Мистер Ромилли поразмыслил.
Хорошо, произнес он наконец, отрывая взгляд от укоризненно смотрящих на него рыбьих верениц. Возьми в кассе десять шиллингов и постарайся не задерживаться слишком долго.
Он вручил мне ключ от кассы и сел, угрюмо созерцая блеск своих начищенных ботинок. Я достал в кассе десятишиллинговую ассигнацию, написал на бумажке: «Взято 10 шиллингов на ручейников», положил ее в кассу, запер и сунул ключ в вялую пятерню мистера Ромилли. Миги я уже на улице, протискиваюсь через толпы глазеющих на витрины прохожих, сопровождаемый грохотом огромных красных автобусов, за которыми вьются стайки легковых машин. Наконец сворачиваю в заветный переулочек и оказываюсь в царстве мира и покоя. Рев автобусов, топот ног, визг тормозов, гудки клаксонов сливаются в сплошной приглушенный гул, чем-то похожий на ласкающий слух рокот далекого прибоя. Слева от менячерная от копоти глухая стена, справачугунная ограда перед клочком земли на подступах к местной церкви, где некий достойный человек посадил платаны. Деревья протянули ветви над оградой, осенив проулок зеленью листвы, а по крапчатым их стволам тяжело карабкаются, горбатясь, гусеницы, устремленные к цели, неведомой им самим. Там, где кончалась посадка, начинались лавки, числом шесть, все крохотные и все отнюдь не преуспевающие.
Вот «Клитемнестра», салон модной женской одежды, с довольно экстраординарной достопримечательностью на витринемехом пушистого зверька, чьи стеклянные глаза и зажатый зубами хвост заставили бы сжаться сердце всякого противника живодерства. Дальшекафе «Пикси», легкие ленчи, закуски, чай, а подкрепившись, можно было зайти в «Табачную лавку» А. Уолита, чья витрина сплошь была заполнена рекламой сигарет и трубок; почетное место занимала реклама самых дешевых сигарет. Быстро шагая дальше, я миновал контору агента по продаже недвижимости Вильяма Дровера, с красующимися за стеклом блеклыми фотографиями заманчивых жилых строений, затемсумрачную витрину господ М. и Р. Драмлин, водопроводчиков, с несколько неожиданным, скупым оформлениемодиноким розовым унитазом. И замыкала сей торговый ряд дверь с простой, немудрящей выцветшей вывеской: «Генри Белоу. Птицевод».
«Наконец то, сказал я себе, я могу войти в эту лавку и хотя бы раскрыть тайну проданных птичек». Однако тут произошло нечто неожиданное. Высокая костлявая женщина в грубошерстном костюме и увенчанной пером потешной тирольской шляпе решительно прошагала к двери с картонкой, на которой было написано: «Прошу»,взялась за ручку и под мелодичный звон колокольчика вошла в лавку, опередив меня на какое-то мгновение. Я опешил. На моих глазах впервые одна из лавок в этом переулке удостоилась посещения покупателя. Тут же, горя желанием увидеть, что будет дальше, я рванулся следом за этой женщиной и очутился внутри раньше, чем успела захлопнуться дверь.
В лавке царил полумрак, и мы с покупательницей в тирольской шляпе уподобились мотылькам, застрявшим в пыльной паутине. Казалось, мелодичный колокольчик должен был тотчас вызвать из недр лавки услужливого продавца. Однако царила полная тишина, нарушаемая только слабым щебетом пичуг в витрине да шорохом крыльев приютившегося в углу какаду. Хорошенько взъерошив перья (звук был такой, точно кто-то встряхивал неглаженую после стирки простыню), попугай наклонил голову набок и мягко произнес безразличным тоном: «Хэлло, хэлло, хэлло».
Мы ждали, и короткое ожидание показалось нам вечностью. По мере того как мои глаза свыкались с полумраком, я рассмотрел маленький прилавок и за нимполки с птичьим кормом и другими вещами, потребными для птицеводства, а перед прилавком стояли на полу большие мешки с коноплей, просом и рапсом. На одном из мешков восседала, торопливо уписывая семена, белая мышка, чем-то похожая на нервно покусывающего соломинку участника званой вечеринки. Я уже подумывал о том, чтобы открыть дверь, чтобы снова зазвенел колокольчик, когда в глубине лавки распахнулась другая дверь и в нашу сторону важно направился, виляя хвостом, почтенного возраста большой охотничий пес, сопровождаемый, как я понял, Генри Белоу, высоким тучным мужчиной с седой кудрявой шевелюрой и густыми колючими усами, напоминающими куст можжевельника, в котором могла удобно обосноваться целая стайка птиц. Из-под косматых бровей сквозь очки в золотой оправе на нас смотрели синие, как барвинок, маленькие яркие глаза. Он двигался с тяжеловесной медлительностью, словно ленивый тюлень; подойдя к нам, приветственно наклонил голову.
Мадам, сказал он, и в его произношении угадывался уроженец юго-западной части Англии, мадам, к вашим услугам.
Женщина в тирольской шляпе явно была слегка озадачена столь торжественным обращением.
О, э-э добрый день, произнесла она.
Чем могу служить? осведомился мистер Белоу.
Понимаете, вообще-то мне нужен ваш совет, объяснила она. Э-э Дело в том, что моему юному племяннику исполняется четырнадцать лет, и я хотела бы купить ему птичку ко дню рождения Он обожает птиц.
Птицу, сказал мистер Белоу. Птицу. И какую именно птицу, какой вид вы подразумеваете, мадам?
Ну, я, э-э даже не знаю, ответила женщина в тирольской шляпе. Как насчет канарейки?
В это время года я не стал бы связываться с канарейками. Мистер Белоу скорбно покачал головой. Не стал бы связываться сам и поступил бы нечестно, мадам, если бы продал вам канарейку.
Почему же именно в это время года? озабоченно осведомилась покупательница.
Сейчас самое скверное время для канареек, сказал мистер Белоу. Понимаете, опасно для бронхов.
О, молвила леди в тирольской шляпе. Ну, а что вы скажете о волнистом попугайчике?
Простите, мадам, но опять же не советую. Очень уж сейчас распространился пситтакоз.
Что распространилось?
Пситтакоз, мадам. Так называемая попугайная болезнь. Большинство попугайчиков болеют в это время года. Дело в том, что она смертельно опасна для людей. На днях сюда приходил инспектор из Министерства здравоохранения, проверял моих волнистых. Предупредил, что они могут вот-вот заболеть, а потому мне следует воздержаться от продажи.
Хорошо, что же вы тогда мне порекомендуете? с отчаянием в голосе осведомилась дама.
По правде говоря, мадам, сейчас самое неудачное время года для покупки птиц, ответил мистер Белоу. Понимаете, у них как раз идет линька.
Стало быть, вы не советуете мне покупать птичку? А как насчет чего-нибудь другого скажем, белой мышки?
Боюсь, мадам, вам придется обратиться в какой-нибудь другой магазин, сказал мистер Белоу. К сожалению, я не торгую такими животными.
О, произнесла незадачливая покупательница. О Что ж, попробую обратиться в универмаг «Харродз».
Прекрасный торговый центр, мадам, отозвался мистер Белоу. Замечательный. Уверен, что там смогут удовлетворить ваши пожелания.
Ладно, большое спасибо. Вы очень любезны, сказала она и покинула лавку.
Когда дверь закрылась, мистер Белоу повернулся ко мне.
Добрый день, поздоровался я.
Добрый день, сэр, ответил он. Чем я могу быть полезен вам?
Понимаете, дело в том, что я пришел узнать, нет ли у вас ручейников. Я работаю в «Аквариуме», и у нас кончились ручейники.
Вы сказалив «Аквариуме»? У коллеги Ромилли?
Совершенно верно, сказал я.
Понятно. И почему вы решили, что у меня могут быть ручейники? Я ведь торгую птицами.
Мистер Ромилли так и сказал, но я подумал: вдруг у вас все-таки найдутся ручейникии решил зайти и спросить.
Что ж, и вы, представьте себе, не ошиблись, ответил мистер Белоу. Пойдемте со мной.
Через заднюю дверь мы вошли в маленькую, неряшливую, но довольно уютную гостиную. Состояние обивки дивана и кресла красноречиво свидетельствовало, что пес любит отдыхать на них не меньше, чем хозяин. Продолжая идти следом за мистером Белоу, я очутился на мощеном дворике, осененном ветвями кладбищенских платанов, и увидел маленький пруд, в который сочилась вода из крана; посреди пруда на каменной горке стоял гипсовый купидон. В воде сновали полчища золотых рыбок, а у дальнего конца пруда стояла большущая банка из-под варенья с клубком ручейников внутри. Взяв другую, пустую банку, мистер Белоу переправил в нее часть этого клубка и вручил мне.
Вы очень добры, сказал я. Сколько я вам должен?
О, не вздумай платить, ответил мистер Белоу. Платить вовсе не надо, прими это как подарок.
Но но это очень дорогой подарок, озадаченно возразил я.
Ничего, прими от меня этот подарок, настаивал он. Вместе мы возвратились в лавку.
Скажите, мистер Белоу, спросил я, почему на клетках всех птиц в вашей витрине прикреплены бумажки с надписью «Продано»?
Он пристально посмотрел на меня своими синими глазками.
Потому что они и впрямь проданы.
Но они проданы давным-давно. Когда я первый раз проходил этим переулком, бумажки уже висели, а это было больше двух месяцев назад. Чтовладельцы не приходят за ними?
Нет, просто я ну, держу птиц у себя, пока хозяева не смогут их забрать. Кто-то из них строит вольеры, кто-то еще не обзавелся клетками и все такое прочее, сказал мистер Белоу.
Они были проданы в благоприятное время года? По его губам скользнула тень улыбки.
Да, конечно же.
У вас есть еще птицы?
Да, наверху. На втором этаже.
Если я приду к вам в другой раз, когда у меня будет больше времени, я смогу на них посмотреть?
Мистер Белоу задумчиво посмотрел на меня, потер пальцами щеку.
Что ж, пожалуй, это возможно. Когда ты хотел бы прийти?
Ну, в субботу я работаю до обеда. Можно мне прийти тогда, в субботу?
Обычно в субботу у меня закрыто, ответил мистер Белоу, но если ты позвонишь в дверь три раза, я впущу тебя.
Большое спасибо, сказал я. И спасибо за ручейников. Мистер Ромилли будет весьма благодарен.
Не за что, отозвался мистер Белоу. Всего доброго. И я вышел в тихий переулок и направился к себе, в
свой зоомагазин.
В последующие два-три дня я упорно думал о мистере Белоу. Я ни минуты не верил, что птицы в его витрине действительно проданы, однако не мог взять в толк, зачем выдавать их за проданных. А еще меня крепко озадачило его нежелание продать птичку женщине в тирольской шляпе. И я решил в субботу во что бы то ни стало добиться от мистера Белоу ответа на эти загадки.
Ровно в два часа в субботу я подошел к дверям его лавки. Картонка за стеклом учтиво извещала, что магазин закрыт, тем не менее я позвонил трижды и стал ждать. Наконец дверь отворилась.
А, сказал мистер Белоу, добрый день.
Добрый день, мистер Белоу, отозвался я.
Входи же, пригласил он меня.
Я вошел, и он тщательно запер дверь.
Итак, напомнил он, ты хотел посмотреть птиц?
Да, если можно, ответил я.
Он повел меня через гостиную и вверх по узкой расшатанной лестнице. Насколько я мог судить, на втором этаже его лавки помещались крохотная ванная, спальня и еще одна комната, чьи стены сплошь занимали клетки с птицами всех видов, цветов и размеров. Тут были маленькие юркие вьюрки из Африки и Азии, даже два-три ярко окрашенных австралийских вьюрка. Были зеленые попугайчики и словно одетые в королевскую мантию красные кардиналы. Волшебное зрелище Квалификация мистера Белоу заметно превосходила познания мистера Ромилли: он знал обычное и латинское название каждой птицы, знал, где они водятся, какой корм предпочитают, сколько откладывают яиц. Словом, живая энциклопедия.
И все эти птицы продаются? спросил я, пожирая глазами красного кардинала.
Конечно, ответил мистер Белоу. И поспешил добавить:Но только в благоприятное время года.
При чем тут какое-то благоприятное время года? озадаченно справился я. Если вы торгуете птицами, можете продавать их когда угодно, разве нет?
Ну, некоторые так и поступают, сказал мистер Белоу. Но я взял за правило ни в коем случае не продавать птиц в неблагоприятное время года.
Я заметил, что его глаза весело поблескивают.
Ну и когда же оно бываетблагоприятное время?
В моем представленииникогда, сообщил мистер Белоу.
Вы хотите сказать, что совсем не продаете птиц?
Очень редко, ответил он. В исключительных случаях, только друзьям.
И потому вы не стали продавать птиц той женщине?
Да, сказал мистер Белоу.
И все те птицы на витрине на самом деле не проданы, верно?
Мистер Белоу смерил меня взглядом, точно прикидывая, способен ли я хранить тайну.
На самом деле, между нами говоря, они не проданы, признался он.
Ну хорошо, а как насчет прибыли?
В том-то и дело, сказал он, что я не гонюсь за прибылью.
Должно быть, у меня был крайне озадаченный вид, потому что мистер Белоу издал гортанный смешок и сказал:
Давай-ка спустимся и попьем чаю, ладно? И я все тебе объясню. Только обещай, что это останется между нами. Обещаешь?
Он шутливо погрозил мне толстым пальцем.
Конечно, обещаю! воскликнул я. Клянусь!
Отлично. Ты любишь сдобные лепешки?
Э Ну да, ответил я, сбитый с толку внезапной переменой темы.
Я тоже, сказал мистер Белоу. Горячие лепешки с маслом и чай. Пошли Спустимся вниз.
И мы спустились в маленькую гостиную, где охотничий пес мистера Белоу, которого звали, как я теперь обнаружил, Олдрич, гордо возлежал на диване. Мистер Белоу зажег газ, испек несколько лепешек, щедро намазал их маслом и поместил лоснящуюся шаткую стопку на столик между нами. Тут и чайник вскипел, он заварил чай и расставил тонкие, изящные фарфоровые чашки.
Мы приступили к чаепитию, мистер Белоу передал мне лепешку, взял одну сам и вонзил в нее зубы с удовлетворенным вздохом.
Так что что вы хотели сказать мне, почему не гонитесь за прибылью? спросил я.
Понимаешь, сказал он, тщательно вытирая платком руки, усы и губы, это довольно длинная и сложная история. Когда-то весь этот переулок принадлежал одному эксцентричному миллионеру по фамилии Потт, чьим именем и называется до сих пор. Насколько я понимаю, он был, выражаясь современным языком, социалистом. Он построил все здешние лавки и установил правила для их деятельности. Лавки сдавались желающим в бессрочную аренду, причем каждые четыре года арендная плата подлежала пересмотру. Если лавка преуспевала, плата соответственно повышалась, если нетпонижалась. Ну вот, я въехал сюда в 1921 году и с тех пор плачу пять шиллингов в неделю.
Я недоверчиво воззрился на мистера Белоу.
Пять шиллингов в неделю? Но ведь это гроши за такое помещение. Здесь ведь рукой подать до Кенсингтон-Хай-стрит с ее фешенебельными магазинами.
Совершенно верно, сказал мистер Белоу. В том-то и дело. Я плачу за аренду пять шиллингов в неделю, то есть по фунту за месяц.
Но почему такая неслыханно низкая аренда?
Потому, объяснил мистер Белоу, что у меня нет прибыли. Как только я обнаружил в контракте условие, о котором тебе сказал, сразу усмотрел удобную лазейку. У меня были отложены кое-какие деньги, немного, но продержаться можно. И я искал такое жилье, где мог бы держать своих птиц. Тут и представилась идеальная возможность. Я обошел всех остальных съемщиков в переулке Потта, поделился своим открытием и обнаружил, что у большинства та же забота, что у меня: располагая небольшими средствами, они нуждаются в дешевой обители. Мы учредили «Общество Потт-Лэйн», объединились и нашли очень хорошего счетовода. Говоря «хорошего», я разумею не этих слабаков, которые во всем цепляются за закон, от них не жди добра. Нет, мы нашли способного, мозговитого молодца. Каждые полгода мы собираемся, и он проверяет нашу бухгалтерию и говорит нам, как вести дела, чтобы пребывать на грани разорения. Мы действуем соответственно, и когда приходит срок пересматривать арендную плату, она либо остается прежней, либо немного снижается.
Но люди, которым теперь принадлежат эти дома, разве не могут изменить ставки? спросил я.
Не могут, ответил мистер Белоу, в этом все дело. Я выяснил, что, согласно завещанию мистера Потта, условия аренды не могут быть изменены.
Но наследники, наверно, пришли в ярость, когда узнали, что вы платите всего один фунт в месяц?
Еще как, сказал мистер Белоу. Чего только ни делали, чтобы выселить меня, безуспешно. Я нашел хорошего юристаопять-таки не из тех слабаков, для которых закон выше интересов клиента, и он живо поставил их на место. Все остальные лавки действовали заодно, и наследникам пришлось сдаться.