Второе ружье было заряжено так же, как и первое. Грохнули два выстрела, один за другим. Мишени, как и в первый раз, на минуту заволокло клубами дыма. «Ничего себе бездымный», — подумал я, глядя на эту картину. Но в тире, похоже, работал вентилятор. Дым, как и в первый раз, довольно быстро рассеялся. Остался только специфический запах сгоревшего пороха, который ни с чем не спутаешь. Может быть, этот запах кому-то и не нравится. А я его люблю, хоть он и резкий. В моем сознании он связан с приятными событиями, охотой, стрельбой, добычей.
Мы вновь отправились к мишеням. Ястребов первым, а я немного сзади, как и полагалось ученику. Но на этот раз картина осыпи была другой. Дробь все равно неравномерно легла по мишеням. Но это была уже так называемая «восьмерка». То есть рисунок осыпи чем-то напоминал эту цифру.
— Для спортивной стрельбы, конечно, это тоже не очень. Но для любительской охоты вполне подойдет. «Восьмерка» — это вполне приемлемо. Ничего страшного, просто каждая четвертая утка улетит невредимой, только и всего. Больше останется другим охотникам, — ухмыльнулся Ястребов. — Сейчас мы еще кое-что проверим.
Что тут еще можно было проверять? Кажется, уже все проверили, что можно! Но если более опытный товарищ считает, что испытание не окончено, значит, так тому и быть.
Дальше же произошло вот что. Ястребов разорвал четыре пачки патронов и высыпал их тут же, на столик. Потом взял ружье и быстро его зарядил. Вошло пять патронов. Затем вскинул ружье и быстро, без какой-либо паузы, сделал подряд пять выстрелов. Тут же взял еще пять патронов, точно так же быстро загнал и их в магазин и опять выстрелил пять раз. Я совсем оглох от этой канонады. А Ястребов все не унимался. Он загонял и загонял все новые и новые патроны и не переставал палить в сторону мишеней, практически в них не целясь. Кажется, весь тир стал ходить ходуном. Или это мне только казалось из-за непрекращающегося грохота? Стреляные гильзы так и летели из ружья, падали и катились во все стороны по полу.
Наконец, на очередном выстреле ружье заклинило. Затвор отошел назад, выбросил гильзу, но не вернулся и не дослал очередной патрон в патронник. Ястребов удовлетворенно хмыкнул: «Ну, что ж, не так уж и плохо. Оно у тебя заклинивает только на третьем десятке патронов. Перегревается и заклинивает, к тому же в пазах оседают пороховые газы, они тоже мешают. Но я думаю, ты в реальной жизни не будешь так палить. А если будешь, то знай, что после двух десятков выстрелов подряд твое ружьецо может тебя и подвести».
Я выслушал эту речь, стоя навытяжку, как школьник перед умным учителем. Все, что произошло только что на моих глазах, было очень показательно. Мне на практике показали, что можно ждать от этого ружья и на что оно на самом деле способно. Оставалось только принять это к сведению и использовать, если когда-нибудь придется.
К тому же последний эксперимент показал, что у нас все-таки имелось хотя бы одно ружье удовлетворительного качества. Приклад из ореха, к тому же с каким-то еле заметным, но рисунком. При стрельбе задержек, судя по всему, не будет. Дробь ложится более или менее равномерно. То есть все хорошо. Получается, мы раскопали достойный экземпляр. Настроение у меня поднялось, я уже рвался назад в магазин, чтобы расплатиться, совершить все необходимые формальности и наконец утащить свою добычу домой.
Но Ястребов не был склонен так быстро покинуть тир. «Давай еще постреляем из малокалиберного пистолета. Ты когда-нибудь из такого стрелял? Нет? Ну, вот давай посоревнуемся, посмотрим, кто из нас лучше стреляет».
Это было неожиданное, но вместе с тем довольно интересное предложение. «На халяву» пострелять в настоящем тире из настоящего пистолета! К тому же в неформальной обстановке, когда никто не мешает. От такой возможности, я думаю, на моем месте не отказался бы никто. Я с некоторым сожалением отложил в сторону ружье, которое уже считал своим, и приготовился к новому приключению. Ястребов пошел пообщаться с хозяином тира. А я тем временем стал собирать стреляные гильзы и складывать свое ружье в коробку.
Назад мой Игорь вернулся уже с пистолетом, который довольно небрежно держал в руке. Покрутил у меня перед носом, потом стал заряжать. Я только наблюдал, ожидая, что же будет дальше. Стрельба по мишеням? Оказалось, что не по мишеням. Ястребов вытащил откуда-то пустую пачку из-под сигарет и довольно энергично бросил ее в сторону мишеней. Пачка пролетела немного и шлепнулась прямо на пол.
— Давай так: стреляем по очереди, по три патрона. Посмотрим, кто первый попадет. Если попадет, то следующий должен попасть уже на новом расстоянии, на которое она отлетит, — с этими словами Ястребов вскинул пистолет, вытянул руку, прищурился и наконец выстрелил.
Идея моего товарища была понятна: изобразить что-то похожее на кадры из ковбойского фильма. Это там подбрасывают бутылку в воздух и тут же ее разбивают метким выстрелом. Или бросают на землю жестяную банку и начинают по ней палить. Поскольку по киношному сюжету предполагается, что герой фильма не может промазать, банка после каждого выстрела отлетает все дальше и дальше, пока вообще не скрывается из вида.
Но это в кино. А у нас? Вообще-то, к этому моменту я уже смотрел на Ястребова как на оружейного бога. К тому же он был еще и кандидатом в мастера спорта по стендовой стрельбе. Ясно, что такой мастер может обращаться с любым оружием. Сейчас он покажет класс, а мне придется стрелять в коробку, которая улетит куда-то в район мишеней.
Ястребов выстрелил, пуля завизжала после рикошета. Но коробка осталась лежать на своем месте. «Промах!» — злорадно подумал я, но ничего не сказал. Ястребов дернул головой, выражая полное недоумение: «Как это мимо?» И начал целиться еще раз, более аккуратно. Но и второй, а также третий выстрелы не принесли результата. Коробка даже не шевельнулась. Ковбойский фильм никак не получался.
«Ничего себе мастер спорта. Не такой уж он и мастер. Это тебе не из ружья палить!» — все это я подумал, но не сказал. Однако полагаю, что по моему виду было нетрудно догадаться, что у меня в голове. Игорь был весь одно сплошное недоумение. Он даже не косил глазом в мою сторону. А лишь стал внимательно разглядывать пистолет, как бы своим видом давая понять, что у того что-то не в порядке с прицелом. Я безмолвствовал.
Ястребов наконец тяжело вздохнул и протянул оружие мне: «На, теперь ты попробуй. Но у него видно прицел не в порядке. Непристрелянный, одно слово». Я взял в руку пистолет, тоже как заправский спортсмен вытянул руку и попытался прицелиться. Это было совсем непросто. Пистолет не то чтобы плясал в руке. Но все равно двигался вправо-влево и вверх-вниз так, что итог стрельбы не вызывал сомнений. Совместить мушку и мишень было совершенно невозможно. Я все-таки улучил момент и как можно аккуратней потянул спусковой крючок. Щелкнул выстрел, но коробка не шевельнулась. Промах. Я прицелился еще раз. Опять промах. И в третий раз мне не удалось поразить сигаретную коробку. Та лежала от нас на расстоянии метров шести цела-целехонька.
Опять взялся стрелять Ястребов. И опять все мимо. На этот раз я взял пистолет поуверенней и целился поспокойней. Раздался выстрел и коробка вдруг отлетела метра на два. Попал! Я торжествовал. Перестрелять самого Ястребова было несказанно приятно. Я попытался оставшимися двумя выстрелами поразить цель на новом расстоянии, но не смог. Однако и одного попадания было достаточно.
На лице Игоря отразилась вся гамма неприятных чувств — разочарование, зависть, недовольство. Он вдруг стал резким и недовольным. «Дай мне», — коротко произнес он и почти вырвал пистолет из моих рук. Потом зарядил полностью магазин пистолета. Кажется, это было около десяти патронов. И начал стрелять и стрелять. Я же понял, что соревнование окончено, просто он хочет мне доказать, что умеет обращаться с подобным оружием. Выстреле на шестом или седьмом Ястребов наконец попал. Он торжествующе поглядел на меня и продолжил свое упражнение. Патроны кончились, ствол дымился, но попаданий в сигаретную пачку больше не было. «Ладно, хватит на сегодня. Что-то я не очень в форме. Надо прийти сюда, потренероваться с этим пистолетиком. Хочешь, приходи тоже, я тебя позову, когда соберусь. Пристреляем его как следует».
Было понятно, что мой дружок просто демонстрирует свое всемогущество. А может быть и на самом деле он мог сюда еще раз запросто зайти и пострелять. В любом случае я не стал ничего отвечать. А он и не ожидал ответа. Закончили значит закончили. Пора ехать в магазин и расплачиваться за ружье.
В магазине Ястребов забрал у меня оба ружья, а также паспорт и охотничий билет и исчез за прилавком. Я же остался в торговом зале и стал озираться. Народу меньше не стало. На другой стороне магазина продавались рыболовные принадлежности. Там так же, как и с нашей стороны стояла толпа. Любители рыбалки толпились у прилавка, наклонялись над ним, что-то тщательно разглядывая. В углу стоял какой-то человек, который что-то торговал из-под полы, то ли блесны, то ли лески. Никто его не гнал. Вообще, обстановка в магазине представлялась мне чем-то похожей на толкучку, на которой можно было приобрести что хочешь. Сюда люди приходили даже не только для того, чтобы что-то обязательно купить, но и обсудить с продавцом и другими любителями рыбалки важные вопросы снастей и прочего оборудования.
Наконец заявился и Ястребов. «Давай деньги. Сто восемьдесят рублей через кассу. И двадцать пять сверху, продавцу. Видел, как он с нами возился?» Возиться-то он, конечно, возился. Но по поводу двадцати пяти рублей уговора у нас никакого не было. Тем более, что я не сильно был уверен, насколько эти деньги вообще попадут к продавцу. То-то меня на этот раз не взяли за прилавок. Но я не стал спорить и вытащил искомую сумму. Тем более, что она у меня, по счастью, имелась. Ястребов схватил купюры и, как молния, исчез. А уже через минуту-другую торжественно вручил мне мои документы и ружье.
Нужно отметить, что ружье оказалось действительно замечательным. Било точно, и, главное, без задержек. Хоть Ястребов и был, по моим меркам, прохвост, тем не менее я его неоднократно поминал добрым словом за помощь в выборе этого ружья. За свои многочисленные выезды на охоту я не раз слышал от других охотников нарекания в отношении автоматического оружия. Тем приятнее было понимать, что вот у меня-то как раз такой образец, который не подведет в нужную минуту.
Впрочем, я слишком отвлекся на рассказ о покупке ружья. Читатель однако должен меня тут простить. Оружие — это центральный элемент охоты. Своим ружьем или винтовкой гордится каждый охотник. И с удовольствием расскажет вам одну-две истории, как именно его ружье оказалось самым удобным и надежным. А меткий выстрел из него принес его обладателю очередной трофей и немного охотничьей славы.
Итак, вернемся к одному из запомнившихся мне выездов на охоту с моим отцом, о котором я уже начал рассказывать. Напомню, что речь шла о поездке в подмосковный гарнизон, который располагался недалеко от Москвы, по шоссе Энтузиастов.
Сборы были закончены. Но до отъезда оставалась еще целая ночь. Вы будете смеяться, но и в этот раз я волновался, как ребенок. Хотя за плечами уже были даже не десятки, а уже, наверное, под сотню выездов на подобные мероприятия. Но тут дело было не в привычке и не в обыденности или исключительности именно этого выезда. Сама по себе охота всегда волновала и волнует меня чрезвычайно. Что-то есть в ней такое, что задевает самые сокровенные и основополагающие инстинкты души. Что-то там внутри такое срабатывает непроизвольно, и ты весь вдруг ощущаешь необыкновенно приятную дрожь, которая пронизывает все твое тело от пят до самой макушки. Какое-то необычайное предвкушение особого удовольствия, что ли. Понимание, что скоро случится то, что очень тебе необходимо и желанно.
Почему-то мне в такие мгновения иногда хочется покушать квашеной капустки. Считайте это странностью или генетическим недостатком. Но вот капуста, причем именно квашеная, подчас очень точно гармонирует с моим настроением предвкушения и ожидания. Честно признаюсь, в такие мгновения своей жизни я не настроен сильно сопротивляться инстинктивным движениям собственной души. И подчас съедаю ее больше, чем это положено для среднего советского человека. Главное, чтобы все было в унисон с внутренней гармонией. Охота значит охота.
Однако в пять утра — подъем! Все уже собрано, одеваемся, пьем чай на кухне и закусываем беляшами. Эти беляши были особенными, приготовленными матерью по специальному рецепту. И это был обязательный элемент каждой охоты, в которой мы участвовали. Соответственно, указанные беляши знали все наши друзья — охотники и неизменно претендовали на несколько из них.
Вот мы наконец вышли во двор нашего дома. Там уже стоит военный газик. Рядом прогуливаются наши товарищи по охоте.
— Что-то вы долго собирались. Так никуда не успеем. Договаривались же в пять ровно. Это на работу можно опаздывать. А на охоту — никогда!
Удивительное дело, но генералу выговаривал человек в звании полковника. Тут для того, чтобы были более понятны взаимоотношения всей этой нашей охотничьей группы, следует сделать небольшое отступление и описать всех ее членов. Тем более, что в дальнейшем они превратились в действующих лиц тех или иных происшедших в тот день событий.
Бесспорно центральной фигурой являлся генерал-лейтенант Олег Николаевич Куприянов, начальник наградного отдела Министерства обороны. Может быть, я не совсем точно называю его должность, но суть дела точно обозначаю без ошибок — он руководил подразделением Министерства обороны, которое оформляло награды. Большая это должность или маленькая? Ну, в любом случае генерал. Конечно, ему не подчинялись какие-либо войска или гарнизоны. И задача его была довольно простой — когда приходило представление на присвоение награды, надо было это оформить, вот и все. Конечно, к этому присовокуплялись различного рода проверки и консультации. Например, на месте, где-то в гарнизоне, хотят наградить человека. Но не уверены, что его героические действия достаточны для ордена, который хотелось бы попросить. Как быть? Звонят Куприянову, советуются. Он подумает и скажет, что все в порядке, не волнуйтесь, я постараюсь, чтобы не было отказа.
Важная это фигура или нет? Как сказать. В общем, конечно, не лишний знакомый наверху. Но и за карьеру, в общем, не отвечает. Можно угостить бутылкой коньяка. Или пригласить на охоту.
Олега Николаевича с отцом связывали особые отношения. Куприянов раньше отвечал за кадровую службу в Московском округе противовоздушной обороны. Имел звание полковника и находился в прямом подчинении моего отца. И вот как-то этому самому Куприянову почти стукнуло пятьдесят пять лет. По советским законам надо уходить на пенсию. Скромную пенсию полковника. А тут вдруг освободилась должность начальника наградного отдела. Да не войск противовоздушной обороны, а всех Вооруженных Сил СССР. И мой отец возьми да и порекомендуй Куприянова. А того раз да и взяли на генеральскую должность. То есть как последствие — уже никаких разговоров о пенсии, поскольку генералы, в отличие от полковников, уходят на пенсию в 60 лет. Да к тому же Олегу Николаевичу не только генерал-майора сразу дали, но и через какое-то время и генерал-лейтенанта.
По всему получалось, что Куприянов должен был быть как бы благодарен отцу. Я, конечно, не имею в виду какие-то подарки. Нет, в смысле хорошего уважительного отношения. То есть если он организует охоту, то не забудет и отца пригласить.
С другой стороны, формально этот самый Куприянов занял должность даже повыше, чем у моего папы. То есть теперь что, он мог поглядывать на моего отца как начальник на подчиненного? А вчера был всего лишь полковник?
Все это сплелось в довольно специфичные отношения между этими людьми. Олег Николаевич, несомненно, вел себя и корректно, и уважительно. Приглашал в гости, когда это было уместно. Организовывал уже упомянутые охоты. Еще в чем-то мог помочь. Но одновременно в его поведении проглядывала та самая свобода, которую более высокий начальник может себе позволить по отношению к равным себе, а то и вовсе подчиненным. Дело в том, что Куприянов был, что называется, хохмач. Он любил и умел пошутить, а то и что-то такое отколоть или сказать, что подчас граничило с завуалированной насмешкой. Слушать его было весело и приятно. Но иногда я ловил себе на мысли, что он подчас слишком вольно насмеивался над окружающими. В военной среде это особо чувствовалось, так как тут существует такое понятие, как субординация. Которая означает, что начальник может кого-то и высмеять, а подчиненному это делать не всегда следует.
Охотник он был, я бы сказал, начинающий. Его в охоту вовлек мой отец. И Куприянов занимался ею как развлечением. Это значило, что какие-то охотничьи правила он мог и нарушить. Например, подшуметь на номере. К тому же стрелял он просто скверно. В общем, в хорошей охотничьей компании — явный балласт. Но если охоту организовывал он сам, то в таком случае ему многое прощалось.