На Диком Западе. Том 3 - Эдвин Хилл 24 стр.


Глаза графа с напряженным вниманием следили за губами говорившего, которого возрастающая слабость заставила снова лечь, хотя голос его еще был ясно слышен.

 В благодарность за ваше человеколюбие и согласно желанию Железной Руки, чтобы это сокровище досталось потомку королевского рода Бурбонов и вместе с тем послужило на пользу французскому народу,  я решил передать вам мешочек и мое право на находку, если вы только согласитесь на два легко исполнимых условия.

 Объяснитесь, сеньор,  сказал граф.

 Во-первых, я бы желал, если уж мне не пришлось умереть в свободной пустыне, быть похороненным на христианском кладбище, по христианскому обряду.

Граф кивнул головой в знак согласия.

 Мое второе условиеоставить в собственности Джонатана Смита самородок, о котором я говорил, передать ему те из моих вещей, которые он захочет иметь, и  при этих словах лукавая улыбка мелькнула на истощенном лице мексиканца,  и не мешать ему обыскать мой труп, если он захочет посмотреть, нет ли на нем чего-либо ценного.

 Оба условия, собственно говоря, подразумеваются само собою,  серьезно сказал граф,  но я охотно даю слово в том, что исполню их, если это может вас успокоить.

 Вы истинный дворянин, сеньор; все идет к лучшему,  пробормотал гамбузино.  Теперь выслушайте самое важное, пока еще силы не оставили меня. Найти моих друзей, без поддержки которых вы не в состоянии будете выполнить предприятие, не так трудно, как вы, может быть, думаете. Как я уже сказал, мы назначили два свидания. Первое состоится через 9 месяцев, в первый день первого полнолуния в сентябре, в Сан-Франциско. В ту минуту, когда часы на соборе, находящемся на восточной стороне Plaza Major в Сан-Франциско, пробьют 10 часов, Железная Рука и Большой Орел будут как раз на том месте, куда верхушка колокольни отбросит свою тень.

 Вы уверены, что ваши друзья будут так верны своему слову?  спросил граф, который теперь, когда предприятие приняло осязаемую форму, был весь как огонь и жизнь.

 Непременно, если только они еще живы. Впрочем, мы условились, что прибывшие на свидание будут являться наследниками не явившихся. Второе свидание назначено на 6 месяцев позднее, в пустыне, у источника Бонавентура. Это место обозначено на плане красной отметкой. Вот все, что вам необходимо знать, сеньор граф, да и пора мне кончить; силы мне изменяют Но, постойте, кто-то стучит. Это, наверно, янки, итак, мне придется его увидеть еще раз перед смертью.

В самом деле, дверь отворилась и вошел Евстафий в сопровождении какого-то незнакомца.

 Вот американец, за которым меня посылали, граф. Янки был типичный представитель своей расы: худощавое лицо, квадратный лоб, острый нос. Выдающийся подбородок и беспокойный взгляд слегка косящих глаз обличали характер решительный и задиристый. На голове его красовалась измятая шляпа, которую он не потрудился снять, даже войдя в комнату; коричневый сюртук, в карманах которого были засунуты его руки, болтался на его тощем теле.

 Я слышал, мистер Золотой Глаз,  сказал этот нелюбезный субъект, обращаясь к больному,  что вы по собственной вине подверглись несчастью, выйдя без всякой надобности на улицу, когда эти ветрогоны-французы подняли там пальбу; и поскольку вижу, что вы должны умереть, то и думаю, что вы обманули меня насчет следуемой мне платы.

 Caramba!  простонал раненый.  Вы должны быть довольны, что я избавляю вас от забот обо мне. И перед лицом смерти я призываю этих сеньоров в свидетели того, что  он должен был остановиться, чтобы перевести дух,  что у меня нет никаких обязательств перед вами Согласно нашему договору, вы должны были получить только четверть миллиона долларов, в случае, если  тут его голос превратился в шепот,  если вы исполните до конца взятое вами на себя дело.

 Я думаю, для вас будет большим облегчением, если вы перед своей кончиной откроете мне вашу тайну относительно известной нам залежи и передадите мне ту вещь, которую носите на груди. Мне кажется, я имею на нее право.

Глаза умирающего были пристально устремлены на американца, прежняя насмешливая улыбка, или отражение ее, мелькнула на его губах. Три раза пытался он заговорить, и всякий раз у него прерывался голос. Наконец, он произнес прерывающимся голосом.

 Мешочек ваше право Казнитесь за свою жадность, из-за которой я терпел нужду в дороге Убирайтесь к дьяволу, от которого вы явились!..

Послышалось хрипение, голова больного упала на подушкуон умер.

Граф поспешно вскочил, но Евстафий еще быстрее очутился у постели; он приложил руку к груди мексиканца, наклонился к его бледному, истощенному лицу, и убедившись, что последнее дыхание жизни отлетело, прочел вполголоса краткую молитву, перекрестил усопшего, бережно закрыл ему глаза, сложил на груди руки и после непродолжительного молчания сказал:

 Помощь ему уже ни к чему: он умер. Ваше сострадание к чужестранцу не могло его спасти, господин граф.

 Очень жаль. По крайней мере, я могу исполнить его последнюю волю.

 Я думаю,  сказал мистер Джонатан Смит, подходя к постели,  что никто не будет оспаривать у меня право наследства после покойного.

 Ваше право никто не собирается нарушить,  сказал граф.  Я похороню тело на свой счет.

 Это меня не касается; я хочу только взять то, что мне принадлежит, и затем избавить вас от моего присутствия.

Он расстегнул воротник рубашки у мертвого, и в ту же минуту отшатнулся с криком испуга:

 Мешочек! Где мешочек? Дьявольщина! Меня обокрали!

Глаза его блуждали по комнате и остановились на одежде усопшего, лежавшей на стуле подле кровати. Он бросился к стулу и поспешно обшарил платье. Не найдя там ничего, он повалился на стул бледнее смерти.

 Мешочек,  закричал он,  мешочек, который этот человек носил на шее; это моя собственность, я должен получить его!

Внезапно его блуждающие глаза остановились на графе; в ту же минуту он схватил своими руками руку графа.

 Он у вас; вы его взяли! Отдайте мне его сейчас же, или я вас убью.

Едва заметным движением руки граф далеко отбросил от себя американца.

 Mort de ma vie!  сказал он, не скрывая своего презрения к негодяю.  Этот человек осмелился дотронуться до меня! Еще одно слово, мошенник, и ты узнаешь графа Альбана. Смотри сюда, и затем убирайся.

Рядом стоял стол палисандрового дерева, крышка которого была не менее дюйма толщиной. Без малейшего усилия кулак графа опустился на этот стол, и кусок, шириною в руку отскочил от крышки, как будто отрубленный топором.

Американец задрожал при виде такой неимоверной силы; холодный пот выступил на его лбу и глаза невольно опустились под взглядом графа, полным гордого презрения.

Но неожиданно Смит бросился на колени и, обнимая ноги графа, завопил жалобным голосом!

 Простите меня, я совсем обезумел; вы, я вижу, все знаете. Но пожалейте бедного, обманутого человека, и отдайте мне мешочек.

Граф задумался.

 Если бы я и захотел снизойти к вашей просьбе,  сказал он наконец,  хотя я и обещал умершему совершенно противоположное, то это не принесло бы вам пользы, поскольку вы не посвящены в тайну.

 Я посвящен, я знаю тайну, поверьте мне.

 Ну,  сказал граф,  докажите мне это, укажите, где и когда вы встретитесь с остальными участниками дела.

Американец недоверчиво посмотрел на него.

 С остальными участниками? Я их не знаю и не понимаю вашу милость. Я единственный наследник мистера Золотого Глаза, который один нашел залежь.

 Лжец! Так я и думал. Ты ничего не знаешь кроме того, что касается твоего условия с гамбузино, и ты достаточно вознагражден самородком, который у тебя находится. Покойный передал свое право мне, а не тебе.

 Это ваше последнее слово?

 Последнее, и больше я с тобой говорить не намерен. Янки вскочил, глаза его загорелись свирепым огнем.

 Не будь я Джонатан Смит, если не отомщу за это. Не радуйтесь вашей победе, вы увидите, что я не такой человек, который позволит ограбить себя знатному разбойнику.

Произнеся эту угрозу, он связал в узел платье покойного и вышел с ним из комнаты.

Глава IIВ Сан-Франциско

В светлое зимнее утро, через несколько недель после описанных нами происшествий, граф де Сент-Альбан, в сопровождении верного Евстафия, отплывал из Гавра в Нью-Йорк на одном из больших атлантических пароходов. Для того чтобы снарядить экспедицию, он продал все свое имущество, выручив за него значительную сумму. Плавание было удачным; без каких-либо приключений граф и его спутник достигли через несколько недель Нью-Йорка; здесь они отдыхали не более двух дней, затем отправились на пароходе в Сан-Франциско.

Джонатан Смит следовал за ними как тень и в апреле 1852 года прибыл вместе с ними в Сан-Франциско.

Евстафий, суеверный, подобно большинству южан, видел дурное предзнаменование в этом преследовании. Но граф, в гордой уверенности, смеялся над опасениями своего товарища и ревностно принялся вербовать всевозможных авантюристов для отыскания «сокровища инков» в Соноре. Такое название своему предприятию он дал для того, чтобы сохранить тайну и в то же время подбросить приманку авантюристам и золотоискателям, так как уже целые века по всей Южной Америке ходил рассказ о спрятанных сокровищах прежних владетелей Мексики, инков.

К сентябрю месяцу, когда, как читатель, вероятно, помнит, должны были явиться в Сан-Франциско Железная Рука и Большой Орел, граф уже завербовал для экспедиции около 150 человек и постоянно объявлялись новые охотники, в числе которых было немало всяких проходимцев, которые в то время отовсюду стекались в Калифорнию.

Нашим молодым читателям известно из географии, что полуостров Калифорния составляет часть западного берега Северной Америки и отделен от материка калифорнийским заливом. Против этого полуострова по берегу материка лежит мексиканская провинция Сонора с гаванью Сан-Хосе. На востоке она ограничена цепью Кордильер, на севере отделяется Рио Хилой от Новой Мексики, которая уступлена Соединенным Штатам. В этой области находятся необозримые равнины и прерии, населенные воинственными индейскими племенами апачей и команчей.

Летом того же 1852 года, когда граф де Сент-Альбан прибыл в Сан-Франциско, эти дикари несколько раз врывались во владения белых, сопровождая свои набеги страшными опустошениями. Ходили даже слухи о готовящемся союзе двух больших доселе враждебных друг другу племен апачей и команчей с целью общего нападения на мексиканские колонии.

До сих пор, однако, жители прибрежных городов Соноры, равно как и богатые владельцы гасиенд внутри страны, тщетно просили правительство принять меры для их защиты.

При таких обстоятельствах граф послал Евстафия в Мехико, чтобы переговорить с правительством о своей экспедиции в Сонору и предложить ему свою помощь в деле усмирения диких индейских орд.

Отсутствие Евстафия продолжалось уже три месяца, и граф с нетерпением ожидал его возвращения.

В 8 часов вечера 3 сентября, в первый день полнолуния в этом месяце, следовательно, в тот день, когда должно было состояться свидание трех золотоискателей на Plaza Major,  граф Сент-Альбан, нетерпеливо считая минуты, прохаживался взад и вперед по своей комнате, между тем как его секретарь, мексиканец, сидел за заваленным бумагами столом и читал графу список людей, заявивших в этот день о своем желании присоединиться к экспедиции; их оказалось 20 человек.

 Родриго,  читал секретарь,  бывший староста цеха грузчиков Сан-Хосе; из-за удара ножом, имевшего смертельный исход, убежал на рудники, там услыхал о предприятии вашего сиятельства и явился в Сан-Франциско. Принимать ли его?

 С какой стати человек станет наносить удары ножом?  спросил граф.  Не могу же я принять явного убийцу.

 Caramba, сеньор генерал! У моих соотечественников кровь горячая, и ссоры из-за пустяков часто случаются в кабаках,  спокойно возразил мексиканец, для которого удар ножом казался почти равнозначным удару кулаком.

 Ну, ладно, запишите его, хотя у нас и так уже набралось много всякой дряни. Дальше!

 Два английских матроса, бежавших со шхуны, которая стоит сейчас на рейде.

 Их капитан не потребует назад?

 Сеньор, мы находимся в свободной стране.

 Ну, хорошо, примите обоих. Они, наверное, пьяницы, но, может быть, честные ребята!

 Только на матросов-янки нельзя положиться. Кстати, я вспомнил об одном американце, который, как он говорит, приехал вместе с вами из Европы. Я уже несколько раз отказывал ему, согласно приказанию вашего сиятельства, но он утверждает, что имеет право участвовать в экспедиции и жалуется на свою крайнюю нищету.

 Его имяДжонатан Смит?

 Да, кажется, так.

 Дайте этому нахалу несколько долларов и пусть он оставит нас в покое. Ни в каком случае не принимать его. Кто там еще?

Секретарь прочел еще несколько имен различных наций. Почти все были приняты.

 Вы закончили, сеньор?  спросил граф.

 Еще двое, ваше сиятельство. Один оставил свою карточку вот она; другого зовут Крестоносец.

 Странное имя; откуда он?  спросил граф.

 Это француз из Канады; он поклялся на серебряном кресте, который носит на груди, убивать каждый месяц, по крайней мере, четверых апачей. Я не знаю в точности, что за причина такой лютой ненависти, но, кажется, апачи напали на него с его семейством в пустыне, убили его жену и детей, а самого его захватили в плен и держали в рабстве, пока ему не удалось убежать. С тех пор он из года в год исполняет свою клятву и, понятно, что его враги боятся его, как дьявола.

 Как же он явился сюда?

 Вероятно, услыхал о нашем походе и захотел в нем участвовать, так как он направлен против его заклятых врагов, апачей.

Это объяснение показалось графу достаточным; он взглянул на карточку, переданную ему секретарем, и прочел: «Барон фон-Готгарт, поручик в отставке».

 Очевиднонемец, вероятно, бывший прусский офицер. Посмотрим. Здесь ли волонтеры, сеньор?

 Я велел им всем придти сюда, чтобы представиться вашему сиятельству.

С этими словами мексиканец встал, отворил дверь в прихожую и впустил толпу людей, которые с поклоном остановились перед графом.

Тут собрались люди всевозможных национальностей: двое английских матросов, которые, как и угадал граф, оказались сильно под хмельком, несколько испанцев, шведов, итальянцев и мексиканцев. Между ними особенно выделялся один датчанин, геркулесового сложения, уже довольно пожилой и с отталкивающею физиономией, в которой с первого взгляда можно было угадать моряка, если не морского разбойника. Рукой он все время держался за рукоятку маленького кинжала, заткнутого за кожаный пояс.

Несколько в стороне от толпы стояли еще двое. Один молодой человек, лет двадцати, в поношенном, но чистом сюртуке, застегнутом доверху; лицо его, носившее отпечаток благородства, было бледно и худо, как после долгой болезни или нужды, в глазах стыла тяжелая печаль.

Мужчина, стоявший рядом с ним, резко отличался от него. Он был, по крайней мере, вдвое старше, судя по изборожденному морщинами, обветренному лицу и густой белой бороде. Поверх кожаной индейской рубашки, составлявшей вместе с кожаными штиблетами его костюм, висел на шнурке серебряный крестредкое украшение трапперовдлиною в 3 дюйма. Вооружение его состояло из длинного ружья, на дуло которого он опирался, ягташа, сумки для пуль, рога для пороха и ножа, заткнутого за пояс.

Окинув взором толпу, граф в течение нескольких секунд с видимым удовольствием смотрел на обоих людей, в которых он угадал прусского офицера и Крестоносца; потом он подошел ближе и сказал:

 Итак, вы хотите присоединиться к экспедиции в Сонору, и вам уже известны условия. Первое и самое главноеэто безусловное подчинение моим приказаниям. Согласно договору, вы присоединяетесь ко мне и к моему предприятию на год. Задаток40 долларов, ежемесячное жалованье4 дублона. Кроме того, пятая часть всего золота, которое мы найдем или добудем, разделяется поровну между членами отряда.

 Хорошо, или, лучше сказать, довольно плохо,  произнес грубый моряк, когда граф замолчал,  а кто нам поручится, что и это немногое не будет уменьшено или вообще достанется нам?

 Порукой в том слово графа де Сент-Альбана,  гордо возразил граф.

 Дьявол!  воскликнул моряк с усмешкой,  этого мне мало. Самое лучшее, это глядеть в оба и держать кулак наготове, чтобы охранить свои права.

Граф сделал шаг вперед и сказал, по-видимому, без всякого раздражения:

 Как вас зовут?

 Ну,  проворчал корсар,  мое имя довольно хорошо известно, чтобы избавить меня от любой неприятности. Меня зовут Черная Акула.

 Морской разбойник, заслуживший такую дурную славу?

 Да, если вам угодно знать. Всякий добывает свой хлеб, как умеет, и так как мой корабль погиб, то я хочу попытать счастья на суше. Но я вам вперед говорю, господин граф, что Черный Пират не станет подчиняться всякому вашему капризу.

Назад Дальше