ИМАМ ШАМИЛЬ. КТО ОН?
Кавказская война, о которой основная масса россиян имеет весьма приблизительное представление, всегда ассоциировалась у многих с именем имама Шамиля, который в течение нескольких десятков лет был на Кавказе идейным вдохновителем борьбы с Россией. Каким же образом Шамилю удавалось объединять и направлять десятки горных племен и кланов, которые никогда не проявляли особой дисциплины и желания подчиняться.
Он родился в небольшом аварском селении Гимры в горах Дагестана и с раннего детства отличался крайней замкнутостью и любовью к одиночеству. Молчаливый, мечтательный и своенравный, он мог неделями жить в горах и чувствовать себя в своей стихии. У него не было никакого желания общаться со своими сверстниками, за что его и не любили односельчане. В юности у него был только один другГази-Муххамед, старше Шамиля на несколько лет, необыкновенно молчаливый. Шамиль говорил о нем: «Молчалив, как камень!»
Объяснялась эта особенность тем, что Гази-Мухаммед готовил себя к духовной карьере и большую часть дня проводил за молитвами. Шамиль начал читать Коран в шесть лет, но вместе с тем он был настоящим непоседой и очень любил бороться, прыгать и плавать. Он всегда старался быть первым и очень скоро стал одним из самых искусных наездников Дагестана. Ну а о его умении владеть шашкой и стрелять в цель уже ходили настоящие легенды.
Постоянное общение с Гази-Мухаммедом привело Шамиля от изучения Корана к желанию стать первым учеником знаменитого муллы Джамалуддина из Кази-Кумуха. Правда, для этого ему пришлось покинуть родной аул и отправиться вместе со своим товарищем в Ун-цукуль, где он серьезно занялся арабским языком и литературой, логикой, теологией и философией. Не растерял он и воинских навыков и время от времени вместе с другими молодыми людьми принимал участие в боях с отрядами генерала Ермолова. По сути дела, уже тогда он стал одним из самых активных участников разгоравшейся Кавказской войны.
Прошло несколько лет, и Шамиль добился своего: Джамалутддин признал его своим первым учеником. Но он шел уже дальше и очень скоро увлекся особым мусульманским учениеммюридизмом. «Христианский русский царь хочет владеть правоверными, как владеет своими мужиками, заявил однажды Шамиль. Значит, нужно с ним вести войну за свободу». Впрочем, он намеревался воевать не только с русским царем, но и с теми аварскими ханами, которые не желали признавать законы шариата, и собирался лишить их власти над правоверным Дагестаном.
Чтобы поднять горцев на борьбу, Шамиль отправился по аулам и призывал их к священной войнегазавату. Его властная натура, образованность и умение хорошо говорить сделали свое дело, и уже очень скоро попавшие под его влияние горцы признали его имамом Чечни и Дагестана, наградив его духовным авторитетом, который был гораздо сильнее любой светской власти.
Тем временем русские двинули против нового владыки Кавказа трех генералов: Розена, Вельяминова и Вольховского. И в первом же бою с русскими отрядами, состоявшемся 17 октября 1832 года в горном ущелье близ родного аула, Шамиль понял простую истину: в прямых столкновениях ему никогда не победить русских, имевших над ним огромное численное преимущество. Но дрался он отчаянно, а когда горцев осталось всего несколько десятков человек, вместе с Гази-Мухаммедом бросился в рукопашный бой. Его приятель был мгновенно убит, Шамиль зарубил двух солдат, а когда третий всадил ему в грудь штык, он одной рукой выдернул его, а другой ударил своего врага саблей.
Шамилю удалось выйти из окружения. Он спрятался в родных горах и три месяца лечил раны. И хотя он не потерял своего духовного авторитета и его возвращения ждали, имамом стал Гамзат-Бек, а Шамиль выступил его наместником. Прошло целых два года, прежде чем Шамиль снова стал имамом, но произошло это только после того, как Гамзат-Бек был убит в мечети за убийство знатного аварского хана. И тогда народ и ученые сделали свой выбор!
На этот раз Шамиль не спешил выступать против русских, а занялся наведением порядка в собственных горах, вводя мусульманское право. Слишком уж разнились обычаи и традиции многочисленных племен и родов, но самым печальным было то, что они совершенно не мешали распространению среди горцев пьянства, грабежей, невежества и, что было особенно печально, своеволия. Не было среди удельных князьков и дисциплины, так необходимой на войне и без которой было немыслимо воевать с мощной и хорошо организованной русской армией.
Шамиль не стал выдумывать ничего нового и решил править железной рукой, безжалостно карая смертью за обман, измену, разбой и грабеж. Такому же наказанию подлежал любой горец и за сопротивление мюриду, за несовершение пяти обязательных молитв в день и неотчисление определенного процента в пользу бедных. Наказанию подлежали и те, кто нарушал шариат и предавался таким нечестивым занятиям, как слушание музыки, танцы и курение трубки! Ну а тем, кто все-таки осмеливался танцевать, мазали сажей лицо, сажали на ишака лицом к хвосту и возили по селению. Тем же, кто не желал отказываться от курения, продевали сквозь ноздри бечевку и привязывали к ней горящую трубку. Но больше всего на свете Шамиль ненавидел пьянство, и еще ребенком он пообещал любившему вино отцу зарезать себя, если тот останется рабом отвратительной привычки. Отец пить перестал, а Шамиль, став имамом, заменил положенные по шариату сорок ударов палкой за пьянство смертной казнью. Главным его достижением была отмена крепостного права, противоречившего мусульманской идее о равенстве всех людей. Да, зачастую он заменял обычаи и традиции предков своими законами, но уже в 60-х годах XIX столетия из них можно было составить своеобразный кодекс, и их справедливость вызывала уважение всех честных горцев. Но держалось это уважение главным образом на страхе. Со своими противниками Шамиль не миндальничал, и только по одному его приказу были сожжены тридцать три телетлинских бека, а одиннадцатилетний наследник аварских ханов Булач-Хан брошен с высокого обрыва в горную речку. Шамиль не был просто «удачливым и хитрым атаманом», даже самые удачливые и хитрые не способны подчинить себе чуть ли не весь Кавказ и на протяжении тридцати с лишним лет сражаться с Россией. Это был мудрый правитель и законодатель и прекрасный военачальник, не только руководивший своими джигитами, но и сам принимавший участие в боях. С рыжей бородой, окрашенной хной, на бело-сером в яблоках коне, он всегда был в первых рядах сражавшихся и приносил удачу.
Конечно, русским подобное геройство было не по душе, они направляли против Шамиля все большие силы, и в 1839 году имам только чудом сумел уйти из своей резиденции в ауле Ахульго после трехмесячной осады. Восемь месяцев о нем не было слышно, и Россия уже начала праздновать победу. Но, как оказалось, рано. Шамиль снова вернулся, и теперь его союзниками стали Большая и Малая Чечня. Именно Чечня обратилась к Шамилю с просьбой либо защитить ее, либо разрешить ей отдаться под власть белого царя. Хорошо зная, что за подобное отступничество им грозит смерть, чеченские послы передали свое предложение Шамилю через его мать. И тем самым поставили его перед трудной дилеммой. Ведь, приняв послов, мать совершила преступление, и Шамиль был обязан наказать ее.
Три дня провел он в молитвах, пока наконец не «услышал» голос Аллаха. «Кто первым высказал свои столь постыдные намерения, сообщил ему Всевышний, дай тому сто ударов плетью!» Однако Шамиль смог ударить мать только пять раз, после чего упал без чувств. Затем он заставил послов Чечни прочитать предсмертные молитвы и отпустил их домой.
Сдаваться на милость русских он не собирался и, прекрасно понимая, что в открытом бою ему не победить русскую армию, повел партизанскую войну. К концу 40-х годов XIX столетия он достиг пика своей славы, объявил своего сына наследником принадлежавшей ему духовной власти. Этим он вызвал недовольство горцев, заговоривших о том, что Шамиль заботится лишь о себе и своей семье. К тому же народ прекрасно видел, что наибы-управители, которых Шамиль объявил своими апостолами, заботились прежде всего о своем кармане а на все остальное им было наплевать.
Понимал ли это сам Шамиль? Да, конечно, понимал и с горечью выслушивал суждения своего сына, прошедшего обучение в Пажеском корпусе поручика гвардейского уланского полка, о своем убогом войске. Правда, уже очень скоро и сам Шамиль, и его братья стали чуждаться Джамалуддина, который настойчиво просил отца примириться с могучим русским царем. И кто знает, чем бы закончилась вся эта история, если бы тот вдруг не умер от чахотки.
К тому времени русские уже научились воевать в горах, и кольцо окружения неумолимо сжималось вокруг горной резиденции Шамиля аула Ведено. И тогда имам потребовал от всех своих сторонников дать клятву стоять до конца! Но, увы слишком велико было превосходство русской армии, Чечня была покорена, и Шамиль с остатками верных наибов отошел в аул Гуниб. По дороге его обоз был ограблен его же сторонниками, и оставшийся всего с четырьмя сотнями джигитов Шамиль был обречен.
После долгих раздумий Шамиль пошел на переговоры с Барятинским, и тонкий дипломат полковник Лазарев стал убеждать имама в том, что его сопротивление бессмысленно, что дальнейшая борьба только приведет к ненужным жертвам и что Барятинский сохранит имаму не только жизнь, но и возможность жить с семьей в Мекке. 26 августа 1859 года Шамиль принял историческое решение прекратить борьбу и вышел навстречу князю Барятинскому. Он не верил Лазареву и даже не сомневался в том, что его убьют. Но и сдаваться на милость победителю он не собирался и решил дорого отдать свою жизнь вместе с пятьюдесятью верными ему наибами.
К его великому изумлению, при его появлении грянуло громовое «ура». В небольшой роще имам встретил князя и сказал: «Я тридцать лет дрался за религию, но теперь мои народы изменили мне, да и сам я утомился. Поздравляю вас с владычеством над Дагестаном и от души желаю государю успеха в управлении горцами для блага их!»
Шамиля отправили в Россию, где его принял сам Александр II, который повелел положить имаму двадцать тысяч рублей ежегодно и поселил его в Калуге. В марте 1870 года Шамиль получил разрешение отправиться в Мекку, правда, для этого ему пришлось написать клятвенное письмо, что он не причинит России никакого вреда. Великого деятеля ислама с почетом встретили в мусульманском мире, турецкий султан оказал ему большие почести и особенно полюбил его после того, как он предотвратил его войну с египетским Исмаил-пашой. В Мекке за ним постоянно ходили толпы паломников, ловившие каждое брошенное знаменитым имамом слово.
Вскоре Шамиль переехал в Медину, где и умер в возрасте семидесяти двух лет после неудачного падения с лошади. Его могила в святом для всех мусульман месте и по сей день является одним из самых почитаемых мусульманами всего мира мест
ЛЕНИН, АТАТЮРК И СУДЬБА АРМЕНИИ
Почти восемьдесят лет прошло с того дня, когда советское правительство во главе с Лениным согласилось отдать Турции часть Армении с такими известными городами, как Карс, Эндижан и Эрзрум. Много воды утекло с той поры, но и по сей день не утихают ожесточенные споры вокруг той сделки руководителей СССР и Турции. Но если все-таки вспомнить обстановку того непростого времени, то можно увидеть, что сделки как таковой не было и уступка большевиков была далеко не добровольным актом, а лишь следствием сложившейся политической обстановки
Как утверждали люди, хорошо знавшие Ататюрка, о тактическом союзе с большевиками он заговорил уже в 1919 году, когда Советам, ведущим отчаянную борьбу с Западом, было далеко не безразлично, кто будет править Турцией. И ничего странного не было в том, что на дух не переносивший коммунистические идеи Кемаль шел на сотрудничество с большевиками. Ленина он, конечно, не читал, но о необходимости компромиссов знал по опыту.
Да и сам Ленин был далеко не прочь заручиться «дружбой» с человеком, от которого зависело будущее южного соседа России. И, как указывают некоторые источники, уже летом 1919 года в Хавзе состоялась встреча Кемаля с Семеном Буденным, обещавшим ему деньги и все необходимое для того, чтобы одни люди могли как можно успешнее убивать других. Правда, вместе с пушками простоватый Семен Михайлович предложил принять и коммунистическую веру, способную, по его словам, осчастливить турецких братьев в их борьбе за светлое будущее с кровопийцами-буржуями!
Однако Кемаль не внял призывам и предпочел пулеметы! Вернее всего, это только легенда, и, говоря откровенно, вряд ли Ленин и Троцкий, знавшие истинную цену косноязычному кавалеристу, послали бы его на подобные переговоры, но то, что на его месте могли оказаться совсем другие люди, гораздо более умные, сомнений не вызывает.
Знал ли Ленин, с кем ему придется иметь дело? Судя по всему, знал и не строил на этот счет никаких иллюзий. Вряд ли добавляла ему оптимизма и характеристика, данная Ататюрку позже работавшими в Анкаре дипломатами. «Мустафа Кемаль, писал в своей служебной записке в Наркоминдел первый секретарь полномочного представительства РСФСР в Турции Умпал-Ангорский, весьма оригинальная фигура на фоне своеобразной восточной переходной эпохи монархического сатрапизма и буржуазного демократизма. Он полностью представляет турецкий государственный строй со всеми его пороками. Личность Мустафы Кемаля, безусловно, выдающаяся в Турции по своему уму, энергии, силе воли, способности убедить (внушением кажущейся искренности даже недоверчиво относящихся к нему лиц). Главным его движущим импульсом является большое честолюбие. Для достижения намеченной цели в ход пускается все, и он идет к ней, не считаясь ни с чем. В своей политике он являет себя полностью беспринципной личностью, использующей систематические провокации среди туземных общественных течений и группировок». Комментарии, как говорится, излишни
Впрочем, Кемаль тоже не обольщался в отношении Ленина. «Намерение большевиков дружить с Турцией, как-то заметил он на своем выступлении в меджлисе, есть не что иное, как всего только лозунг, с помощью которого они собираются произвести впечатление на Запад и исламский мир! Но в то же самое время они сделают все возможное, чтобы как можно сильнее привязать к себе Турцию! И, по сути дела, и у англичан, и у большевиков одна задача: так или иначе завоевать Турцию. Только первые стараются сделать это с помощью оружия, а вторыес помощью идей!» Затягивать заключение своего «брака по расчету» ни Ленин, ни Ататюрк не стали, в октябре 1919 года в Москву отправился Халиль-паша, а уже на следующий год в Турцию тайными путями была отправлена первая партия оружия.
Конечно, это была далеко не бескорыстная помощь, как о ней говорили до самого недавнего времени. После того как был развеян миф о всемирной революции и даже Ленину стало ясно, что никаких революционных битв ни в Европе, ни тем более в Америке не предвидится, вождь всемирного пролетариата обратил свой взор на Восток, где за свою независимость уже пытались бороться Афганистан, Персия и Турция.
Но дело было не только в идеях. Стоило только Ататюрку потерпеть поражение, и Ленину пришлось бы иметь дело не с дружественной страной, а с той же самой Антантой, которая не только оккупировала почти всю Анатолию, но и собиралась образовать независимую Армению под американским мандатом! И именно поэтому Ленину пришлось делать хорошую мину при плохой игре и все возможное для будущей победы Ататюрка. «В Турции стоят у власти националисты и октябристы, готовые в любую минуту продать нас Антанте!» восклицал он и слал этим самым националистам и октябристам деньги, оружие и боеприпасы!
Понимал ли сам Ататюрк всю выгоду создавшегося положения? Да, конечно, понимал и пользовался им! Тем более что козырь у него всегда был в запасе, такой сильный козырь, как запугивание Москвы заигрыванием с Западом, точно так же, как он пугал Запад своим сближением с Советами. И когда из-за обострения ситуации в Закавказье Москва несколько уменьшила помощь, Кемаль сразу же ударил этим козырем, заключив соглашение с Францией, которая являлась злейшим врагом советской России.
Подписание анкарского договора весьма встревожило большевиков, и в Анкару был срочно направлен официально представлявший Украину Михаил Фрунзе. Кемаль повел себя настолько сдержанно, если не сказать холодно, что Фрунзе сразу же дал телеграмму Троцкому: «Успешность переговоров с правительством Анатолии, писал он, стоит в прямой связи от размеров той реальной помощи, которую мы в состоянии сейчас же оказать правительству Кемаль-паши. Я считаю практически целесообразным послать вместе со мной или в скором времени после моего отъезда известное количество военного имущества и снаряжения неосновных образцов, которое мы безо всякого ущерба для снабжения нашей армии могли бы направить турецкому командованию. Такого рода реальное подкрепление дипломатических уверений в нашем дружеском расположении к правительству Ангорской Турции должно дать самые благоприятные результаты, и самый из них первый и важныйудержание Турции в пределах нашей ориентации».