Как многие, я часто вспоминаю свою бабушку. Она не была разговорчивой. Годы учительства утомили её речь и отточили разум. Многое понимая в людях, была к ним более, чем добра, но особо ценила общение иного свойства. Соседские собаки приходили полежать к ней под дверь, а окрестные кошки на сносях, те и вовсе считали бабушку своей. Для них под батареей всегда стояла коробка из-под обуви с чем-то мягким и приятным на ощупь. Справа от широкого кресла, в котором, нацепив на нос очки, по обыкновению читала бабушка, всегда кто-то пищал или тихо чавкал
Выполняя нехитрую тяжёлую работу по дому, старалась закончить её поскорее, чтобы вновь устроиться в кресле, с книгой в руке. Каюсь, я часто отвлекал бабушку от её любимого занятия. Мои многочисленные «зачем и почему, когда и сколько», на удивление, не выводили её из себя. Она не пересказывала прочитанную, искажающую истину полуправду, не учила, как жить. Прижав широким ногтем большого пальца к нужной строке закладку, отвечала мне, пятилетнему, глядя поверх очков так, как если бы мне было пятьдесят, без скидки на опытность и возраст:
Смысл жизни? Чтобы было интересно. Надо ли заставлять других делать, как тебе хочется, даже если ты знаешь, что прав? Нет. Не надо распространять своё влияние за первоначальные пределы.
Никогда?
Пока тебя не попросят об этом.
Но почему?! Они же ещё не понимают того, что уже знаю я!
Ты в таком же положении. К тому же людям необходимо совершать ошибки. Это как прививка от кори.
Корью они не заболеют, а ошибки будут преследовать всегда!
Не горячись. И. ты слишком много думаешь. Сделай что-нибудь своими руками.
Это поможет мне не думать?
Нет, что ты. Наоборот, именно дело определяет вектор раздумий.
Я не понимаю. Вектор. Странное слово. Как ветер.
Ну, да, немного похоже, и тоже направляет.
Зимой, когда я, краснощёкий и мокрый насквозь, затаскивал кованные санки в прихожую, часто заставал бабушку в полутьме подле печки.
Опять электричество отключили? спрашивал я.
Да нет. Не зажигай, просила она. И умолкала, позволяя тёплому медовому свету тающих дров гладить лицо, делая его загорелым и совершенно молодым.
Знаешь, заговаривала вдруг бабушка, когда-то я была красивой. А теперь что со мной стало? Как быстро пролетело время. И вздыхала.
Я тут же пугался и, стараясь переменить разговор, придать ему тот, нужный вектор, преувеличенно и не к месту бодро заявлял:
А на дороге скользко и мокро!
а печка красиво сжигает старые коньки, и раскраснелась стыдливодобавляла бабушка задумчиво.
Мои коньки? А зачем?
Во-первых, ты из них давно вырос, во-вторых, они малы всем на свете, а в-третьихбабушка шла к выключателю и зажигала свет, Они как мосты, которые время от времени надо сжигать, чтобы найти новый путь, неведомые цели, иные интересы
Мы часто бывали вместе, но мало разговаривали. Было уютно просто сидеть друг напротив друга и читать. Казалось, что так будет всегда, а на деле Кто ответит теперь, отчего любовь, доброта и сострадание имеют способность ожесточать людей, против обладателей сих похвальных качеств. Что нас делает такими, какие мы есть? Из-за чего всё, что видится верным, в одно мгновение может явить некое, неприемлемое для нас исподнее И что заставляет требовать от других того, чего не можем дать сами, справедливости.
Обо всём этом мне хотелось бы узнать именно от неё
если некто зашёл в булоШную, купил то, что по карману, посмотрел на то, что повкуснее. Помог старушке прочесть "мелкими буквами", постоял с мужчиной на тротуаре, покуда у того не прошёл сердечный приступ. Он хороший и правильный? Добрый? экзаменовала меня бабушка.
Ну, да, наверное. соглашался я.
Иногда. В этот самый момент. Поправляла меня она. И добавляла, Сторонись поспешности в себе и иных. Слишком часто рука, запустившая камень, повинна меньше того, в кого он был направлен.
Хорошо, когда есть кому растолковать это. И так непоправимо, непростительно долго разбираться в подобном самому.
Как и бабушка, я тоже люблю читать. И с некоторых пор, справа от моего кресла стоит коробка, которая, будто сказочное создание, крутит по сторонам пятью мордахами с пенкой молока на губах. Прислушивается слепо к происходящему вокруг. На маленьких так потешно глядеть Однако время, действительно, слишком торопиться. И совсем скоро наступит их черёд идти по жизни в поисках вектора ветра, который смогут назвать своим. А который они выберут, попутный или встречный, это уж решать им самим.
Колыбельная
Невероятно. Перевалило за середину декабря. Быть того не может.
Рыбы
Чему ты радуешься? А если завтра вновь мороз? Что будет с ними? Ты подумал?
Но что я могу? Это не я растопил лёд. Не я
И мой друг заплакал. Он был слишком юн и чересчур чувствителен. Его главная бедаподробное отношение к жизни, часто виноватила без вины, и обыкновенно в том, на что он никак не мог повлиять. Как и в этот раз.
Послушай, я тронул его за рукав, рыб в пруду не так много, если хочешь, мы перенесём их в дом и там, в аквариуме, они перезимуют. Хочешь?
Я был искренен и ожидал чего угодно в ответ. Благодарных объятий, даже истерики Но к тому, что услыхал, был совершенно не готов.
Нет. Не стоит. Благодарю вас. Пруд, небо, берега, мягкий ил на дне и лианы корней лилии, это всё, что у них есть. Таков уж их дом. Там всё родное, знакомое. Они должны пережить, что суждено, именно там. Не думаю, что стеклянные стены и непривычные звуки жилья успокоят их. К тому же, старания переезда одолеют не все.
Но ты же рыдал!!! чуть не закричал я.
Простите мою несдержанность. Иногда не успеваю остановиться. Прикладываю к себе одежды сторонних судеб, а они всегда не по мерке. От того и слёзы. Нам их не понять, увы
Кого не понять?
Деревьев, птиц, рыб, наконец! Их чувств, страданий даже радостей!
Мой юный друг пожал плечами в ответ молчаливому недоумению и, наклонив голову, медленно пошёл прочь в сторону леса. Там его ожидало мочало скрученных в жгуты деревьев, разорванные сухожилия коры и обрубленные кисти стволов, всё ещё сжимающие горсти родной земли. Довольно поводов для рыданий, не правда ли? Но многие из нас смогли бы о том же и так?! Вот, в этом-то всё дело
Голубая кровь
«Не подгоняй под нужды невежд родной язык. Неправильность речи внедряется в сознание и меняет его, нарушая последовательность образа жизни. Для сохранения самобытности, родную речь надлежит блюсти в первозданной чистоте, памятуя о том, что в мелодии языка заложено зерно Русского Духа, как обоснованного предмета народной гордости. Голубая кровь брызжет не там, и не в том виде, где её ожидают отыскать!»
(Из письма к другу)
Отказ от удовольствий, вынужденный или добровольныйявление временное. Преходящее, как и сама жизнь.
Печка, завиток на затылке воды, исчезающей в стоке, парад планет на виду у ясной ночи, морзянка дятла, насмешка ежа, одобрение летучей мыши Это не что иное, как бытие на скорости шагов улитки в холодную ночь. Так ли неторопливо оно, в самом деле. Какова в нём мера нарочитой отстранённости ото всего?
Паук плетёт сети, повинуясь напору своей голубой крови. Поперёк течения жизни. Наперекор ей. И бывает повержен часто Ночестен всегда, ибо находит место в душе каждому цвету из радуги белого света.
В муках оттепелей рождается весна, страшится, тянет время. Стужа таится за спиною летних ночей. Выгадывает, не иначе. В одной вязанке хвороста днейвсего понемногу: недосказанного, не расслышанного. Большеот той, принижающей, дающей надежду полуправды. И, что же с ней не так?! Питая один другого, телами ли, страхами, кто вернее?
Подросшие птенцы превышают один другого, поедая тяжёлых спросонья мух, нелепых в зиму комаров и мошек. Они так похожи на отца и мать. И всё же, легко отличимы от них. И свежими пуховыми жилетами, надетыми поверх, для тепла, и вальяжным видом, небрежными манерами, разборчивостью. Привыкли к тому, что послаще. Упорствуют лишь в дури притворной. Дети же
А рыбы в полудрёме, сквозь узорное стекло воды, шепчут о своих снах Им верим наивно, да ждём пробуждения прекрасного цветка из семени, выпавшего с горстью мёрзлой земли. Он глядится сорняком. Но, мало ли Чем мы, люди, кажемся! Утро-тодоброе, по-доброму к нам! Если наступило
Жизньтонкая материя. Прозрачная красивая паутинка. Можно идти прямо на неё и не заметить. Лишь стереть с лица, как помеху, глядь, а её уж и нет.