Сыночки Семь лет, как один день, прошло с тех пор, как поселились они с сынишкой в Рябиновом логе. А вскоре и второй появился Они росли как братья. Да и сама Любава порой забывала ту зимнюю ночь, когда на пороге ее дома оказался меховой сверток. Оба мальца росли смышлеными, но один схватывал на лету, другому приходилось немного посидеть, поразмыслить, прежде чем наука уляжется в его голове. Мальчишкикуда же без этогоне раз приносили домой синяки после уличных драк. Но и тут один, худой и увертливый, получал шишек меньше, чем его брат, упрямо набычившись, шедший на врага.
Любава знала о своих детях все. Кроме одного: какие имена предки подарят им нынче.
Тут наконец мальчишки проснулись. Пора было отправляться туда, где для них начнется обряд наречения имени.
Весь просыпалась. Из каждого двора выходили празднично одетые люди и спешили к реке. Там, на утоптанной полянке перед резными ликами богов, уже горели костры.
Мальчишки последний раз оглянулись на мать, и отправились вместе с другими мальчишками, ожидавшими посвящения. Река ещё крепко спала под прочным панцирем льда, но сын её, неугомонный, шумный ручей, не замерзал всю зиму. Он в этом месте был неглубок, как раз по пояс мальчишке, а ширина не больше десятка шагов. Но сегодня это был не просто потокграница между мирами, одно из препятствий на тропе Посвящения.
Семеро мальчишек нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Горящие глаза внимательно всматривались в синеющий на том берегу лес. Морозный зимний ветер раздувал рубашонкидлинные, перешитые из отцовских и материнскихне корысти ради, а чтобы боги рода признали и охранили детище. Сегодня им предстояло сменить эти детские одёжки, какие равно носят и мальчишки и девчонки, на первые мужские порты. Они вступят в пору отрочества и начнут постигать ремесло. Кто-то переймет отцовское дело. А кто-то пойдёт по иному пути. Счастливчики, отцы которых были воинами, с младых ногтей начнут постигать воинскую науку. Но конечно, среди мальчишек было больше будущих горшечников, кузнецов, пахарей, охотников.
Отсюда, с берега ручья, мальчишкам были видны костры, разведённые на широкой поляне перед ликами богов. Наконец жрец дал сигналв начинающее светлеть небо взвился зеленоватый язык пламени. Испытание началось.
Рыжий Любавич первым шагнул на камни. Скользкие валуны у берега были всего на вершок прикрыты водой, по тёмной поверхности которой резво плыли острые льдинки. Дыхание сразу перехватило, кожа покрылась мурашками. Но ничто в этом мире не дается без борьбы. Помедлив немного мальчишка сделал следующий шаг, и ещё и ещё Вот уже он миновал половину пути, вот до берега осталась всего пара шагов.
Мальчонка уже был готов вздохнуть с облегчением, ступив на твёрдую землю но вдруг босая нога соскользнула с пошатнувшегося камня, и он едва не полетел кувырком в ледяную воду. За спиной раздался сдавленный вздохтоварищи с тревогой следили, как барахтается в воде первый из ступивших на путь посвящения. Наконец мальчишке удалось выбраться на берег и улыбнулся, помахав рукой оставшимся позади друзьям.
На какое-то время он поверил, что самое трудное осталось позади. С другого берега видели, как Любавич храбро шагнул под сень леса.
Его брат, Любавич темный, шел за именем последним. Другие мальчишки уже успели получить имена и отогревались у больших костров на поляне перед ликами богов. Он же переминался с ноги на ногу, ожидая, когда придет его черед.
Хорошо, что остальным не разглядеть, как он чуть не до крови прикусил предательски трясущиеся губы. Сам он пытался себя убедить, что это всё от холода, но сердчишко, молоточком бившееся о ребра, не соглашалось с ним. Страшно!
Много раз бродил он по этим тропинкам, собирал ягоды на этих полянах, но нынче всё не так. На берегу было уже почти светло, а в древней чаще всё ещё царила тьма. Шаг за шагом входил он в эту темноту. Вот угас последний отблеск света, проникавший между деревьев. Отсюда уже не было видно берега ручья. Мальчишка огляделся: знакомые до последней иголки ели представали мохнатыми ногами чудовища. Корявые ветви дубов, покрытые снегом, складывались в причудливые картины. Днём он без труда признал бы белку, зайца, лису, разглядел бы ежа, потревоженного лесорубами Сейчас же можно было различить только светящиеся глаза, пугающие шорохи и рассерженное сопение. Словно духи леса приглядывались к нему, решая: сейчас проучить маленького наглеца, нарушившего их покой, или немного подождать, пока он заплутает в чаще?
А уж когда подал голос филин, торопящийся вернуться с ночной охоты в родное дупло, Любавич припустил во все лопатки. Мальчишке казалось, что за ним гонится крылатое чудовище. Он бежал, не разбирая дороги, пока окончательно не выбился из сил. Только выбежав на небольшую полянку остановился, переводя дух. Здесь тьма немного отступила, а вместе с ней и страх. Да, пожалуй, пройти по тёмному лесу труднее, чем перейти вброд ручей. Собравшись с силами, Любавич двинулся дальше.
Узкая и извилистая, как заячий след, тропинка петляла между деревьев. Мальчишка двигался быстро, и поэтому не чувствовал холода. Хотя из его рта и валил пар. Неожиданно впереди показался неверный красноватый свет. Сперва Ему почудилось, что он прошёл через весь лес и вышел на опушку, откуда видно было восходящее солнце. Но свет становился всё ярче и ярче, повеяло теплом. Любавич сделал ещё несколько шагов, и из-за горбатых сугробов разглядел поляну, посреди которой горел костёр.
Последние ночные тени казалось, тянулись к огню, собираясь под ветвями деревьев, но яркое пламя не пускало их на поляну. Мальчик несмело подошёл к огню, улыбнувшись, протянул руки к теплу, прислушался к трескотне горящих поленьев. Он не сразу заметил, что у костра не один. Человек стоял по ту сторону пламени, и яркий свет не давал его разглядеть. На нём была длинная белая рубаха, вышитая красными узорами. Лицо скрывала берестяная личина.
Мальчишка замер. Сердчишко его, казалось, готово было выскочить из груди от волнения. Перейти холодный ручейерунда. Пройти через тёмный лесстрашно, но всегда можно попросить защиты у пращуров. Встретиться лицом к лицу с одним из их воплощенийвот, пожалуй, самое серьёзное из его испытаний. Незримо духи окружали человека везде: дома и у реки, в лесу и в полевезде были свои хранители. Им оставляли подношениялоскутки ткани, повязанные на ветви деревьев; краюху хлеба на стерне сжатого поля; свежий веничек и ведерко чистой воды в бане. Но очень редко эти существа из мира нави представали перед людьми. Являлся в одном из своих изваяний Перун. Хромой собакой убегает от людского голоса, огня и железа коровья смерть. Пращур приходит дать имя новому ростку своего рода.
Человек величаво обошёл костёр и склонился над мальчиком. В руках у него мелькнул нож. Острое лезвие скользнуло по волосам. Светлые пряди невесомо опали на шершавую мужскую ладонь. Резкое движение руки, и они яркой искрой вспыхнули в огне. Вместе с волосами сгорало в огне прошлое мальчишки по имени Здрав. В эту минуту на поляне их было трое: пращур, стоящий по ту сторону смерти; огонь, хранящий новую жизнь, и безымянный мальчик, не принадлежащий сейчас ни к одному из миров.
Вдруг, когда новое имя уже готово было сорваться с губ, рядом негромко хрустнула сухая ветка, зашуршал снег, ссыпавшийся с еловой лапы. На поляну вышла рысь. Точнее, вышел Рысь. Крупный самец по бедро взрослому мужчине в холке, с лапами шириной в мужскую ладонь. В пышном зимнем уборе. Настоящий лесной князь. Ореховые глаза отражали отблеск костра, кисточки на ушах чутко подрагивали, хвост нервно охаживал бока.
С кажущейся мягкостью зверь шагнул на поляну, ни чуть не боясь ни людей, ни яркого огня. Зрением. обострившемся вдруг до того, что стал внятен узор каждой снежинки, искрящиеся на пятнистой шкуре, Любавич приметил, что Рысь хромает на правую заднюю лапу. Припав на передние лапы, большой кот изготовился к прыжку. Сзади раздалось сипение волхва. Видно, он хотел что-то крикнуть мальчишке, но не могязык прилип к горлу.
Мальчишка же между тем шагнул навстречу Рыси, трясясь, но не от страха, а от едва сдерживаемой ярости. В груди у Рыси заклокотало. Мальчишка в ответ тоже угрожающе зарычал. Он не отводил взгляда от ореховых глаз Рыси с черной точкой зрачка, почти не видной в отблеске пламени. Наконец зверь не выдержал, и опустил глаза. Подошел, и ткнулся широким лбом в колени мальчика. А потом повернулся, и одним прыжком скрылся в кустах. Еще мгновение в предутренней тишине слышно было, как наст хрустит под тяжелой когтистой лапой. В огне треснуло полено, и волшебство было разрушено.
Любавич с растерянной улыбкой обернулся к волхву. Ну, теперь-то он получит новое имя!
Новое имя Когда рождается младенец, мать с отцом дают ему первое имяоберег от беды, хворей-напастей да дурного глаза. И хранит он дитя вернее, чем хитрый узор, вышитый по подолу детской рубашонке. Но имя, как и одёжка, становятся человеку малы. Как обретают ясность черты, становясь подобием материнских или отцовских, так же проясняется характер человека. И тогда уже ему нужно новое имя, пригодное для взрослой жизни. Вряд ли дрогнет перед врагом вой по имени Храбр. Вряд ли останется без жениха светлоокая Краса. Правда, случается порой, что отец или мать в сердцах дают ребёнку неласковое назвище. И мыкают всю жизнь горе-злосчастье Нелюбимы с Нежданами.
Но тот покачал головой, и проговорил глухим, севшим от испуга голосом:
Не мне давать тебе имя. Сам хозяин лесов пришел тебя приветить. Быть тебе Мишатой. По нежданному твоему гостю.
Нареченный Мишатой поклонился, и поспешил по другой тропинке, широкой и утоптанной, обратно, туда, где ждали мать и брат. И жарко натопленная баня. И веселый праздничный пир. Обратная дорога показалась ему короче. Лес уже не казался мрачным и незнакомым. Ночные тени отступили, начиналась хлопотливая дневная жизнь. Завела свою звонкую песенку синичка, мелькнула в ветвях любопытная белка, провожая маленького гостя. Вековые ели расступились, и меж их ветвей проглянули первые лучи солнца. Вот под ногами вместо тверди оказался лед, сковавший реку. Мальчишка помахал рукой, зная: с того берега, от костров, уже разглядели черную точку, показавшуюся из леса. Отдышавшись, Мишата прибавил шагу, и вскоре мать уже обнимала улыбающегося мальчишку, а брат сунул в руки кружку с горячим питьем.
Как звать-то тебя теперь? Мишата пристально вглядывался в лицо брата: изменилось ли в нем что-нибудь с новым именем? Изменился ли он сам?
Пращуры судили Вльгой называться. с широкой улыбкой отвечал тот. А тебя?
Мое имя теперь Мишата. улыбнулся он в ответ.
Вечером начался широкий, щедрый, на все городище, праздник. До самой полуночи не смолкали над рекой веселые голоса, песни и смех. Пращуры и боги светло улыбались, глядя на удалое веселье. Мишата с Вольгой, вдоволь накатавшись на ледяных горках, лакомились сладкими пирожками у жаркого огня.
День был такой, какие случаются только на излете зимы. Снег схватился льдистой искрящейся коркой, по синему небу весело катилось солнечное колесо. Птицы, чуя скорый приход весны, весело перекликались.
Любава с самого утра выпроводила сыновей в леспоискать под снегом перезимовавшую клюкву, насобирать шишек на растопку. Братьев второй раз просить не пришлось. Сунули за пазуху по толстому ломтю хлеба с маслом, подхватили легкие лыжи, подбитые лосиным мехом, да и были таковы. Однако солнце уже стояло над соснами, хлеб был съеден, а лукошки по-прежнему пусты. Они обошли все известные им ягодники, но они уже стояли пустые.
А если на дальних болотах посмотреть? Вольга искоса посмотрел на брата.
Можно бы да далеко ведь.
Это пешком далеко. А на лыжах вмиг обернемся.
Лыжи у братьев и впрямь были отменные. Легкие, верткие, на лосином меху. Мишата, поразмыслив, кивнул, и легкий Вольга унесся вперед. Мишата помотал головой, и не спеша пошел следом.
Идти по проторенному пути было привычно и легко. Верные лыжи словно пели: «Бысс-трей, бысс-трей», оставляя за спиной две ровные полосы. За плетёным поясом верный охотничий нож. Утром, перед тем, как отправиться на посвящение, Мишата испытал егонесколько раз кинул в столб, стараясь попасть в темнеющий сучок. Острие глубоко вошло в твёрдое дерево. Доброе лезвие запело, трепеща. Тёплая куртка на волчьем меху не давала морозу добраться до тела. А вскоре от быстрого бега, от предвкушения испытания, схватки, под тёплой одёжей стало жарко.
О чем задумался? Вольга потряс Мишату за плечо.
А? Да так Почему матушка грозы боится?
Она как-то говорила, мол, горели мы. Раньше в другой деревне жили, а потом погорели, и пришлось сюда податься.
Странно все это. Сколько раз расспрашивали ее, все вздыхает, да молчит.
Может, об отце вспоминать не хочет? Может, он тогда при пожаре погиб?
Вольга не любил долго говорить о печальном. Наклонился, сметая снег с кочки, и тут, наконец, обнаружил под толстым белым покрывалом красавицу-клюкву. Твердую, ярко-алую, сладкую от мороза. Разговаривать стало некогдабратья занялись делом. Вскоре их туески наполнились крупной отборной ягодой.
С полными лукошками они, гордые добычей, хоть и продрогшие до костей, возвращались домой. Вольга, как всегда, унесся вперед. Мишата мерно шел за ним, экономя силы. Им оставалось пересечь небольшой овраг, по дну которого летом бежал ручей. Этот овраг заканчивался почти у самого их дома.
Мишата немного помедлил, прежде чем скатиться на дно ручья. Он знал, что Вольга обычно скатывается дальшетам, где склон повыше и круче. Сам он тоже любил покататься с горы, но сейчас, возвращаясь домой с лукошком клюквы, опасался рассыпать ягоду, и спустился по пологому невысокому склону.
Мишата как раз двинулся вдоль оврага, когда вдали послышались крики Вольги. Нахмурившись, он прибавил шагу. Что опять натворил его брат?
Вольга хмуро отряхивал от снега слетевшую с головы шапку. А перед ним стоял сын старейшины. Он, видно, тоже возвращался домой с долгой прогулки. Лёгкий, статный, он словно всё ещё летел по заснеженной лесной тропе. Тёмные кудри выбились из-под меховой шапочки. Голубые глаза, казавшиеся ещё ярче из-за тёмных ресниц, смотрели дерзко и весело. Щёки раскраснелись, лёгкая курточка, перехваченная нарядным ремешком, распахнута. На ногахлыжи, прикреплённые к щегольским, украшенным по голенищу тесьмой, сапожкам. За спиной Нечая стояли, захлёбываясь смехом, двое его приятелей. Они, постоянные участники Нечаевых проказ, не хотели отставать от своего вожака. Хотя бы потому, что иначе острый язык Перваковича обратился бы против них.
Это ты, Вольга? Насмешливо спросил Нечай. Извини, я увидел из-за сугробов только серое пятно, и принял тебя за бродячего пса, вот и кинул снежокпрогнать с дороги.
Пожалуй, от собаки тебе досталось бы за такие слова. И за снежок тоже.
А ты пожалуйся своей матери-ведунье. Может, она меня лаять заставит? и Нечай снова залился смехом.
А чего тебя заставлять делать то, что ты и так умеешь? Мишата встал рядом с братом. И так вечно лаешь всех вокруг.
А вот и второй Любавич пожаловал. Что, опять для своей мамки-колдуньи всякую гадость на болотах собирали? Нечай вырвал у Мишаты лукошко. Ой! Вы посмотрите! они девичьи угодья обирать ходили! Клюквой баловать свою мать-ведунью будут! Или она ягоду заговорит, да девок угощать будет, а от того у них личики белые прыщами пойдут?
Точно-точно, поддакнул один из Нечаевых дружков. Сестрица моя у нее травки брала, в баню сходить. Так вышла оттуда, будто кто ее крапивой настегал! До сих пор чешется!
Что ты напраслину возводишь, Нечай. Уж не твоему ли батьке матушка помогла, когда он на охоте застудился?
Помогла. Еще бы ей не помочь. Ведь моему отцу стоит только слово сказать, и ее, приблудную, из селения вмиг выгонят. Вместе с вами. Где она тогда зелья свои варить будет?
Не варит она никаких зелий. Отвары целебные готовит, и все.
А почему же она вас нынче из дому спровадила? Нечай хитро прищурился. Небось, как вы ушли, заперлась, и
А пошли сейчас, и проверим, чем там матушка занимается. Вольга с вызовом оглядел троих соперников. Мишата, у которого уже начинали чесаться кулаки, мысленно поблагодарил брата. Он уже готов был расквасить нос этому задавак Нечаю.
Пятеро мальчишек пробрались по оврагу к самой избушке Любавы. Из печи валил дым. Сквозь конца видны были отблески света. Недолго думая, Вольга забрался по поленнице и заглянул в оконце. Мать была не одна. Напротив нее сидел статный рыжеволосый незнакомец. Дорогая шуба, крытая алой тафтой и отделанная соболями, соболья же шапка, лежащая рядом, выдавали в нем купца. Нечай и его приятели как-то сразу заскучали. Они ожидали увидеть что-то страшное и таинственное, а вместо этого подумаешь, заезжий купец. На подворье старейшины, Нечаевого отца, чуть не каждый день останавливается подвода.