем, Армению будем защищать… Трудная обстановка. Между Москвой и Ангорой не было прочной телеграфной связи. Наш представитель мог только тайными тропами пробираться в Ангору через горы между постами дашнакских маузеристов. Достиг Александрополя, Карса, но оказался связан только с военными, Карабекиром. А на черноморском побережье какие-то проходимцы объявили себя представителями Советской России… Лишь в январе наши товарищи добрались до Ангоры. После этого и открылась Московская конференция, уже без Бекира Сами, а с Юсуфом…
— А этот чем лучше Карабекир-паши? — в голосе Кемика ирония. — Нет, я, конечно, признаю турецкий народ, простых, обычных турок. Я родился среди эрзерумских скал, грелся на них… Говорят: упал — обними землю. Какую? Родную! Когда я был мальчишкой, то знал: лучших скал, чем мои, не бывает. Как мне снова это почувствовать? Своей не могу почувствовать свою родину. Карабекир-паша не позволяет. Какой выход?
Дежнов терпеливо отвечал:
— Выход один — мир, переговоры. Да, и Юсуф цеплялся за восточные области. Мы порвали царские договоры, провозгласили право самоопределения. Армения стала советской и не собирается отходить к Турции, просит помощи у Красной Армии. Мы помогаем Анатолии в ее тяжелой справедливой борьбе. Как же братской Армении откажем! Надо с турками говорить, чтобы выбросили из головы идеи военных приобретений…
— Ведь и сами — жертва этих западных идей, — проговорил Фрунзе.
Приостановили помощь кемалистам, потребовали отвести войска. Карабекир-паша наконец очистил Александрополь.
— Но прежде склады пороховые взорвал! — не утерпел Кемик.
— Взорвал, негодяй. Эту акцию товарищ Чичерин назвал хулиганской, — ответил Дежнов. — Но не этот генерал повел в дальнейшем политику Национального собрания в Анатолии. В Москву, повторяю, прибыл возглавивший турецкую делегацию Юсуф Кемаль-бей, сторонник дружбы с нами. Открылась в Москве русско-турецкая конференция. Итак, открылась…
Пока Дежнов что-то искал в бумагах, Фрунзе напомнил:
— Кто читал в «Правде» выступление товарища Ленина на пленуме Моссовета? Владимир Ильич радовался открытию прямых переговоров. Огромные были препятствия, но вот — идут! Теперь начнется сближение, И это удалось без всякой хитрости. Ильич интересно сказал: народы Востока до сих пор были только овечками, дословно, перед империалистским волком, но теперь, по примеру России, дают волку отпор. Наши переговоры с турками, сказал, — крупнейшее достижение…
Дежнов листал тетрадь, остановился:
— Заявление Владимира Ильича, как сообщили из Ангоры, произвело там сильнейшее впечатление. Переговоры наши продолжались. Товарищ Ленин каждый вечер по телефону спрашивал наркома Чичерина, как продвинулись переговоры за день, — затягивать нельзя: Серго Орджоникидзе сообщает о передвижении войск Карабекир-паши…
— Извините, Алексей Артурович, важно подчеркнуть, что Юсуф — это нынешний коминдел, — сказал Фрунзе.