Полуэктов за двадцатилетний стаж работы в органах правопорядка научился разбираться в людях и был уверен на сто процентов, что Вуцис обязательно расскажет начальнику уголовного розыска о фотороботе, похожем на него. Следователь по особо важным делам не соврал художнику, что фоторобот составлен по описанию одного грибника, случайно оказавшегося в районе происшествия как раз в тот момент, когда в лесу горели «Жигули». Он действительно видел мужчину, припарковавшего свою машину на обочине и кого-то поджидавшего, но рассмотреть его как следует не сумел: далековато было, и сидевший за рулем, заметив грибника, отвернулся в другую сторону. То ли случайно, то ли преднамеренно.
Полуэктов обходными путями пытался выяснить, где в это время находился начальник уголовного розыска, и не смог. Он был почти уверен, что то был Тобратов. Но фоторобот действительно неудачный
Если Вуцис выложит весь разговор Тобратову или даже Ракову, информация обязательно дойдет до начальника уголовного розыска. И тогда тогда он вынужден будет действовать, торопиться, чтобы спутать следы, и обязательно на чем-то споткнется
По случаю успешно проведенных в этот день допросов Полуэктов вечером в номере распечатал бутылку «Наполеона». Пили со Скородумовым из маленьких мельхиоровых рюмочек, закусывали сочными яблоками нового урожая.
Говорили мало. Да и о чем говорить, когда оба чувствовали неловкость, знали истинную цену своего достижения. В суде, конечно, не станут особенно рыпаться: все заинтересованы побыстрее закрыть дело, списать его на убитого Грушецкого. Но при нападении на инкассатора не пострадало ни одного человека, значит, дело не более серьезное, чем убийство пусть даже главаря банды. Но кто убил, за что? И коль убийца остается на свободе, надо ждать новых преступлений. В таком случае чего стоят «итоги» следователя по особо важным делам? Да еще не ясно, как поведут себя на суде свидетели по делу ограбления инкассатора: автомастер и художник. Свидетели трусливые, ненадежные Правда, должен сыграть роль авторитет следователя по особо важным делам, и то, что криминогенная обстановка в Москве и Московской областида что там здесь, во всей стране! сложная, чуть ли не каждый день убивают то бизнесменов, то депутатов, то журналистов. С мелкими ворами-налетчиками долго возиться никто не будет; и все-таки зыбкость своих обоснований чувствовали оба. Полуэктов с нетерпением и страхом ждал ответного звонка генерала: Водовозовстреляный воробей в подобных делах, может быстро учуять «липу», а мужик он крутой, рука тяжелая, так приложится, что долго потом чухаться будешь Потому и не клеился разговор между следователями из Москвы, хотя будто бы достигли, чего хотели
Они заканчивали бутылку, настроение потихоньку поднималось, и разговор оживлялся, когда в дверь постучали. В номер вошел еще один помощник, который вел прослушивание кабинета начальника уголовного розыска.
Потрясающая новость, Виктор Петрович, доложил подслушивательмолоденький лейтенант, недавно закончивший высшую следовательскую школу. Сами послушаете или пересказать?
Новость, как и басню, ценят не за длину, а за содержание, нравоучительно приподняв палец, произнес Полуэктов. Извини, не предлагаю, кивнул он на бутылку. Сам на дежурстве никогда не употреблял и другим не советую. Пересказывай.
Тобратов только что доложил Зарубину: знает он предателя, затесавшегося к ним в отделение, ограбившего инкассатора и убившего Грушецкого, лейтенант замолчал.
Хмель и улыбка вмиг слетели с лица Полуэктова, он глянул на Скородумова, потом на лейтенанта.
А вот фамилию Тобратов произнес после того, как включил в кабинете радиоприемник: знает, видно, что мы его прослушиваем.
Блефует? спросил у Скородумова Полуэктов.
Сомневаюсь, озадачился помощник. И Раков и Вуцис говорили нам, что Тобратов вызывал их, допрашивал; значит, вел параллельное расследование. На его месте и мы так бы поступили.
Полуэктов нервозно выбил пальцами дробь по столу, встал и, сунув сигарету в рот, заходил по кабинету. Остановился около лейтенанта, спросил:
И что ответил Зарубин?
Я разобрал только одно слово «подарочек». Полковник, похоже, очень удивился и расстроился, увел Тобратова к себе в кабинет.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! вспомнил Полуэктов старинную русскую поговорку. Надо, Антон Иванович, срочно ехать в милицию.
Но дыхнул дважды Скородумов, отмахивая ото рта запах.
Ерунда, рабочий день мы закончили. Они что, меньше пьют? Поехали. Только вот где машину раздобыть?
Позвоните Зарубину.
Не хотелось бы его предупреждать, и все-таки рука Полуэктова потянулась к телефону. Раздавшийся в это время звонок так напугал его, что он отдернул руку. Опомнившись, снял трубку.
Слушаю, Полуэктов Есть, есть, Иван Петрович Сегодня же выезжаю, повесил трубку. Даже, кажется, чему-то обрадовался. Сказал с выдохом:Депутата Брандохлыстова убили. Меня отзывают в Москву. Тебе здесь завершать, Антон Иванович.
А как же с расследованием Тобратова? Там, похоже, другие обвиняемые
Разберетесь. Скорее всего, это авантюра. Тобратов выкинул какой-нибудь фортель, чтобы отвести от себя подозрение. Не поддавайся на его удочку. Но на всякий случай прощупай почву. Кто-то из наших оперативников должен быть в курсе дела.
Ленту заберете в Москву или несмело спросил лейтенант.
Или, отмахнулся, как от надоедливого комара, Полуэктов. Вот Антону Ивановичу отдашь.
Следователь по особо важным делам стал укладывать чемодан.
7
«Чтобы стать хорошим следователем, говорил не раз на лекциях в юридическом институте профессор Сидельников, надо быть не только хорошим психологом, надо еще обладать логическим складом ума. А этому надо постоянно учиться, тренировать ежедневно мозги, как и мускулы».
За двадцатилетнюю практику Полуэктов научился разбираться в людях, что же касалось ежедневных тренировок мозгов, тут у него силы воли не хватало: ни физзарядкой он по утрам не занимался, ни логическими рассуждениями не утруждал себя, выбирая при решении сложных запутанных дел наиболее легкий путь.
Так поступил он и в деле ограбления инкассатора.
Запугать бывшего зека Ракова, случайно схлопотавшего три года: по пьянке забрался с дружком на прокурорскую дачу в поисках спиртного и украл портативный радиоприемник «Панасоник», испытавшего все ужасы тюремных порядков; и художника Вуциса, наслышанного от дружка о паханах, буграх и прочих лагерных начальниках, издевающихся над осужденнымимного ума не потребовалось. А вот предвидеть наперед логическое развитие событий, у Полуэктова смекалки не хватило
Вуцис, выйдя из милиции, из тесного, давящего своими стенами и низким потолком кабинета, освободившись из тисков безжалостного и страшного, как питон, следователя по особо важным делам, опустошенный, раздавленный, начал потихоньку приходить в себятихие улочки малолюдного милого городка, зелень деревьев, синее небо с еще теплым, но уже не знойным солнцем, свежий воздух действовали на него благотворно, успокаивающе, и он начал осмысливать последний допрос, сознавая, что где-то допустил ошибку, что-то сделал не так. Ему было стыдно за свое поведение, за трусостьсостояние было такое, словно его вываляли в грязи. Чего он, собственно, испугался? Да, номер на двигателе он перебил, только один раз, зачем же он подписал протокол допроса, где Скородумов записал ему и подделку номеров ЗиЛа и красных «Жигулей»?
Он всхлипнул, как мальчишка, ни за что ни про что избитый злым, сильным дядей, которому не может дать сдачи. Теперь он ясно сознавал, что сделал глупость, подписавшись под заведомой ложью, раскаивался, но стоило вспомнить лицо следователя по особо важным делам, его каверзные вопросы, угрозы, обыск дома, его снова бросало в дрожь. И он понимал, что, если бы не подписал протокол сегодня, подписал бы его завтра: пусть лучше судят, чем терзают ежедневно его, жену, пятилетнюю дочурку, которая уже все понимает и боится чужих дядей с сердитыми глазами, чего-то ищущих в комнатах, перевертывающих все вверх дном
Вуцис бесцельно брел по улице, не зная, куда идти, что дальше делать. От дум, нервного перенапряжения болела голова, хотелось забыть все и забыться, отключиться от этой жизни, уйти туда, где бы его никто не видел, ни о чем не спрашивал. И как он ни старался отогнать мысли о нелепом положении, в которое он вляпался, они вертелись в голове, как пчелы в роевне, отыскивая выход. Больше всего его мучил вопрос, почему следователь по особо важным делам, показав ему фоторобот, схожий то ли с Тобратовым, то ли с Петропавловским, просил не говорить об этом в милиции. Делают одно дело, ищут налетчиков на инкассатора, а действуют как непримиримые конкуренты, идут разными путями. Тобратов после первого же допроса отказался от версии виновности Грушецкого и Татарникова, а Полуэктов уцепился за них как за единственных виновников. Что за этим? Тобратов разговаривает по-человечески, спокойно, рассудительно, а этот следователь Полуэктовнахраписто, уверенно, безапелляционно. Убежден, что только Грушецкий и Татарников способны на такое? Или блефует, старается побыстрее сбагрить с рук дело об ограблении инкассатора?
Внезапно его озарило: не случайно Полуэктов и Тобратов действуют разобщенно и не случайно друг к другу относятся с недоверием. Следователь по особо важным делам, похоже, не доверяет начальнику уголовного розыска, а Тобратов раскусил авантюрную сущность московского сыскника, и потому сам ведет параллельное расследование. Начальник уголовного розыска уважительно разговаривал с Вуцисом, и художнику он импонировал не только вежливостью, тактичным обращением: по его вопросам нетрудно было определить, что это человек умный, образованный, рассудительный. А придя к такому выводу, сам собой напрашивался и выход: обратиться к Тобратову, все честно ему рассказать и попросить совета.
Вуцис сразу же решил вернуться в милицию. Но, подумав о возможной встрече с Полуэктовым, пришел к выводу, что лучше пока воспользоваться телефоном. Увидел телефонную будку и свернул туда. Не успел набрать номер, как из-за дома, который только что прошел Вуцис, вынырнул маленький мужичонка в поношенном сером костюмчике с полиэтиленовой сумкой в руках. Он не обратил бы на него внимания, если бы тот не приостановился и не стал вертеть головой, отыскивая кого-то. Увидев Вуциса в телефонной будке, сразу успокоился, помахивая сумкой, прошел мимо.
«А ведь этот за мной следит, подумал художник. Топтун или сподвижник бандитов, которому поручено убрать свидетеля, как и Грушецкого?»
Но, странное дело, Вуцис не испытывал такого страха, который охватывал его при виде Полуэктова.
Мужичок прошел по улице и остановился около витрины магазина, стал рассматривать что-то. Если бы он охотился за Вуцисом, сейчас никто не помешал бы его ухлопать: улица была пустынна. Значит, топтун приставлен не иначе как Полуэктовым.
Вуцис набрал номер телефона начальника уголовного розыска. К счастью, Тобратов оказался на месте.
Здравствуйте, Геннадий Михайлович. Это ваш подопечный, художник Вуцис. В трубке вдруг возникли непонятные шумы, но он разобрал сказанное.
Слушаю вас.
Хотелось бы с вами встретиться, но, по-моему, за мной хвост, прокричал Вуцис.
Не кричите, я хорошо вас слышу. И не бойтесь, я знаю. Постарайтесь оставить хвост с носом. Сумеете?
Попытаюсь.
Домой пока не ходите. Встретимся в четырнадцать ноль-ноль в кафе «Березка». Сможете?
Конечно.
Вот и отлично, Тобратов повесил трубку.
Топтуна около витрины не было. Видимо, зашел в магазин. Как же от него отделаться? Вуцис вспомнил столовую на улице Московской, где ему довелось оформлять зал; там есть служебный ход, ведущий во двор, через который можно незаметно скрыться
Неторопливой походкой прошел мимо магазина и вскоре увидел своего «неразлучного» попутчика. Поводив его около часа по разным улочкам и переулкам, Вуцис зашел в столовую, где его все знали, поговорил с заведующей минут десять, даже кофейку выпил и через служебный ход отправился к «Березке».
8
Тобратов терпеть не мог выскочек, верхоглядов, с которыми жизнь свела его еще на школьной скамье. Рядом с ним за партой сидел Витя Стригунок, его сверстник, сынок секретаря райкома. Шустрый, рыжий паренек, самоуверенный, нагловатый, умеющий втирать очки не только одноклассникам, но и педагогам. На уроках по любым предметам он всегда первый тянул руку, и, если его вызывали к доске, так начинал тараторить, что у всех звон в ушах стоял. Заучивал он самое основное, не вникая в глубь предмета, но, обладая ораторскими способностямипапина наследственность, умел безостановочно говорить об одном и том же столько, сколько выдерживал учитель.
В классе его не любили, не только за то, что он одевался лучше, учителя относились к нему снисходительно, прощали ему шалости и срывы, называя его постоянно в числе отличников, но и за то, что он был неискренним, постоянно хитрил и зло подшучивал над товарищами.
Геннадий относился к Виктору терпимо: все-таки сидели за одной партой, в кино вместе ходили, и у Виктора было много интересных книг, которые он давал ему почитать. Но однажды
Урок математики вела учительница Ольга Ивановна, молодая, красивая, год назад окончившая пединститут. Все ее любили и все знали, что к ней приехал жених, летчик, и что скоро состоится свадьба.
Виктор и Геннадий сидели за первой партой. Им было по пятнадцать, они уже влюблялись и кое-что знали об интимной жизни. Особенно Витек, в доме которого имелся видеомагнитофон и родители частенько крутили заграничные порнографические фильмы. В их отсутствие Витек доставал из запретного ящика кассеты и по нескольку раз прокручивал эротические ленты.
На Ольгу Ивановну он смотрел с вожделением и, когда узнал, что к ней приехал жених, расстроился. И то ли по этой причине, то ли давно у него созрел план получше рассмотреть «даму своего сердца», принес с собой небольшое зеркальце. Положил его на носок ботинка и продвинул поближе к ногам учительницы.
Ольга Ивановна в этот день не ходила у доски, а парила, не рассказывала о квадратных уравнениях, а пела; все видели ее возвышенное состояние и знали причину. Она то писала на доске, то подходила к первой парте и с улыбкой на устах, воздевая руки, рассказывала увлеченно о цифрах как о живых существах.
Витек, выбрав удобный момент, когда ноги Ольги Ивановны были расставлены, просунул между туфелек ботинок с зеркальцем. Не успел он заглянуть под парту, как Ольга Ивановна ступила в сторону, зацепила ботинок, и зеркальце, слетев, звякнуло об пол.
Учительница недоуменно глянула себе под ноги, увидела зеркальце и поняла все. Лицо ее загорелось, будто его ошпарили кипятком. Она пошевелила губами, но не смогла от возмущения и стыда вымолвить и слова. Глаза ее гневно засверкали. Глянула на Геннадия, потом на Витеньку, потом снова на Тобратова.
Кто? только хрипло вылетело из ее горла.
Это не я, замотал головой Витек.
А за партой их было только двое.
Вон из класса! махнув перед самым носом Геннадия пальцем, указала она ему на дверь
Вот тогда-то Геннадий и пришел к выводу: верхоглядство, самомнение исходят не из желания просто выделиться чем-то среди других, а из подленькой трусливой натуры, от бессовестности, пренебрежения мнением окружающих
Полуэктов своим поведением, манерой расследования, отношением к свидетелям и подозреваемым очень походил на того Витеньку Стригунка. Решил с ходу раскрыть преступление, одним махом найти и поставить к стенке преступников. И не разобравшись как следует в деле, заподозрил первых попавшихся. «Сидели в тюрьме за воровство, ездят на ворованной машине, торгуют краденымкто ж еще, кроме них, рискнет напасть на инкассатора. А наводчик или даже главарь бандысам начальник уголовного розыска: пользовался услугами бандитов при строительстве дома, скрыл показания инженера птицефабрики Балуева»
Несмотря на то, что генерал Водовозов не поверил в причастность Тобратова к ограблению инкассатора, Полуэктов остался при своем мнении, установил слежку за начальником уголовного розыска, прослушивание его переговоров
Тобратов был не мстительным человеком. Но зная, как Полуэктов выбился в следователи по особо важным делам, как относятся к нему его московские коллеги за заносчивый, высокомерный характер, решил приподнести ему урок. Встретившись с Вуцисом и убедившись, что топтун потерял своего подопечного, Тобратов посоветовал художнику скрыться из Звенигорода на несколько дней. Он знал, что подумает об этом исчезновении Полуэктов и какие предпримет шаги.
Напасть на след настоящего налетчика на инкассатора, убийцу Грушецкого и, по всей вероятности, Гогенадзе и Аламазова Тобратову удалось после длительных поисков и большого труда. Ему и теперь еще не верилось, что этим бандюгой мог быть близкий ему человек, с которым встречались почти ежедневно, делали одно дело, в какой-то степени даже дружили. Потому и не придал он значения рассказу Вуциса, видевшего в красных «Жигулях» женщину в темных очках, похожую на жену Петропавловского. Потом, когда был составлен фоторобот со слов грибников, оказавшихся на месте преступления и в то самое время, когда было совершено нападение на машину с деньгами, и со снимка на Тобратова глянул человек, похожий на него самого и на Петропавловскогоэтого сходства он никогда не замечал, Тобратов окончательно разуверился в показаниях.