– Нет, у меня родителей. А Орбод сам подарил мне ошейник, умер его щенок, вот и отдал за ненадобностью, пожалев сироту. Давайте за него плату!
– Две монеты, не больше.
Дайко выкатил от удивления глаза, сморщил лицо и потянулся рукой за ошейником.
– Это просто обдираловка! Отдайте назад, я найду иной способ его пристроить! – но ростовщик с силой стукнул Дайко по руке и, зажав предмет торга в кулаке, осклабил зубы:
– Обдираловка говоришь! Нет, это что-то более лихое. Это грабёж! Ты снял где-то этот ошейник, паршивец, и пытаешься его продать достойным людям. Мне стоит теперь отправиться по этому адресу, а лучше сразу вызвать полицейского. Тогда мы всё узнаем! А люди почтенные всегда найдут способ сквитаться с таким, как ты. Собаке, я надеюсь, ты ничего не сделал? Не оставил её в беде? – и Паук опять загоготал зловещим своим смехом. – Соглашайся на то, что тебе дают! И проваливай! – закричал ростовщик, и изо рта его вырвалось что-то такое страшное, непотребное. Дайко подумал, что это было настоящее матросское ругательство. Он много слышал о том, что именно в порту можно достичь вершин совершенства в бранном искусстве, но так и не научился ничему такому хлесткому работая там.
– Ладно, я согласен. Давайте монеты, – и Дайко вытянул руку.
– То-то же, – промолвил Паук и бросил монеты на стойку. – Всё равно купишь себе что-то расточительное и неэкономное!
– Много на эти гроши не купишь, – проворчал обиженно Дайко и побрёл к выходу.
– Ты заходи, если раздобудешь что-то ещё! – кричал ему вслед довольный Паук.
Дайко в расстроенных чувствах удалялся от дома ростовщика. Дела его так и не заладились. Мало того, что не выручил почти ничего за ошейник, так ещё и доберман Ревузи штанину порвал, напав на него у лестницы. Денег на обед не хватало, лишь самую незначительную малость мог Дайко себе позволить, и он решил насытить себя только вечером перед сном для лучшего отдыха и крепких сновидений. А теперь, достав из кармана пуговицу, он стал жевать её. Это всегда помогало и раньше в унылые времена.
Он вышел на небольшую улицу. Слева и справа расположились торговые ряды, люди переходили с одной стороны на другую, приценивались, сговаривались, покупали. Как это здорово! Вот так вот ходить, выбирать, становится владетелем вещи, пусть даже и самой незначительной. Здесь съестные лотки, а за ними ящики, а в них фрукты и овощи разные – и каких тут только нет цветов и объёмов! Вот бы прихватить с собой хоть что-нибудь. А там, на другой стороне, пироги румяные – сочники, манники, ватрушки сладкие, кулебяки, расстегаи, курники мясные. Все такие вкусные, но нужно терпеть, а может попросить, и он просит.
Он рассказывает торговке, что рождались в его семье дети многажды, но все помирали в раннем возрасте ни с того ни с сего. Один он остался, младшенький. Взяла как-то мать его в церковь на таинство, оставила корзину с ним послушнице, а сама к священнику в исповедальню отправилась, а он вылез и схоронился за аналоем, укрывшись за его пеленой и паволокой. Темно было, не разглядели они его. Мать тогда во всём и призналась. Рассказала, что полюбила отца его страстно, Богу непрестанно молилась, говорила, что не нужно ей ничего кроме любви его и соседства, что от всякого другого счастья на свете готова отказаться. Шесть дней всё молилась и плакала. А на седьмой отец и свататься к ней пришёл. Стали жить они вместе, как неразлучники, а детей их всё Бог к себе на небо призывает. Сказал тогда священник, что пока шестерых детей не изведёт несчастье, не родятся у матери чада здоровые и таланные. Услышал про то Дайко, вспомнил, что он шестым в семье уродился, испугался участи своей неминучей и сбежал из дома, подальше от матери. И спасло то его от гибели и теперь сиротой несчастной он по городу мается, ищет сочувствия и понимания в людях. И не будет ли торговка к нему добра и не накормит ли его в честь праздника. Но не поверила она ему и прогнала.
Получив отказ, Дайко разругался с торговкой и перевернул её лоток, чем неосторожно привлёк к себе внимание подростков, стоявших неподалёку. Ожидания его скверные подтвердились – они двинулись вслед за ним, шушукаясь позади и посвистывая. Дайко свернул в переулок и быстрым шагом двинулся прочь от новых знакомцев. Вскоре позади стали раздаваться какие-то возгласы, потом ему послышались разные бранные окрики. Но Дайко не останавливался, лишь старался ускорить шаг.
Он шёл между домами и надеялся, что скоро выйдет куда-то. Но он заблудился, и дорога его скоро закончилась. Выйдя на небольшой двор, он упёрся в огромные полуразвалившиеся ворота, в проушинах которых висел ржавый замок. Слева и справа к воротам примыкал высокий решётчатый забор. Перелезть такой Дайко не мог, а идти дальше было некуда. Тогда он толкнул ворота, попытался проскользнуть мимо решёток, но всё зря. Он угодил в ловушку. Спрятавшись за разбитыми ящиками, расположенными у стены дома, он слышал, как двор наполнился голосами и звуками, как кто-то спорил и шептался, дёргал ворота и лязгал замком. А потом всё стихло, и он понял, что его обнаружили.
– Эй, парень, вылезай! Видим следы твои мокрые. Вылезай или хуже будет!
Дайко вышел из-за ящиков и несмело подошёл к подросткам. Это были дети, как дети, такие же, как и он сам, несчастные, брошенные с рожденья, не знавшие детства, привыкшие, что их гонят и травят. Лица их были гладкими и приятными, но что-то искажённое было в этих лицах, взгляд их глаз блестел чем-то звериным, никакого человеческого чувства нельзя было в них различить. Намерения их ожесточённых сердец были ему понятны. Дайко съёжился и выставил вперёд локоть, ожидая удара.
– Ну, вот, парень. Так уже лучше, – проговорил, улыбаясь, один из подростков. – Ты заблудился? Тут глухие места и прохода нет. Нужно тебе возвращаться обратно по той дороге, что позади нас.
– Ага, спасибо. Тогда я пойду.
– Да, конечно, иди. Только скажи, должны ли мы за проход тебе что-то?
– Нет, с чего это?
– Нет, значит. Ну, тогда ты плати. За проход. Ты должен заплатить.
– Я, почему?
– Жизнь такова, кто-то всегда должен заплатить, – и подростки обступили Дайко со всех сторон.
– Не тронь! – только и успел крикнуть он, но кто-то уже хватал его сзади за пальто, что-то ударило больно по голове, а потом по уху, шею сдавил шарф, к горлу подступило удушье, кто-то снизу цеплялся за ноги, а потом Дайко упал. Он потерял сознание и ничего уже больше не ощущал.
Постскриптум
Прошёл месяц. Каждое утро Дайко просыпался в саду Вадупак, встречал несчастного Орбода, отказывал ему, шёл к ростовщику, потом старался потратить на еду вырученные деньги и дойти до центральной площади города Грубретеп. Но каждый его день оканчивался одинаково скверно, и намерений своих он так и не воплощал. Несколько раз на него наезжала повозка, хулиганы всего города познакомились с ним, равнодушные стражи порядка часто заточали его в холодные камеры, однажды он даже провалился под лёд, и чего только ещё с ним не случилось за это время.
И вот, в тридцать первый раз просыпаясь на лавке в саду Вадупак, он внезапно предположил, что дурное начало дня может вести к худому его завершению. И тогда он помог достать Кусаку, и господин Орбод позвал Дайко к себе домой, там они напились горячего шоколада, и мальчик впервые попробовал яблочный пирог с шариком сладкого разноцветного мороженного. А после Орбод предложил Дайко работу, кров и питание в своём магазине игрушек и заплатил десять монет вперёд. И, конечно, Дайко согласился и очень его благодарил. А потом он отправился к Пауку Гревзи и разыскал несчастную женщину и её маленькую дочку. Он рассказал им о добром сердце Орбода и заверил, что если они обратятся к нему, то старик обязательно что-нибудь придумает и поможет им. А потом они втроём отправились встречать Новый год на центральную площадь города Грубретеп. Там повсюду были улыбки и смех, и какой-то богач угостил их в честь праздника. А в полночь случился салют, и господин Тик громко пел, поздравляя горожан с новым счастьем, и все вокруг кричали и восторженно ему аплодировали. А потом Дайко катал маленькую девочку на карусели. Она визжала и смеялась, и это было так хорошо, так здорово.
И много всего случилось затем с Дайко, но дела его утренние с тех пор всегда были добрыми, всегда правильными, и дни его от того наполнялись круглый год новогодним теплом и радостью. А, вы, всегда правильно начинаете свой день? Всегда впускаете в свою жизнь счастливые возможности Нового года?