А это у тебя кто? Мальчишки? Оба? Счастливая! Я вот пятерых дочек мужу родила, прежде, чем подарить сына, наследника. Мы уж и не ждали, когда я рожала. А он вот какой родился Нежданушка. А ты своих богатырей как зовешь?
Этот, который темненький, Мишата. Он, как заплачет, словно медвежонок ворчит. А этого рыжего Вольгой зову. Было видно, что Любаве невмоготу разговаривать с любопытной Перваковой женойее била дрожь, так что зуб на зуб не попадал, а глаза едва слипались. Но как отказать заступнице, по слову которой только и оставили ее в тепле?
По счастью к женщинам, склонившимся над мальчишками, подошел Первакзвать к столу, накрытому в общинном доме. Каких только чудес не было на том столе! И жареные каплуны, начиненные грибами и травами, и печеный вепрьохотники специально добыли в лесу сверепого зверя. Горой стояли лоснящиеся маслом блины, вкусно пахло медовыми пряниками. Поблескивали бока кувшинов с квасом, медом, молоком. Любава поставила на стол свое угощениезолотистый мед в сотах и лист кисло-сладкого, пахнущего земляникой, леваша.
Так Любава с сыновьями осталась в Рябиновом Логе. Ее, раз уж старейшина позволил остаться в селении, позвали за общий стол. Соседом ее оказался молодой рыжеволосый парень. Могучие плечи, мозолистые руки и запах каленого железа, который не смывался даже в доброй бане, березовым веником, выдавали в нем кузнеца. Как бы невзначай, передавая Любаве добрый ломоть хлеба с маслом, он коснулся ее бедра. Любава встрепенулась, но тут же поняла, в чем дело, и улыбнулась парню.
Даже за столом молодой кузнец не расставался со своим молотом. Сейчас, ненароком коснувшись им лесной гостьи, он убедился, что она действительно человек, а не какая-нибудь нечисть. Ведь злые духи не выносят прикосновение к огню и металлу, а кузнечный молот, которому подчиняется раскаленный металл, священен вдвойне.
Праздник катился своей чередой. Кузнец, потеряв интерес к Любаве, разговорился и румяной темноглазой хохотушкой, сидевшей напротив. Было видно, что девушка ему нравится. Любава пару раз ловила на себе встревоженный взгляд
Любаве едва хватало сил сидеть от усталости. Но и за столом следили за ней Витенега с Перваком. Почувствовав пристальный взгляд, Любава отломила краешек от румяного каравая, откусила. Теперь ее можно было не опасаться. Да и ей тоже. Хлеб священен. Преломлявший его уже не прохожийгость. И хозяева уже не могут причинить ему вред. Впрочем, и самим им больше опасаться нечего. Запив хлеб горячим молоком с медом, Любава поспешила в тот домишко, который ей отвели под жилье. Дом деда Плишки, местного гончара, стоял за речушкой и был далеко не нов. С тех пор, как дочь Плишки уехала с мужем в другую деревню, а жена умерла, старику невмоготу было ухаживать за своей хижиной. Домишко постепенно уходил в землю, рассыхался, а оставшись без хозяина и вовсе едва не развалился.
В домике было холоднопечь давно не топили. Немного пахло сыростью. Любава увидела мышь, шмыгнувшую подпол, когда скрипнула входная дверь. Она вздохнула, и устроила кузовок с начинавшими попискивать мальчишками на лавке. Отдыхать еще было рано. Споро затеплила лучину, развела огонь в печи, разостлала на полатях медвежью шкуру.
Положив ребятишек на бурый мех, Любава достала из котомки берестяной туесок с медом в сотах и еще одинс травами и ягодами. Несколько веточек потеплело в огоньдым, поднимающийся из печи, сразу стал пахнуть летним полем.
Несколько щепоток других трав она запарила в горшке, нашедшемся на полке над печкой. Когда варево немного остыло, она с жадностью припала к горшку. Неказистый, но еще крепкий домик как следует прогрелся. Любава поставила у печки блюдечко с угощением для домовогочтобы не пугал ночью, принял их, непрошеных. А после наконец опустилась на лавку, развернула проснувшихся мальчишек и по очереди приложила к белой, полной молока груди. Один из малышей был темноволосым крепышом. Даже сейчас его темные бровки были словно бы нахмурены. На головке второго пламенели рыжие кудряшки, и его ротик легко растягивался в улыбку. Когда оба довольно засопев, уснули, Любава растянулась рядом с ними, и впервые за ближайшие несколько дней уснула в тепле, под крышей.
Уже на следующее утро к Любаве в дверь постучалась девчушка-доросток: принесла горшочек каши и спросила травок, чтобы унять кашельдеду уже неделю как грудь заложило. Любава не отказала, и уже к вечеру кашель почти совсем унялся. А потом к ней будто ненароком заглянула кузнецова невестаспросить мази от ожогов для жениха А после у соседской коровы треснул сосок, и надобно было спасать кормилицу. Любава и тут помогла: успокоила буренку, втерла в вымя пахнущую травами мазь.
Так знахарка осталась в Березовом Логе. Лечила соседей, растила сыновей. Ветхий домишко простоял до весны, да и после не спешил разваливаться. Благодарные селяне, кому помогло Любавино врачевание, помогали одинокой молодухе по хозяйству. Кто дров наколет, кто забор поправит. Кто с мальчишками посидит, пока мать крутится по хозяйству. А почти ровно через год после того, как знахарка появилась в Рябиновом Логе, ее пришел звать встревоженный и гордый Огнезар. Та девушка, с которой он женихался на празднике Солнцеворота, стала по весне его женой, и теперь готовилась подарить сына или дочку. Любава с радостью отправилась помочь Потворе, и вскоре уже передавала счастливому отцу крошечную девочку.
Мишата с Вольгой росли дружными, ладными парнишками. Материными помощниками. Вечерами они втроем разбирали собранные травы, развешивали сушиться в клети. Мальчишки засыпали мать вопросами: а это что за травка? А для чего? А когда ее лучше брать? А какую травку надо взять, чтобы вырасти большим, как горшечник Красемил? А от какой у коровы молоко сладким сделается? А этот корешокфу, какой горькийчем хорош? И Любава рассказывала, объясняла. Как очистить травяными отварами кровь, какую травку запарить, если вскочил чирей, если разболелся живот
А однаждымальчишкам тогда минул четвертый годЛюбава принесла домой лубяной коробок с солью. Любава объяснила сыновьям: соль дана человеку светлыми богами. В ее белых крупинках на самом деле таилась великая сила. А как же иначе? Ведь родится она от очищающего огня и смывающей скверну воды. Малая толика такой соли, брошенная в баньке на раскаленные камни, могла отогнать саму Моранусмерть. Всякому, кто сомневается, достаточно спуститься в погреб к хорошей хозяйке. Открой любую кадку, и убедись: огурцы, грибы и капуста, которые без соли сгниют за пару седьмиц, много за месяцлежат в кадках, целёхоньки, до самой весны. А не хватит этого, спроси у любого охотника. Каждый видел, как раненый или больной зверь жадно лижет каменную соль. А ведь она даже не освящена огнём и целительным наговором!
В тот день Любава сшила для сыновей два мешочка-оберега, расшила их пестрым узором, наполнила солью и сотворила над ними наговор. Только тогда, защитив сыновей от напастей, она стала брать их с собой в лес. А после и одних отпускатьза грибами и ягодами, за травами, за хворостом и водой. И, конечно, покупаться в теплых лесных озерах, полакомиться спелой черникой, покататься с горы на лыжах.
Мишата, всегда лучше чувствовавший себя в лесу, вовремя приводил брата домой. Так уж повелось у них, хоть Любава никогда не говорила, кто из них родился первым, Мишата, сколько себя помнил, защищал братишку. Сперва от грозного гусака во дворекогда они едва научились ходить, и мать стала выпускать их во двор, это был грозный соперник. Потом от уличных мальчишек, задевавших их, дразнивших Любавичами. У всех остальных были отцы. Они, конечно, порой драли сыновей за уши и не отпускали гулять, пока не переделана вся работа по дому, но зато порой брали с собой на охоту или рыбалку, показывали, как смастерить лук, как оперить стрелу, рассказывали, как просмолить лодку или какой наговор надо сказать, чтобы нож не заступился. У Мишаты же с Вольгой была только матушка. Да какая! Сколько слуховправдивых и не оченьходило о ней, ведунье из Рябинового Лога. Каждый из обидчиков бегал к Любавекто животом маялся, кто зубами. А коли уж самого от хвори боги уберегли, так сестра или мать у Любавы мази браличтобы щеки зимой не морозило, да руки от каждодневной стирки не пухли.
Сначала Вольга прибегал к Любаве в слезах, уговаривал выйти, и объяснить обидчикам, где их отец. Но у материМишата виделделалось такое жалобно-растерянное лицо, что постепенно они сами научились отвечать на такие вопросы. Мишата кулаком, а Вольга метким словом. И вот что удивительно: если Мишата разбивал кому-нибудь нос, разумеется, за дело, тот возвращался со старшим братом. И доставалось уже самому Мишате. Но Вольга порой отвечал обидчикам так, что те сперва растерянно замолкали, потом заливались смехом, и на короткое время принимали братьев в свои игры. До тех пор, пока дома им снова не объяснили, что водиться с этими двумя не след.
Вольга, как подрос, не отходил от кузнеца Огнезара. А тот и рад. У самого Огнезара подрастала дочурка Забава, на год младше Любавиных мальчишек. Но одно дело девчонкаей мастерство не передашь, ремеслу не научишь. Разве что подвесочки лить, когда подрастет.
Любава уж знала: не явился к обедубудет к ужину. весь в саже, но довольный и с какой-нибудь диковинкой: бусиной ли из серебра, чеканным обручьем, или новым ножом. И Огнезар не мог нахвалиться на непрошеного подмастерьямол, и ловок, и смекалист, и, самое дивноени разу не ожегся, даже когда несмышлёнышем в кузню в первый раз пришел. Любава не удивлялась. Вольга с детства был таков: на огонь в печи уставился, и улыбается чему-то, словно видит не рыжие языки пламени, а дальние дали.
Огнезар, конечно, не первый год у наковальни молотом машет. Ладони мозолями покрылись, что лучше кожаных рукавиц защищают от случайного огонька. Но малец-то в первый раз порог кузни переступил!
Любава была спокойна за Вольгу. Больше она тревожилась за Мишатутот сперва все за материну юбку цеплялся, особенно когда Любава отправлялась в лес собирать травы. Вольга тут же отпрашивался в кузню, Мишата увязывался за ней. Мальчишка совсем не боялся леса. Вскоре он уже мог сам обходить ягодники и грибные места за полдня пути, умел наблюдать за луной и знал, когда наступает время для каждой травки. К двенадцати годам он мог по несколько дней пропадать в лесу, взяв с собой только нож, да горбушку подсоленного хлеба.
Мишата был бы непревзойденным охотникомон без труда разбирал путаницу звериных следов на лесных тропках. Да вот только охотиться он не любил. Разве что бил ради мяса зайцев, да караулил на болоте по осени откормившихся уток.
Со временем Любава привыкла, что, покончив с каждодневной домашней работой, мальчишки убегалиМишата в лес, Вольга в кузницу. Она же оставалась одна. Правда, порой прибегала кузнецова Потвора с дочкой, и тогда уже Любава отводила душу, уча маленькую Забавушку прясть и ткать, шить и вышивать, низать на шелковую нитку граненые бусины и стряпать пироги с визигой и с яблоками.
Никогда не боялась Любава за сыновей. Знала, не обидит огонь одного, не испугает лес второго. Лишь когда собиралась над лесом тяжелая грозовая туча, когда начинали на горизонте сверкать молнии, и грозно рокотал гром, Любава не знала покоя, пока оба сына не окажутся подле нее. Мальчишки, не знавшие от матери других запретов, послушно спешили домой. Зато и Любава, когда приходилось в такие грозовые дни сидеть под крышей, тешила сыновей, как могла. Заводила сладкое тесто для пряников, рассказывала дивные сказки.
Как-то ночью Любаву разбудил громкий тревожный стук в дверь. На пороге стоял Огнезар. Однако Любава едва узнала соседа кузнеца. Она едва смогла понять сквозь всхлипывания и мольбы: Потвора Спаси. Огнезарова жена, Потвора, как родила, таять стала на глазах. Едва-едва сил хватало по дому работу сделать. Они и сдружились-то потому, что без Любавиных отваров ей вовсе худо становилось. Встать неделю не могла. Особенно после ежемесячного очищения. А тут, видно, совсем расхворалась.
Без лишних слов знахарка подхватила суму, в которой у нее уже были собраны травы и снадобья, которые использовались чаще всего. Сыновья никогда не перечили матери, но когда Любава уже готова была шагнуть за порог, они уже были готовыВольга перехватил короб у матери, Мишата уже взял другой, в котором хранились заговоренные камни и драгоценная целебная соль, вываренная из ключевой воды в полнолуние.
Любава сперва хотела отослать их домой, но знала, что если уж Вольга чего-то решил, то его не отговорить. А уж Мишататем более. К тому же Любава чувствовала, что от них в доме кузнеца и впрямь может быть толк. Да хотя бы Забаву будет кому до их дома проводить, если что.
Кузнец, уже измучившийся от ожидания, едва не бегом поспешил домой. Любава и Вольга едва за ним поспевали. И все равно едва не опоздали: едва переступив порог, Любава услышала тяжелое, хриплое дыхание Потворы. Увидела перепуганную Забаву: темные глаза, огромные от страха, полны готовыми пролиться слезами.
Девчушка выносила из-за занавески, за которой металась по широкой, застеленной шубой лавке, мать, грязные тряпки. Любава отметила пятна крови и густой белой мокроты на них. Ничего не в первый раз она помогает Потворе. Привычно достав из сумки трави, Любава улыбнулась испуганной девочке, мельком подумав: вроде недавно только перерезала пуповину на веретене, ниточкой льняной перевязывала, чтобы росла девчушка мастерицей. А уже вон какая выросла, невеста почти, скоро в поневу вскочит.
Вот и надо Потвору на ноги поставить, чтобы было кому передать ей женское разумение. Любава вошла в комнатку, коснулась горячего, липкого от пота лба больной. Вгляделась в мутные, ввалившиеся глаза, и почувствовала, что ее лекарское искусство на этот раз будет бессильно.
Чур меня. шепнула тихонько знахарка, отгоняя недобрые мысли. Вольга уже рылся в принесенном коробе, откладывал какие-то мешочки. Любава заглянула, чем собрался врачевать сын, потрепала его по рыжей голове. Все правильно сообразил. Поставил на огонь котелок, знахарка стала шептать над травами заговорчтобы заперли кровь, розовой пеной выходящую из груди больной, чтобы изгнали тягучую сырость, заложившую грудь, погасили бы жар, от которого на глазах таяла кузнецова жена.
Когда совсем рассвело, и Потвора уплыла в зыбкое марево сна, Любава отвела ребятишек к себе, налила по большой кружке молока с добрым ломтем хлеба, всучила испуганной Забаве пряничек, да попросила похозяйничать у неепокормить смирную козу и десяток рыжих кур, отогнать пастись гусейа Мишата уж присмотрит за ними. Вольге было велено наколоть дров для бани и наносить воды. В кузне делать сегодня все равно было нечегоОгнезар сидел над своей ненаглядной, стерег сон.
Три дня Любава почти не отходила от Потворы. Забаву забрала к себеи ей не надо мать больную видеть, и мальчишки при ней бедокурят меньше. Огнезар сам стал похож на обтянутый кожей мешокЛюбаве едва удавалось заставить его съесть хоть что-нибудь. Однако все усилия оказались тщетны. На третий день Потвора, посмотрев на мужа светлыми, уже не здешними глазами, тихо отошла.
Следующая неделя прошла словно в тумане. Дети были непривычно тихи, шептались о чем-то в своем закутке. Вольга великодушно отдал Забаве серого щенка, одного из многих детей Лайки, сторожившей их двор от незваных гостей. Только Любава знала, как хотел он оставить псёныша себе. Вольга давно уже поговаривал о верном друге,с которого можно было бы брать с собой на охоту. Но, увидав, что забавный щенок высушил наконец слезы на глазах у подруги, Мишата без слова расстался с ним. Только стал приносить домой больше мелкой дичиделился с приятелем. Оплакала Потвору осень, покрыла белым саваном могилку зима. Притупилось, словно скованное первым морозом, горе. Жизнь пошла своей чередой. Хотя это как еще сказать. Мальчишкам исполнилось семь, а значит, в Турицы их ждал обряд наречения имени.
Накануне дня посвящения мальчишки ночевал в клети. В этой маленькой сараюшке хранились одежда и утварь, сушились целебные травы. Здесь, под охраной волчьей шкуры, стоял большой сундук с приданым Любавы. На нем-то, расстелив на широкой крышке тощий тюфячок, они и устроились. Три дня перед тем, как получить взрослое имя, мальчики должны были провести вдали от домашнего очага, не показываясь солнцу, не вкушая хлеба. Нынче в клети навсегда останутся их детские назвища. Завтра в дом они вернутся с новыми, взрослыми именами.
Сон к мальчишкам не шёл. Всю ночь они шептали, ворочались. То и дело один из них вскакивал и подбегал к двери, поглядеть сквозь щёлку: не светлеет ли уже темное зимнее небо? Босые пятки холодил покрытый гладкой берёстой пол. Сладко пахло травами, которые мать собирала жарким летним днем. Наконец, измучившись ожиданием и озябнув, они укрылись богатой медвежьей полостью и свернулись калачиком, еще немного потолкались локтями, устраиваясь поудобнее. Две пары зеленых глаз сперва старательно таращились во тьму, потом веки стали тяжёлым, и один из мальчишек засопел. Второй решил, что тоже немного, совсем чуть-чуть, полежит с закрытыми глазами.
Утром, когда Любава зашла в клеть, чтобы разбудить сыновей, она не смогла заставить себя окликнуть их. И долго стояла, глядя, как спали, свернувшись калачиками, ее мальчики. Из-под широкой меховой шкуры торчали только макушки. Длинные волосы перепутались. На одной мордашке, как всегда, блуждала озорная улыбка. У второго серьезно нахмурены брови.