Итак, вся группа двинулась. Пошли мы назад, в сторону милицейского дома. Но до него не дошли, а повернули прямо в лес. Шли один за другим, довольно быстро. Я даже не могу сказать, передвигались ли мы по заранее проложенной лыжне или нет. Мы с Володькой катились в самом конце и в любом случае по уже хорошему лыжному следу. Наши сопровождающие чуть впереди. Они время от времени оглядывались на нас, видимо, проверяя, не отстали ли мы. Но темп был, в общем, невысокий, отставать мы определенно не собирались.
Так продолжалось не менее часа. Прошли мы, наверное, не меньше нескольких километров. Причем передвигались исключительно по лесным просекам, которые переходили из одной в другую. Однако группа никуда не сворачивала, ехали точно по прямой. Лес стоял заснеженный, тихий. Мороз был по-прежнему крепкий, но уже не кусался. Более того, двигаясь, мы довольно прилично согрелись.
Тем временем ночь перешла в утренние сумерки, а те сменились хорошим ясным зимним утром. Стало довольно светло. Я стал более внимательно оглядываться по сторонам. Следов было совсем немного. Вообще-то, в предыдущий день шел снег. И он запорошил все, что только можно. Иногда виднелись цепочки глубоких вмятин, шедших поперек просеки. Местами их совсем засыпало снегом, в других местах они все-таки угадывались. Это были следы крупного животного. Но прошел он тут не только что, а довольно давно. Как давно? Оставалось надеяться, что впереди идущие охотники хорошо разбирались в местной обстановке. А как же иначе?
Вообще, я ожидал, что вся группа будет останавливаться тогда, когда мы будем видеть следы лосей. Через минут двадцать мы перешли через свежие лосиные следы. Это был одиночка, и, похоже, довольно крупный. Шел он справа налево, причем медленно. Но почему-то он не заинтересовал никого из нашей охотничьей бригады.
Наконец на ничем не выдающемся пересечении двух просек мы все остановились. Наш Миша отправился к Дубленке за указаниями. Но беседа была предельно краткой. Владелец дубленки махнул Мише по направлению одной из просек, чем тот вполне и удовлетворился. Выходило, что мы должны были пойти именно туда. А остальные? В загон? А как же обрезать, выяснять, вообще есть тут лось или нет?
Все вопросы, как всегда, остались без ответов. Оставалось предположить, что мы именно сейчас и вышли на настоящее место охоты. Пройдем куда-нибудь в сторонку, в удобном месте расположимся, дождемся своего часа. И ударим изо всех стволов, только держись. С этими мыслями мы с Володей и последовали за Михаилом и его другом. Остальная группа осталась позади. Я оглянулся пару раз, но они все не расходились. Продолжали совещаться, как удобнее обложить лося? Это было неизвестно. Еще минута, и группу скрыл из вида очередной изгиб нашей просеки.
Вот тут мы точно пошли по нетронутому снегу. До нас тут никто ни ходил, ни ездил. А если и ходил, то довольно давно. Снег в любом случае скрыл от нас все следы. Наш Миша и его товарищ шли впереди, ружья они сняли с плеча и держали на изготовку. Из чего я сделал вывод, что они готовы стрелять, если встретят достойную цель. Но цель никак не попадалась. А отошли мы уже довольно далеко. Более того, никаких следов лося мы тоже больше не встретили. Зато заячьих стало встречаться довольно много. Я с удовольствием их разглядывал. В свое время отец хорошо меня поднатаскал по зайцу. Собственно говоря, знать-то тут особенно было нечего. Просто на бегу заяц заносит задние ноги за передние. Поэтому след имеет характерный рисунок, который ни с чем не спутаешь. И по расположению отпечатков передних и задних лап можно судить, в каком именно направлении двигался заяц. Хотя это можно довольно легко выяснить и по снегу, который был выброшен из следов. В какую сторону полетел снег, туда и двигался зверь.
Еще заяц отличается тем, что петляет и делает так называемые скидки. То есть время от времени совершает довольно большие прыжки в неожиданном направлении. Сразу и не разберешься, куда именно он дальше пошел. Соответственно, существует и охота по заячьему следу. Идет себе охотник потихоньку и распутывает свежий след. По его характеру примечает, что заяц уж слишком петляет и хитрит. Значит, близко лежка. Если идти осторожно, то можно надеяться, что заяц выскочит лишь в последний момент, а не заранее, когда охотник еще далеко. Тут уж стреляй, не зевай!
Мы однако все шли по лесной просеке. Как мне казалось, при этом уже удалились от основной группы не менее, чем на пару километров. Наши провожатые, однако, шли уверенно, хотя и не слишком быстро. Миша наконец повесил свое ружье на плечо. Видно надоело тащить его на изготовку. А его товарищ, который теперь шел первым, продолжал держать свое ружье в руках. Мы настороженно поглядывали по сторонам, но свои ружья снимать не стали. Может, это было и неправильно, не в духе хорошей охоты, когда всегда находишься наготове. Но уж больно расслабили нас все предыдущие события. Длинный переход без попытки выследить зверя. Теперь наше путешествие куда-то в сторону и без видимой цели.
Наконец мы вышли на довольно большое открытое пространство. По сути, это был край леса, дальше начинались, судя по всему, колхозные поля или что-то в таком духе. Вдали виднелся лес, но до него было не менее километра, если не больше. И все это была одна нетронутая снежная равнина, которая ослепительно блестела в лучах утреннего солнца. Только тут я осознал, что небо немного расчистилось. Солнечные лучи отражались в снежных сугробах и нестерпимо слепили глаза. В воздухе висела какая-то еле заметная белесая дымка. В общем, зрелище было одновременно и захватывающим, и грандиозным. Я вдохнул морозный воздух поглубже и лишний раз подивился особой красоте бескрайней зимней целины. Наверное, даже ради только таких мгновений стоило выбраться за город.
Эти мои пафосные размышления длились недолго. Миша и его товарищ стали совещаться, куда идти дальше. В общем, это даже было какое-то подобие спора. Миша предлагал перейти заснеженное пространство по целине. А его друг думал, что полезнее двигаться по краю леса. Тут можно поднять лося. Мы с Володей стояли и молча слушали спор двух охотничьих «светил». По целине идти не очень хотелось. Но и по краю леса было бы примерно то же самое. Снега намело довольно много. В лесу, на просеке тоже было довольно снежно. Но тут были видны целые барханы снега с неровной вверху кромкой. Можно было себе представить, как мы будем вязнуть, когда попытаемся перебраться через них.
Победил Миша. И мы двинулись по первозданной целине. Предполагалось, что мы срежем большой кусок и выйдем к лесному массиву, выдававшемуся в поле далеко слева. Однако эта наша попытка сразу наткнулась на серьезные препятствия. Снегу было не просто много, а совсем много. И, конечно же, сказалось, что это было пахотное поле. Если бы под снегом лежала ровная земля, еще полбеды. Но тут земля была неровная, в виде длиннющих глубоких борозд. И видно их, в общем, не было. Но очень быстро мы провались, несмотря на лыжи, в одну из таких ямин. Ноги увязли, лыжи стали цепляться за невидимые под снегом препятствия. Так продолжалось метров двести. Миша пошел впереди, но очень быстро стало понятно, что затея наша была сомнительной. Даже мы, хотя и шли сзади по уже протоптанной лыжне, путались в ямах и неровностях пахотного поля. А Мише вообще приходилось высоко задирать ноги с лыжами, чтобы сделать почти каждый очередной шаг. Если бы снег был менее пушистым и хоть слегка слежавшимся, наш переход был бы скорее всего более легким и приятным. Но поверхностный снежок оказался слишком рыхлым. При этом покрывал землю довольно толстым слоем.
Наконец Миша без лишних слов сдался и повернул назад, к лесной опушке. Эти метры до леса показались мне намного полегче. То ли снег тут лежал плотнее, то ли психологически назад было приятнее идти, я не знаю. Но дальше мы пошли уже вдоль леса.
Нельзя сказать, чтобы наш новый путь оказался совсем беспроблемным. Но все-таки вдоль опушки не встречалось слишком уж глубоких рытвин. Конечно, то тут, то там из снега торчали кусты и отдельные ростки каких-то небольших деревьев. Но их мы более или менее успешно обходили, то ближе к лесу, то выбираясь назад, в поле.
В какой-то момент наши спутники решили радикально облегчить себе жизнь. Миша остановился, подождал, когда мы подойдем, и промолвил: «Давайте теперь вы впереди. А то тут довольно трудно. Ну, что все я да я? А я уж умаялся, ей Богу!» Мишин приятель ничего не сказал, но всем своим видом показал, что и он довольно-таки утомился. Мы не стали возражать. И так уже последний час и я, и Володька относительно комфортно катились позади по протоптанной лыжне. Пора было и честь знать. Теперь уже нам предстояло прокладывать путь другим.
Я вызвался первым. Этого моего порыва хватило на несколько сотен метров. Если бы лыжи были пошире и с другими креплениями, не было бы никакой проблемы. На то лыжи и изобретены, чтобы свободно передвигаться по снегу, в том числе и нетронутому. Но у меня была совсем иная история. Школьные лыжи были ни два ни полтора. Недостаточно широкие. И с отвратительными креплениями. То есть они в полной мере проваливались на такую глубину, когда их носки увязали намного ниже поверхности. Когда я делал шаг вперед, лыжа не выныривала из снежной глубины. В результате мне приходилось тащиться по колено в снегу, а не катиться по поверхности. Конечно же, это занятие даже с самой большой натяжкой нельзя было назвать скольжением по снегу. Это было явно что-то другое. Если бы я снял эти лыжи, то даже просто в валенках, и то, скорее всего, не провалился бы глубже. Глубже было некуда.
В общем, надолго меня не хватило. Я, понятное дело, не запросил пощады. И продолжал бы так ползти хоть до вечера. Но скорость нашего передвижения упала настолько, что наконец наши провожатые не выдержали. Миша обогнал меня и занял место впереди. Я спорить не стал.
Надо отметить, что у Михаила, судя по всему, были собственные лыжи, а не выданные с милицейского склада. И они намного лучше подходили для нашего путешествия. Пошире и подлиннее моих. А главное, с полужесткими креплениями. В результате лыжник проваливался не так глубоко, как я. А следовательно, шел намного легче. Итак, попытка использовать нас в качестве снежного авангарда провалилась настолько в очевидной форме, что до конца охоты этот вопрос больше не возникал ни разу.
А где же все остальные охотники? Их не было ни слышно, ни видно. Никаких криков в загоне, а тем более выстрелов. Нас окружала первозданная тишина. Ни охотников, ни зверей, ни даже их следов. Только мы и белое молчание вокруг. А ведь мы должны были выйти на какой-то фланг загона!
Дальше был длиннющий переход вдоль леса. Мы все ползли и ползли по снегу, предположительно приближаясь к какой-то невидимой цели. Никаких лосей, однако, не было видно и в помине.
При нашем приближении с некоторых деревьев осыпался снег. Сказать честно, это было единственное, что хоть как-то оживляло картину происходящего. Я смотрел на падавшие с веток комья снега. Те, которые летели с самого верха, ударялись по пути об ветки пониже. Дальше уже начиналась небольшая снежная лавина, нараставшая по пути. Наконец вся снежная масса падала под дерево, а оно, как бы встрепенувшись, расправляло ветки, освободившиеся от снежного гнета.
Как говорят в сказке, долго ли, коротко ли, но наше хождение «за три моря» наконец закончилось. Мы добрались до той самой лесной гривки, которая теперь предстала перед нами во всей своей красе. Собственно, никакой особой в ней красы не было. Сосны как сосны. Но я все-таки ими залюбовался. Стройные, высокие. Наверное, именно такие в былые времена и шли на изготовление мачт для кораблей. Одно слово, корабельный лес.
Однако никаких следов оставшейся группы охотников и тут не наблюдалось. Володька высказал предположение, что это и был предполагаемый фланг загона. Фланг флангом, но где сам-то загон? Мы же должны были его слышать. Или как? Просто гуляем по просторам нашей родины и ждем, когда в поле зрения окажется лось, согнанный где-то в стороне нашими партнерами по мероприятию? По всему выходило, что именно так. Но наши провожатые ни в какие объяснения пускаться не стали. Не то чтобы они не снизошли до наших вопросов. Нет, тут было что-то другое. Они стояли, слушали, что называется, во все уши. Но ничего достойного их внимания явно не слышали. И на лицах молодых людей появилось чувство большой заботы. Такой заботы, что стало не до наших вопросов. Я не стал огорчать себя предположениями о том, что мы просто вульгарно заблудились. Но что-то похожее на эту мысль, все-таки посетило мою голову.
Стояние на месте продолжалось уже довольно долго. Мы даже вытоптали небольшую удобную площадку и как бы немножко подкатывались по ней взад и вперед, чтобы не совсем стоять на месте. Мысли о добыче уже отошли на задний план. Их место заняли размышления о том, что в таких лесах не трудно и потерять какие-то ориентиры. Я все-таки гнал от себя зловредную мысль, что мы потерялись в лесу, как дети. Это казалось невероятным с местными жителями, которые были специально назначены к нам провожатыми.
В любом случае взаимопонимание с основной группой было явно потеряно. Похоже, что мы тут должны были услышать загон и в случае удачи даже что-нибудь подстрелить. Но никакого загона не было. То ли мы вышли слишком далеко, то ли загон просто не состоялся. И не было никакого способа, чтобы как-то выяснить, что же происходит на самом деле. В то время навигаторы, обычные сейчас, вообще считались шпионским оборудованием. А мобильные телефоны просто не существовали. В лучшем случае телефоны в машинах оперативных служб и высшего руководства страны.
Наконец наши двое аборигенов пришли к какому-то выводу. И уверенными голосами предложили нам продолжить лыжный поход. Откуда взялась эта уверенность, было непонятно. И опять дело не дошло до подробных объяснений. А нам было просто сказано предельно безапелляционным тоном, что надо пройти немного подальше. А там свернуть в лес.
— Там будет просека. Хорошая просека. Надо будет пройти по ней подальше.
Никаких уточнений по поводу того, что в результате такого перехода случится, не последовало. Найдем других охотников? Окажемся на номерах загона? Все как бы предполагалось само собой. Опытные охотники в виде Миши и его дружка, видимо, и так знали, что и как всем нам надо делать. А мне и Володьке лишь следовало не волноваться и следовать за ними в полной боевой готовности, не задавая глупых вопросов. Мы спорить не стали. Если начнешь расспрашивать и настаивать, то, конечно, какой-то ответ получишь. Но в таком случае и сам примешь на себя ответственность за последующие действия. А вот этого в подобной ситуации нам с Володей совсем не хотелось делать. Было намного проще тащиться за нашими поводырями и ждать хорошего окончания всей этой затеи.
Переход вдоль опушки продолжился. И, действительно, через какое-то время в лесу образовалась просека. Она была такой же заснеженной, как и та, по которой мы шли час назад. Наши провожатые остановились и стали совещаться. Говорили они довольно тихо, а когда мы подошли, они и вовсе примолкли.
— Ну что, сюда идем?
На этот мой вопрос Миша кивнул скорее утвердительно, чем отрицательно. И посмотрел на своего друга. Тот не стал утруждать себя никакими кивками, а просто отвернулся и глубоко задумался. Пауза затягивалась. А мы с Володей недоумевали все больше и больше.
— Что-то загона никак не слышно, — отважился наконец я. Выводить на чистую воду молодых ребят совсем не хотелось. Еще больше не хотелось услышать, что мы потерялись, а где все остальные охотники, неизвестно. Но иначе наше положение выглядело и вовсе глупым. Местные мальчишки таскают важных московских гостей по пустому лесу, а те безропотно тащатся за ними, боясь пикнуть хоть слово.
— Пошли по просеке! Мы, наверное, чуть далековато ушли, — с этими словами Миша двинулся вглубь леса, как бы пресекая все остальные расспросы. Его дружок вылез из сугроба и двинулся за ним. Нам ничего не оставалось, как последовать за ними. Однако для себя я отметил: «Миша только что, пусть и в неявной форме, но признал, что мы находились не там, где должны были. Пусть немного не там, но все-таки не там».
Похоже, смысл Мишиного нынешнего замысла был таков. Поскольку мы пришли по определенной просеке, то возвращаться по ней же негоже, слишком очевидным будет промах в ориентации. Говоря проще, все поймут, что Миша и сам толком не знает, куда надо идти. А вот если пойти назад по другой просеке, параллельной первой, то, во-первых, будешь возвращаться примерно туда же, откуда пришел. И, во-вторых, эти городские зазнайки не поймут, что их провожатые вульгарно заблудились.
Может быть, я и ошибался относительно мыслей, бродивших в голове местных жителей, водивших нас по лесу. А может и нет. Во всяком случае, многое говорило в пользу правильности моих догадок. В конце концов я улучил момент и тихо спросил Володьку: «Куда мы идем-то? Тебе ничего не кажется?» Тот глянул на меня взглядом, который можно было понять как проницательный. Мол, и ты догадался, что эти хлопцы сами не знают, куда идти? Но вопреки этому своему взгляду как бы нехотя произнес, покривив однако губы: «Чего обсуждать. Сами завели, пусть сами и выводят». Я оценил дипломатический такт моего партнера по охоте. Ему не хотелось слишком прямо признавать, что мероприятие, на которое он меня подбил, было на самом деле низкого качества. Мягко говоря. С другой стороны, я и не думал никого критиковать. Из Москвы было совершенно невозможно определить, что именно нас ждет в этой подмосковной деревенской глубинке.