Всю вторую половину дня Юрген не находит себе места. Рошаль, обратившись к нему с пустячным вопросом, уходит обиженный незаслуженно сухим ответом.
Глезер замечает, что лейтенант не в духе, и после ужина предлагает:
Разрешите сегодня мне проверить оружие. Так будет лучше сегодня.
Юрген смотрит на старшину в упор и уже готов взорваться, но тот спокойно выдерживает его сердитый взгляд:
У каждого когда-нибудь болит живот. Все мы люди, товарищ лейтенант. Не выпить ли нам сегодня по одной?
В глазах у Юргена сквозит удивление.
А почему бы и нет? отвечает он. Только я сегодня плохой партнер.
Не беда. Как-нибудь скоротаем вечер.
Они едут под уклон в сторону Бланкенау. Мотор выключен. Фоторепортеру то и дело приходится резко тормозить. На крутых поворотах он включает ручной тормоз и всякий раз касается ее колен. Неназойливо, будто случайно.
Марион делает вид, что не замечает этого, и отодвигается к дверце. Она довольна, что фоторепортер молчит, не мешает ей остаться наедине с ее мыслями. Она, как никогда ранее, убеждена, что ее жизнь не может быть связана с Борнхютте, впрочем, как и в том, что Юрген не станет добиваться перевода. Она собственными глазами видела, насколько он прикипел душой к своим солдатам. А видеть, подмечатьэто ее профессиональная черта. Но кому-то надо уступить! Если это сделает она, то погребет себя в Борнхютте на долгие годы, пока начальству не придет в голову распорядиться их судьбой по-иному. Что же делать? Оставить все так, как было до сих пор? Любовь в рассрочку, а потом в один прекрасный день обнаружить, что молодость прошла?
Она смотрит на фоторепортера. Он улыбается. Или ей это кажется?
А как бы ты поступил? неожиданно спрашивает она.
Он бросает в ее сторону короткий взгляд. Нет, он действительно улыбается.
Если ты спрашиваешь меня всерьез, то я приглашаю тебя сегодня поужинать.
Где?
Здесь немало разных местечек.
Договорились, соглашается Марион.
Честно?
Она кивает:
Только учти, я старомодна. И если я приняла предложение поужинать, то будет всего лишь ужин.
Теперь кивает он и начинает насвистывать.
Вечером они сидят в дорогом ресторане при какой-то гостинице. Он составляет меню. На нем черный пиджак, бабочка. И вообще, фоторепортер, оказывается, смотрится. Он блистает знанием зарубежной кухни, называет блюда с французским прононсом. При этом оба смеются.
Он заказывает дорогое шампанское. Позже, когда появляются оркестранты, они идут танцевать. Получается у него неплохо. Но он самоучка, и это чувствуется.
Когда вторая бутылка шампанского уже наполовину пуста, он неожиданно, без всякого перехода говорит:
Утром ты спросила меня, что бы я сделал на твоем месте
Марион вскидывает на него глазаона ждала этого.
И что же?
Ты не обидишься?
Почему я должна обидеться?
Лейтенант тебе не пара. На целую голову ниже. Извини, я думал, что он из тех, кто носит в ранце маршальский жезл, кто уже в молодости смотрится полковником, а он просто лейтенант с гитарой. Просто романтик. Извини
Что ты все время извиняешься? Скажи: разве есть какое-нибудь противоречие между тем, что он лейтенант, и тем, что он поет и играет на гитаре? Его трудно представить без гитары, и, возможно, именно она и сблизила нас
Фоторепортер иронически улыбается:
Вот-вот, немного романтики. Она нередко играет с нами дурные шутки, а позже и объяснить не можешь, как же все это произошло.
Ну а ты? Себя-то ты не считаешь человеком на целую голову ниже?
Наклонившись к Марион, фоторепортер тихо, но внятно говорит:
У тебя нет оснований задавать мне такой вопрос, потому что я не собираюсь на тебе жениться. Это не значит, что я женоненавистник. Скорее, наоборот
Значит, ты все же строишь в отношении меня кое-какие планы?
Каждый что-то прикидывает, подсчитывает Весь вопрос в том, будет ли по карману счет
Ты уходишь от ответа.
Он опускает голову еще ниже.
Почему же? В редакции говорят, что ты фанатичка: готова залезть к человеку даже в постель, чтобы дать материал о нем. «Одержимый айсберг»вот как тебя называют
«Одержимый айсберг»? переспрашивает Марион.
Точно. Девять десятых скрыты под водой. Так что какие уж тут виды и расчеты
Почему же ты в таком случае пригласил меня?
Почему? А почему бы и нет? Ты женщина красивая, эффектная, умница. Почему бы и не попытать счастья? Не обижайся, у меня такие взгляды на жизнь.
Давай допьем и пойдем отсюда. Я устала, а завтра у меня тяжелый день
На улице он предлагает проводить ее, но Марион отказывается:
Спасибо за вечер. Следующий ужин за мной. Всего хорошего!
Пока в ресторанчике «У липы» немного посетителей. Поток пойдет, когда вернутся механизаторы и скотина в крестьянских хлевах будет накормлена. Юрген Михель и Вольф Глезер устраиваются в уголке возле окна. Хозяйка приносит пиво и по рюмке водки.
Ваша невеста прямо как с картинки, шепчет она Юргену.
Тот выдавливает из себя улыбку:
Спасибо Но что толку, если ее здесь нет?
Ничего, утро вечера мудренее. Пейте на здоровье!
Юрген быстро пьет. Ему хочется, чтобы скорее пришло хотя бы легкое опьянение, которое разогнало бы тревожащие его мысли.
Все бывает, успокаивает его Глезер. Моя история не лучше: только познакомился со «старухой» с моей будущей женой а тут хлоп переводна триста километров севернее, да чуть ли не в пустыню. Два года там прослужил.
А как же вы здесь снова оказались?
Поженились, и я попросил о переводе.
Ну что ж, за совместную службу! Будем здоровы!
У хозяйки ресторанчика глаз наметанный, она все замечает. Стоит рюмкам и бокалам опустеть, как она, не дожидаясь просьбы, наполняет их. Поставив перед ними в очередной раз рюмки и бокалы, хозяйка скромно присаживается на край стула и спрашивает:
А скоро она снова приедет? У меня всегда в запасе комната. Она кладет свою руку на руку Юргена и слегка пожимает ее.
Глезер ухмыляется:
Вы, товарищ лейтенант, на хорошем счету у хозяйки. Это может пригодиться через пару недель.
Юрген залпом выпивает бокал пива:
А это большая честьбыть у хозяйки на хорошем счету?
У этойда. Кое-кого из тех, кто ей не по душе, она собственноручно выставляла за дверь. Глядя на нее, этого не скажешь В сорок пятом она четыре недели прятала своего Тео под кучей навоза
Кого? переспрашивает Юрген.
Глезер кивает в сторону стойки:
Своего старика. Он сбежал с фронта. Полицейские перевернули вверх дном дом, излазили сараи, коровникодним словом, все. И только под кучу навоза не догадались заглянуть Когда шум улегся, она вытащила Тео. В течение нескольких недель от него разило свинарником, зато он остался жив
Юрген разглядывает мужчину за стойкой. Кряжист, приземист, плечи как у борца. Спокойное лицо, в углу рта погасшая сигара, которую он вынимает лишь для того, чтобы сделать глоток пива из бокала.
Лейтенант пытается представить историю этого человека, но у него ничего не получается. Им владеет нечто другое. Владеет так сильно, безраздельно, что ежесекундно хочется встать и идти куда глаза глядят. Подобное чувство он пережил однажды. В тот раз, когда впервые привел Марион к матери
Стояла осень. Воздух был напоен запахами распаханной земли и спелых фруктов.
Фрау Михель не встретила их на городском вокзале, а поджидала на пороге дома. В ее глазах читались недоверие и вопрос. На ней было строгое платье, застегнутое по самый подбородок, волосы собраны на затылке в узел. И вся она казалась строгой и неприступной.
Юрген подал матери руку, хотел представить Марион, но мать продолжала осматривать девушку сверху вниз. Она лишь кивнула и сухо сказала:
С приездом! Проходите
Марион старалась вести себя непринужденно. Она смеялась, расспрашивала фрау Михель о всевозможных вещах. И вскоре Юрген облегченно вздохнул. Потом они пили кофе, и Марион расхваливала домашний пирог с маком.
Вечером, когда они сидели в полутемной гостиной, мать неожиданно проговорила:
Ах, я забыла про пиво! Сходи, сынок, принеси пару бутылок.
Юрген все понял. В ближайшей пивной он купил пиво и присел за столик, задумчиво потягивая горьковатую жидкость. Когда возвратился домой, женщины уже говорили друг другу «ты». Лицо фрау Михель разгладилось, замкнутость исчезла.
А потом она открыла бутылку вина, хранившуюся целую вечность в укромном месте.
Будьте здоровы! сказала мать. И пусть на вашу долю выпадет счастья больше, чем на мою.
Юрген пил вино и кривился: его желудок не принимал это сладкое тягучее питье. Он был уверен, что и Марион предпочла бы пиво.
Когда они на минутку остались одни, Марион шепнула:
Я лягу в гостиной, а ты ложись в своей комнате. Так будет лучше.
Что за чепуха?! громко возмутился он. Этого еще не хватало!
Я не хочу скандала, Юрген. Одну ночь как-нибудь переживем.
Он покачал головой, однако ничего не сказал. Мать недолго оставалась в их обществе, вскоре она пошла укладываться, но прежде принесла им пуховую перину и подушки.
Далеко за полночь Юрген и Марион лежали на тахте и курили. Марион с опаской поглядывала на дверь.
Она не войдет. Она на это не способна, успокаивал ее Юрген.
Хорошо бы уехать завтра, предложила Марион.
Это было для Юргена настолько неожиданным, что он даже испугался:
Но почему? Мне казалось, все налаживается. Что произошло?
Марион повернулась к нему лицом:
Ничего не наладилось. Она считает, что только после помолвки я могу оставаться в твоей комнате, а до помолвки, мол, грех Мы ведь решили устраивать жизнь по-своему, а не по желанию наших родителей Ничего, хорошего не выйдет, если нам это не удастся.
Юрген лежал на спине и разглядывал потолок, долго молчал, потом сказал:
Разве мать виновата, что у нее так сложилась жизнь?
Но это не дает ей право осложнять твою.
Она и не хочет ее осложнять.
Но она делает это! Иди к себе. Ей-богу, она войдет
Ну и что?
Я не хочу, чтобы она видела нас вместе
Он прошел к себе и бросился на кровать. В ту ночь ему все время хотелось встать и уйти куда глаза глядят. Куда угодно Когда начало светать, он прошел к Марион, присел на край тахты и погладил ее по волосам.
Марион проснулась и улыбнулась:
Залезай под одеяло, но веди себя скромно. Наверно, она уже встала.
Останься до завтра, попросил он.
Только ради тебя. Но не забудь, о чем мы договорились. Я вполне серьезно.
Спасибо, шепнул он ей на ухо. Я люблю тебя.
На следующий день они уехали в самую рань. Шел дождь, капли стучали по вагонному стеклу.
Марион сказала:
У нас с твоей матерью ничего не получится. Тебе придется выбирать.
Что за причуды? Мы же не собираемся жить у нее.
Она прижалась к нему:
Я не о том. Просто рада, что у нас есть еще один вечер. А ты рад?
Он согласно кивнул. Марион сплела руки на его шее
Дверь ресторанчика с треском раскрывается, и гурьбой вваливается полдюжины парней.
Вот удачалейтенант-то здесь! Твоя шарманка с тобой? Хозяюшка, восемь пива и восемь рюмок водки!
Это трактористы, с которыми лейтенант познакомился на танцах в день праздника. Их возглавляет парень, которого приятели называют Рыжим. Он с чувством пожимает руки Юргену и Глезеру:
Перебирайтесь к нам, за главный стол, а то мы не уместимся.
Глезер в восторге.
Прекрасный вариант! У нас с лейтенантом сегодня не лучший денек.
Слушай, Тео, принеси-ка гитару. Будем веселиться.
Тео смеется во весь свой огромный рот, огрызок потухшей сигары прилип к его верхней губе. Он выносит из задней комнаты две старенькие, потрепанные, густо покрытые пылью гитары. У одной из них гриф склеен.
Юрген протестует:
Из этих старушек уже никакой музыки не выколотишьструны порвутся и на ушах повиснут.
Чепуху несешь, лейтенант! Эти гитары оставили ребята из «Висмута», а у них лапы покрепче твоих. Возьми вот эту, со сломанной кобылкой. Морской волк всякий раз, когда приходит сюда, играет на ней «Голубку».
Юрген берет гитару, настраивает. Звук лучше, чем он мог предположить.
Сыграй что-нибудь такое, чтобы можно было подпевать, просит Рыжий.
Они играют и поют, не забывая время от времени прикладываться к бокалу с пивом. Так продолжается, пока Юрген не чувствует, что пора закругляться.
Он встает:
Все, друзья. Глотка стала слишком сырой для пения. Мне пора.
Трактористы пытаются протестовать, но Юрген передает гитару хозяину ресторанчика и просит счет за себя и Глезера.
Ты ничего не должен, лейтенант! заявляет Рыжий. Плати песнями, пока можешь петь Тео, все за наш счет!
Юрген поворачивается к парню:
Ну позвольте мне хоть разок заплатить за всех.
Ладно.
Юрген стоя выпивает маленькую рюмку водки, делает глоток пива и вместе с Глезером направляется к выходу. На улице еще светло.
Проводить вас? спрашивает старшина.
Благодарю. Я вполне трезв. А как доберетесь вы?
Глезер смеется:
Позвоню по телефону. Через десять минут жена с машиной будет здесь.
Семейная солидарность? спрашивает Юрген.
Просто мы понимаем друг друга.
Юрген пожимает Глезеру руку на прощание и идет по Холлергассе. Ему вдруг приходит в голову, что в его шкафу лежит книга, приготовленная для Ингрид. Он смотрит на окна учительницы, но дом словно вымер.
Юрген не торопясь выходит лугом к реке, а дальше берегом к лесу. От влажной земли поднимается туман; он наплывает на кустарник и склон холма. Воздух теплый, небо безоблачное, и только на юго-западе громоздятся несколько темных туч, края которых окрашены заходящим солнцем под золото.
Юрген долго бредет без цели, и вечер кажется ему необычным. Впервые в его душе возникают сомнения: вначале они как тень, которую нельзя отогнать от себя, однако постепенно становятся все более назойливыми. А в сущности они укладываются в один-единственный вопрос: по-прежнему ли он любит Марион?
Последние лучи заходящего солнца застают его сидящим на уступе. Он смотрит на огни Бланкенау, раскинувшегося там, далеко внизу, и думает, что, если двое любят и хотят быть вместе, они обязательно найдут путь друг к другу. Марион не хочет переезжать к нему в Борнхютте, но права ли она? И кто, черт возьми, может рассудить, кто прав, кто виноват, когда речь идет о любви и взаимопонимании?
Юрген встает и стремительным шагом идет лесными тропами, просеками, покрытыми толстым ковром мха и травы. Ни одна живая душа не встречается ему.
Ах да, ее просьба о переводе Как будто он вольнонаемный, у которого через две недели заканчивается срок. Как она этого не поймет?!
Неожиданно налетает порыв ветра, сверкает молния, и вскоре начинается дождь. Юрген ищет укрытия под деревьями, но быстро промокает до нитки. Он начинает дрожать и с удивлением отмечает, что бродит несколько часов и не в состоянии определить, где находится. Поздно ночью его подбирает грузовик и подбрасывает до Борнхютте.
15
Рошаль недоволен решительно всемсобой, своим отделением, в котором внешне все спокойно, лейтенантом Михелем. Точнее говоря, в первую очередь лейтенантом Михелем.
Стоило ему спросить лейтенанта, будут ли особые указания по подготовке учений, как Юрген взрывается:
У меня во взводе командиры отделений или школяры? Если вам на учениях не все ясно, что же будет в настоящем бою? Выполняйте требования уставов и наставлений! Идите!
Рошалю кажется, что на него вылили ведро холодной воды. Войдя в свою комнату, он с проклятиями швыряет фуражку на кровать, а на следующий день спрашивает Глезера, не знает ли он, что произошло с лейтенантом.
Тоска по невесте, вот и все.
А почему он вымещает все на мне? Я-то тут при чем?
Глезер смеется, и глаза у него превращаются в узкие щелки.
Рошаль, все мы люди. Пойми ты это и оставь лейтенанта в покое. У него это скоро пройдет.
Хотелось просто знать, при чем тут я? бурчит Рошаль, а внутри у него все продолжает кипеть от возмущения.
Все последующие дни идет дождь. Земля раскисает, кругом неимоверная грязь. Но вот снова светит солнце, словно берет реванш за упущенные дни.
Приходит время учений. Темаотделение в атаке. Рошаль стоит на холмике, а солдаты его отделения по команде подходят к нему. Безусловно, они уже многому научились, но не все навыки доведены у них пока до автоматизма, например исполнение команды «Ложись». Прежде чем лечь, некоторые выбирают место посуше, укладываются, как на постели. Смотрят вниз, вместо того чтобы наблюдать за «противником». Особенно отстают Цвайкант, Райф и Кюне.