Родион. Святые сосиски! А вы не можете ошибаться?
Мышевский. Время, конечно, покажет. Но зачем ждать? Ведь деньги нужны вам сейчас, насколько я понимаю. И вы их можете получить немедленно. Вам это интересно?
Родион. Очень, Андрей Сигизмундович. Но что мне придется для этого сделать? Ограбить ваш банк?
Мышевский. А вы не теряете чувства юмора, Родион. Это похвально! Но грабить банк вам не придется. Достаточно будет поговорить со своим отцом.
Родион. О чем?
Мышевский. О чем может говорить безмерно любимый сын со своим обожаемым отцом? О наследстве, разумеется!
Родион. О наследстве? Да мой отец обычный совок! Все, что он нажил за свою жизньна этих книжных полках.
Мышевский. Вы заблуждаетесь, Родион. У вашего отца есть нечто, за что можно получить хорошие деньги.
Родион. (С надеждой). И что же это?
Мышевский. Да эта вот квартира.
Родион. (Разочарованно). А-а, забудьте!
Мышевский. Это почему же?
Родион. Не так давно отца уже грузили на эту тему. Предлагали хорошие бабки. Он отказался. И пригрозил спустить с лестницы любого, кто еще заикнется об этом. Или что-то вроде этого.
Мышевский. Я знаю об этом.
Родион. Тогда о чем речь?
Мышевский. Меняются времена, меняются и обстоятельства.
Родион. Это из серии «в одну реку не войдешь дважды» и прочей философской байды? Но вы плохо знаете моего отца. Если он что-то решил, то кранты. Он ведь истинный философ, может довольствоваться малым.
Мышевский. Тогда и вы живите в ожидании его смерти. Но не обещаю, что мое предложение останется в силе надолго. Эта квартира интересует меня исключительно как реликвия. Но в этом городе есть и другие памятники архитектуры. Чьи владельцы не настолько узколобы.
Родион. Но чем я виноват?
Мышевский. Только тем, что не хотите искать решения проблемы. А уподобляетесь страусу, который чуть чтопрячет голову в песок. И ни о чем не думает.
Родион. Я хочу!
Мышевский. Об этом я догадываюсь. Вопрос, что вы хотите? Денег? Я уже сказал, что просто так вы их от меня больше не получите. И, кстати, очень скоро наступает срок возврата ссуды банку. Вы готовы к этому?
Родион. Но я надеялся
Мышевский. (Мягко). Что я прощу вам этот долг?
Родион. А почему бы и нет? Ведь это я уговорил отца
Мышевский. (Резко меняя тон, грубо). Не ври, сынок! Я точно знаю, ты даже не заговаривал с отцом о спиритическом сеансе. Тебе было не до этого. Ты торопился потратить мои деньги. Ведь ты обманул меня. Сказал, что отец советуется с тобой, прежде чем принять решение. На самом деле отец считает тебя слишком юным и глупым, чтобы прислушиваться к твоему мнению.
Родион. Вот байда!
Мышевский. Ты обиделся? И желаешь, чтобы я извинился перед тобой?
Родион. В общем-то, да.
Мышевский. Нет ничего проще. Верни мне мои деньги. И я принесу свои извинения. Я, Мышевский! Тебе, Родиону Голышкину. Потому что я уважаю людей, которые платят по своим счетам.
Родион. А нельзя ли как-то иначе?
Мышевский. Это как?
Родион. Вы не извиняетесь. А я не плачу. Ну, не то чтобы совсем не плачу. Но вы даете мне отсрочку.
Мышевский. И на сколько?
Родион. Ну Как бы это сказать
Огранович. Вот речь истинно любящего сына! Он не может признаться, что все его надежды на будущее связаны со смертью отца.
Мышевский. Молчать, когда я говорю!.. Так я жду, Родион.
Родион. Я не знаю! Святые сосиски! Прошу вас!
Мышевский. Вот это совсем другое дело, сынок. Любой, кто просит у меня пощады, может надеяться на помилование. Тот, кто сопротивляется, будет уничтожен. Запомни это!
Родион. Я запомню! Обещаю! Но что мне делать сейчас? Посоветуйте!
Мышевский. Проще простого. Видишь вот этих двух милых людей?
Родион. Этих?! Они не кажутся мне милыми.
Мышевский. А кем же они тебе кажутся?
Родион. Скорее они похожи на крыс. Сытых и наглых.
Мышевский. Может быть, ты и прав. Но это мои крысы. И это я их откормил. Поэтому они сделают все, что я им прикажу.
Родион. В этом я не сомневаюсь.
Мышевский. Теперь слушай меня внимательно, потому что я не буду повторять. Сейчас ты пойдешь к своему отцу. И потребуешь от него выписать доверенность на право продажи вашей квартиры. Доверенность будет на твое имя. Нотариус у нас имеется. Вон та крыса с рюмкой в руках. Так что все дело уладим в полчаса.
Родион. А если отец соскочит с темы?
Мышевский. Тогда ты пригрозишь ему.
Родион. Я? Отцу?! И чем же? Гуманизатором? Так у меня его нет.
Мышевский. Скажешь, что объявишь его сумасшедшим. Психиатр у нас тоже есть. Вон та крыса в углу с шахматной доской. В те же полчаса он поставит нужный диагноз и вызовет санитаров. Отца увезут в психиатрическую клинику и признают недееспособным. А ты вступишь в права наследования.
Родион. И что потом?
Мышевский. Тут же продаешь мне квартиру.
Родион. А я могу подумать?
Мышевский. Только недолго. А то мои крысы проголодались. И с каждой минутой становятся злее и беспощаднее. Да и я тоже.
Родион. (После паузы). Хорошо, я согласен.
Мышевский. (Своим обычным тоном). Я не сомневался в этом. Еще при первой нашей встрече вы показались мне здравомыслящим человеком, Родион. Поэтому я и сделал на вас ставку.
Родион. Так я уже могу идти?
Мышевский. Разумеется. Да, и отошлите ко мне Ольгу Алексеевну. Ей незачем быть свидетелем вашего разговора с отцом.
Родион. Я понимаю.
Мышевский. Сомневаюсь. Но это и не важно.
Родион уходит.
Огранович. А что важно?
Мышевский. (Грубо). Вы что-то спросили?
Огранович. Если не хотите, можете не отвечать.
Мышевский. Нет, почему же. Я думаю, вам это надо знать. На тот случай, если однажды вдруг надумаете меня предать.
Огранович. Что за бред!
Мышевский. Молчите, когда я говорю! Уже второй раз вы пренебрегли этим золотым правилом.
Выхухолев. Простите ее, Андрей Сигизмундович. Женщина просто немного пьяна. Ведь так, Елена Павловна?
Огранович. Святая истинная правда! Водка у профессора явно паленая. Бр-р!
Мышевский. Хорошо, прощаю. Но третий раз будет последним (Меняя тон). Так вот, уважаемая Елена Павловна, важно то, что я никогда не делаю ставку на одну лошадь.
Огранович. Как профессорский сыноктак лошадь, а как мытак крысы? Есть в этом мире справедливость, я вас спрашиваю?
Мышевский. А кем бы хотели, Елена Павловна, чтобы вас называли?
Огранович. Если пользоваться той же лошадиной терминологией, то Буцефалом. Верным боевым конем великого Александра Македонского.
Выхухолев. Я все-таки был прав. Налицо явная мания величия.
Огранович. Каждый третий человек в мире страдает шизофренией. И психиатры не исключение.
Выхухолев. Страдает? Почему страдает? Лично я получаю от своей шизофрении удовольствие. А вы?
Огранович. А я удовольствие получаю только от водки. Не хотите жахнуть рюмашку?
Выхухолев. Нет уж, позвольте мне ограничиться шизофренией. Андрей Сигизмундович, а вы?
Мышевский. Что я?
Выхухолев. Что доставляет удовольствие вам?
Мышевский. Почему вы об этом спрашиваете, Сергей Юрьевич? Вы мне всегда казались человеком нелюбопытным. За это я вас и ценю.
Выхухолев. Потому что этот интерес профессиональный, а не личный.
Мышевский. Даже так?
Выхухолев. Вы позволите мне быть с вами откровенным?
Мышевский. Разумеется. Прошу вас.
Выхухолев. Без всяких ужасных для моего будущего последствий?
Мышевский. Ваше предисловие заинтриговало меня. Смотрите, не разочаруйте продолжением!
Выхухолев. Признаюсь, Андрей Сигизмундович, мне, как психиатру, ваше поведение кажется Немного странным.
Мышевский. И давно?
Выхухолев. С тех самых пор, как вы занялись этой самой квартирой.
Мышевский поворачивается к Выхухолеву спиной и отходит к книжным полкам. Берет наугад один из томов и делает вид, будто просматривает его.
Мышевский. (После паузы). Почему же?
Выхухолев. Квартирка ведь так себе, говоря по правде. Не ваш уровень, Андрей Сигизмундович. Ее нельзя ни перепродать с прибылью, ни жить в ней. Если только не сделать ремонта, который обойдется на порядок дороже самой квартиры. Учитывая, что это памятник архитектуры. Но вы, невзирая на все это, были готовы выложить за нее бешеные деньги. А когда хозяин вам отказал, придумали такую авантюру, что в сравнении с ней бледнеет самая изощренная фантазия моих пациентов. И все ради чего?
Мышевский. Ближе к делу, Сергей Юрьевич! Что вы ходите вокруг да около, как самец паука перед паучихой во время брачного соития?
Выхухолев. В общем, я вас не узнаю. И перестал понимать. А это меня тревожит. Как врача-психиатра.
Мышевский. Вы считаете, Сергей Юрьевич, что это мне пора в дурдом? А вовсе не профессору с его спиритическими бреднями?
Выхухолев. Этого я не говорил.
Мышевский. Но думали. Ведь думали, признайтесь, как на духу?
Выхухолев. Я еще не сошел с ума.
Мышевский. Нет, вы мне все-таки скажете! Или я вас задушу!
Мышевский неожиданно бросается к Выхухолеву и хватает его за горло.
Огранович. (Хлопает в ладоши). Так его! Так! Я сама давно об этом мечтала!
Мышевский. Признавайтесь!
Выхухолев. (Задыхаясь). В чем хотите! Только отпустите меня!
Мышевский. Ну, уж нет! Вы спрашивали, от чего я получаю удовольствие? Вот вам мой ответ!
Выхухолев. (В ужасе). Вы убьете меня! Помогите! Кто-нибудь!
Входит Ольга.
Ольга. Что здесь происходит? Андрей Сигизмундович! Отпустите его!
Мышевский. Вы требуете?
Ольга. Я прошу вас! Ведь у него уже лицо посинело!
Мышевский. Ну, если так (Отпускает Выхухолева). Не могу отказать, когда женщина просит. Идите с миром, Сергей Юрьевич! И больше не грешите.
Выхухолев. Спасибо Ох, моя шея! Вы мне ее набок свернули!
Огранович. Повезло тебе, психиатр! От меня ты бы так просто не ушел.
Выхухолев. (Со слезами). Но за что?!
Огранович. Утри сопли! Плачешь, как баба! И поделом тебе. Всю душу своим психоанализом вымотал.
Ольга. Да перестаньте же вы! Разве не видите, человеку плохо!
Огранович. А мне было хорошо от его пронырливых вопросиков? Пусть в другом месте свое либидо тешит, импотент занюханный!
Мышевский. Не обращайте внимания, Ольга Алексеевна. Мы просто шутили.
Ольга. Шутили?
Мышевский. Ну да, разыграли импровизированную сценку. Пародию на Отелло. А вы что подумали?
Ольга. Мне показалось
Мышевский. Ольга Алексеевна, как не стыдно! Разве я плачу вам за ваши фантазии?
Ольга. Нет.
Мышевский. Правильно. Я нанял вас выполнять мои приказы. И без всякой импровизации. Ведь так?
Ольга. Да.
Мышевский. Тогда почему вы нарушаете наш договор?
Ольга. Я?!
Огранович. Вот-вот, пусть скажет, почему нарушает!
Выхухолев. И мне тоже интересно будет послушать. А еще лучше посмотреть.
Мышевский. Вы, оба! Вон отсюда!
Огранович. И рады бы в рай
Мышевский. Что вы там бормочите?
Выхухолев. Елена Павловна интересуется, куда и зачем вы нас послали, Андрей Сигизмундович!
Мышевский. Хватит бездельничать! Обойдите квартиру и составьте опись всех вещей. Надо же знать, что я покупаю у профессора.
Огранович. Опись делать с оценкой?
Мышевский. Все равно. Мне важно узнать, сохранилось ли что-нибудь от прошлого хозяина. И если да, то это не имеет цены. А за все остальное я ломаного гроша не дам.
Выхухолев. Мы должны искать что-то конкретное?
Мышевский. Меня интересует любая вещь, оказавшаяся в этой квартире более полувека тому назад. Что-то еще непонятно?
Выхухолев. Все предельно ясно.
Мышевский. Тогда с глаз моих долой! И без полной описи не возвращайтесь.
Выхухолев. Мы можем начать с этой комнаты?
Мышевский. Этой комнатой вы закончите.
Огранович. Эх, будь я на десяток-другой лет моложе
Выхухолев. Что бы тогда, Елена Павловна?
Огранович. Тогда бы, психиатр, меня не гнали из комнаты, как паршивую собаку. И только потому, что у кого-то более свежая мордашка и лакомая попка
Огранович и Выхухолев уходят.
Мышевский. Клоуны! Однако иногда они бывают полезны. Поэтому я их терплю. Но ты, девочка! Мне начинает казаться, что ты для меня бесполезна.
Ольга. Но ведь я выполнила все ваши желания!
Мышевский. Ты так думаешь?
Ольга. А разве нет? Начать с того, что только благодаря мне профессор провел спиритический сеанс.
Мышевский. Как самонадеянно! Но я уже слышал подобную фразу сегодня. Только от другого человека. И кому из вас верить?
Ольга. Он лжет! Это я каждый день приходила к профессору. Делала уколы, измеряла давление, давала таблетки. Но главноеслушала его, восхищалась им, бесстыдно соблазняла. Хотя меня тошнило от его дряблой задницы и заумных фраз. А когда профессор уже не мог обходиться без меня, заявила, что мне скучно с ним. И тогда он согласился на спиритический сеанс. Только чтобы снова увидеть меня.
Мышевский. Допустим, все было так.
Ольга. Именно так! И это я установила диктофон с дистанционным управлением в ванной комнате. А когда начался спиритический сеанс, включила его. Потусторонние шумы придали всему спектаклю правдоподобие. Даже сам профессор поверил в реальность происходящего. (После паузы, восхищенно). Вы гений, Андрей Сигизмундович! Так точно все просчитать. Не упустить ни одной мелочи!
Мышевский. В важных делах мелочей не бывает, девочка. Кстати, где мой диктофон? По-прежнему в ванной комнате?
Ольга. После сеанса я забрала его, чтобы профессор или его сын невзначай не наткнулись.
Мышевский. Вот за это хвалю! За предусмотрительность.
Ольга. И это я передала ответ Гермеса Трисмегиста профессору во время сеанса. Слово в слово. Все, как вы мне велели!
Мышевский. И это верно.
Ольга. Тогда почему вы обвиняете меня в нарушении договора?
Мышевский. А ты ничего не забыла, девочка? Когда я нашел тебя и предложил на меня поработать, то сразу предупредилдело предстоит серьезное. Однако и взамен я предлагал немало. Водопады Игуасу.
Ольга. Да, вы обещали. Вы сдержите слово?
Мышевский. Разумеется. Когда работа будет выполнена.
Ольга. Но я думала
Мышевский. Здесь думаю я. Остальные исполняют. Беспрекословно и в точности. Все, кроме тебя.
Ольга. А что я сделала не так?
Мышевский. Ты сделала чуть больше того, что я велел. И это «чуть» может разрушить весь мой замысел.
Ольга. Я не понимаю, о чем вы!
Мышевский. Я приказал тебе соблазнить профессора. Но не играть в любовь с его сыном. Это было лишнее.
Ольга. Но мне казалось, так будет лучше!
Мышевский. Одно нежное слово, которое этот мальчик произнесет при всех Один влюбленный взгляд, который он не сумеет скрыть И весь мой гениальный план полетит в тартарары. Отец, сообразуясь с законом природы, уступит ему тебя. И лишит наследства. Оставит за собой квартиру в качестве компенсации за свою отвергнутую любовь. И что ты скажешь мне тогда? Что тебе «казалось»?! Да я тебя в пыль сотру!
Ольга. Андрей Сигизмундович, умоляю!
Мышевский. (Грубо). Молчать! Нет, я поступлю с тобой иначе. Ты никогда не увидишь водопады Игуасу. Поверь, в этой стране можно купить все. Даже твое будущее, девочка!
Ольга. (Плача). Простите меня!
Мышевский. Простить? Тебя?! Ты просишь меня проявить великодушие, заплатив за это своей собственной мечтой? Ведь у меня тоже есть мечта. Тебе странно это слышать?
Ольга. Нет! Вовсе нет!
Мышевский. Моя мечта не менее романтична, чем твоя. Хотя тебе она может показаться очень прозаичной. Тебе нужны водопады Игуасу. Мневот эта самая квартира. Хочешь знать почему?
Ольга. (Покорно). Если вы этого хотите.
Мышевский. Мне хочется тебе это рассказать. Странное желание, ну, да ладно. Позволю себе короткое лирическое отступление.
Мышевский жестом предлагает Ольге занять одно из кресел. Затем достает из кармана зажигалку, выключает свет и начинает зажигает одну за другой свечи в канделябре, не прерывая своего рассказа.
Мышевский. Когда мой отец лежал на смертном одре, я поклялся ему. Папа, сказал я, твои внуки будут жить в доме своего прадеда. И мой отец умер счастливым.
Ольга. Внуки, прадед Я совсем запуталась!
Мышевский. Все очень просто. Когда-то эта самая квартира принадлежала моему деду. Он погиб во времена культа личности в сталинских лагерях. А знаешь, как он там оказался?
Ольга. Нет.
Мышевский. О. это очень поучительная история! Мой дед был частнопрактикующий врач. Принимал больных у себя на дому. В этой самой квартире, возможно, в этой самой комнате. Однажды к нему на прием пришел тихий и незаметный человек, которого мучили ужасные боли в печени. Мой дед вылечил его. А в благодарность тот выписал ордер на его арест. Оказалось, что новый пациент деда, которому он спас жизнь, служил в «одном всесильном ведомстве». Выражаясь высокопарным языком нашего юного друга, Родиона.
Ольга. Ваш дед сказал что-то лишнее?
Мышевский. Мой дед хорошо понимал, в какое время он живет. Он был молчалив и осторожен. Но вот его квартира Она говорила сама за себя. Была слишком красноречива.