Родион. А с каких это пор мужчине стало неприлично говорить о своей любви к женщине?
Выхухолев. Вероятно, с тех самых, когда в нашем обществе мужчине стало прилично говорить о своей любви к мужчине. Такой вот психологический парадокс.
Родион. Я бы назвал это беспонтовым извращением.
Выхухолев. Глас ребенкаглас божий.
Родион. (Возмущенно). Это вы меня назвали ребенком?!
Выхухолев. Не хотите сыграть со мной партию в шахматы, Родион Сталверович?
Родион. Ни малейшего желания.
Огранович. И правильно. Все равно проиграете.
Родион. Это еще почему?!
Огранович. Открою один секрет, но только тс-с! (Прикладывает палец к губам, а затем манит его подойти ближе. Она явно заигрывает с Родионом). Никому!
Родион. (Подходит и склоняется над ней). Могила!
Огранович. (Шепчет ему на ухо, но довольно громко). Этот самозваный гроссмейстер обладает способностью забираться в мозги других людей. И бесцеремонно копается в них. Я однажды сыграла с ним партию в шахматы. Испытала такое чувство, будто мне провели лоботомию. Очень болезненную операцию на головном мозге. С тех пор никому не советую. Из самых добрых побуждений.
Выхухолев. Я все слышал! Наглая ложь! Это всего лишь жалкая месть отвергнутой женщины. Елена Павловна рассчитывала, что, проиграв, она тут же окажется в моей постели. Но надежды не оправдались. Я оказался не настолько великодушен Или пьян, уж и не помню. Тогда она начала злобствовать и распространять про меня самые грязные слухи. В том числе, что женщины меня вообще не интересуют.
Огранович. А вот это святая истинная правда! Могу подтвердить даже под присягой в суде.
Мышевский. Это может затянуться надолго, если не вмешаться. Господин профессор!
Голышкин. Да, Андрей Сигизмундович?
Мышевский. Так когда мы начнем сеанс? Мне кажется, все уже в сборе. Нас ровно шесть человек, как вы и хотели.
Голышкин. Сейчас и начнем. Но прежде я должен попросить всех собравшихся кое-что снять с себя.
Ольга. Надеюсь, не платье? Я слышала, что на сатанинских мессах все раздеваются догола и устраивают дикие оргии. Но ведь меня приглашали на спиритический сеанс, а это совсем другое, правда?
Голышкин. Нет, не одежду, Ольга Алексеевна. Не волнуйтесь. А металлические предметы. Кольца, браслеты, часы.
Ольга. Как, и мое новое кольцо с бриллиантом?!
Голышкин. Увы! Но таковы правила общения с духами. Родион, будь добр, открой форточку. Затем зажги свечи и выключи электрический свет.
Ольга. Чур, свечи зажигаю я!
Голышкин. Прошу всех занять места за этим столом. (Показывает на стол посреди комнаты,).
Голышкин садится первым за стол, расчерченный в форме алфавитного круга и окруженный шестью стульями. На его столешнице только канделябр с шестью свечами и блюдце для спиритического сеанса. Жестом профессор приглашает остальных присоединиться к нему.
Мышевский. А это важно, кто рядом с кем сядет?
Голышкин. Ольге Алексеевне придется сидеть по правую руку от меня. Ведь она будет записывать сообщение духа Гермеса Трисмегиста. Если он пожелает нам что-то сообщить, конечно. А для всех остальных месторасположение за столом не имеет значения. Главное, не сдвигать стулья. Они расставлены в форме шестиконечной звезды, гексаграммы, как я и говорил.
Ольга. А можно, я спрошу у вашего духа, когда он явится
Голышкин. Простите, Ольга Алексеевна, но вынужден вам это запретить. С духом может говорить только один человек, медиум. И это я. Все остальные просто кладут руки на блюдцевидите, вот оно, на середине стола, в центре алфавитного круга? И молчат, что бы ни случилось во время сеанса.
Ольга. Даже если
Голышкин. Ни звука, чтобы вы не увидели и не услышали! Иначе дух уйдет, ничего не ответив. Или, что намного хуже, разозлится.
Ольга. И что тогда?
Голышкин. Тогда он начнет жестоко мстить.
Огранович. Я вас умоляю, профессор! У меня нервы как струны!
Голышкин. Я думал, господин Мышевский предупредил своих друзей о всех возможных последствиях спиритического сеанса.
Мышевский. Так оно и есть, профессор. Но все-таки лучше не затягивать прелюдию. Ожидание смерти хуже самой смерти, это известная истина.
Огранович. О какой такой смерти вы говорите?
Мышевский. О духовной, и не более того.
Выхухолев. Следовательно, вам нечего опасаться, Елена Павловна. С этой точки зрения вы давно уже не жилец на белом свете.
Огранович. Ах, оставь свои шуточки при себе!
Голышкин. Господа! Прошу тишины! Я начинаю сеанс. Господин Мышевский, будьте готовы. Когда я дам знак, передадите мне рецепт философского камня.
Мышевский. (Подозрительно). Это еще зачем?
Голышкин. Я должен буду зачитать его духу Гермеса Трисмегиста. Иначе как тот сможет ответить, где вкралась ошибка? Ведь ему надо знать, о каком рецепте идет речь. Но слушать дух будет только меня.
Мышевский. Да, простите, вы правы, профессор.
Голышкин. Рецепт при вас? Как я и говорил, записанный на бумаге, от руки, простым карандашом?
Мышевский. Я сделал все, как вы просили.
Голышкин. Тогда начинаем!
Все замолкают. Голышкин берет блюдце, нагревает его с внутренней стороны над свечой и ставит на ребро на середину стола, в центр алфавитного круга.
Голышкин. Дух Гермеса Трисмегиста, взываю к тебе! Приди, пожалуйста, к нам! Дух Гермеса Триждывеличайшего, взываю к тебе! Дух Гермеса Трисмегиста! Явись нам!
С каждой новой фразой шорохи и скрипы в комнате все более усиливаются. Где-то в глубине квартиры стукнула дверь.
Ольга. Смотрите, блюдце ожило!
Голышкин. Молчание!
Огранович. Я сейчас упаду в обморок! Кто-то прикоснулся ко мне ледяной рукой. Психиатр, если это снова твои дурацкие шуточки
Голышкин. Молчите, или вспугнете его! Я вошел в контакт с духом Гермеса Трисмегиста. Я чувствую это Гермес Триждывеличайший, взываю к тебе! Ответь мне всего на один вопрос. Где ошибка в твоем рецепте философского камня?
Ольга. Блюдце! Смотрите, оно скользит по буквам!
Голышкин. Записывайте! Каждую букву!
Ольга. Я пишу.
Голышкин. Что вышло?
Ольга. К как Какой ре цепт. Какой рецепт! Он спрашивает, какой рецепт!
Голышкин делает знак, и Мышевский, достав из внутреннего кармана, передает ему лист бумаги.
Голышкин. Слушай и ответь, заклинаю тебя! (Читает). "Чтобы сделать эликсир мудрецов, называемый философским камнем, возьми философскую ртуть и накаливай, пока она не превратится в зелёного льва. После этого прокаливай сильнее, и она превратится в красного льва. Нагрей этого красного льва в песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари полученное, и ртуть превратится в камедеобразное вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной реторту и медленно дистиллируй. Собери отдельно жидкости различного состава, которые при этом появятся. Киммерийские тени покроют реторту своим тёмным покровом, и ты найдёшь внутри неё истинного дракона, ибо он пожирает свой хвост. Возьми этого чёрного дракона, разотри на камне и коснись его раскалённым углём. Он загорится и, тотчас приняв великолепный лимонный цвет, вновь воспроизведёт зелёного льва. Заставь его пожрать свой хвост и вновь дистиллируй полученное. Наконец заботливо очисти его. И увидишь появление жгучей воды и человеческой крови. Дай всему отстояться день и ночь. То, что увидишьэто и будет философский камень".
Шум в глубине квартиры усиливается, и в конце Голышкину приходится уже почти кричать, чтобы его было слышно. Пламя свечей колеблется все сильнее. Наконец чтение заканчивается. Некоторое время ничего не происходит, затем блюдце начинает двигаться.
Ольга. Он отвечает!.. (Пишет). Записала!
Голышкин. Дайте мне! Нет, не могу разобрать ваш почерк. Читайте сами!
Ольга. «Замени виноградный спирт на камфорное масло».
Голышкин. У нас получилось! Получилось! Вы слышите, Мышевский? А я ведь сам в это почти не верил!
Мышевский. Я же вам говорил, профессор! Значит, все было не напрасно! Мы будем богаты!
Голышкин. Молчите! Сеанс еще не закончен! Я должен проститься с духом Благодарю тебя, Гермес Трисмегист! Что хочешь ты взамен своего признания?
Ольга. Блюдце снова двигается!
Голышкин. Записывайте!
Ольга. (Пишет, затем читает). «Я хочу смерти того, кто дерзнул обратиться ко мне, желая узнать мою тайну. Его отца убил упавший с вершины железный человек. Он умрет, не успеет земля одеться в белый саван».
Голышкин вскрикивает и падает со стула на пол. Свечи гаснут, словно от сильного дуновения ветра. Комната погружается в темноту.
ДЕЙСТВИЕ 2.
В кабинете профессора только Выхухолев и Огранович. Мужчина играет в шахматы; перед женщиной стоит бутылка водки и рюмка, которую она время от времени наполняет и выпивает.
Огранович. Который час, кто-нибудь может мне сказать?
Выхухолев. Четвертый. Или пятый.
Огранович. А поточнее можно?
Выхухолев. Точнее не могу. Мои часы и сотовый телефон забрал профессор перед началом сеанса. Как и ваши аксессуары. И где они, может сказать только он. Но для этого ему надо прийти в себя. Так что ждем-с!
Огранович. Желтый домик какой-то! Неужели нельзя вызвать медленную медицинскую помощь посреди ночи?
Выхухолев. Зачем?
Огранович. Профессора свезут в больницу. А мы разбежимся по домам. Дожидаться, даст он дуба или выкарабкается, я могу и в горячей ванне, с рюмкой хорошего коньяка. (Пьет) Бр-р! Мерзость какая!
Выхухолев. Что за чушь вы несете, Елена Павловна?
Огранович. Будто женщине и помечтать нельзя!
Выхухолев. Женщине можно.
Огранович. Это что за грязные намеки?
Выхухолев. Какие там намеки, Елена Павловна. Вы водку хлещете, как заправский мужик. Даже не закусывая.
Огранович. А зачем вкус перебивать?
Выхухолев. Зачем вообще пить на работе, не понимаю. Андрею Сигизмундовичу это не понравится.
Огранович. Мне тоже кое-что не нравится во всей этой истории. Но я ведь молчу. И он переморщится.
Выхухолев. И что же вам не по нраву, мой друг?
Огранович. Столько усилийи все коту под хвост! А если профессор окочурится, что тогда?
Выхухолев. Откуда мне знать?
Огранович. Не ври, ты Мышевского знаешь не хуже меня. Он пойдет на все, лишь бы получить то, что хочет. Ведь предлагали этому чудаку по-хорошему: продай квартиру. Так нет, отказался. От таких денег!
Выхухолев. Пить вам надо меньше, Елена Павловна. Вот что я знаю точно.
Огранович. Но пусть Мышевский учтет: моя роль в этой авантюреоформить сделку, и только. Будет телоне будет дела. На мокруху я не подписывалась.
Выхухолев. Фу, что за жаргон, Елена Павловна! Интеллигентной женщине он не к лицу.
Огранович. Это я нахваталась от своего третьего мужа. Или четвертого?! Впрочем, это не важно. Он был следователем прокуратуры. Так что прощения просим!
Выхухолев. А скажите мне, Елена Павловна, вот что. Сколько у вас всего было мужей? А то я уже сбился со счета.
Огранович. Лишь бы я не сбилась. А ты не забивай себе голову всякой чепухой.
Выхухолев. Просто интересно. На юных ветрениц вы не похожи. Это они меняют мужей, как сумочки, едва те выйдут из моды. Неужели это мужья вас бросали?
Огранович. Не нарывайся на грубость, психиатр. Сеанса психоанализа я не заказывала.
Выхухолев. И все-таки, удовлетворите мое любопытство. По старой дружбе.
Огранович. Так и быть, как старому другу скажу. (Пьет). Запомни, психиатр, любой муж имеет свой потолок. Должность, зарплата, связиу каждого мужчины этот потолок разный. Но как только мужчина его достигженщине он как муж уже не интересен. Она ищет другого, чей потолок выше. И так до скончания своего бабьего века. Когда она будет уже никому не интересна как женщина.
Выхухолев. А вы, вдобавок ко всему, еще и циник, Елена Павловна.
Огранович. В нас, женщин, цинизм вложила сама природа. На генетическом уровне. Нам ведь приходится думать о продолжении рода. И абы какой самец для этих целей не подойдет. Для своих детей хочется лучшего.
Выхухолев. А позвольте узнать, сколько у вас детей, Елена Павловна?
Огранович. И что с того? Не каждой женщине дано. Но инстинкт-то остался! Сам почему до сих пор не женат, психиатр?
Выхухолев. Не встретил идеальную спутницу жизни.
Огранович. А, романтик, чистюля! Тогда придумай, как нам выбраться из этой кучи дерьма, в которой мы очутились. И не запачкаться при этом по самые уши.
Выхухолев. Вопрос не по окладу. Пусть Мышевский думает.
Огранович. Как же! Он такого надумаетпотом в жизнь не отмоешься А, только помяни чертаон тут как тут!
Входит Мышевский.
Выхухолев. Какие новости, Андрей Сигизмундович?
Мышевский. Профессор пришел в себя. Но сразу заснул после укола. Теперь безмятежно спит, как младенец. Около него дежурит медсестра. И сынок рядом вьется, как мотылек над лампой. Так что у нас есть время подумать.
Огранович. Над чем?!
Мышевский. Над ситуацией. Или ты думаешь, родная, я тебя сюда позвал водку на дармовщинку жрать?
Огранович. Всего-то пару рюмашек и опрокинула! (Пьет). Бр-р! А водка у профессора дрянь.
Мышевский. Тихо! Кто-то идет.
Входит Родион.
Огранович. Может быть, водочки, Родик? А то глядеть на тебя страшно.
Выхухолев. Это потому, что Родион Сталверович напоминает всадника апокалипсиса на бледном коне. Коня только и не хватает для полноты картины.
Родион. Вам что, не на ком больше оттянуться?
Огранович. Какой сердитый изюмчик! Иди сюда, я тебя съем!
Мышевский. Не переживайте вы так, Родион! Ольга Алексеевна уверяет, что опасность для жизни миновала. Она хорошая медсестра. Ей можно доверять.
Родион. Но она так же говорит, что отец испытал сильнейшее эмоциональное потрясение. Последствия его непредсказуемы.
Мышевский. Действительно, Сталверу Ударпятовичу не помешал бы хороший санаторий. Понимающие свое дело врачи, заботливый медперсонал, лучшие лекарства.
Родион. На все эти калики-моргалики нужны баблосы. А где их взять?
Мышевский. Позвольте, Родион! Но совсем недавно вы получили крупную ссуду в моем банке. Неужели все потратили?
Родион. Все. Или почти все. Я точно не знаю А если я попрошу еще?
Мышевский. Вам не дадут, пока не расплатитесь со старым долгом.
Родион. А вы?
Мышевский. Что я?
Родион. Отец сделал вас чудовищно богатым. Неужели вы не можете оплатить его лечение?
Мышевский. Чудовищно богатым, вы говорите? Это еще надо проверить, правду или нет наболтал дух.
Родион. И сколько времени займет эта проверка?
Мышевский. Думаю, одному Гермесу Трисмегисту это известно.
Родион. Что за байда!
Мышевский. Судите сами, Родион. Даже если поправка в рецепт верна, сначала надо получить философский камень. Затем попытаться обратить металл в золото. И, разумеется, потребуется время поставить этот процесс на конвейер. Думаю, пройдет не один год. Вас огорчили мои слова, я вижу?
Родион. Огорчили? Я в ауте! Это слишком долго.
Мышевский. Слишком долго для чего, позвольте узнать?
Родион. Для меня (Спохватывается). Для моего отца, я хотел сказать.
Мышевский. А мне кажется, вы сказали именно то, что хотели. Верно, Сергей Юрьевич?
Выхухолев. И к Фрейду не ходи.
Огранович. Даже я это поняла. Несмотря на несколько рюмок этой отвратительной водки.
Родион. (Кричит). Я оговорился, говорю же вам! И что за беспонтовая манерацепляться к словам?
Мышевский. Хорошо, пусть будет по-вашему, Родион. Но скажите мне правду: неужели вы приняли на веру весь этот бред?
Родион. Что-то я вас не пойму.
Мышевский. Ну ладно, ваш отец. Человек уже в возрасте, мозги набекрень от занятий философией и одиночества. Но вы-то молоды и далеко не глупы. Алхимия, трансмутация, духикак можно верить во все эти сказки для слабоумных?
Родион. Но вы же сами!
Мышевский. Мало ли что я говорил! Возможно, у меня были на то свои причины.
Родион. Сначала подсадили отца на тему, а теперь заявляете, что все это чушь? Не такой я лох! Средневековые алхимики умели превращать металл в золото.
Мышевский. Большинство из них были шарлатанами, если не хуже. Я могу, Родион, открыть вам один фокус, с помощью которого они обманывали людей. Брали кусок меди. На глазах у толпы расплавляли его, произнося таинственные заклинания и размахивая волшебной палочкой. Когда металл затвердевал, он казался по цвету похожим на золото. Но только казался! Все дело было в волшебной палочке.
Родион. Я вам не верю!
Мышевский. И напрасно. Видите ли, эта самая палочка изготовлялась из дерева и была на четверть полой. В эту пустоту помещали кусочки олова и залепляли воском. А когда лже-алхимик подносил палочку к расплавленному металлу, воск тоже плавился. И олово попадало в кипящую медь. А будет вам известно, Родион, что сплав меди и олова обладает характерным цветом и блеском, который можно принять за золото. Если человек не обладает познаниями в химии, ему легко ошибиться. Сама же палочка сгорала, не оставляя никаких улик. Все было шито-крыто. Ловкость руки никакого мошенничества. И зрители довольны, и алхимики сыты.