Выйдя из ванной комнаты, она взяла мобильный телефон и написала смс-сообщение мужу. «Долетела благополучно, очень устала, приняла душ, ложусь спать. Люблю, скучаю, целую». Подумав, что Андрею это будет приятно, дописала: «Привет маме». И отправила сообщение, вздохнув с таким облегчением, словно скинула с плеч тяжкую ношу.
Однажды они договорились о том, что во время путешествий Анны, как дипломатично Андрей называл ее бегство из дома, они будут не перезваниваться, а только обмениваться смс-сообщениями. Так им обоим было удобнее. И не только из-за возможной разницы во времени. В этом случае можно было не опасаться, что ее звонок раздастся некстати, и мама Андрея, оказавшись поблизости, вмешается в их разговор, перехватив у сына телефон и инициативу. Аделаида Марковна умела это делать с необычайной ловкостью. Это была властная женщина, с зычным голосом и несгибаемой волей, приобретенной ценой многолетних скитаний с мужем-военнослужащим по дальним гарнизонам, отстоящим от цивилизации и мегаполисов намного дальше, чем питекантроп от Альберта Эйнштейна. Из всех своих качеств, которые помогли ей выжить и преуспеть в жизни, Аделаида Марковна ничем не поделилась с сыном, родив мягкосердечного, почти безвольного мальчика, который больше всего на свете боялся обидеть кого-нибудь неосторожным словом или поступком.
Поэтому, подозревала Анна, ее муж, когда подрос, и профессию себе выбрал традиционно женскуюучителя русского языка и литературы в средней школе. Но эта работа его всем устраивала, даже несмотря на более чем скромную зарплату, потому что не предполагала конфликтов на профессиональной или любой иной почве. Трудно было поссориться с учениками или коллегами из-за правил грамматики или поэзии Пушкина, которые были неизменны и словно отлиты в бронзе на века. В свободное от работы время он любил читать философские книги и размышлять о чем-то неопределенном, что не поддавалось критическому анализу и не имело строгих форм, а находилось на уровне подсознательного, а то и бессознательного. Андрей мог часами смотреть из окна на то, как идет дождь, и ему не было скучно. А спроси его, о чем он при этом думает, он и сам затруднился бы ответить. Однажды он признался Анне, что мечтает о достижении мировой гармонии, упомянутой в библии. «Я хотел бы жить в те времена, когда лев возляжет рядом с ягненком, мудрость наполнит землю, и все люди будут любить друг друга как братья и сестры», сказал Андрей, глядя на нее каким-то отстраненным и даже глуповатым взглядом. И после этого она перестала спрашивать мужа о его потаенных мыслях, опасаясь услышать что-нибудь еще более странное и пугающее. Она смирилась с мыслью, что вышла замуж за человека, говоря таким милым ему библейским языком, не от мира сего.
По этой же причине Андрей разрывался душой между мамой и женой, стараясь угодить обеим, но так, чтобы другая ничего об этом не знала. Иногда он искренне страдал от этого. Анна понимала его, жалела и старалась, как могла, избавить от мук раздвоения души. О ее собственной душе и муках в их семье не было и речи. Анна была образцовой женой во всех отношениях. Но только в Санкт-Петербурге, на глазах у мужа или в непосредственной близости от него.
Поэтому после отправки смс-сообщения мужу Анна не легла спать, а открыла чемодан и достала из него аккуратно сложенное, чтобы не измялось, платье, которое она купила только вчера в модном бутике и еще даже не сорвала с него этикетку. Не торопясь надела его. После чего подошла к большому зеркалу, висевшему на стене гостиничного номера.
То, что Анна увидела, ей не понравилось, потому что это выглядело слишком вызывающе с точки зрения хорошего вкуса. Но она знала, что это понравится любому нормальному мужчине-гетеросексуалу. Из зеркала на нее смотрела очаровательная жгучая брюнетка с распущенными волнистыми волосами, спадающими на обнаженные плечи. Высокие холмики грудей заманчиво выглядывали из разреза платья, словно их мучило любопытство и жажда познания окружающего мира, который обычно был для них закрыт более целомудренной одеждой. Новое платье было потрясающим. На него пошло так мало материи, что оставалось только удивляться, почему оно так дорого стоило. Большой вырез был сделан не только спереди, но и сзади, оголяя спину почти до бедер, которым могла бы позавидовать сама славянская богиня любви и красоты Лада. Подол платья заканчивался намного выше колен, давая возможность любому, кто пожелает, созерцать длинные и стройные ноги Анны.
Оглядев себя со всех сторон, Анна пришла к выводу, что если зеркало отражало и не само совершенство, то, несомненно, ту самую тридцатилетнюю женщину, о которой некогда знаменитый французский писатель в одном из своих романов сказал, что в мире нет ничего прекраснее и привлекательнее для мужчин, чем она. В этом Анна была с ним согласна, несмотря на то, что сам роман оставил ее равнодушной. А еще ее настораживала роковая цифра «тридцать». Сама она собиралась быть привлекательной для мужа намного дольше. Лет до пятидесяти, по меньшей мере. А достигнув этого возраста, подозревала Анна, она вновь сдвинет критическую отметку лет этак на десять-пятнадцать
Для местной публики сгодится, изрекла Анна, давая понять незримой собеседнице, с которой она иногда беседовала, оставаясь в одиночестве, насколько сама она невысокого мнения о тех, кто посещает третьеразрядные рестораны в гостиницах. Но на этот раз ей никто не ответил, возможно, молчаливо осуждая за то, что она собиралась сделать. И Анна вышла из номера с таким чувством, будто совершает непоправимую ошибку, в которой долго, если не всю жизнь, будет раскаиваться. Обычно она прислушивалась к своему внутреннему голосу, доверяя его трезвым суждениям. Но на этот раз он ее не остановил.
Ресторан разочаровал Анну, оправдав ее худшие опасения. За столиками сидели редкие посетители, явно пришедшие сюда поужинать, а не развлечься. И, что хуже всего, в основном это были парочки или такие же, как она, одинокие женщины. Безрадостную картину дополняли тусклый свет, пытающийся скрыть убогость интерьера, слишком громкая музыка и крохотный дансинг. При данных обстоятельствах площадка для танцев походила скорее на могильный погост, на котором Анна могла похоронить свои надежды приятно скоротать скучный вечер в чужом городе.
Анна присела за один из свободных столиков и, дождавшись унылую официантку неопределенного возраста, заказала салат и бокал красного вина. Подумав и бросив еще раз тоскливый взгляд вокруг себя, она со вздохом сказала:
Впрочем, несите всю бутылку.
Голода она не чувствовала, но вино пила жадно, однако каждый глоток лишь усиливал ее жажду. Перед тем, как пригубить вино, Анна поднимала бокал на уровень глаз, и мир вокруг нее окрашивался в рубиновый цвет, а затем, когда бокал пустел, снова становился серым. Ей вдруг захотелось заплакать. Чтобы избежать истерики, Анна начала думать о том, что всем ее земным страданиям однажды неизбежно придет конец. Что будет по ту сторону жизни, никому не известно, и пока есть возможность, надо наслаждаться тем хорошим, что дарит тебе этот мир, не принимая близко к сердцу то плохое, которым он одаривает тебя не менее щедро. Анна не сразу пришла к таким мыслям, только после нескольких лет замужества, но приняв их в свое время как неизбежное, почувствовала, что жить ей стало намного легче, а смирятьсяпроще.
Неожиданно рубиновый мир померк, его заслонила чья-то мрачная колеблющаяся тень. Анна подняла глаза от бокала и увидела мужчину в коричневом замшевом пиджаке и потертых джинсах. В вороте его расстегнутой рубашки был виден массивный золотой крест, висевший на толстой золотой цепочке. Взгляд у мужчины был пьяный и оценивающий, словно он пытался понять, в какую сумму обошлось Анне ее платье. Не дожидаясь приглашения, он присел за ее столик.
Красивая и одинокая женщинаэто противоестественно, изрек он, дохнув на нее густым запахом коньяка. Мне хотелось бы знать, почему ты одна?
А вы? равнодушно спросила Анна, с досадой взглянув на него. У мужчины было мало шансов стать героем ее будущего романа. С морщинистым, словно у обезьяны, лицом, узкоплечий, с большими залысинами и коротким поросячьим хвостиком, в который были заплетены остатки его редких волос. Анна с содроганием представила, какие от него могут родиться уродливые дети.
Я отвечу, если ты настаиваешь, сказал мужчина, словно не замечая ее тона. Я кинорежиссер, и довольно известный. Поэтому я не буду называть свою фамилию. Зови меня просто Егор. А как зовут тебя?
Анна, ответила она, внезапно с раскаянием подумав, что в ее положении привередничать просто глупо. В конце концов, других претендентов не было, и едва ли в этот вечер они появятся, а первый день из немногих отпущенных ей уже заканчивался.
Прекрасное имя, как и ты сама, с пьяным восторгом воскликнул мужчина. Сегодня вечером я буду восхищаться только тобой, если ты позволишь мне это.
Позволяю, невольно улыбнулась Анна. Незнакомец своей циничной наглостью начал забавлять ее.
Я приехал в Москву, чтобы найти главную героиню для своего будущего фильма, сказал Егор. Я буду снимать его за границей.
Он помолчал, наблюдая, какое впечатление произвели его слова.
И вот я встречаю тебя, продолжил он. Возможно, это судьба.
Говоря это, он словно невзначай взял Анну за руку.
Вы хотите провести этот вечер со мной? спросила Анна, отнимая свою руку.
Очень хочу, проникновенно ответил Егор. Только не говори мне, что это невозможно. Это ввергнет меня в пучину отчаяния.
Почему же, это возможно, но с одним условием, сказала Анна. Вы не будете спрашивать, не хочу ли я сниматься в кино. Это банально и пошло. А я не люблю банальных и пошлых мужчин. Принимаете мое условие?
Принимаю, кивнул он. Хотя обычно условия ставлю я. Но в этот вечер, я чувствую, все будет по-другому, не так, как я привык. И мне это даже нравится.
Вот и хорошо, сказала Анна. И неожиданно спросила: У вас есть дети, Егор?
Во всех городах страны, где я снимал свои фильмы, с пьяным бахвальством заявил мужчина. Не буду скрывать, я пользуюсь бешеным успехом у женщин. Но они не понимают, что художник должен быть свободен, его не могут сковывать никакие цепи, а тем более узы брака и семьи
Внезапно Егор осекся, видимо, потеряв нить размышлений.
Но к чему этот вопрос? раздраженно спросил он. Лучше скажи мне, что ты хочешь, и я брошу это к твоим ногам.
Анна, сделав над собой усилие, рассмеялась.
Я хочу вина, Егор, сказала она, показывая на свой пустой бокал.
Егор щелкнул пальцами, подзывая официантку.
Виноэто вода, коньяквот напиток богов, сказал он. И небрежно бросил подошедшей официантке: Коньяка! Самого лучшего!
Официантка, потерявшая свой сонный вид, принесла им бутылку коньяка. Они выпили. Анна почувствовала, что начала пьянеть. Коньяк был слишком крепким, а до него она выпила вина и почти ничего не ела весь день. Внешность Егора уже не казалась ей отталкивающей. Мужчина осыпал Анну комплиментами, часто прикасался к ней. Он становился все увереннее и даже наглее. Анна не поощряла его, но и не протестовала.
Потанцуем? спросил Егор, когда больше половины бутылки было уже выпито. И, не дожидаясь ответа Анны, взял ее за руку, повел за собой на танцплощадку. Прижался к ней, обняв за плечи. Постепенно его руки опускались ниже и ниже, пока не легли на ее бедра. Анна делала вид, будто не замечает этого.
Почему бы нам не продолжить этот вечер в более интимной обстановке? жарко дыша ей в ухо, хрипло прошептал Егор. Ты не возражаешь?
Почему бы и нет, кивнула Анна. Она чувствовала только усталость и безразличие. Хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.
К тебе или ко мне? спросил Егор. Его опухшие маленькие глазки блестели от возбуждения.
Ко мне, сказала она. Не люблю чужих номеров.
Егор расплатился за коньяк, и они ушли из ресторана, сопровождаемые ехидным взглядом официантки, который Анна старалась не замечать.
В номере он сразу набросился на Анну и повалил ее на кровать, не утруждая себя прелюдией. Жадно приник влажными губами к ее груди и начал шарить потными руками по ее телу. Анна не сопротивлялась. Она позволила сорвать с себя платье и трусики и покорно вытерпела все пьяные ласки мужчины, которые порой были очень грубыми и даже болезненными. Когда он удовлетворил свою похоть и откинулся на спину, громко блаженно сопя, она осторожным движением убрала его руку со своей груди и встала, прикрываясь простыней.
В ванной комнате Анна долго стояла под струей прохладной воды, чувствуя себя опустошенной и очень пьяной. Она слишком много выпила этим вечером. Но если бы она этого не сделала, то не смогла бы лечь в постель с этим слюнявым мужичком. Какой-никакой, но все-таки это был мужчина, и он отдал ей все, что ей было от него нужно. А об остальном можно не думать и даже забыть, если получится.
Когда Анна вышла из ванной, зябко кутаясь в гостиничный белый махровый халат, в комнате уже никого не было. Егор ушел, оставив после себя смятую постель и терпкий запах спиртных паров, смешанных с едким потом. Анна была рада, что он ушел сам, и ей не пришлось придумывать предлог, чтобы избавиться от него. Она увидела свое скомканное платье, лежавшее, словно грязная тряпка, на полу возле кровати. Подняла его. Новое, только накануне купленное платье было порвано и безнадежно испорчено. Анна усмехнулась, и со словами «за удовольствие надо платить», бросила платье в мусорную корзину, стоявшую возле прикроватной тумбочки. А затем увидела лежавшую на тумбочке пятитысячную купюру. Это были не ее деньги. Не сразу она поняла, что их оставил, уходя, Егор, по всей видимости, привычно расплатившись за доставленное ему удовольствие. Вероятнее всего, он принял ее за проститутку.
Как щедро, кусая губы, чтобы не заплакать, пробормотала Анна.
Она взяла купюру и порвала ее на мелкие кусочки, которые отправила в мусорную корзину вслед за платьем. Затем сорвала одеяло и простыню с кровати, бросила их на пол и легла в одном халате на обнажившийся матрац. Поджала голые ноги, чтобы они не мерзли, и, преодолевая сильное головокружение и тошноту, заснула, словно провалилась в бездонную черную зловонную яму
Проснулась Анна, когда лучи солнца осветили комнату, и один из них лег на ее лицо. Ночью она забыла задвинуть шторы. При свете дня все, что случилось накануне, уже не казалось таким омерзительным и ужасным. Надо было просто не думать об этом, и всего произошедшего как будто и не было в реальности, а только приснилось ей. Анна встала, снова приняла душ, почистила зубы, нанесла макияж, оделась и, не позавтракавпри одной только мысли о еде к горлу снова подступала тошнота, ушла из номера. Болела голова, и она хотела прогуляться, ей это всегда помогало. Вчера, когда Анна шла от метро, она видела большой парк недалеко от гостиницы. Его разбили совсем недавно, еще не успели замусорить, и он сиял, словно только что отчеканенная монетка, привлекая чистотой и свежестью.
Дойдя до парка, Анна пошла по одной из его многочисленных дорожек и вскоре увидела большое озеро, по прозрачной глади которого парами плавали четыре лебедя, совершая, видимо, как и она, утреннюю прогулку. Посредине озера покачивались на воде два крохотных деревянных домика, в которых жили эти прекрасные белые птицы. Анна невольно залюбовалась их беззвучным скольжением по воде и горделиво изогнутыми шеями. Громко квакали лягушки, прячась в высокой прибрежной осоке, растущей у берега. Своим кваканьем они иногда почти заглушали пение птиц. Этот необычный для города пейзаж казался сказочным, и Анна подумала, что если она присядет на берегу озера, то будет похожа на безутешную сестрицу Аленушку, тоскующую по своему братцу Иванушке. Вспомнив об этой картине, Анна решила, что обязательно сходит в Третьяковскую галерею. Созерцание увековеченной на холстах красоты природы всегда приносило успокоение ее растревоженной душе.
Плавное течение ее мыслей было внезапно нарушено громким карканьем низко пролетевшей над озером большой черной вороны. Анна вздрогнула и вернулась в реальность.
Но это чуть позже, сказала она самой себе, доставая мобильный телефон и глядя на часы. Когда станет уже совсем невмоготу. Не могу же я каждый раз лечить свою израненную душу походом в музей. При частом употреблении очень скоро лекарство перестанет действовать.
Она пыталась шутить, но ей это плохо удавалось, потому что было не смешно, а больно. Чтобы избавить себя от этой боли и сомнений, Анна решительно достала из сумочки визитную карточку, которую ей дал вчера в самолете ее случайный попутчик, и набрала указанный в ней телефонный номер.