Татьяна ТэяВишенка
Глава 1
Форт-Уорт, 1881 г.
Коул, смени Диггери наверху! крикнул Хэнк, засовывая револьвер обратно в кобуру.
Может, он там сам справится? протянул я.
Его, скорее, вывернет на собственные ботинки.
Зачем тогда его держишь, если он не может делать грязных дел?
Для грязных дел у меня есть ты, мой мальчик, Хэнк дотронулся кончиками пальцев до своей шляпы. Подчисти тут всё, а мы будем ждать тебя у ручья.
Ладно, я отвернулся и поморщился.
Пока поднимался по лестнице на второй этаж, думал, что пора с этой компанией завязывать. Они боялись меня, но не уважали, а Хэнк иногда смотрел, как подстреленный койот, опасаясь, не перебью ли я их во время ночной стоянки.
Я был одиночкой, и глупо это отрицать.
Облегчение, написанное на лице Диггери, когда я зашёл в комнату было практически комичным. Я б даже улыбнулся, если б не дело, которое мне надо было заканчивать за этого никчёмного ублюдка.
Я спрашивал, способны ли вы догадаться, о чём думают жертвы в последние минуты их никчемных и безрадостных жизней. Они могут упиваться собственной значимостью, считать, что они кому-то интересны как личности, хотя их мысли не представляют абсолютно никакой ценности. Так вот, я знаю, о чём они думают. Нет, я не читаю мыслей. Лишь просто смотрю в их расширенные чёрные зрачки, на поверхности которых отражается круглое дуло моего кольта, и понимаю: какие они все эгоисты: от первой минуты рождения до последней секунды жизни, от первого жадного вдоха и требовательного крика до последнего всхлипа и мольбы о себе не о других всегда только о себе и лишь о себе
Покажите мне человека, разве, что не святого или душевнобольного, кому другой человек, находящийся рядом, просто проходящий мимо или живущий поблизости или в отдалении будет интереснее его самого.
Влюбленные, скажете вы и ошибетесь. Любовьэто унижение. Настоящая любовь безответна, она не может быть равной, чья-то чаша весов обязательно окажется переполненной. Так что ни о какой гармонии и речи быть не может. Любя, ты унижаешься, ты просишь, вымаливаешь, а в ответ получаешь подачку в виде искаженного, извращенного чувства и слов: я люблю тебя, с наивной, глупой приставкой: очень
Но есть и другой бескорыстный вид любви, к сожалению, не всем доступный
Не трогайте её, рыдала, стоя передо мной на коленях, растрепанная женщина. Убейте меня, только не её, не надо, прошу вас, голос её понизился, стал практически неразборчивым.
Она попыталась схватить мою руку, чтобы в умоляющем жесте припасть к ней губами, но я отшатнулся, и женщина рухнула на пол, ползая возле моих сапог, практически слизывая с них дорожную пыль и мозги собственного мужа, бесформенной грудой лежащего внизу в гостиной.
Надо отдать ему должное, он, вроде, был честным и справедливым, но не мог защитить семью. Что способен он противопоставить моему кольту, уже практически сросшемуся с ладонью? Казалось, за несколько лет кольт стал логичным продолжением моей руки. Не ощущая его веса, я чувствовал, будто меня лишили пальцев.
Руку я вскидывал быстрее, чем мой разум успевал подумать об этом. Яубийца, и за несколько лет моё тело научилось реагировать на опасность на уровне инстинкта.
Всхлипы женщины перешли в завывания. Обхватив себя руками, она раскачивалась из стороны в сторону.
Краем глаза я наблюдал за маленьким существом, жавшимся в углу. На вид девчонке было лет десять-одиннадцать, слишком маленькая и худая, чтобы определить точнее. Подол аккуратного голубого платья задрался, показывая тонкие ножки-палочки в добротно сделанных тёмно-коричневых ботинках, наиболее подходящих для здешнего климата. Период засухи перемежался с обильными дождями, после которых, пройти по улицам и не испачкаться в вязкой жиже, было практически невозможно. Деревянные мостки по обеим сторонам дороги не спасали от грязи.
Девчонка дрожала, её широко распахнутые тёмные глаза смотрели в одну точкуна мать.
Пожалуйста, всхлипнула женщина. Ведь она ничего не сделала. Это ребёнок. Должно же в вас быть хоть что-то человечное?
Да что ты знаешь о человечности, ухмыляясь, тихо произнёс я, взводя курок и вскидывая руку.
Нет, взвизгнула женщина, снова бросаясь мне под ноги. Умоляю вас продолжала она твердить словно заведённая.
Не знаю, почему я послушал её, почему поддался уговорам, изменил своим принципам. Может, сегодня выдался слишком приятный вечер? Недельная жара, висевшая над Форт Уортом, спала. Я, наконец, смог выспаться и отдохнуть, и подумать над последним делом, что держало меня в этом маленьком городке.
Крейг Джонсонместный шериф, он слишком крепко подсел нашей банде на хвост, а нам не нужны были проблемы, которые он создавал. Поэтому мы решили убрать его и его семью. Устраним проблему, и другим назидание будет: что переходить дорогу и чинить нам препятствия не стоит.
Дорога до дома шерифа не заняла много времени. Прежде чем навестить его, я попытался получить максимум информации. Жил Джонсон в незатейливом доме на окраине небольшого городка вместе с женой и дочерью. Этот дом сразу поднял во мне волну тошноты. Грубо сколоченная, но функциональная мебель, милые занавесочки на окнах и плетеные салфетки на комодах и столиках, детские рисунки на стенахвсё было настолько приторным и слащавым, настолько дышало счастьем и семейной идиллией, что я лишь сильнее укрепился в нашем решении.
Опустившаяся на Форт-Уорт вечерняя жара была необычайно ласкова, на ясном безоблачном небе яркими точками мигали звёзды, из придорожных салунов и публичных домов доносился пьяный смех и задорные звуки расстроенных пианино.
Хэнк и Диггери отправились вперёд, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств предупредить об опасности или хвосте.
Маленькие двустворчатые двери одного из заведений распахнулись, и двое работников вынесли какого-то перепившего бравого ковбоя. Его ноги, обутые в короткие сапоги из мягкой кожи, волочились по земле, оставляя на пыльной дороге, смоченной вчерашним дождём две глубокие борозды. Он на секунду вскинул голову, напрягаясь, и снова обмяк. Шляпа съехала на затылок и шлёпнулась в пыль.
Потерять на Западе шляпу, всё равно, что потерять достоинство. Неодобрительно покачав головой, я шагнул в тень соседнего здания. Парня уже успели дотащить до коновязи и пару раз макнуть в поилку. Тот дёрнулся и вроде как начал приходить в себя. Один из работников вернулся за упавшей шляпой и, подобрав её, кинул смятый, ставший бесформенным предмет, на грудь мертвецки пьяного мужчины. Отряхнув ладони, они удалились, оставляя бывшего клиента похрапывать под звёздами в опасной близости от лошадиных копыт.
Из тени крайнего здания отделились две тенимои подельники. Значит, всё чисто.
Не сговариваясь, мы шагнули к дому.
Джонсон даже не успел отреагировать, почти с порога получив одну пулю в сердце, вторую в голову и третью в шею. Как опрометчиво для шерифа. Он всегда должен быть начеку. Я удручённо покачал головой.
Наверху раздался топот, я неторопливо перевёл взгляд на лестницу. На последней ступеньке застыла моложавая женщина. Схватившись за сердце, невидящим взглядом уставилась на тело собственного мужа. Она пока не плакала. Просто не успела осознать, что происходит.
Медленно, очень медленно женщина сфокусировала взгляд на нас и, вскрикнув, помчалась в одну из комнат.
Стволом пистолета я дотронулся до полей шляпы, сдвигая её на затылок, а Диггери бросился за ней.
И вот теперь она умоляла меня пощадить её дочь.
Хорошо, по слогам произнёс я и, переведя взгляд на девчонку, кинул той. Выйди и жди меня за дверью.
Парни уже ушли, и я знал, что дом пуст.
Девочка замотала головой, не отрываясь, смотря на мать.
Детка, иди, ласково сказала та, пересиливая собственную панику, и, всхлипнув, добавила более твёрдо. Иди сейчас же.
Девочка поднялась и на трясущихся ногах направилась к двери, но на полпути, передумав, бросилась к матери и, разрыдавшись, вцепилась той в юбку.
Женщина погладила её по растрепанной голове, поцеловала в макушку и, что-то прошептав на ухо, подтолкнула к выходу.
Я скучающе взирал на разворачивающуюся передо мной драму.
Наконец, девчонка вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Её мать затравленно взглянула на меня.
Закрой глаза, сегодня я не был настроен, угадывать чьи-либо мысли. Женщина охотно подчинилось. Неужели так легче умирать? Не видя пальца своего будущего убийцы, ласкающего курок?
Женщина снова рухнула передо мной на колени. Губы её зашевелились в беззвучной молитве. Разве за всю свою жизнь она так и не осозналаГосподь слишком стар и глух, чтобы услышать и спасти?
Вы позаботитесь о моей дочери? дрожащим голосом внезапно спросила она.
Пару секунд я помолчал, взвешивая, что мне делать с лишней обузой. Соглашаться на мольбы этой женщины не было наилучшим решением. Но даже такой ублюдок как я умел держать своё слово. Раз пообещал сохранить ей жизнь, надо позаботиться, чтобы она не умерла на первой же переправе.
Хорошо, мягким, почти нежным тоном произнёс я.
Женщина передо мной замерла, сжимаясь от страха. Между бровей пролегла глубокая морщинка. Она не понимала, чего я медлю.
Но выстрелэто всегда неожиданно
Глава 2
Мы двигались по грязному, загаженному переулку между домами. Я уже был здесь сегодня.
Сука, узнав меня, радостно завиляла хвостом. Позади неё, в перевёрнутом ящике возились щенки. Маленькое десятилетнее существо, шедшее рядом со мной дрожало и с трудом сдерживало истерику. Крупные слёзы катились из её глаз, и она молча глотала их. И я не мог сердиться на неё, хотя любое хныканье и слабость, обычно сверх меры раздражали меня. И было странно, если бы она не испытывала никаких чувств, детским умом осознавая, что свою судьбу она контролировать не в силах. Хотя нет, она больше не ребёнок. Я заставил её сегодня повзрослеть, резко и стремительно. Жить ли ей или умеретьзависело от моего настроения. Пока что я пребывал в благодушном.
Я стал перебирать в уме, что мне известно о маленьких девочках, и внезапно понял, что ничего о них не знаю. Дети или бывшие дети, называйте, как хотите я не контактировал с ними, вообще никак. Но она будущая женщина, а женщинам надо заботиться о ком-нибудь.
Решение пришло внезапно.
Подойдя к собаке, я проигнорировал её приветственный добродушный лай, аккуратно обходя её и наклоняясь над коробкой со щенками. С пару секунд я смотрел на них, потом потянулся к тому, чья морда мне показалась поумнее и, схватив его за шкирку, забрал от своры братьев и сестёр. Тот сразу почувствовал опасность и заскулил, беспомощно махая всеми четырьмя лапами в воздухе.
Возле моих ног крутилась вмиг обезумевшая мать. Она больше не виляла и не тявкала: будто вытянувшись всем корпусом по земле, прижав уши к груди и оскалив зубы, она зарычала на меня, защищая своё дитя.
Я пошёл прочь, не обращая на неё внимания, а когда она понеслась вслед, просто отпихнул ногой в сторону. Сука взвыла, но попыток догнать не бросила. Тогда пришлось пнуть сильнее. Щенок в моих руках взвизгнул и забился.
На самом деле я испытывал желание вынуть свой кольт и разрядить в эту собаку оставшиеся пули, но, посмеиваясь про себя, подумал, что на сегодня выстрелов достаточно.
Я уже почти подошёл к девчонке, когда её слова выдернули меня из кокона собственных мыслей.
Оставьте его. Вы не видите, он боится и хочет к маме, тонкий девчачий голосок был на удивление строг и силён.
В эту минуту она словно бы забылась, кто перед ней.
Бледный лоб прорезала недовольная морщинка. Растрёпанные волосы, в которых запутались полуразвязавшиеся ленты, развевались за её худенькими плечами. У неё была тонкая кость. Не удивлюсь, что, даже достигнув брачного возраста, она останется такой же хрупкой и плоской.
Я присел перед ней; теперь наши лица оказались на одном уровне. Её нижняя губа начала подрагивать. Похоже, девчонка растеряла всю свою, не пойми откуда взявшуюся браваду.
Как тебя зовут? насколько мог ласково спросил я, протягивая руку и поправляя сбившейся в сторону воротничок её незатейливого платьишка. В другой моей руке вертелся и скулил испуганный щенок.
Алисия. Алисия Джонсон, заплаканные карие глаза серьёзно смотрели на меня. Я мог видеть дорожки от слёз на её побледневших щеках.
Что ты говорила?
Её ротик приоткрылся, и она храбро начала.
Я говорила вам, чтобы вы отпустили его. Он напуган и хочет к маме.
Так вот, Алисия Джонсон, я решил обратиться к ней полным именем. Запомни, с этого момента, тыего мать.
С этими словами я сунул извивающегося щенка ей в руки. Она неловко дёрнула ладошками, удерживая, пытающееся сбежать животное, и крепко прижала к себе.
И тебе надо заботиться о нём, и следить, чтобы он всегда был сыт и на этом список её обязанностей вроде как кончался, в голову больше ничего не приходило, поэтому я просто протянул руку и потрепал щенка по гладкой макушке.
Алисия так и стояла, застыв и бессмысленно уставившись на короткую бежевую шёрстку пса. Выражение её глаз медленно менялось, пока мои слова доходили до неё.
Надо дать ему имя, наконец, сказала она.
Дай.
Девочка нахмурилась, щенок заскулил, а она инстинктивно прижала его к себе чуть сильнее.
Непоседа?
Ну, если хочешь, чтобы все соседские псы смеялись и дразнили его «маменькиным сыночком», когда он вырастет, называй Непоседой.
Тёмные глаза буравили меня.
А как бы вы его назвали?
На секунду я задумался.
Аттилой или Троем.
Мне нравится Трой, выдавила из себя Алисия.
Ну, тогда пусть будет Троем, а теперь пойдём нам пора уезжать.
Поднявшись, я указал, чтобы она следовала за мной. Я уже понимал, что к Хэнку и Диггери я не вернусь. Они могут ждать меня у ручья сколько угодно. Девчонка, навязанная мне, могла служить ещё одним поводом для принятия этого решения: уйти, не оглядываясь.
А куда вы едите?
Алисия, мы едем, поправил я.
Куда мы едем, тут же переспросила она.
Глубоко вздохнув, я улыбнулся краешком губ.
К истокам.
Не знаю, уловила ли она мою иронию. Скорее всего, для неё это были простые, ничего не значащие слова.
Мы уходили.
Алисия последний раз оглянулась, чтобы посмотреть на замершую скорбную фигуру собаки, провожающей печальным взглядом чёрных блестящих глаз своё так и не отвоёванное чадо.
Мы все не те, кем притворяемся.
По улице разнёсся тоскливый, жалобный вой.
Глава 3
Ланкастер
Я смотрел на белый аккуратный домик. Ровные стены идеально покрашены, стёкла окон сверкают чистотой, небольшой, но пышный садик, начинающийся с правой стороны, слегка разросся с тех пор, как я последний раз лежал в нём под моим любимым вишнёвым деревом, предаваясь глупым юношеским мечтам.
Очень захотелось сплюнуть, скопившаяся во рту горечь, жгла горло.
Ничего не изменилось. Ничего, кроме меня.
Я постучал в массивную входную дверь с железной окантовкой и перевёл взгляд на Алисию, стоявшую чуть поодаль и прижимающую к себе Троя. Девчонка почти всё время молчала, по-моему, до неё постепенно начало доходить, что ни мать, ни отца она больше никогда не увидит. И осознание того, что я был среди их палачей, постепенно обрушивалось на хрупкие детские плечи. За три недели пути от Форт-Уорта до Ланкастера она едва ли произнесла с десяток слов.
Дверь внезапно распахнулась, на пороге застыла приятная моложавая женщина. Скромное бежевое платье, оттеняющее каштановые волосы, собранные в высокую причёску, подчёркивало идеальную фигуру, которую не затронуло рождение двоих детей. Глаза цвета промокшей листвы, не отрываясь, смотрели на меня.
Коул, выдохнула она, и, было, сделала шаг вперёд, порываясь обнять, но заколебалась.
И правильно. Я сам не уверен, чего ждать от этой встречи. Я не был дома с тех пор, как четыре года назад покинул его, выбрав свой путьгубительный и разрушающий. И я мог бы вспомнить ещё много слов, брошенных мне в спину отчимом, когда уходил, и ведь помнил каждое, как будто они были произнесены вчера.
Женщина тем временем, посмотрела на дрожащее за моей спиной существо, её взгляд стал светел.
Эй, привет, тихо, почти шёпотом, произнесла она. Как тебя зовут?
Алисия, раздался тонкий голосок, и я еле заметно не вздрогнул, настолько отвык от разговоров за недели её молчания.