Тобратов сам повел арестованного в туалет, ожидая, что вот теперь он предпримет попытку побега. Но ошибся: Петропавловский вышел бодрый и посвежевший, все с той же коварной усмешкой на губах. Войдя в купе, спросил язвительно у Навроцкого:
Почему стол не накрыт? Где мой цыпленок табака, где мои сто граммов?
Будет тебе и цыпленок табака и сто граммов в Бутырке, зло пообещал Навроцкий. Там у меня дружки есть, я попрошу, чтобы они о тебе персонально позаботились.
Спасибо, поблагодарил Петропавловский. Я долго там не задержусь и, как выйду, отплачу сторицей
Они пикировались весь остаток пути, то ернически-насмешливо, то язвительно-зло, обещая и желая друг другу несладкую жизнь. Тобратов устал их осаживать и, слушая перепалку, дремал сидя, держа руку на пистолете. Но Петропавловский даже не сделал попытки к побегу. Видимо, задумал что-то иное, более хитроумное и непредвиденное: дожидаться суда и приговора, возможно к высшей мере наказания, он не станет, в этом Тобратов был уверен.
2
Петропавловский не знал, в какой следственный изолятор его привезли, но с первого же взгляда убедился, что строение капитальное, предназначенное именно для содержания особо опасных преступников: всюду железные двери, крепкие решетки, многочисленная охрана из молодых крепких парней.
В камере, куда его поместили, находились еще четверо: двое парней лет по восемнадцать, тоже подозреваемых в убийстве, мужчина лет сорока пяти и старик, которому было за шестьдесят. Мужчина попался на крупных валютных операциях, старикна торговле оружием и наркотиками. В общем, «букет» подобрался особенный. Никто, разумеется, своими «заслугами» не хвалился, это Петропавловский уловил из коротких фраз арестованных между собой. Мужчина и старик в изоляторе находились уже более двух недель, парнипять дней.
Петропавловского они встретили настороженно, недоверчиво: не подсадная ли утка. И он не все сведения о них принял за чистую монету, тоже подозревая одного из них в провокации.
В следователи к нему назначили плюгавого, лысого мужичонку лет пятидесяти, с выцветшими, почти невидными бровями и красноватыми веками без ресниц, с противными водянистыми глазами, которые могли смотреть, не мигая по нескольку минут, будто просвечивая насквозь, как лазером; и голос у него был хрипловатый, въедливый, пробирающий до самых печенок.
Петропавловский сразу понял, что имеет дело с опытным профессионалом, расколовшим не одного изощренного подследственного, и ухо с ним надо держать востро, не вступая ни в какие душещипательные разговоры, не поддаваясь на доверительный тон или грубую, выводящую из себя ложь, заставляющую порой срываться и выдавать сокровенное. Потому слушал вопросы внимательно, отвечал коротко и твердо.
Еще в дороге Михаил проанализировал сложившуюся ситуацию, прикинул все «за» и «против» него, продумал план поведения. Надо как можно дольше затянуть следствие и сбежать именно из следственного изолятораиз тюрьмы это, если даже его оставят в живых, сделать труднее. Да, улики против него неопровержимые: нападение на инкассатора в Звенигороде, в Одессе, убийство Грушецкого, Аламазова; и свидетелине отречешься: жена, друзья-сообщники. И все-таки он будет все отрицать и доказывать свое: жена мстит за то, что хотел с ней развестись, уехал один отдыхать; друзейподговорила или подкупила. Карбованцы и валюта, найденные в его кейсе, как он и говорил в Одессе, не его, а кто подложил и для чего, он считает политической провокацией.
Хохлы передали его москалям, а от москалей он постарается уйти. Убегали ж из тюрем Котовский, Фрунзе и наш доморощенный киллер Шебзухов из Матросской тишины, притом совсем недавно. А что он, Петропавловский, глупее их?..
И начались тяжкие, мучительно длинные, как сама вечность, дни и ночи. Безбровый с красными веками Плюгавчик, по имени и отчеству Семен Борисович, каждый день вызывал его на допрос и не допрашивал, а подвергал словесным пыткам по нескольку часов, повторяя одни и те же вопросы: где был тогда-то, чем занимался в такие-то часы, откуда у тебя то-то, где брал это Короче, доводил до исступления. И как Петропавловский себя ни настраивал, частенько срывался на грубость, на мат, чего делать никак нельзя было: показывал истощенность нервной системы, предвестницы ломки. А Семен Борисович гнул свою линию, дожимал его до точки неопровержимыми уликами. И когда Петропавловский, припертый к стенке прямыми вопросами, ответ на которые подводил бы черту под следствием, понял, что близок к проигрышу, потребовал другого следователя, объявив, что с этим больше не обмолвится ни словом.
Но Семен Борисович был не из тех простачков, которых можно было обезоружить молчанием или предъявлением претензий. На следующий день, когда Петропавловского привели в кабинет следователя, он увидел напротив Семена Борисовича свою жену. Лариса обернулась, взгляды их встретились. Кровь хлынула к лицу: он почувствовал, как запылали щеки, как заклокотало все в груди, и увидел, как побледнела Лариса, словно прочитав в его глазах кричащий упрек: «Что ж ты наделала, сука! Зачем призналась, все свалила на меня?!»
Узнаете? прервал их биоточный диалог следователь.
Лариса повернулась к нему, неуверенно, еле заметно кивнула.
Ну вот, продолжил Семен Борисович повеселевшим голосом, обращаясь к Ларисе:А теперь повторите то, что вы говорили следователю в Звенигороде.
«Не повторяй! Откажись!»мысленно крикнул Петропавловский.
И жена услышала его крик души.
Простите, сказала она еле слышно, низко опустив голову. Меня принудили. Я ничего не знаю.
Кто принудил?! Как ничего не знаете? взорвался следователь. Вот ваша подпись, и черным по белому написано, что вы вместе с мужем и сообщниками Парамоновым и Кочетковым четвертого июля недалеко от Иваново-Константиново напали на инкассатора и похитили триста миллионов рублей. Нападение осуществлено по инициативе и под руководством вашего мужа Петропавловского Михаила Алексеевича. Ваша подпись? ткнул он Ларисе листы под нос.
Она снова кивнула и повторила:
Меня принудили. Следователь держал меня в камере, где крысы, мыши Я их страшно боюсь Грозился меня сгноить в тюрьме, если я не подпишу
Кто научил тебя так говорить?.. Почему ты лжешь? Разве не знаешь, что за дачу ложных показаний еще схлопочешь два года?
Я протестую! воскликнул Петропавловский. Вы тоже оказываете давление, угрожаете! Не говори ему ничего, обратился он к Ларисе. Пусть другой следователь допрашивает
«Ах, как здорово получилось, радовался после очной ставки Петропавловский. Лариса-то молодцом оказалась, быстро смекнула, что к чему. Или кто-то подсказал ей, как вести себя?.. Как бы там ни было, а Плюгавчику придется начинать все сначала. Теперь надо ожидать очной ставки с Парамоновым и Кочетковым. Эти вряд ли дошурупят, что, выдавая главаря, они тем самым затягивают петлю и на своей шее».
Очная ставка с Кочетковым и Парамоновым вскоре состоялась. Первый подтвердил свои показания, но когда Петропавловский крикнул ему: «Лжешь! Тебя Лариса подкупила, чтобы отомстить мне!», тот наконец сообразил о своей оплошности и заявил, что говорил следователю в Звенигороде совсем другое, а что он там написал, не читал
А Парамонов, то ли получив предупреждение Петропавловского по цепочке подследственных, чтобы все отрицал, то ли сам допер до этого, понимая, что за убийство Грушецкого ему грозит вышка, тоже стал отметать все предъявленные ему обвинения.
В общем, все пока шло так, как хотелось Петропавловскому. И он воспрял духом. По утрам и в свободное от допросов время усиленно занимался гимнастикой, отрабатывал наиболее вероятные приемы борьбы с охранниками.
Как-то старик, наблюдая за его тренировкой, покачал головой и сказал с грустной завистью:
Блажен, кто верует. Точнееверит. Надеешься, пригодится?
Надеюсь, уверенно кивнул Петропавловский.
Из этого СИЗО, как мне известно, никому еще убежать не удалось, возразил мужчина. Для особо опасных.
Петропавловский промолчал. Но у него уже зрел план побега, и кое-что он присмотрел, точнее высмотрел
Каждый раз, выходя на прогулку, он подмечал все и всех, что творилось вокруг, изучал поведение охранников, их физические и умственные возможности. Он установил, что штат в изоляторе неукомплектован, по выходным в их отсеке дежурит всего четыре человека: два офицера и два сержанта. Начальник изолятора обычно находится у себя в кабинете, его помощникв комнате дежурного на первом этаже; один сержант или прапорщикна смотровой площадке, второйвнизу, у калитки, ведущей в прогулочный двор.
Охрана, можно сказать, плевая. «Вырубить» одного или даже двух сержантов, которые не отличаются особой воинской выучкой: однисалажата, другиенаняты из запаса, утратившие даже выправку, ему ничего не стоит. Проблемакак выбраться из этого каменного мешка. Изолятор расположен между зданиями МВД и СБ, двухэтажный, с куполообразной крышей. Камера, в которой находится Петропавловский, на втором этаже, выходит в сторону здания МВД, возвышающегося над ограничительной стеной, высотой в четыре метра. На стене12 рядов колючей проволоки высотой с метр. Над прогулочным двором от стены изолятора до стены здания МВДметаллическая сетка.
На прогулку из камер выводят по металлической лестнице на первый этаж через калитку, оборудованную специальным камерным замком. Выход в режимный двортоже через металлическую дверь со специальным замком Клетка да и только.
И все же Смотровая площадка располагается над промежуточным двором. С нее видно все прогулочные дворы. Это ее преимущество. Но с нее можно попасть по сетке над прогулочным двором к стене здания МВД, по которой на уровне человеческого роста тянутся кабели в оплетке до самого угла. По кабелю можно добраться до фронтона административного здания, примыкающего к зданию МВД. А там, похоже, улица, свобода. Правда, не просто будет преодолеть 12 рядов колючей проволоки, тянущейся над самой стеной. На самой стене, видимо, встроена сигнализация. Но если «вырубить» охранника на смотровой площадке, проскользнуть под проволокой, пока офицеры поднимутся наверх, он сумеет перемахнуть по сетке пространство над прогулочной площадкой до стены здания МВД, тампо кабелю до угла
Другого выхода из изолятора для побега нет. Возможно, и есть, но там столько препятствий, столько охраны со сторожевыми собаками, что шансов никаких. И здесь, правда, они не велики, но лучше смерть, чем тюрьма.
И все-таки он надеялся. Надеялся на свою силу и ловкость, на смекалку и сообразительность, на расхлябанность и халатность охранников. Надо было только выждать подходящий момент.
Допросы продолжались изо дня в день. К ним Петропавловский привык и адаптировался. Плюгавчик намеревался взять его измором, а он отрицанием и препирательствами тянул время, готовя себя к побегу. Для того, чтобы больше запутать дело и еще раз направить следствие на ложный путь, он придумал хитрый ход.
В тюрьмах и изоляторах всегда находятся «умельцы», поддерживающие связь с внешним миром. Зачастую это провокаторы, работающие на обе стороныи на заключенных, и на охрану: прежде чем направят письмо по адресу, оно побывает в руках следственных органов. Петропавловский это хорошо знал. Свести с Голубемтак в изоляторе звали арестованного, ведающего перепиской, помог старик-сокамерник Прокопыч, о котором Петропавловский слышал еще, когда работал в милиции, как об известном на всю Москву наркобизнесмене и торговце оружием. Легально он торговал импортной бытовой техникой. Московский уголовный розыск давно за ним охотился, но то ли у него были слишком высокие покровители, то ли он так ловко проворачивал свои дела, что повода для ареста не было. Подставила его секретарша, попавшаяся сама на наркотиках и ставшая работать на милицию
С Голубем Петропавловский встречался каждое утро на прогулке. Голубоглазый крепыш лет сорока держался независимо и уверенно, охранники относились к нему уважительно, не орали, как на других, что еще больше убеждало Петропавловского в двойственной натуре подследственного.
На очередной прогулке Михаил, догнав Голубя у калитки, сказал:
Надо передать маляву на волю.
Готовь. Десять баксов.
Заметано.
Ночью Петропавловский долго думал над содержанием письма. Надо так написать, чтобы у ментов ни малейшего подозрения не возникло в истинном желании его автора. И чем больше он думал, тем тверже приходил к убеждению, что письмо должно быть коротким, завуалированным, понятным только тому, кому предназначено. Бумагой и ручкой его снабдил Прокопычтоже дефицит в изоляторе, за который надо платить, но старик не торговался, сказал обнадеживающе: «Расплатишься на воле, авось встретимся».
В туалете, прислонив бумагу к стенке, Михаил написал: «Лариса, отдай этому человеку 50 т. (он знал: жена жадная и сама не догадается расплатиться с письмоносцем) и передай Акуле: если он не выручит меня, я их всех заложу».
Нет, не зря он пошел служить в милицию: повадки ментов, их методы работы он хорошо изучил, и приманка его сработала безотказно. Плюгавчик изменил тактику допроса, теперь все свое мастерство направил на то, чтобы выпытать у него имена сообщников. А через день узнал: Ларису тоже арестовали и держат в этом же изоляторе, допрос ведет Плюгавчик. Теперь все зависело от смекалки жены, а она сообразительная, должна помнить его намерение, как можно больше насолить своим начальничкам, особенно Тобратову; убрать его он решил позже, когда понял, что тот идет по его следу.
Замысел с письмом удался: следствие завертелось с новой силой и, можно сказать, началось с нуля. Вот и пусть поищут Акулу, главаря мафии, и всех ее участников, милицейских стражей порядка. Как только Плюгавчик ни изощрялся, какие только посулы и кары ему ни обещал, прося назвать, кто им руководил, кто нацеливал на бизнесменов, кто сообщил о дне выдачи зарплаты строителям! Петропавловский либо отмалчивался, либо продолжал все отрицать. А время, так нужное ему на подготовку побега, шло и работало на него.
Изолятор со всеми ходами и выходами, со всеми неприступными стенами и лазейками он хорошо изучил. Одна из лазеек его особенно заинтересовала: смотровая площадка. Располагается она над промежуточным двором, к ней ведет металлическая лестница из десяти ступенек, закрытая калиткой с типовым камерным замком. Когда подследственных выводят на прогулочный двор, калитку открывают и на нее поднимается дежурный охранник, наблюдающий сверху за порядком. Второй дежурный находится внизу; офицер, дежурный помощник начальника следственного изолятора, как правило, в это время сидит в дежурной комнате, заполняет журнал учета прогулок. На смотровой площадке имеется звуковая сигнализация и телефон.
По инструкции калитку на смотровую площадку положено закрывать в любом случае, находится ли дежурный охранник на площадке или внизу. Но, как известно, у всяких правил есть исключения, особенно когда ими руководствуются люди слишком самонадеянные или беспечные. Таких среди дежурных, к счастью, Петропавловский заприметил. Это была вся смена во главе со старшим лейтенантом Лисогором, прозванным арестантами Горным Лисом, суетливым и крикливым офицером, но бестолковым, тупоголовым. Не было еще случая, чтобы он не орал на подследственных и своих помощников, когда наступало время прогулки. Это стало своеобразным ритуалом. Утвердив свое главенствующее положение в изоляторе голосовыми связками и убедившись, что арестованные не затевают во время прогулки никакой каверзы, уходил в дежурную комнату и садился за журнал.
Двое его помощниковстарший прапорщик Анучин и сержант Верхоглядовбыли под стать своему начальнику, бестолковые и не очень-то усвоившие строгие правила несения службы охранники, а точнее, служба в следственном изоляторе еще не преподнесла им сюрпризов, и несли они ее ни шатко ни валко, по принципу: солдат спит, а служба идет.
Анучин и Верхоглядов дружили. Иногда, когда подследственных уводили с прогулочного двора, Анучин спускался со смотровой площадки и помогал Верхоглядову наблюдать за подследственными: чтобы кто-то кого-то не пырнул, не рубанул ребром ладони по горлу. В это время арестованные обычно обменивались и запрещенными передачами, письмами.
Анучин был высок и грузен, несколько даже мешковат, но силу имел необыкновенную; арестованные рассказывали, что он однажды один усмирил восьмерых драчунов, не поделивших что-то между собою во время прогулки. Подследственные его боялись: от легкой затрещины, на которые он не скупился, голова неделю гудела как церковный колокол.
Верхоглядов, в противоположность старшему прапорщику, был тонок, подвижен, но не отличался ни силой, ни смелостью, потому Анучину частенько приходилось ему помогать.
Петропавловский хорошо изучил манеру поведения каждого из этой дежурной смены. То, что Анучин оставляет смотровую площадку и не закрывает за собой калиткулучшего и не придумать для побега. Не надо вступать в единоборство. А угнаться за Петропавловским такому увальнюни за что на свете! И пока он поднимется на площадку, нажмет на кнопку сигнализации, Петропавловский будет у стены здания МВД. Там до угла, ведущего во двор, где нет сетки, он доберется по кабелю. Главное, выбрать время, когда там никого не будет. Таким днем должно стать воскресенье, утренняя прогулка. Надо ждать, готовиться