— Вихарева отряд у реки найдешь, — сказала Арина. — Брод у Лиховой горки знаешь?
— Ну как же.
— Туда и иди.
— Понял. Спасибо, голубка.
Арина встала с поваленного дерева. Перевязала платок.
— Вот и дожили, дедушка. Что будет — не гадаю. Много их, немцев проклятых, техники у них много. Я пойду. Не хватился ли. Подозревает он меня. Нюх у него собачий.
— Мельник?
— Он.
— Запомним. Мы, брат, ничего не забудем.
— Болтают, что помещики скоро приедут, — сказала на ходу Арина и скрылась в темноте.
— Пускай едут, мы их давно ждем, — спокойно ответил Ипат.
12. Кресты
Сколько времени пролежала Настя без сознания, она не знала, но когда очнулась, было еще светло. В ушах стоял тонкий металлический звон. Над головой неподвижно торчали колючие ветки. Пошевелила руками. Боли не было. Потрогала бока. Пальцами нащупала порванный клок кофты. Села. Васька лежал, уткнувшись головой в мох. Настя на коленях подползла к племяннику, перевернула, приложила ухо к груди. Сердце билось, дышал ровно. Поправила упавшие на глаза волосы.
— Вася! Васенька! — зашептала она, тормоша мальчика.
Васька задышал чаще, открыл глаза. Некоторое время он лежал неподвижно, медленно вращая зрачками. Взгляд остановился на тетке. Узнав, улыбнулся.
— Настя, а где ружье? — первым делом спросил он, окончательно придя в себя.
Женщина оглянулась. Автомат лежал под елкой в двух шагах от них. Она подтянула за ремень ружье и передала мальчику.
— Тут. Вот оно. У тебя все цело, Васенька? Ты пошевелись.
— Как здорово они жахнули! — сказал Васька. Опираясь на ружье, сел. — Улетели уж? Видала, как они германцев-то? Ох и здорово! Танки так и летели кверху.
— Ну ладно, потом расскажешь. Пойдем домой, ну ее, картошку, — решительно сказала Настя, с тревогой прислушиваясь к далеким крикам человеческих голосов.
Васька спорить не стал. Прячась в кустарнике, тронулись к лесу. Звон в ушах у Насти превратился в глухой гул. В голове гудело. Она поминутно прикладывала руку, то ко лбу, то к затылку. Васька хромал. Острая боль в бедре мешала идти. Обойдя поле, они подошли близко к узкой малоезженой дороге, проложенной к одному из хуторов.
— Что это, Настя? — спросил Васька, останавливая за рукав тетку.
Около самой дороги белели три креста.
— Никак могилы, — удивилась Настя.
Остановилась в нерешительности, но любопытство пересилило. Оба осторожно приблизились к свежим холмикам. Около каждого из крестов на песке лежало по солдатской металлической каске.
— Нашли где похоронить. У самой дороги, — заметила женщина.
— Каски-то, может, взять? — предложил Васька.
— Не надо. С покойника нельзя брать.
Постояли молча, разглядывая незнакомые буквы на крестах.
— Эти навоевались! Им больше ничего не надо. Получили свое.
Сбоку глухо заворчала машина. Оба без оглядки кинулись в сторону. Притаились в кустах. Зеленая легковая машина, переваливаясь на ухабах, остановилась около могил. Из машины вылез молодой офицер. Он показал шоферу пальцем на кресты и что-то сказал по-немецки. Шофер вылез из машины, распахнул широко дверцы и за ноги вытащил связанного человека в форме командира Красной армии. На его рукаве четко вырисовывался воинский знак — Красная звезда. Лицо было в крови.
Васька часто и сильно задергал за юбку Настю. Та, не отводя глаз от происходившего, отмахнулась.
— Русс, я могу дать вам еще один возможность, — начал офицер, обращаясь к лежавшему. — Вы имеете три выбора. Один выбор оставаться жить, другой выбор умирать как офицер, еще один выбор умирать очень плохой смерть.
Пленник молчал. Офицер сделал несколько шагов по дороге, вернулся, остановился против неподвижного политрука. Посмотрел на ручные часы.
— Времени было много. Ты сам имел думать сколько надо. — С трудом подбирая слова, сказал офицер, затем по-немецки обратился к шоферу и достал большой пистолет.
Шофер вынул из машины лопату. Подошел к пленнику, развязал ему руки.
— Копайте яма на свой размер, — приказал немец.
Шофер отошел в сторону и встал позади офицера. Политрук с трудом поднялся на четвереньки, сел на корточки; потер затекшие руки, поднял лежавшую рядом лопату. Медленно начал ковырять сухую землю.
Солнце багровым закатом окрасило эту сцену. Наступила тишина. Настя слышала, как бьется ее сердце. Немец несколько раз оглядывался на закат, смотрел на часы. Видимо, начал нервничать. Солдат-шофер стоял как истукан, безразлично наблюдая за работой политрука. Васька ерзал, перекладывая с места на место свой автомат. Когда верхний травяной слой был снят, дело пошло заметно скорей. Лопата легко входила в песок, но остатки сил покидали пленника. Выбрасывал он понемногу, и чем глубже становилась яма, тем меньше песка было на лопате.
— Вы не желаете смерть. Я приказал. Надо копайть скорей. Вы долго хотели тянуть. Каждая минута — жизнь.
На это замечание политрук не обратил никакого внимания, как будто не слышал его.
Красное зарево на горизонте сужалось в полоску. Наступали сумерки. Васька дергал тетку за юбку и, когда та оглядывалась, показывал на автомат. Женщина делала большие глаза, грозила пальцем.
Офицеру, видимо, надоело ждать. Он подошел к пленнику, заглянул в яму, усмехнулся, не оборачиваясь приказал что-то шоферу. Пленник, видимо, понял приказание. Медленно поднял голову и долгим взглядом посмотрел на офицера. Шофер козырнул, залез внутрь машины, минуту возился там и наконец вытащил большой тесак.
При виде тесака Настя оглянулась на Ваську, замотала головой, показывая на ружье. Васька только этого и ждал. Быстро приложил автомат к плечу и, когда солдат подошел к офицеру, нажал на спусковой крючок. Длинная звонкая очередь разрезала тишину. Немцы упали. Настя одновременно, чуть ли не с первым выстрелом вскочила, словно кто пружиной ее подбросил, подбежала к немцам, выхватила пистолет у офицера и села на него верхом. Васька бросился за ней к шоферу, вырвал тесак.
— Бей его по башке! Бей! — крикнула Настя не своим, визгливым голосом.
Васька бросил на землю автомат, двумя руками схватил тесак за рукоятку, взмахнул и что есть силы ударил солдата по голове. Хрустнула кость, как арбуз раскололся. Солдат вздрогнул и замер.
— Бей его, Вася! Бей! — продолжала выкрикивать женщина, прижимая к земле немца.
Офицер заворочался. Настя от неожиданности, почувствовав под собой живое, шарахнулась в сторону, но не растерялась, а направила дуло пистолета на лежавшего.
— Русс… не надо… не надо. Не убивай, — умоляюще залопотал офицер хриплым голосом. В горле что-то клокотало.
Настя с удивлением смотрела, как из глаз немца, полных ужаса, покатились крупные слезы, как он встал на колени, протягивая к ней руки с мольбой.
— Не надо, русс! Я не хотел смерть… нельзя убивать… Русс! — Он пополз на коленях к женщине. Настя пятилась.
— Ах ты, мразь проклятая! — вдруг рассердилась она. — Ты можешь убивать, а тебя нельзя.
Васька убедился, что солдат мертв, поднял свой автомат и молча смотрел на тетку, ожидая распоряжений. Он так же, как и она, не знали, что делать дальше.
— Товарищ! Дайте сюда пистолет, — услышала вдруг Настя спокойный твердый голос политрука.
Она совсем забыла о нем и сейчас очень обрадовалась, получив приказание.
— Это не враг, а бандит, — сказал политрук, беря из рук освободительницы пистолет. — Помоги!
Настя, не спуская глаз с офицера, который замер в умоляющей позе, помогла встать раненому. Опираясь о плечо женщины, он прицелился и выстрелил. Немец без звука ткнулся лицом вниз.
— Все! Это бандиты, — добавил политрук после выстрела, когда снова наступила тишина. — Надо уходить.
— Пойдемте, дяденька, к нам, — робко пригласил Васька, словно боясь отказа.
— Да, да… идемте. Надо кое-что взять из машины. Идите берите, а я буду слушать.
Он заковылял к кресту, ухватился за него левой рукой и слегка толкнул Настю в плечо.
— Иди, товарищ. Там припасы есть, и чемодан возьми.
Настя побежала к машине, распахнула дверцы. На сиденье лежал туго набитый большой мешок из домотканого в полоску, крестьянского холста. Вытащила мешок. Васька между тем из шоферского отделения достал чемодан.
— Там гранаты есть с длинной ручкой, — сказал политрук. — У шофера в ящике. Нашел, мальчик?
— Нашел! — весело отозвался Васька.
— Возьми их и в мотор положи, — командовал с места политрук, держась за крест.
Васька долго возился, пока, наконец, крышка мотора поднялась. Точно выполняя приказание, уложил три гранаты около цилиндров. Когда Настя, взвалив на плечо мешок, другой рукой обхватив раненого за талию, скрылись в кустарнике, он дернул за шнур гранаты, схватил чемодан, автомат и вприпрыжку бросился догонять уходивших. Не успел он отбежать и сотни шагов, как сзади рвануло.
13. Броневик
Круглая луна быстро поднималась. Тени становились короче. Вторая ночь без сна давала о себе знать. Старики шли медленно, спотыкаясь о торчащие корни, наступали на трещавшие сучки. Ритм шагов убаюкивал. Задремавший Лукич зацепился ногой за пень и чуть не упал.
— Тяжело, Ипат. Как в тумане иду. Словно угорел.
— Терпи. На месте отдохнем. Сейчас самое время идти. Видишь, какой фонарь на небе висит, — подбадривал Ипат друга, хотя сам устал не меньше его.
До брода у Лиховой горки было еще часа полтора ходьбы. Под ногами у Лукича звонко хрустнула ветка.
— Этак мы и на заставу наскочим, — проворчал он.
— Обойдется. Места здесь глухие. Вот на дорогу выйдем, тогда другое дело, опасаться надо.
Через час тропинками вышли на поперечную дорогу из города, отсюда до оврага было недалеко.
— Какой крюк дали. Знать бы раньше, — ворчал Лукич.
Появились просветы между деревьями.
— К железному мосту следует понаведаться. Германец по нему войска возит, припасы. Подорвать бы, — подумал вслух Ипат.
— Надо полагать, уж подорван. Неужели германцу оставили, — возразил Лукич.
— Если подорван, так они его починили. У них это быстро. Видал, как дороги чинят нашими-то руками.
— Охрана на мосту большая.
— На охрану пулю найдем.
Вышли на тропинку, идущую рядом с дорогой. Шагать стало легче, под ноги ничего не попадало. На поворотах замедляли шаги, прислушивались. Вдруг Ипат услышал легкий стук лопаты о камень. Остановился.
— Слушай! — прошептал он.
Через минуту стук повторился. Сон как рукой сняло. Впереди на дороге кто-то есть. Постояли некоторое время молча, засекли направление, откуда раздавался стук. Дорога здесь делала крутой поворот к реке. Старики срезали угол. Свернули в лес и пошли охотничьими крадущимися шагами.
— На дороге, — уверенно шепнул Ипат.
Стук прекратился, но какая-то возня, шорохи и даже приглушенные человеческие голоса становились все ясней. Дед оказался прав. Когда между деревьями забелела дорога, они увидели в просветах несколько темных фигур. Люди что-то укладывали, посыпали песком.
Ипат осторожно снял курок с предохранителя винтовки, лег на землю и, упираясь локтями, пополз. Следом за ним по-пластунски передвигался Лукич. На другой стороне дороги показалась возвышенность, покрытая мелким ельником. Левее поднималась Лихова горка, куда держали путь старики. «Не наши ли? — подумал Ипат, следя за работой людей. — Что они тут делают ночью?»
Тонкий свист остановил работавших. Они выпрямились. Свист повторился. Фигуры одна за другой, пригнувшись, перебежали дорогу и скрылись в ельнике.
Старики переползли поближе, заняли удобную скрытую позицию; стали ждать. Ждать пришлось недолго. Минут через пять послышалось гудение мотора. По дороге быстро приближалась машина. Показались квадратные контуры. Броневик на несколько секунд зажигал яркие фары. Электрические снопы скользили по неровностям дороги. На полном ходу он поравнялся с притаившимися стариками. Захрустели ветки, передние колеса броневика нырнули вниз. Треск мотора, звонкие хлопки лопнувших шин и все стихло. Броневик дыбом застрял в искусно замаскированной яме. Внутри машины послышались стоны, выкрики.
— Не уйдешь! — крикнул мужской голос в ельнике.
Темные фигуры бежали к ловушке. Но не успели партизаны выбежать на дорогу, как из заднего люка броневика появилось дуло автомата и пули градом рассыпались по кустарнику. Партизаны залегли. Старики спокойно наблюдали, поджидая момента, когда им удобней будет ввязаться в эту историю. Немец, не прекращая стрелять, вылез из броневика, перебежал к канаве и там затаился. Стрельба стихла. Старики видели, как он лихорадочно торопился переменить диск, крутя головой в разные стороны. Пока он возился с диском, из ельника снова послышался голос:
— Сдавайтесь! Эй, слышите! Немчура!
Ипат узнал голос Вихарева. Немцы молчали. В броневике был кто-то еще. Люк дрогнул, приоткрылся, показалась рука. Сейчас же раздалось несколько выстрелов из ельника. Пули звонко ударили в броню и с визгом улетели вверх. Рука скрылась, но сейчас же заработал автомат из канавы, не подпуская партизан к броневику. Пока автомат стрелял, второй солдат выскочил из броневика, перебежал в канаву, устроился рядом со стрелявшим. Автомат сейчас же замолк. Восстановилась тишина. Снова твердый голос из кустарника предложил.
— Лучше сдавайтесь в плен. Слышите! Сдавайтесь в плен!
Немцы не отвечали. Они на что-то надеялись, ждали.
Ипат понял, что надо торопиться. Выждав еще несколько минут и убедившись, что в машине больше никого нет, он решил действовать. Один из немцев сидел в канаве скорчившись, направив дуло автомата в его сторону, видимо, ожидая нападения из леса, другой лежал головой к кустарнику. Ипат мотнул головой Лукичу. Два выстрела раздались одновременно. Гулкий раскатистый выстрел берданки Лукича заглушил сухой винтовочный Ипата.
— Восьмой! — сказал вслух дед, уверенный, что эти немцы его уже никогда не услышат. Приложив рупором ладони ко рту, крикнул. — Эй! Кто там в кустах! Отзывайтесь. Вихарев?
— А ты кто?
— Свои. Сосед. Ипат-охотник.
Кто-то засмеялся. Кто-то протяжно свистнул.
— Дед Ипат объявился! Вот герой. Ах, старый черт. Вот молодец! — раздались возгласы.
— Выходите, ребята! — крикнул Ипат. — Эти стрелять больше не способные.
Старики поднялись во весь рост, подошли к канаве и, убедившись, что немцы не дышат, вышли на дорогу. Со всех сторон к ним бежали люди. Вооруженные кто винтовкой, кто охотничьей двустволкой, гранатами, они выскакивали на дорогу. Некоторые, мало знавшие Ипата, направились к броневику, а знакомые обступили со всех сторон. Радостно трясли руку, хлопали по спине. Вопросы сыпались со всех сторон. Старики не успевали отвечать.
Вдруг что-то зашипело и чекнуло на дороге.
— Ложись! — резко крикнул Вихарев.
Сильный порыв ветра свалил стоявших. Сразу поняли, в чем дело: из броневика бросили гранату. Прижавшись к земле, закрыв голову руками, замерли. Граната рванула в нескольких шагах, но, к счастью, никого не задела.
— Эх, паразит! — крякнул кто-то после взрыва.
Партизаны, подошедшие к броневику раньше, пытались открыть люк.
— Штыком подцепи! — горячился молодой парень, приготовив «бутылку».
— Разве тут подцепишь. Щели-то нет.
— Осторожно, товарищи! — предупредил Вихарев. — Как бы он из пулемета…
— Пулемет у него в землю воткнулся, командир, — ответил парень. — А если сам полезет, я ему гостинец приготовил.
— Сколько их там?
— Один остался.
— Вот, черт, зараза! Крепкая коробка, — ругался пожилой партизан с широкой окладистой бородой, безуспешно старавшийся протиснуть в щель люка топор.
Ипат с группой односельчан подошел к броневику.
— Товарищ командир, заложить под него мину и конец, — предложил молодой парень.
— Мину-то закладывай, а немца нам живьем бы надо выковырнуть, — сказал Вихарев.
Ипат с усмешкой наблюдал эту сцену. Она напомнила ему другую: первую встречу его собаки Черныша с ежом. Молодой Черныш, уколов нос, с лаем, визгом долго прыгал вокруг колючего комочка, а дед, тогда еще молодой, весело хохотал, науськивая собаку.
— Погодите, ребята! — вмешался он. — Дай-ка топор, Петрович.
— Во! Дед что-то придумал.
— Ну-ка, дед, покажи ему кузькину мать.
Ипат молча взял топор из рук односельчанина, отстранил рукой близко стоявших, размахнулся и сильно ударил обухом по стальной стенке. От звонкого удара зазвенело в ушах. Веселый смех раздался вокруг.
— Правильно!
— Ну-ка, товарищи, с обоих сторон постучим.