нормально высыпаться. Закинув в микроволновку контейнер с какой-то
пастой, включаю ноутбук и пишу на почту секретарю кафедры, прося ее
прислать мне завтра с утра список дипломников бакалавров, которых на
меня распределили в этом году.
Глава 12. Люба
— Один карамельный латте, пожалуйста, — вываливаю на стойку
кофейного ларька всю мелочь, которая есть в моем кармане. — И можно
сразу добавить туда три сахара? И корицу?
Кисло посмотрев на горку моих монет, парень бариста сгребает их ладонью
не пересчитывая.
Игнорирую, потому что я проделываю такое часто. Я с детства коплю
мелочь на все подряд, и с уверенностью могу сказать — мелочь многие
недооценивают.
Если я и спала на ходу всю поездку в автобусе, то теперь нет.
Колотясь с ног до головы, грею дыханием руки, очень жалея о том, что
сегодня не взяла до универа такси, но совесть не позволяет мне
разъезжать по городу на такси чаще пары раз в неделю. Моя сиротская
стипендия мне много чего позволяет, но я все равно вишу на шее у Глеба. Я
должна получить диплом и пойти работать, чтобы слезть с нее… вот о чем
я должна думать, а не о… Не о том, о ком я думала всю сегодняшнюю ночь.
Александр Андреевич, пожалуйста… проваливайте из моей головы…
Мое трусливое бегство не дает покоя, но дело ведь уже сделано!
С обидой глядя на медленного бариста, хочу попросить его двигать
задницей, пока я не отморозила свою.
Прикусываю язык.
Холод жалит щеки и кончики пальцев даже через перчатки. Засунув руки в
лисью муфту у себя на шее, приплясываю на месте. Мой пуховик почти до
пяток, но это все равно не спасает.
— Спасибо, — вырываю из протянутой руки свой кофе.
— На здоровье, — захлопывает он перед моим лицом деревянные ставни.
— И вам хорошего дня! — отшатнувшись, кричу с претензией. — С
Наступающим!
Грея пальцы о стакан, семеню вдоль колонн центрального входа в здание
университета.
Наш универ старейший в городе. И очень дорогой. Скопление мажоров на
один квадратный метр здесь зашкаливает, особенно на экономических
специальностях. Ну а на моей нет, потому что мажоры не мечтают до конца
жизни ковыряться с колбами и пипетками.
Обогнув здание, по парковой дорожке добегаю до трехэтажного
лабораторного корпуса. На парковке вижу знакомый черный “Порш”, и от
его вида мне становится не по себе. Метнувшись в сторону глазами, вижу
толпу парней с электронными сигаретами.
Задница…
Опустив глаза, забегаю на крыльцо, сжимая в руке стакан. С волнением
слышу скрип снега за спиной. Не оборачиваясь, влетаю в дверь и
проношусь через КПП, быстро сворачивая в коридор. В мой локоть
впиваются жесткий пальцы.
— Не спеши, Стрельцова.
Сердце подскакивает, когда смотрю в полное издевательской усмешки лицо
Никиты Касьянова.
— Отпусти… — прошу тихо, пытаясь вырвать свой локоть.
Надвинув на глаза бейсболку, сильнее сжимает пальцы.
Я не знаю, что он здесь делает! Это не его корпус!
Он худой, но очень сильный. Лицо у него тоже худое, но… красивое. Когда
мы познакомились, он мне понравился, потому что он был таким
самоуверенным. Он богатый, и у него этот чертов “Порш”. И он всегда
давал мне понять, что… будто сделал мне одолжение тем, что обратил
внимание. Я такая дура, что мне было все равно, но даже несмотря на это, я не смогла в него влюбиться, как не пыталась.
Кажется, он тоже это понял.
Его глаза холодно смотрят в мое лицо. Скривив губы, он осматривает меня
с головы до ног и, протянув свободную руку, наматывает на ладонь мою
косу. Трет ее пальцами, глядя на мои губы.
Дергаюсь, опять пытаясь вырваться.
— Не рыпайся, — говорит, проводя глазами двух парней в белых халатах.
— Мне больно… — цежу, хотя в душу закрадывается какой-то непонятный
страх.
От того, как он смотрит. С каким-то странным блеском в глазах.
— Больно только в первый раз, — усмехается, нависая надо мной.
— Отвали… — выхватываю из его руки свою косу и отбрасываю за спину.
— Ты такая правильная, Стрельцова, — произносит с издевкой. — Хороша
девочка-сиротка, да?
— Нет, — толкаю его в грудь, но мой голос подрагивает. — Если сейчас не
отпустишь, я тебе двину в морду.
Его губы разъезжаются в ехидной улыбке.
— Ну попробуй.
Сглотнув, спрашиваю:
— Чего тебе надо?
— Ты в курсе, что фригидная?
По моим щекам ударяет краска, а в горле собирается ком.
Я не фригидная… я… нормальная… нормальная!
— Заткнись… — шепчу хрипло, глядя в его глаза. — Заткнись, понял?
Лениво усмехнувшись, продолжает:
— На твое счастье я добрый, поэтому в субботу повторим. Время напишу
позже. Советую не выеживаться.
От тона его голоса сердце бухает в груди. Кажется, у меня пропал голос, потому что я ни слова не могу сказать, пока он надавливает большим
пальцем на мою нижнюю губу, оттягивая ее вниз.
Опомнившись, врезаю по ней со всей силы и со всей силы толкаю в грудь.
Из под крышки кофейного стакана по руке и куртке течет. Отскочив в
сторону, выпаливаю:
— Забудь. Я как-нибудь сама, понял? Отвали от меня.
Развернувшись на пятках, уношусь по коридору.
К глазам подкатывают дурацкие слезы. От оскорбления, которое теперь
никак не вытравить из головы! И от того, что я не знаю как быть, если он
опять нарисуется.
Ворвавшись в аудиторию, ставлю на стол стакан и трясу рукой. Запихнув в
шкаф свой пуховик, бросаю хриплое “всем привет”. В нашей рабочей
подгруппе тринадцать человек. Галдя, они снуют за спиной, пока я пытаюсь
сбросить с себя ощущение от его пальца на своих губах.
Дверь в смежную аудиторию открывается, и из нее вылезает голова какого-то незнакомого мне парня. Шаря глазами по группе, он кричит:
— Ху из Стрельцова?
— Я, — выдергиваю из сумки халат, кусая губы.
— В шестнадцать встреча дипломников с Романовым у него в кабинете.
Прижав к груди халат, смотрю на него и лепечу:
— А?..
Сердце подскакивает к горлу.
Сегодня?!
— В. Шест-на-дцать… — начинает он повторять по слогам.
— Поняла! — провожу по горлу рукой, прося его не продолжать.
Рухнув на свой стул, опускаю на руки голову.
Ну, вот и все!
Глава 13. Люба
Зажевывая мерзкий осадок от встречи с Касьяновым шоколадной
конфетой, двигаюсь по стеклянному переходу между корпусами.
За стеклом уже садится солнце, и все вокруг стало розовым от этого
заката.
Я никогда всерьез не задумывалась о том, почему с парнями у меня не
очень клеится. Может потому что я всех парней вокруг сравниваю со своим
братом? А может потому что во мне что-то не так?
Я… недостаточно… чувственная?
У меня никогда не съезжали набекрень мозги от парней и похоти.
Но я вообще очень собранная!
Я не люблю, когда опаздывают. И когда обещают позвонить и не звонят.
Или когда парень откровенно скучает, слушая подробности из моей жизни, в то время как подробности своей он может отгружать вагонами. Парню, с
которым мы пару раз ходили в кино до Касьянова я так и сказала. Спросила
почему его дела должны быть интересны мне, а мои для него —
усыпляющее чтение перед сном. С тех пор я его больше не видела, и даже
не жалею.
Я не знаю откуда берется потребность вываливать на них свою жизнь, когда могу спокойно вываливать ее на брата. Наверное, потому что мне
нужен мой человек! Только мой. Которого я не буду делить ни с кем, и
которому… всегда будет интересно знать где я нахожусь и чем я, черт
возьми, занимаюсь.
Проглотив сладкий шоколад вместе с возникшим в горле комом, сокрушенно достаю еще одну конфету и сворачиваю в коридор.
Я наверное последняя девятнадцатилетняя девственница в городе, но это
не так унизительно, как быть последней двадцатилетней девственницей, а
двадцать мне исполнится уже через три месяца.
Изучая кабинетные таблички плетусь от одной двери к другой. Я знаю, что
его кабинет где-то рядом с деканатом, а возле него вечно толпится народ.
Обойдя кучку неизвестных мне лиц, двигаюсь вдоль стены, уже
догадываясь, какая конкретно дверь мне нужна. Ее подпирают два
лохматых парня, и судя по всему они — близнецы.
Мои нервы натягиваются, как гитарные струны. Меня колбасит совсем не от
страха, а от волнения. Хочу его увидеть. А он меня?
Касьянов вместе со всем своим дерьмом испаряется из головы.
Прочитав имя на табличке, сжимаю пальцами ручки своей сумки.
— Дипломница? — спрашивает один из одинаковых парней.
На обоих джинсы и клетчатые рубашки, а я зачем-то распустила волосы!
Может чтобы прятаться за ними, как несчастной трусихе, которой и
являюсь.
— Угу, — останавливаюсь рядом, кивая на дверь. — У себя?
Сердце в груди начинает скакать.
— Ага, занято, — сообщает парень.
Прижавшись спиной к стене, рассматриваю свои меховые угги и
вздрагиваю, когда дверь кабинета открывается.
Чертовы… черти!
Быстро глотаю конфету, поправляя волосы.
— Заходите, — объявляет появившаяся на пороге девушка.
На ней мини-юбка и ботинки на каблуках, и она румяная, как помидор, и это
помимо того, что она улыбается, как влюбленная дура.
Просто блеск, Александр Андреевич!
Близнецы заходят в кабинет, сосчитав до трех захожу следом.
— К пяти не успею, — слышу знакомый глубокий голос и тихий
хрипловатый смех. — Набери меня часов в семь, обсудим.
От волнения потеют ладони, и мир сжимается до маленького, заваленного
бумагами и обвешанного сертификатами кабинета.
Господи, ну и бардак.
В неверии смотрю на гору макулатуры в углу, топчась за спинами в
клетчатых рубашках.
— На связи… — голос хозяина этого бардака пробирается мне под кожу, оседая искрами где-то в животе, а когда вижу его самого, уже не могу
отвести глаз.
Волнистые пряди на его умной голове находятся в идеальном небрежном
беспорядке. Тонкий шерстяной свитер демонстрирует каждый изгиб мышц
на широких плечах и груди. Мой дипломный руководитель настолько
подтянутый, что на этом свитере ни единой складки.
Это катастрофа…
Не могу перестать смотреть. Серый цвет кошмарно ему идет!
Откинувшись в рабочем кресле, зажимает телефонную трубку между
плечом и шеей, небрежно перелистывая страницы лежащей перед ним
картонной папки, которая очень смахивает на личное дело студента.
Оторвав от нее глаза, Романов кладет трубку и смотрит прямо на меня.
В упор и без каких-нибудь видимых эмоций на своем красивом лице!
Осматривает с ног до головы. Мою обувь, джинсы, пушистый белый свитер.
Вернувшись к лицу, смотрит в мои глаза, постукивая длинными пальцами
по папке.
Закусив губу, смотрю на потолок, а потом на лысый фикус в большом
пластиковом горшке, который подпирает стену рядом с еще одной кучей
макулатуры.
— Парни, — объявляет Романов. — Уступим даме место. Я надолго не
задержу.
Скосив глаза, смотрю на единственный свободный стул. Три других
завалены коробками и документами, как и шкаф, который на первый взгляд
открывать опасно для жизни.
— Ага, без проблем, — хихикают близнецы.
Посмотрев на Романова, ловлю его взгляд на своем лице.
Положив телефонную трубку, он коротко велит:
— Садись.
Выдохнув, опускаюсь на стул, продолжая исподтишка его рассматривать.
Круглый ворот свитера окружает жилистую сильную шею, на которой
отчетливо выделяется кадык и мышцы вокруг него.
Сглатываю.
Понятия не имею, что там у него в голове. В моей почти пусто!
— Вот список примерных тем для дипломов, — кивает на подоконник и
громоздящийся там принтер. — Ознакомьтесь. Если есть свои
предложения, можем обсудить индивидуально. Мои контакты там указаны.
Не затягивайте с выбором темы, в феврале вы уже точно должны знать, с
чем будете работать.
— Принято, — салютует парень, забирая с принтера распечатки и вручая
одну из них мне.
— Вопросы есть?
— Не-а…
— Тогда свободны.
Вскакиваю со стула, но вместо облегчения чувствую кошмарное
разочарование.
Ну и ладно!
Быстро запихиваю листок в сумку, обманутая во всех своих глупых
ожиданиях, которые я даже толком сформулировать не могу.
— Стрельцова… — слышу угрожающий голос, подлетев к двери. — Сядь на
место.
Глава 14. Люба
Впившись пальцами в дверную ручку, замираю. За дверью шум и звуки
шагов, но их быстро перебивает стук моего сердца.
— У вас очень уютно, Александр Андреевич, — замечаю тихо, глядя перед
собой.
— Сбегать — это твое кредо?
Это звучит как издевка, хотя его голос нейтральный, насколько это
возможно.
Я собиралась благополучно сбежать сейчас, но пол подо мной горит от
стыда за свой вчерашний поступок.
Он что, хочет поговорить об этом? Разве мы не должны делать вид, будто
этого не было?
— Я… у меня возникли… дела… — говорю расплывчато, и даже дураку
понятно, что это чушь собачья.
Кажется, он сложил дважды два, потому что я не сомневаюсь в том, что
лежащее перед ним дело — мое. И теперь он знает обо мне все, включая
мое “семейное положение”, и теперь уж точно догадывается о причинах
моего вчерашнего трусливого бегства.
Его кресло скрипит за моей спиной. Сделав маленький вдох, оборачиваюсь.
Зеленые глаза впиваются в мое лицо, а мои… прилипают к ним в ответ. И
это как гипноз! Просто смотрим друг на друга, и я даже не моргаю, пока он
не делает этого первым.
Сложив на груди руки и вытянув под столом ноги в темно-синих джинсах и
кроссовках, любезно говорит:
— Присаживайся.
С тоской посмотрев на стул, покусываю изнутри губу.
Кажется, я к этому не готова!
Проходя мимо ощипанного фикуса, неуверенно интересуюсь:
— Вы его что, на лабораторный материал разобрали?
Посмотрев на цветок и обведя языком зубы, ровно бросает:
— Ему со мной скучно.
— Эм-м-м… — бормому, опускаясь на стул. — Кажется, он уже умер от
скуки.
Подняв глаза, ловлю медленный взгляд на своих волосах, а потом на своем
лице, и я в миг забываю, о чем мы вообще говорим!
Я… сегодня хозяин этого чулана кажется мне моложе, чем раньше. Может
из-за того, что уличный свет так падает на его лицо, и я могу рассмотреть
каждую деталь! А может еще почему-то, но он кажется мне гораздо моложе, чем я привыкла считать, и от этого у меня в голове все перемешивается.
Теперь разница между нами не кажется мне такой… ужасной, как раньше, и
это приводит меня в дикое волнение.
Наши глаза сталкиваются опять, и, ерзая по стулу, начинаю краснеть, потому что меня к нему как магнитом тянет… К его телу, к его голосу… Что
со мной такое?
Прижав к груди сумку, опускаю глаза.
Сделав очень глубокий вдох, он вдруг отворачивается к окну, говоря:
— У тебя удовлетворительная успеваемость по двум моим дисциплинам.
Две сессии подряд.
Мое лицо вспыхивает.
Он что, собирается меня отчитывать?
— Тройка — тоже оценка, — сообщаю ему.
— Так себе оценка, особенно если собираешься писать со мной диплом, —
замечает он.
Глядя в стену за его плечом, запальчиво спрашиваю:
— Это что, ваши чувства оскорбляет, Александр Андреевич?
— Любовь Константиновна, — проговаривает с предупреждением, переведя на меня глаза. — Вы как-то не так со мной разговариваете.
Открываю рот, хлопая глазами.
Это разве не двойные стандарты?!
К своему ужасу выпаливаю раньше, чем успеваю подумать головой:
— Как с убийцей фикусов?
Его кулак с грохотом падает на стол.
Подпрыгнув на месте, лепечу:
— Я… наверное пойду…
— Ты табличку на входе читала? — игнорирует, намекая на то, в чьем
кабинете я нахожусь.
Я была бы ужасно рада, если бы это хоть как-то меня отрезвило!
— Читала, — говорю тихо и, не выдержав, сообщаю. — У меня тройки, потому что я не нравлюсь вашей коллеге.
Эта ведьма… меня просто ненавидит. Чтобы я не делала, все равно
получаю чертову тройку.
— Ты при ней тоже все что в голову взбредет несешь? — раздраженно
спрашивает он.
— Нет, — шепчу, отворачиваясь к окну.
Кажется, это я делаю только при нем.
Я не знаю, что во мне так раздражает его дублершу. Это ужасно обидно, но
жизнь вообще не справедлива!
— Поясни, — просит он.
Мне не хочется говорить об этом, но ведь он только что намекнул на то, кто