К полудню спустились в низину. Лес пошел гуще. Рядом с сосной стала попадаться осина, ель, а потом береза и кустарник.
10. За картошкой
Васька уснул с мыслью об автомате. Засыпая, мечтал о том, как он выгонит немцев из родного села, как за это ему подарят в собственность это маленькое ружье и он будет всегда, даже в школу, ходить с ним.
Настя уже возилась у костра с чайником, когда мальчик проснулся. Солнце скользило по верхушкам деревьев, и птицы приветствовали его на разные голоса.
Автомат висел на бревне, подпиравшем землянку.
— Протри глаза-то, — крикнула Настя, услышав металлические звуки. — Иди умойся.
Васька неохотно отложил автомат, спустился к ручью, умылся. Когда он вернулся к землянке, Настя налила чашку горячей воды, положила на пень только что испеченную лепешку и заставила поесть.
— А за картошкой мы сходим, Вася, — неожиданно сказала она. — На крайних грядах скороспелка теперь большая. Накопаем мешок.
— Дед не велел, — возразил мальчик.
— Мало ли что дед. Ему, может, нравится такую бурду есть… Сходим, сходим. Ничего не будет. Тоже не маленькие, у тебя вон ружье теперь есть.
Васька улыбнулся. Действительно, у него есть ружье, он из него умеет стрелять, значит, бояться нечего.
— Ух, корову бы нам сюда, — вздохнула Настя. — Если так будем есть, отощаем вконец. Партизаны должны питаться хорошо. Луку надо надергать.
Позавтракав, Васька вытащил из землянки автомат; теперь он умел его разбирать для чистки, но хотелось докопаться до конца, понять назначение каждого винтика, каждого выреза.
— Ничего не случится. Пойдем к вечеру. Пойдем с оглядкой, не торопясь. Если что заметим, можно и назад поворотить, — продолжала уговаривать себя Настя, начищая песком посуду.
Васька всегда с удивлением следил за теткой. Она никогда не сидела сложа руки. Казалось бы, все по хозяйству сделано. В землянке прибрано, посуда вымыта, обед сварен, а между тем Настя все время находила какую-нибудь работу: чистила, стирала, мыла, носила. Васька иногда пытался угадать, что она будет делать после того, как вычистит посуду, но ничего придумать не мог, все было сделано.
Покончив с посудой, Настя отправилась за хворостом.
После обеда, когда солнце пошло вниз, она стала собираться. Вытащила мешок, вытряхнула его, пристроила лямки. Васька тем временем собрал автомат, зарядил его, два запасных магазина сунул в карман.
— Ну пойдем, что ли? — сказал он копавшейся в землянке женщине.
Настя вышла. Посмотрела на небо, потом на племянника.
— А, может, не стоит, Вася. Дед сердиться будет.
— Ну вот. То пойдем, то не стоит… Эх вы, бабы.
Мальчик, подражая деду, махнул безнадежно рукой.
— Ну ладно. Пойдем, — решительно сказала Настя.
Васька шел впереди, держа автомат наготове, с опаской поглядывая по сторонам. Птицы беззаботно возились между веток. Нашли два белых гриба. Шагали молча, занятые своими думами.
Вдруг послышался далекий гул самолета. Настя остановилась, повернула голову по направлению приближающегося шума.
— Самолет.
Гул мотора превратился в рев и приближался с такой быстротой, что, когда они сообразили, что надо прятаться, он был уже над ними.
— Наш… честное пионерское, наш. Со звездами! — крикнул Васька, успев разглядеть опознавательные знаки.
— Тише ты! — одернула Настя племянника. — Не кричи. Пускай будет наш.
Звезд на крыльях Настя не заметила, но спорить с мальчиком не стала. Очень хотелось, чтобы это был, действительно, наш самолет.
Гул стих так же стремительно, как и появился. Некоторое время они еле слышали его где-то в стороне их деревни, но потом он совсем прекратился.
— Улетел, — разочарованно промолвил Васька.
— Улетел, значит так надо.
Солнце было еще высоко, поэтому двигались медленно, с тем, чтобы прийти в деревню к самому закату. Стали обращать внимание на ягоды. Сначала набирали полную горсть, затем отправляли их в рот.
Целый час они шли по лесу. Наконец, начался подъем. Васька заметил, что тетка все время уклоняется вправо.
— Куда ты все воротишь?
— На хутор выйдем здесь. Отсюда виднее будет, — объяснила Настя.
Неясные отдаленные звуки какого-то шума сначала не тревожили их, но когда они поднялись на холмы — насторожились.
— Что же это такое? Слышишь, Вася?
— Ага! У нас в деревне, — прошептал в ответ мальчик.
Присев за деревьями, они долго прислушивались к странным звукам. Трудно было понять, откуда они идут: не то сверху, не то из-под земли.
— Поднимемся на угор, посмотрим, — предложил Васька.
Настя молча мотнула головой и, сильно пригибаясь, стала подниматься на холм. Мальчику казалось, что сейчас надо бы пробираться ползком, но он промолчал. Скажет еще, что «струсил». Он перегнал тетку, первый забрался на высоту и лег у большого пня.
Пестрая лента войск вилась как змея на дороге, поблескивая стенками машин.
— С нами крестная сила! — прошептала Настя и дернула племянника за рубаху.
— Германцы! — не оглядываясь, ответил Вася.
— Ой, сколько их!
— Миллион! — уверенно сказал мальчик, пытаясь разглядеть конец хвоста этой тарахтящей змеи.
— Машин-то сколько. Пушки, танки, — шептала Настя. — Куда они едут? Вася?
— Тише ты, — рассердился мальчик.
Долго лежали за пнем, боясь пошевелиться. Потом осмелели и переползли к валунам, укрылись поудобней. Васька несколько раз прикладывал к плечу автомат, целился в сидевших на грузовиках немцев, Настя испуганно хватала за ствол и прижимала его к земле.
— Сдурел.
— Да я так… нарочно. Попробовать.
— Нарочно, нарочно. Стрельнешь, а потом костей не соберем. Забыл, как они тогда палили?
Васька с восторгом наблюдал эту грандиозную картину передвижения армии. До немцев почти километр, но молодые глаза мальчика различали даже отдельные фигуры солдат.
— Смотри, Настя… Вон свернули с дороги. Они вперед себя других пропускают. Те, стало быть, первые в бой пойдут. Во! Во! Гонит на мотоцикле. Это связист. Наверно, пакет какому-то генералу повез. Ух ты! Какие танки здоровые.
На горизонте показались тяжелые танки. Приближались медленно, с глухим ворчаньем. Скоро они вытеснили остальное и заняли всю дорогу.
Смертельная тоска застыла клубком в груди у Насти. Смотрела подавленная. Когда пошли тяжелые танки, глаза наполнились слезами.
— Господи! Какие страсти. Их и пушки не возьмут. Разве такую силу можно одолеть. Пропала Россия!
И вот, словно в ответ, сбоку, из-за леса, с диким ревом выскочили самолеты. Они летели так низко, что, казалось, задевают верхушки деревьев. Развернулись, пошли вдоль дороги.
Пулеметные очереди, пушечные хлопки, треск разрывающихся снарядов, мелкие бомбы — все слилось в один сплошной гул. Васька вскочил, но сейчас же лег. Губы его шептали какие-то слова.
Самолеты свернули в сторону и скрылись. Но не успели партизаны прийти в себя от неожиданности, как в небе что-то завыло и дрогнула земля. Громадный столб дыма в конце дороги поднялся кверху. За ним второй, третий. Немцы заметались. Сворачивали в сторону. Сбоку началась пушечная стрельба.
Настя — бледная как бумага — часто крестилась. Васька, услышав жужжание, поднял голову. Высоко над ними медленно плыли тяжелые бомбардировщики.
— Чкалов летит! Чкалов летит! — услышала Настя крик мальчика.
Бомбы сыпались часто. Земля вздрагивала каждую секунду. Страшный треск разрывов оглушил. Насте казалось, что она растворилась в этом грохоте, дыме, вое: ни ног, ни рук она не чувствовала, остались одни глаза. Она видела все очень ясно, но до сознания ничего не доходило. Как во сне. Видела она, как тяжелые танки, словно они были сделаны из картона, взлетали кверху, перевертывались. В разные стороны бежали в беспорядке группы солдат. Несколько немцев, размахивая руками, кинулись к лежащим.
Васька вскочил, схватил за руку тетку.
— Бежим! Бежим! — закричал он ей в самое ухо.
Настя не сопротивлялась. Тяжело поднялась. Бежали не оглядываясь. Вот и кустарник. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за платье.
В это время где-то близко рвануло. Настю подхватило воздухом, перевернуло, и она упала, потеряв сознание.
11. Связь
Бомбежка немецкой колонны застала стариков на большой дороге. Целый день они шли вдоль шоссе, иногда уклоняясь в сторону, к хуторам, в надежде встретиться с партизанами. Но край словно вымер. Брошены дома, со всем добром. Куры, кошки бродят голодные. На одном из хуторов забытый баран, услышав шаги, жалобно заблеял в сарае. Выпустили на волю. Возвратились обратно к шоссе. Снова шагали вдоль дороги. Прятались при каждом подозрительном шорохе.
Когда с воем пронеслись над головами самолеты и глухо задрожала земля от взрывов, переглянулись.
— Видел, Лукич? Наши.
— Наши. Звездные.
Нашли открытое место. Увидели плывущих в небе бомбардировщиков. Видели, как отделялись от самолета черные большие капли бомб.
— Ты знаешь, они ведь войска крошат, — шепотом сказал Ипат. — Те, которые мы встретили.
— Удивительное дело, — не слушая друга, сказал Лукич. — Кажись, над нами летят, а кидают куда-то в другое место.
Целый час с перерывами летели самолеты и бросали страшный груз. Над лесом поднялись густые клубы дыма.
— Не хотел бы я быть в том месте, — заметил дед.
— Н-да, — согласился Лукич. — Землю вспахали глубоко. Пожалуй, деревню задели.
Рядом с большими самолетами летели маленькие, опережая их, уходя в сторону и вновь возвращаясь.
— А эти-то что делают? Смотри, как кружит.
— Эти охраняют, — уверенно ответил Ипат. — Они называются ястребители. Видишь, выглядывают себе добычу. Ежели германец сунется, так они его всей стаей клевать зачнут. Вёрткие.
— До чего люди дошли. Раньше лучше воевали. Стенка на стенку.
Улетел последний бомбардировщик. Стихло.
— Кончилось, — сказал Ипат, прислушиваясь.
— Надо бы сходить посмотреть, чего они там натворили.
— Успеем. Пройдем еще до болот.
Вынув из мешка по лепешке, закусили и опять тронулись вдоль шоссе. Было непонятно, почему на мощеной дороге не видно никакого движения. Почему-то немцы предпочитали двигаться стороной, по проселочным дорогам. Скоро это разъяснилось.
Далеко впереди, на дороге, копошились люди.
Старики свернули глубже в лес. Осторожно стали пробираться к работающим. Начали попадаться воронки от бомб. Чем ближе подходили партизаны к работающим, тем чаще встречались громадные ямы. Дорога изрыта, лес повален. По краям дороги валяются исковерканные танки, пушки, машины. Судя по следу, их оттаскивали в стороны, освобождая дорогу. Молча, переглядываясь, старики приближались к месту работ.
— Наши, — прошептал Ипат, разобрав несколько русских слов.
Работающих они еще не видели. Голоса становились все ясней. Мужской бас на кого-то кричал.
— Ты у меня поговоришь! Это тебе не советская власть. Хватит, пограбили. Давай живей, корова, так твою…
— Да ведь это, никак, Мельник? — сказал Лукич, узнав раскатистый бас.
Ипат приложил палец ко рту, пригнулся и, прячась за сломанные деревья, осторожно пошел по направлению крика. Лукич не отставал. Наконец они выбрались на открытое место, откуда было все видно.
Тысячи женщин работали на дороге с лопатами, кирками, ломами. Мужчин почти не было. Несколько немецких солдат сидели в стороне у костра. В большой миске у них что-то варилось. Недалеко от спрятавшихся стариков стоял высокий мужчина с черной широкой бородой и распоряжался. Могучий голос его был слышен далеко. Поминутно ругаясь, не сходя с места, он подгонял работающих. По всему было видно, что люди устали.
— Ты что копаешься, так твою так… Выворачивай, — крикнул бородач на высокую худую бабу, пытавшуюся вытащить какую-то железную часть.
— Тяжелая, Иван Афанасьевич. Подсобить надо, — ответила она.
— Я те подсоблю. Я те подсоблю. Давай живей. Лодыри. Работать разучились при советской власти. Может, тебе трудодень записать. Долго ты еще канителиться будешь?
Он медленно зашагал к бабе.
К счастью, исковерканное железо вывернулось, перевалилось через край, поползло в канаву.
— Так. Запомним, — прошептал Ипат.
Иван Афанасьевич переехал в этот район в 1932 году, откуда-то с севера. Ходили слухи, что бегал от раскулачивания, а раньше имел свою мельницу. Прозвище «Мельник» так за ним и осталось.
Спрятавшись, партизаны наблюдали некоторое время. Узнавали знакомых. В конце дороги работали машины: дробилки, катки.
Солнце быстро катилось вниз.
— Чего ждешь-то? — спросил Лукич друга.
— Темноты подождем, — ответил Ипат. — Надо спросить.
Кровавым светом залил закат картину подневольного труда. На немцев работали бабы. По восстановленной дороге пойдут новые танки, пушки, войска и повезут смерть мужьям, братьям. Думал ли кто-нибудь об этом? А если и думали, что они могли сделать.
Ипат узнал в одной из работающих Арину, колхозницу из соседней деревни. Бойкую, молодую женщину знал с детства. Она всегда нравилась деду за независимый нрав. Арина никогда никого не боялась, ни перед кем не заискивала, никому не спускала. Если было нужно, выкладывала на собраниях всю правду в глаза. Многие работники из района боялись ее языка. Сейчас Ипат не спускал с нее глаз, наблюдая за каждым шагом. Он решил повидаться с ней и поговорить.
Сумерки сгущались. Тенями бродили люди, еле различая окружающие предметы, а конца работы все нет. В лесу, по левой стороне шоссе заблестели костры.
«Лагерь у них там, что ли?» — подумал Ипат, и, дернув за куртку приятеля, направился в сторону огней. Арину из вида потерял. В полверсте от дороги места были болотисты… Там же протекал ручей. «Где-то они берут воду. Такую ораву напоить надо», — подумал старик. Догадка его оправдалась. Заняв позицию на тропинке между кострами и болотом, они скоро услышали приглушенные голоса. Группа баб с ведрами шла за водой.
— Останься, — шепнул Ипат и двинулся наперерез идущим.
Провожатых не было. Одна из женщин отстала. Дед тихо пошел за ней. Нагнав, окликнул:
— Бабонька!
От неожиданности перепуганная баба бросила ведра.
— Сгинь, пропади!
— Не пугайся. Свои… Не признала, что ли. Ипат из старой деревни.
— Что там, Саня? — крикнула одна из группы.
Женщина уже пришла в себя. Узнала старика.
— О корень споткнулась, будь он неладен, — ответила она и, когда услышала, что остановившиеся пошли дальше, зашептала: — Ой, напугал ты меня, дедушка. Мы теперь такие стали… всего боимся. Как тени ходим… словно и не на земле.
— Ты Арину знаешь с Семеновки? — перебил ее Ипат.
— Арину? Ну как же. Знаю.
— Шепни-ка ей, чтоб сюда пришла.
— Ой, не знаю уж как. За ней этот живодер следит. Убьют они ее… Я скажу.
— А про меня никому. Язык-то у вас долгий…
— Да что ты, дедушка. Это когда раньше, а теперь…
— Ну ладно, иди, — сурово сказал дед, заметив, что баба хочет затеять длинный разговор.
Женщина покорно направилась вслед ушедшим бабам. Дед вернулся к Лукичу.
Долго ждали старики. Вернулись с ведрами бабы. Проходили еще партии с ведрами. Костров стало больше. Видимо, кончили работу. Наконец, услышали шорох шагов. На фоне мелькавших между деревьев огней скользнула одинокая тень женской фигуры. Старики беззвучно пошли за ней. Арина смело шла в глубину леса, оглядываясь и прислушиваясь. Гул голосов стихал. Огней уже не видно, а Ипат все еще не выдавал себя. Женщина остановилась.
— Арина?
— Фу, а я уж думала — не туда пошла, — вздохнула с облегчением женщина.
— Мы нарочно себя не показывали, — сказал Ипат, подходя вплотную к ней. — Здравствуй, голубушка.
— А там кто? — спросила Арина, заметив спутника.
— Лукич. Из нашего же колхоза.
— Здравствуй, дедушка. Довелось свидеться перед смертью.
— Неужели помирать собралась? Давай-ка сядем.
— Мне нельзя долго-то… Проклятый следит.
— Пускай сюда приходит. Обратно не выпустим, — заметил с усмешкой Лукич.
— Нельзя. Одного старосту придушили, так за него двадцать баб перебили. На глазах у всех остальных. Сказано, что в другой раз по полсотне будут отвечать, — сказала Арина, присаживаясь на упавшее дерево.
— Ну ладно. Ты, Арина, страхи из головы выкинь. Мы еще поживем. Ты молодая. А в случае чего, если заметишь что дело к концу пошло, приходи ко мне.
Ипат подробно рассказал, как найти овраг. Арина обрадовалась, узнав, что Настя жива.
— С радостью ушла бы с тобой, дедушка, да боюсь. Мы все круговой порукой связаны. — Подумав, прибавила: — А уйти я могу, есть куда, да видишь ли… дело мне поручено.
— Вот, вот, про дело-то я и хотел тебя спросить. Мне бы надо кого-нибудь разыскать. Где мужики-то?
Арина оглянулась. Старики догадались и замерли. Прислушались. Если сами попадутся — полбеды, но подвести других — хуже быть ничего не может. Шорохов не было.
— Не опасайся. Уши-то у нас звериные.