Когда Тобратов, укутавшись двумя одеялами, начал потеть и дремать, Петропавловский, видя состояние капитана, вдруг потребовал:
Капитан серьезно заболел. Его немедленно надо снять с поезда и отправить в госпиталь, иначе он заразит нас. А я не хочу болеть.
Какая тебе разница, от чего подохнутьот болезни или от пули. Все равно тебе не жить, огрызнулся Навроцкий.
Ну это мы еще посмотрим, кому жить, кому подыхать, возразил Петропавловский. А его надо снять с поезда, и стал ногой бить в дверь.
Навроцкий, отбросив книгу, подскочил и ударил арестованного в ухо, свалив его на полку. Тот, поджав ноги, так саданул ими в грудь старшего лейтенанта, что тот отлетел к противоположной стене, ударившись головой о среднюю полку.
Тобратову пришлось встать и вмешаться.
Ты чего добиваешься? спросил он у Петропавловского. Хочешь, чтобы мы на тебя смирительную рубашку надели?
А кто ему давал право руки распускать? заорал Петропавловский. Законников из себя корчите, а сами закон нарушаете Почему ты, больной, продолжаешь сопровождать, когда тебе положено в госпитале лежать? Соплями тут всех забрызгал.
Ты хочешь, чтобы меня отстранили от сопровождения? Не выйдет, Михаил Алексеевич. Я доставлю тебя в Москву живым или мертвым, понял? Это моя клятва
Дайте я ему еще раз врежу, очухался от удара старший лейтенант. Разъясню ему некоторые статьи Уголовного кодекса, а то он, пока гулял по Одессе, забыл их.
Жаль, что ты там мне не встретился, огрызнулся Петропавловский, поглядел бы я, какой ты храбрый и ловкий с незакольцованным.
Сволочь, выругался Навроцкий, трогая рукой затылок. Таких, как ты, на месте надо уничтожать без суда и следствия, чтоб землю не поганили.
Ты считаешь себя намного лучше? А вспомни, скольких ты старушек обобрал, скольких стариков ограбил?! Думаешь, не знаю, как ты по ларькам ходил, дань с продавцов собирал?!
Навроцкий снова кинулся на него с кулаками, но Тобратов встал между ними.
Мне что, обоих вас успокаивать? Люди вы или звери? Он, кивнул Тобратов на Петропавловского, понятно, измотать нас хочет, еще больше поссорить. По возможности от меня избавиться, повернулся к Петропавловскому:Напрасно, Михаил Алексеевич, убежать тебе все равно не удастсяот Тобратова еще никто не убегал.
А куда мне убегать окольцованным? с усмешкой спросил Петропавловский. Да и зачем? Сами отпуститеулик у вас против меня никаких нет.
Ты так думаешь? А доллары и карбованцы в твоем кейсе? Мы тебе их подбросили?
Не вы. Но хохлам это выгодно, чтоб москали не ездили к ним и чтоб больше друг друга в тюрьмах гноили. Разве не понятно?
Чем же это москали так их обидели?
А вы не знаете? Спросите вон у коллеги, типичного представителя батьки Петлюры. Посмотрите, как он зубы точит на русского человека
Это ты человек?! взвился Навроцкий. Убить за кусок хлеба он был так взбешен, что не находил слов. Скрипнув зубами, сел.
Во-первых, я никого не убивал, возразил спокойно Петропавловский. Во-вторых, сделал для людей столько, сколько ты за всю свою поганую жизнь не сделаешь.
Что-то я не припомню, чтобы ты что-то очень хорошее сделал людям, вступился за Навроцкого Тобратов.
А вас, ментов, кто учил приемам самбо, восточным единоборствам? Если бы не мои уроки, скольких вы уже не досчитались бы?
Ну, дорогой, слишком малы эти заслуги по сравнению с твоими преступлениями.
Вам удастся их доказать?
«Вот чего добивался Петропавловский, понял Тобратов. Хочет выяснить, чем располагают следственные органы, арестованы ли его сообщники и что удалось от них узнать».
А ты сомневаешься?
Очень, с прежней усмешкой на губах ответил Петропавловский.
И Тобратов решил несколько поколебать его уверенность, сбить насмешливый тон.
Напрасно. Доказывать, собственно, уже нечеговсе доказано и показано твоей женой, твоими дружками.
Усмешка с губ не слетела, но глаза блеснули зло, затравленно.
Ну да, жену и меня вы по фотороботу вычислили, а в дружки-сообщники из милиции кого зачислили?
Всему свое время, дорогой Михаил Алексеевич. Приедем, узнаешь. А пока советую отдыхать, набираться сил. Дорогу ты выбрал очень нелегкую, и будь мужчиной, неси свой крест с достоинством. И нам дай покоя, тем более видишь, что я больной.
Уговорил, убедил, согласился Петропавловский, подождем до Москвы. Но расскажи, как там мои, сын помолчал, жена. Не вышла еще замуж?
Что ж ты так плохо о жене своей думаешь? Вы с ней так ладили, и ты пока в отпуске числишься
Ладили, сыронизировал Петропавловский. Как кошка с собакой Ну да ладно, кого это интересует
Умен, хитер, смекнул Тобратов. Другой ход решил избрать для защиты: жена такая-сякая, из-за ревности или еще из-за чего оговорила, наплела небылиц. И от дружков будет открещиваться. Такие не раз попадались на пути Геннадия Михайловича. Трудновато, конечно, придется следствию с нынешним демократическим Уголовным кодексом подвести под Петропавловского статью, но это уже не его проблема.
Тобратов достал с батареи подсохший платокхорошо, что в вагонах топить стали, и, выдав очередную очередь чоха, громко высморкался.
Ну вот, все бациллы на нас, снова недовольно проворчал Петропавловский. Хохол хоть командировочные получит, а я за что должен страдать?
Такую сволочь, как ты, никакая бацилла не берет, вступил в разговор Навроцкий. И, если ты не прикусишь свой поганый язык, я прихлопну тебя как при нападении на сопровождающих.
Вот это настоящая метода современного мента, снова оживился Петропавловский. Ухлопать, а потом снять наручники. А ты попробуй наоборот: сними наручники и попытайся ухлопать.
Прекратите! прикрикнул Тобратов. И Навроцкому:Ты-то чего заводишься? Не понимаешь, чего он добивается? Помолчи, пусть он сам с собой поговорит, может, что-то и дельное расскажет. А я вздремну немного.
Тобратов лег на полку, укрылся двумя одеялами, Навроцкий сел у него в ногах, около двери.
Но заснуть при всем желании и при всей необходимости не удалось: и насморк не давал, и Петропавловский. Он то начинал петь, то требовал, чтобы его сводили в туалет и как всякому арестованному отвели время на прогулку, то рычал и стонал, проклиная тот день и час, когда пошел работать в милицию, всех ментов, подлецов и негодяев, способных только брать взятки да бороться с безоружными и беззащитными, кто не может дать сдачи.
Тобратов не отзывался на происки бывшего подчиненного. Сдерживал себя и Навроцкий, хотя это стоило ему немалого труда. Оба надеялись, что Петропавловский устанет или надоест ему и он угомонится. Но арестованный с приближением ночи вел себя все наглее, все агрессивнее. От ужина, принесенного из вагона-ресторана, отказался, но, когда в купе выключили свет, оставив лишь синий светильник, заявил, что хочет есть.
Напиши заявку, какие блюда тебе приготовить, мы передадим в вагон-ресторан, пошутил Тобратов.
Как же я буду писать в наручниках? Снимите, принял игру Петропавловский.
А ты сделай устно, я запомню.
Сомневаюсь. Мне кажется, память у тебя дырявой стала.
Ну почему же, возразил Тобратов, догадываясь, на что намекает недавний его подчиненный: он помогал капитану доставать дефицитный материал для строительства дома, хорошо помню все твое хорошее и удивляюсь, как я не догадался раньше, кто похитил из дежурной части «Мотороллу». Я верил тебе как самому себе. Вот ты и отблагодарил меня за мою доверчивость и уважение к тебе.
И радиостанцию мне хотите пришить? Кто-то из ваших офицеров пропил или потерял по пьянке, а виноват Петропавловский?
Не надо, Михаил Алексеевич. Не считай себя умнее других. Я без всякого блефа тебя предупредил: все доказано и твое запирательство будет тебе только во вред.
Не знаю, что вы там накопали и подтасовали, но я ни в чем не виновен, непреклонно повторил Петропавловский.
Удивительный ты человек, с усмешкой покачал головой Тобратов. И не глупый, и законы наши хорошо знаешь, и не раз сам помогал ловить преступников, а ведешь себя, как дилетант, как трусливый мальчишка: я не я, и шапка не моя. Начитанный, интеллигентный, отец двоих детей
Одного, вставил Петропавловский.
Хорошо, одного. Но и первого ты усыновил, проявил благородство, и вдругграбежи, убийства
Ты хоть скажи, кого я ограбил, кого убил? стоял на своем Петропавловский.
А ты не знаешь? А говоришь, что у меня память дырявая. Вспомни инкассаторскую машину с деньгами для строителей акционерного общества.
Это которое возглавлял Гогенадзе?
Вот именно.
Кто у нас в милиции не знал Гогенадзе, известного валютчика и фарцовщика, отмывающего деньги на строительстве вилл и коттеджей высокопоставленных чиновников. Значит, его ограбили?
И убили, подсказал Тобратов.
И даже убили, расхохотался Петропавловский. Я бы тому, кто это сделал, орден дал: скольких людей он спас от этого удава!
Вот в том-то и твоя ошибка, Михаил Алексеевич, что ты считал свои действия борьбой с несправедливостью, со злом. И не задумывался о том, какое зло сам несешь людям. Ну забрал ты деньги у инкассатора, считая, что наказал Гогенадзе. Но наказал-то ты не его, а строителей, которые там вкалывали день и ночь. Потом понял свою ошибку, убил и Гогенадзе. Ну и как ты считаешь, искоренил зло?
Не надо, Геннадий Михайлович, ловить меня на слове. Вот когда докажете, что это сделал я, тогда будете говорить обо мне как об убийце и разбойнике. А пока ответьте мне на мой вопрос, только честно: жаль вам Гогенадзе?
Ну, дорогой, это другой вопрос. Жизнь человека охраняется законом и судьба его в руках Бога и правосудия. Кого-то мы любим, кого-то ненавидим, но мы не вправе распоряжаться его жизнью.
Бога никто никогда не видел и ничего о нем правдивого сказать не может, возразил Петропавловский. Значит, все, что о нем говорят, ложь. Законы пишут люди. Помните у Цицерона: «Законы должны искоренять пороки и насаждать добродетели»? Почему же вы, законники, не искореняли пороки?
А чем мы с тобой занимались в Звенигороде?
Мелкоту ловили. А настоящие хищники, такие как Гогенадзе, Аламазов, спокойненько сосали кровь из народа.
Хорошо, что ты вспомнил Аламазова. Тоже твоих рук дело.
Не бери меня на понт, начальник, как говорят блатные. Аламазова тоже каждая собака в Подмосковье знала: делец, хапуга, подлец. И ты хорошо это знал, сам зуб на него точил. Но он тебе не по зубам оказался.
Почему же. Ухлопать его, как сделал ты, мог каждый. А вот доказать, что делец, хапуга, подлец, в назидание другим, не могли. Потому он и гулял на свободе. Кстати, ты знаешь, где он взял деньги, скупив в городе все магазины?
Знаю, что на честный заработок он не скупил бы их.
Но, помимо заработка, есть и другие дозволенные методы обогащения, так называемый ныне бизнес. Да, раньше за него судили, но первый демократ Гайдар сказал, что это неправильно. Добивайтесь, мол, изобилия, и тогда не будет спекуляции. Вот Аламазов и воспользовался дыркой в законестал скупать, перепродавать. Ты куда свой ваучер дел?
Лариса, по-моему, по пятерке продала.
Вот и моя так поступила. А Аламазов скупил их и через знакомых администраторов, уверен, не без взяток, приобрел вначале один магазин, прокрутил через него дефицитные товары на несколько миллионовтогда миллион был суммой, купил второй магазин, третий. Так стал заметной фигурой, предпринимателем. Нанял посредников, ездил сам по городам, по ближнему зарубежью, пока граница еще была прозрачной, договаривался об обмене товаров и на этом наживался. Что в этом противозаконного?.. А ты взял да и ухлопал его. Связи нарушились, в город не стали поступать импортные продукты, импортные вещи. Кому от этого стало лучше?
Не надо меня агитировать, Геннадий Михайлович. Кое-что и я знаю об экспорте-импорте. По-гайдаровски все здорово получилось: магазины наши ломятся от заморских товаров. А почему? Потому что большая половина населения не в состоянии платить такие цены. А где наши товары? Хотя бы те же продукты. Перед отпуском я заехал на одну скотоводческую ферму, доярки ревмя ревут, молоко приходится в землю выливать: на завод берут мало, а на разлив запрещают торговатьговорят, негигиенично. И литр молока в магазинах подскочил до четырех тысяч. А сахар? Возим из-за тридевять земель, а своя свекла гниет, власти тоже объясняют: завод нарушает экологиюне предусмотрены очистительные сооружения. Так предусмотрите, постройте на те самые деньги, которые на перевоз тратите. Нет, доллары лучше пахнут, при неразберихе и бестолковщине легче народ грабить. А ты: «Кому от этого стало лучше?»
Да, далеко мы с тобой от криминальной темы уехали. Скоро до президента доберемся. Ты лучше расскажи мне, как это тебе удалось одному обчистить одесского инкассатора со «Строй-бетона»? Я, как только получил телефонограмму, сразу понял, чьих рук это дело.
Ошибаешься, гражданин начальник, съерничал Петропавловский. Если бы это я сделал, хохлы ни за что бы не передали меня в ваши руки, судили бы сами.
Ну почему же. У нас с ними подписано соглашение о совместной борьбе с бандитизмом. А запрос на тебя мы еще раньше послали, до ограбления. Так что твой портрет, правда, без усов, давно красовался в местных отделениях. Хорошо, что не додумались расклеить его на улицах, ты бы быстро дал оттуда деру.
Петропавловский промолчал. Только глубоко вздохнул. То ли задумался, то ли устал за день от болтовни и скандалов. Полежал несколько минут спокойно и вдруг обратился к Тобратову совсем другим, уважительным тоном:
Геннадий Михайлович, сними, пожалуйста, наручники, руки очень затекли. Так я сам не засну и вам покоя не дам.
Тобратов подумал, весело подмигнул ему.
Эх, Миша, теперь-то я раскусил твой авантюрный характер. Наручники я, разумеется, сниму, но не рассчитывай на мою болезнь и на свою силу. Шутки, Миша, кончились.
Не надо меня убеждать, Геннадий Михайлович. Я ни в чем не виноват, потому бежать не собираюсь. Я устал от нервотрепки, от ваших дурацких вопросов и хочу спать.
Тобратов снял наручники. Петропавловский лег лицом к стене и через минуту захрапел. То, что он спит, не вызывало никаких сомненийдаже дергался во сне. Но Тобратов ему не верил: пять лет он играл у них в милиции роль водителя, притом отлично играл, пользовался большим авторитетом, а в свободное от службы время занимался грабежом, убийством. Мог, разумеется, и уснутьнервы ему действительно потрепали изрядно, но сон его в такой обстановке зыбкий: глаза закрыты, а голова бодрствует и улавливает малейшие нюансы, готовые пробудить хозяина в любую минуту.
Ну и тип, кивнул на спящего Навроцкий. Как вы только с ним работали?!
Хорошо работали, вздохнул Тобратов. Не зря говорят: чужая душапотемки. Видишьон уже паинька. Его за руку схватили, а он: что вы, господа, это вовсе не я, и рука не моя Век живи, как говорил маэстро, и дураком умрешь. Сходи-ка, Володя, за кипятком, еще чайку заварим да горло промочим.
Навроцкий взял литровую банку из-под компота и пошел к проводнику. Тобратов высморкался, сменил на батарее платок. Он надеялся, что Петропавловский захочет что-то сказать без свидетеля, но арестованный даже не подал вида, что слышал, как хлопнула дверь, продолжал храпеть. «Или нервы у него стальные, или приготовил новый сюрприз», подумал Тобратов и, достав пистолет, загнал патрон в патронник, поставив его на предохранитель.
Навроцкий принес кипяток и чайную мяту: проводница угостила, узнав, что пассажир приболел, уверяя, что мяталучшее лекарство от всех болезней.
А не уснем мы после этой мяты? пошутил Тобратов.
В таком случае пейте вы один, а я буду бодрствовать.
Чай с мятой действительно смягчил горло, стало легче дышать и насморк поутих; приятная слабость разлилась по телу, клоня в дремоту, и Тобратов, еле сдерживая зевоту, стал расспрашивать Навроцкого о его семье, о хобби, в общем о всяких пустяках, лишь бы не уснуть.
Петропавловский даже не пошевелился до самого утра, проснулся в девять часов, когда заговорило поездное радио. Сладко потянулся, хрустнув косточками.
К чему голые бабы снятся? спросил весело. Такая красотка, зараза, соблазняла, что чуть с полки не упал. Повел носом, нюхнул, как собака, учуявшая запах вкусного. Чаек с мятой попивали. Хороший напиток, но я предпочитаю со смородиной или рябинойРусью пахнет. Хотя сейчас и от простого не откажусь. Позаботьтесь, товарищи начальники, пока я в порядок себя приведу: как-никак в столицу некогда могучего Советского Союза приезжаем, закончил он с иронией.