Сейчас же я стоял весь в напряжении и готовился к встрече с нашими лосями. Для себя я, как всегда в подобной ситуации, решил, что если лось выйдет на меня, буду стрелять в упор, на самой минимальной дистанции. Я слышал много рассказов опытных охотников о том, что психологически очень трудно выдержать паузу и открыть стрельбу на минимальном расстоянии. Людям всегда кажется, что зверь подошел уже совсем в упор. Они стреляют и, конечно же, мажут — до цели-то на самом деле еще далеко! А по уму надо было дождаться, когда лось не только подойдет к линии стрелков, но и начнет ее проходить. Вот тогда самый верный момент для стрельбы — и расстояние невелико, и пули пойдут не в загон.
Все эти рассказы в свое время серьезно на меня повлияли. Для себя я давно твердо решил, что не отношусь к таким слабонервным и буду стрелять на самом минимальном пределе. Что я с переменным успехом на той или иной охоте и делал. А сегодня, может быть даже смогу пропустить лося и ударю чуть в угон, что мне, сказать честно, никогда раньше не удавалось.
Пока я так сам с собой примерялся и сам себя настраивал, вдруг вдали как будто что-то мелькнуло между стволами деревьев. Однако тотчас стало ясно, что это мне просто померещилось. Больше никакого движения видно не было. Весь лес стоял в полной тишине, и никакого движения не было ни видно, ни слышно. На всякий случай я все-таки медленно-медленно поднял ружье и замер. И чтобы не выдать себя, уставился в одну точку где-то вдали. Как это ни странно, но зверь запросто может увидеть движение даже относительно небольших глаз на очень значительном расстоянии. Весь охотник замаскирован как надо, закамуфлирован. Вот только водит глазами слишком активно. И не надо в таком случае удивляться, что дичь обойдет его стороной.
Такое мое замороженное стояние продолжалось, наверное, минут пять, никак не меньше. Рука стала уставать, ствол ружья стал медленно-медленно ползти вниз. Неожиданно я уже ясно расслышал треск сучка. Точно в направлении линии моего прицеливания. Я напрягся как струна. Неужели? Наконец-то! Треск становился все сильнее. На меня явно кто-то шел, даже скорее ломился по лесу. Стали мелькать более ясные тени. Наконец стало понятно, что это два лося. Их было видно, несмотря на достаточно густой лес. Они шли как два стальных тарана. Мелкие деревья как щепки летели в разные стороны. Все ближе и ближе. Эту картину я до сих пор помню исключительно ясно. Звери именно разметывали лес. Как стальной таран.
Наконец из-за ствола здоровенной ели высунулась огромная звериная морда. Лось шел прямо на меня. Я стал выбирать точку и прицеливаться. Возникло чувство, что дистанция настолько коротка, что я могу прицелиться и попасть с точностью до размеров ладони. То есть так можно целиться на расстоянии метров десяти. «Но тут не десять же метров до этого лосины?» — промелькнуло у меня в голове.
Все это на самом деле длилось лишь миг. Я уперся мушкой прямо в ключицу лося и плавно нажал спусковой крючок. Ударил выстрел. Лось вздыбился, резко развернулся и рванул по лесу вправо и вдаль от меня. Я же вел ствол за ним, прицеливаясь в переднюю часть груди, и, невзирая на деревья, методично нажимал спусковой крючок. Куда попадет, туда и попадет! Выбирать просветы между стволами было совершенно невозможно. Какой-нибудь выстрел авось достанет моего лося. Тем более, что у меня в магазине было не два патрона, а целых пять. Экономить было совершенно ни к чему.
После первого выстрела я успел сделать еще три. За это время лось проскакал метров пятьдесят. Вдруг он с размаху всей тушей ударился в здоровенную лесину, остановился, замер, стал валиться на задние ноги и наконец целиком рухнул на землю.
Второго лося видно не видно. Однако вскоре справа от меня достаточно близко послышались выстрелы, крики. Потом еще выстрелы, на этот раз совсем далеко. Подстрелили моего второго лося? Или упустили? Если стреляли далеко, значит ушел. Выходит, следующий за мной охотник промазал. Или лишь слегка подранил.
Я помедлил мгновение и наконец двинулся к своей добыче. Вообще-то в такой ситуации не следует сходить с номера, даже если очень хочется. Вдруг кому-то в цепи придется еще стрелять? Так можно подлезть под чужую пулю. По общему правилу надо дожидаться других охотников и уж после этого добирать зверя.
Но тут я решил сделать исключение. После такой канонады все лоси, если они и было до этого рядом, теперь явно уже были далеко. Мой же лежал передо мной. Второй попал под обстрел соседнего охотника и, похоже, удрал дальше по линии стрелков. Так что дополнительная стрельба не предвиделась.
Я стал пробираться вперед точно по линии своей стрельбы до первого попадания. Одновременно считал шаги. К моему удивлению таких шагов оказалось целых сорок пять. Иным словами я открыл огонь на пределе точного прицеливания. А мне еще казалось, что стреляю я в упор, метров с пятнадцати, не больше. Куда там — не больше! Да, сто раз правы бывалые охотники. С человеческой натурой трудно что-то поделать. Но все-таки я смог удержаться и не выстрелил на более значительном расстоянии.
От места первого попадания вдоль лосиных следов тянулась полоса крови. Похоже, я своей пулей перебил чуть ли не аорту. Из раны, видимо, хлестали просто фонтаны крови, периодически, вместе с сокращением сердца, вылетая веером на несколько метров. Лось делал прыжок, и одновременно из его шеи била струя крови. Как будто кто-то поливал все вокруг, размахивая во все стороны шлангом. Зрелище было необычайное. На белом снегу эти потоки алой крови выглядели вполне в духе Сальвадора Дали.
Наконец я добрался до лежащего лося. С первого взгляда было видно, что его уже можно не добивать. На туше было всего два попадания: одно — в основание шеи, а второе — в правое заднее бедро. Попадание в шею действительно перебило крупный кровеносный сосуд. Кровь в голову перестала поступать. Именно поэтому лось и ударился в ствол дерева — он уже ничего, судя по всему, в этот момент не видел. И лежал он так, что сомнений у меня не возникло — теперь не убежит. Хотя в подобных ситуациях бывают разные случаи.
Второе попадание немного удивило меня. Когда лось удирал, я целился достаточно тщательно. При этом пытался попасть в грудь, но уж никак не в заднюю ногу. Но, надо полагать, в момент выстрела, когда начинал тянуть спусковой крючок, одновременно замедлял движение ружья. Я думаю, именно этот недостаток в моей стрельбе и вызвал такой промах. В конце концов, лось бежал не так уж и быстро. И дистанция была достаточно разумной. Понятно, когда мажешь по утке, которая летит со скоростью десять, а то и двадцать метров в секунду. Тут немудрено и промахнуться. А в данной ситуации можно было и поточнее попасть.
А где же остальные пули? Я не стал их искать. Хотя сделать это было очень просто — я шел именно там, куда и стрелял. Но и так было ясно, что они в стволах деревьев. Чего себя огорчать? И я просто повернулся и направился назад на свой номер.
Вообще, мое попадание в лося было на редкость удачным. Обычно этот лесной великан даже при самом тяжелом ранении успевает довольно далеко отбежать. Запросто приходится потом его преследовать несколько километров. А тут после моих выстрелов он упал наземь почти на месте. Очень не частый случай.
Итак, расчет егеря был лишь относительно верным. Как ни хорошо знал он лес и своих зверей, однако, несмотря на это, не смог рассчитать место их выхода на охотников. Вообще, эти лоси чуть-чуть не обошли нашу цепь стрелков. Пошли бы метров на сто левее меня, и все. Там уже не было никого. Нам просто повезло, что этого не произошло.
Вскоре подошли и другие охотники. Среди них был и мой отец. Я небрежно показывал каждому на лежавшего лося. Потом и это перестал делать. Все было ясно и так, без слов. Меня хвалили. Кто-то говорил, что когда он услышал мои выстрелы, которые следовали один за другим с хорошей паузой, то сразу понял, что я веду прицельную стрельбу. Значит, есть попадания, есть добыча. Никто не считал моих сорока пяти шагов, не искал попадания в деревья. Хотя существует полушутливое правило, что за каждое испорченное дерево — бутылка водки со стрелка. Но тут даже про это почему-то забыли.
В подошедшей ко мне группе охотников был и Виктор Иванович, наш наиболее опытный охотник, о котором я уже рассказывал. Он был довольно растерян и, рассказывая свою историю, как бы оправдывался. А произошло вот что. После моих выстрелов перед ним слева направо на расстоянии метров шестидесяти промчался лось. Это явно был второй лось из той пары, которая вышла на меня. Поскольку перед этим прозвучали мои выстрелы, Виктор Иванович был уже готов к стрельбе. И начал стрелять на самой минимальной дистанции, когда животное было точно напротив него. Сделал два выстрела, при этом целился, по его словам, в грудь лося. Времени на прицеливание было достаточно. Тем не менее, как выяснилось, никакой крови на следах не было. Виктор Иванович успел пробежать по лосиным следам метров двести и вернулся назад крайне огорченный. По всему выходило, что наш основной охотник достаточно грубо промазал в донельзя простой ситуации. Ведь условия для него были лучше, чем в тире. Он это и сам понимал, а потому просто не знал, куда деваться и что сказать. У меня возникло смешанное чувство. С одной стороны, жаль было, что мой товарищ по охоте попал в такое положение, а дичь убежала невредимая. С другой стороны, а о чем он думал, когда, пусть и неосознанно, претендовал на роль особо опытного охотника? Чем выше залезешь, тем больнее падать — вполне справедливая и хорошо известная пословица. Вел бы себя с запасом, слегка поскромнее, не пришлось бы попадать в столь неловкое положение. Теперь же он превратился в легкую мишень для насмешек. Пусть никто не острил и не насмехался, но все было и так предельно ясно, без каких-либо слов.
Впрочем, и без Виктора Ивановича у нас и так уже были два убитых лося. Куда уж больше! Все остановились, сошлись в кучу, стали обсуждать охоту. Шло время. Появилась бутылка водки, которая тут же была без остатка выпита. Мне налили поменьше, чем полстакана, и я его махнул, что называется, не глядя. Водка оказалась особая. Она обожгла, но не как обычно, а совсем по-другому. Я испытал ясное чувство, что пью кровь только что убитого мной лося. Прямо из перебитой аорты, горячую, даже кипящую. А чего врать? Что почувствовал, то и описываю. Именно такое чувство у меня и возникло. А почему и откуда, этого не знаю. Надо, наверное, покопаться в темных закоулках загадочной человеческой психологии. Хотя у меня на самом деле есть совсем другое объяснение. Это был незримый духовный контакт с миром теней. В котором теперь и гулял мой лось, не опасаясь никаких охотников.
Пока мы безмятежно пьянствовали, другие оказались более деловыми. Стас не стал тратить с нами время на выпивку и болтовню, а вместо этого решил пройтись дальше по следам лося, по которому стрелял и не попал Виктор Иванович. Вообще-то, это было очень правильное решение. Тут Стас действовал как настоящий охотник. Попали или не попали, а надо проверить как следует. Двести метров — мало.
Наши разговоры длились достаточно долго. Нашлась и еще водка, которая тоже пошла в дело. Наконец вернулся и Стасик. Он просто сиял. Оказалось, что в нескольких километрах от нас он наконец вышел на лося. Тот лежал на брюхе, поджав ноги, И не шевелился. Один выстрел в голову — и еще один трофей. Причем Стас, как всегда, стрелял в упор. Поскольку выстрел был направлен сверху вниз, мы его вовсе не услышали. К тому же деревья тоже поглотили звук на таком расстоянии.
Стас рассказал, что у лося уже было два попадания в нижнюю заднюю часть брюха, почти под заднюю ногу. Выходит, Виктор Иванович все-таки не промазал! Просто он не сделал необходимого упреждения при стрельбе (точнее, недооценил дистанцию, как и я). Да еще и занизил. Пули попали в брюхо, в его заднюю часть. Поэтому и не было следов крови. Она вся выливалась внутрь брюшины. Наконец через несколько километров обессиленный лось лег на брюхо, и тут-то его и достал наш доблестный Стасик. А, каков охотник! Всем нам нос утер.
Вообще-то уже можно было собираться и назад, в гарнизон. Но, как выяснилось, еще не все охотники подошли. Не было одного из замов начальника гарнизона, который пошел с егерями в загон. Сами егеря уже явились и стояли тут как тут. А третьего человека из загона все не было. Не случилось ли что-то? Мы стали беспокоиться. А начальник гарнизона и вовсе заметался. Дело было даже не в том, случилось что-то или нет. Конечно, вряд ли случилось. Просто охотник заблудился, вот и все. Но получалось, что важные генералы должны тратить свое драгоценное время на ожидание, а то и поиски местного вояки, который сам должен был нам помогать.
Конечно, ни я, ни наши генералы так не думали. Потерялся, значит, подождем, а то и пойдем искать. Нет проблем, охота есть охота. Но начальнику гарнизона было явно неприятно. Наступал момент, когда надо было принимать решение бросать товарища в лесу, и пусть сам выходит как может. Или снаряжать экспедицию на его поиски.
Решили для начала стрелять в воздух. Я в этом мероприятии не стал участвовать. Было жалко и своих хороших патронов, и ружья. Нечего его изнашивать без нужды. Но другие стали палить дуплетами без передышки. Всего было сделано не менее двадцати выстрелов. Но в ответ мы не услышали ничего — ни выстрелов, ни криков.
Потом, уже через минуту-другую после окончания стрельбы вдали послышался дуплет. Причем не из загона, куда мы смотрели и палили, а совсем с другой стороны, слева и даже немного сзади. Потом, еще немного погодя появился и потерявшийся охотник. «Во как заблудился, если бы не стрельба, точно потерялся бы», — резонно подумал я.
Однако подошедший не выглядел растерянным или виноватым. Хотя потеря ориентации в лесу характеризовала его не с лучшей стороны. Что же произошло, как так получилось, что он заблудился? Тут потерявшийся хоть немного сбивчиво, но сообщил нам следующее:
— Мы с егерями втроем пошли в загон. Они двинулись прямо на вас, на то место, где должна была стоять цепь. А я пошел по следам группы лосей. Поначалу все было хорошо, лоси шли прямо, и по всему выходило, что они попадут на стрелков. Но потом я вдруг увидел, что один из лосей стал отходить от основной группы. Пригляделся и увидел следы крови. Совсем немного. Но получалось, что это животное было ранено. Тяжело или легко? По следам крови — легко. Ведь ее почти не было. Но тогда почему оно стало отходить от основной группы? Короче, посоветоваться было не с кем, егеря уже ушли довольно далеко. И я принял волевое решение пойти по этим следам. А они стали отклоняться все дальше и дальше вправо. Наконец они пересекли дорогу, по которой только что прошли газики с охотниками, которые должны были встать на номера. Переходить дорогу или нет? Так можно было уйти довольно далеко. Я все-таки решил пройтись еще немного и посмотреть, как идет кровь из раны. Если ее будет совсем немного, то тогда вернусь. Однако через метров пятьсот следы крови стали заметнее. Делать было нечего, надо было преследовать до победного конца. Что я и сделал. И, представьте себе, достал этого лося! Он был ранен в живот и в конце концов обессилел от потери крови и упал. Мне оставалось только добить его. Так что я не претендую на то, что это мой лось. Я его только добивал. А потом пошел на вас, на ваши выстрелы. И вот я тут!
— Так ты завалил еще одного лося? Ну ты молодец! Вот это охотник! Вот какие у меня заместители! — это завопил начальник гарнизона. Из виноватого тот враз превратился в победителя. У него, как получалось, заместители были и боевые, и самостоятельные, и умные. В общем, все сразу. Не зря, выходит, он их взял с собой на генеральскую охоту.
Так вот что за глухой звук, похожий на выстрел, слышал я! Значит, это действительно был выстрел, которым наш охотник добивал раненного лося. Вообще-то, по правилам загонной охоты, если ты слышишь выстрел, то больше стрелять по дичи нельзя до тех пор, пока не выяснится, убито животное или нет. А иначе возможен перестрел. Простыми словами, браконьерство. Теоретически, когда я услышал этот глухой звук, должен был прекратить охоту. Но на практике ситуация, как мы видим, может сложиться так, что и нарочно не придумаешь. Вот, например, в нашем случае выстрел был неявным. Даже и не поймешь, выстрел это или еще что-то. И неясно, стрелял ли это наш охотник или еще кто-то из другой команды, кто подошел к нам достаточно близко. Как поступать в таком случае? Вообще-то, охотник, который добил этого лося, должен был сделать в воздух несколько ясных выстрелов, лучше дуплетов. Тогда остальным было бы совершенно ясно, что охота завершена. Но он так не сделал. И ясно почему. У нас была, что называется, блатная охота. Сколько застрелите, столько и хорошо. Но в другой ситуации наши действия могли быть запросто квалифицированы как перестрел, браконьерство и все что угодно в таком духе.
Однако нашему торжеству не было предела. Четыре лося! Вот это добыча! Ай да охота! Но нашу радость, как выяснилось, разделяли далеко не все. Егеря стояли чуть в сторонке и выглядели явно недовольными. Хотя они все-таки не осмеливались подойти и сказать нам прямо, что именно их не устраивает. Но это и так было понятно. Лес не резиновый и лосей тут не бесконечное количество. Если за одну охоту заваливать по четыре лося, то скоро тут ничего вообще не останется. Кроме того, по словам егерей, для добычи на мясо было достаточно и одного лося. Остальных придется оформлять как спортивных и просто сдать государству.
Этим последним объяснениям я, конечно, ничуть не поверил. За кого они нас принимали, эти егеря, за полных дураков? Что, мы не понимаем, как такие дела делаются? Никаких особых посторонних свидетелей всей этой нашей охоты не было. Никаких ни милиционеров, ни прокуроров, ни других проверяющих товарищей. Только генералы, их родственники и знакомые, местное гарнизонное начальство и сами егеря. Прямо они так вот и кинутся оформлять всех лосей по полному закону и сдавать, давясь слезами, злому государству! Как же, держи карман шире. Конечно, они одного лося поделят на всех, тут деваться некуда. А остальных просто заберут себе, вот и все. И никакой сдачи спортивных лосей в казну никогда не будет. Просто они не хотят делить остальных лосей на всех охотников.