Но и на этом ещё не всё. Дело в том, что во время тихоокеанских мужских ритуалов, ряженные в маски не только запугивают женщин и детей, но и нередко требуют от них выкуп в виде еды, которую якобы и должны поглотить явившиеся духи. Не глядя, женщины высовывают из окон своих хижин кусочки чего-нибудь съестного, мужчины их хватают и убегают. Что напоминает это ритуальное поведение в современном западном мире? Ряженные в маски вымогают еду Конечно же, это всем известный Хэллоуин, где в канонической форме люди в масках обходят дома и требуют угощений. И это совсем не современный праздник, он уходит корнями в глубокую древность. Что важно, аналогичное поведение было характерно и для восточных славян в святки и в масленицу (с. 156), а в некоторых регионах России в русальную неделю сохранялся и обычай, когда ряженые бросались на женщин с кнутами (с. 157). Всё это говорит об одном: "по остаткам, обрывкам древнейших ритуалов народов Евразии, которые доступны для изучения, можно заключить, что они имели много общего с обрядами современных индейцев или папуасов. Подобно обитателям Меланезии и Южной Америки народы Евразии некогда отождествляли звуки духовых музыкальных инструментов с голосами богов и предков" (Берёзкин, 1987, с. 155). Просто однажды на территории Евразии такие культурные традиции существенно ослабли. Но они были. И, конечно, родом всё это из Африки.
"Можно предполагать, что мужские ритуалы, связанные с институализированным противопоставлением полов, возникли в Африке и были принесены в Австралию и на Новую Гвинею первыми сапиенсами" (Берёзкин, 2013a, с. 147).
Помимо прочего, для тихоокеанского региона характерны мифы о том, как в древности женщины были главнымиименно они владели ритуальными масками и священными флейтами (или же охотничьим оружием), но в ходе мужского восстания эта власть была отнята, как закрепилось и поныне. Такие мифы призваны объяснить существующее положение вещей, объяснить, почему сейчас мужчины главные. Но дело опять же в том, что аналогичные мифы есть и у народов Африки (Иорданский, 1991, с. 88). В них точно так же рассказывается либо о том, что раньше женщины владели ритуальными масками, позволявшими им общаться с духами, либо же охотничьим оружием, а мужчины же были подчинены и занимались добыванием растительных плодов и другими бытовыми делами. Есть такой миф даже и у пресловутых эгалитарных хадза (Иорданский, 1982, с. 272). По мифам, мужчинам не нравилось господствующее положение женщин, и потому в один удобный момент они их непременно свергли.
Ну и конечно же, священное мясо эпеме раньше также ели именно женщины, а не мужчины (Woodburn 1964, p. 298). И конечно же, мужчины запугивали женщин во время ритуала эпеме: с криками они врывались в лагерь, будто напуганные духом Эпеме, который следовал за ними по пятам (разумеется, это снова был ряженный в перья и тёмную ткань мужчина), женщины же должны были непременно прятаться в хижинах. При этом "дух Эпеме" выискивает в деревне какие-либо женские предметы и ломает их (p. 304; Power, 2015).
Таким образом, говорить об исконной эгалитарности древних людей очень наивно и даже просто неверно, раз основные, закреплённые в культурной традиции, символические практики характерны для всех регионов планеты, включая и Африку.
Для всё тех же хадза также характерно, что при всех попытках их культуры поддерживать эгалитарный образ жизни, среди них всё равно присутствует тяга к накоплению некоторых индивидуальных предметов собственности, брать которую другим запрещено. На основании этого учёные заключают, что "сегодня следует пересмотреть конвенциальные представления об обществах бродячих охотников-собирателей, как об обществах в высшей степени эгалитарных и не проявляющих интереса к богатству" (Бутовская, 2011). Как следует из исторических источников, до военных контактов со скотоводами банту у бушменов дзу/'хоанси, которых сейчас также принято считать эгалитарными, было более отчётливо развито лидерство, а в языке до сих пор сохраняются слова, соответствующие понятиям "лидер", "бедный" и "ничто" (Wiessner, 2002). Статус, престиж и высокое уважениеэто термины, имеющиеся в обиходе почти всех обществ охотников-собирателей, и даже тех обществ, которые считаются наиболее эгалитарными (Wiessner, 1996).
Среди прочего отмечено, что поддержание равноправия и пониженной конфликтности в таких обществах не оказывается чем-то естественным для их членов, но чётким сознательным процессом, опирающимся на целенаправленные и систематические усилия людей. "Эгалитарность нужно создавать, вырабатывать, развивать" (Артёмова, 2009, с. 459). Существующие традиции "выравнивания" социальных статусов у таких эгалитарных племён очень разнообразны и, судя по всему, как раз созданы в попытке предотвратить зарождение дара-кредита, который делает человека подвластным. Где-то удачного охотника принято осмеивать, где-то ему запрещено прикасаться к мясу убитого им животного, где-то ему запрещено рассказывать о своей удачной охоте и т.д. (см. Wiessner, 1992, 2002), и всё это действительно оказывается очевидным сознательным механизмом контроля за развитием неравенства на основе престижа. Но сам факт того, что у таких, нынче эгалитарных, народов выработались особые культурные механизмы "выравнивания", наверняка говорит о тёмных страницах их истории, где неравенство было известно и, видимо, приводило к таким печальным последствиям, которые теперь решено купировать на корню. "Тем не менее, преобладание сильного ядра общей идеологии и сопутствующих социальных санкций в поддержку равенства сами по себе свидетельствуют о существовании лежащей в основе предрасположенности индивидов к поиску статуса. Хотя статусные различия могут быть жёстко подавлены, стремление индивидов к статусу не может быть полностью искоренено и, следовательно, требует регулярного применения мер, чтобы держать его под контролем" (Wiessner, 1996).
Поэтому представления о "первобытном коммунизме" сродни фантазиям о Золотом веке, о райских кущах Эдема, где когда-то все были равны и счастливы. Для марксистов, борющихся с частной собственностью, эта фантазия оказывается своеобразным идейным ориентиром, путеводной звездой, на которую всегда можно указать и сказать, что они знают, куда нужно идти. Что-то в духе "видите, как было когда-то? Значит, мы можем сделать так снова!". Но нет, так не было (хотя надо заметить, это не значит, что этого невозможно добиться, ведь это удалось всем этим эгалитарным племенам, удалось датчанам и шведам, а значит, это в принципе достижимо). При этом ожидаемо, что марксисты не пытаются объяснить, почему бушмены эгалитарны, но толькопочему австралийцы иерархичны. Их символ веры требует исходить из исконной эгалитарности человека, а потому объяснения ему не нужны. Поэтому не удивительно, что марксизм часто сравнивают с религией (Годелье, с. 92).
"Представление о первобытном равенстве как исходном состоянии, из которого постепенно развились все известные науке формы социального неравенства, своего рода академический конструкт, не соответствующий древнейшим реалиям" (Артёмова, 2019).
"Анализ накопленных к настоящему времени данных о взаимоотношениях в группах бродячих охотников-собирателей, позволяет говорить о том, что "первобытный коммунизм" не более чем мифологема, созданная учёными: в реальной жизни абсолютного равенства по-видимому в человеческих обществах никогда не существовало" (Бутовская, 2011).
Заключение, или Откуда берётся тяга к престижу?
Теперь, в финале, главный вопрос и попытка ответить на него: как возникает потребность в достижении престижа, в устремлении к высокому социальному статусу? Все мы хорошо знаем, что есть люди, равнодушные к играм социальных иерархий, но есть и те, для кого это настоящая страсть, и где бы они ни оказались, им обязательно надо занять доминирующее положение.
Чтобы обстоятельно ответить на этот вопрос, понадобилось бы написать отдельную работу (уже чисто психологической направленности), поэтому попробуем дальше сделать это максимально коротко, схематически. Ссылки на какую-либо биологическую предрасположенность изначально можно считать несостоятельными, поскольку, как известно, доля врождённых форм поведения в линии приматов стремительно снижается и у человека приближается к нулю (подробнее см. Соболев, 2020b).
Для объяснения стремления некоторых индивидов к достижению престижа понадобится теоретическая база теории объектных отношений (Джон Боулби, Хайнц Кохут, Дональд Винникотт, Отто Кернберг, Гарри Гантрип и другие), психологической школы, по представлениям которой, психика человека формируется из взаимодействия со Значимыми Другими, образы которых трансформируются и входят (интериоризируются) в образ Я субъекта. Специфика взаимодействия со Значимыми Другими (родители или любые другие близкие люди) определяет природу психики формирующегося ребёнка: если раннее детство было наполнено неудовлетворительными взаимодействиями с близкими (игнорированием или жестоким обращением), то формируется ощущение отвергнутости миром, если же взаимодействия были позитивны (эмоциональная близость, поддержка, доверие), то формируется ощущение принятия миром, ведущее к состоянию удовлетворённости.
Далее. Поскольку человек рождается без каких-либо заданных форм поведения и от рождения ему неизвестны объекты удовлетворения его потребностей, потому он нуждается в системе координат для своего бытия. И он должен построить её сам, исходя из той реальности, которая его окружает. Здесь как раз и важен разум как механизм определения алгоритмов. Ведь обнаруженный алгоритм (повторяемость чего-либо) свидетельствует о наличии какого-то порядка, за который уже и можно зацепиться. Определение какого-либо алгоритма сулит стабильность и этим самым снижение тревоги за счёт создания системы координат.
Так как человек рождается в обществе с определённой культурой, то оно и становится той средой, алгоритмы которой он должен вычислять. Или, проще говоря, этой средой становится культуранабор созданных предшествующими поколениями смыслов и символов.
Вот здесь-то главную роль и играет взаимодействие с близкими в самом раннем детстве, качество этого взаимодействия. Если все потребности ребёнка вовремя удовлетворялись, у него оставалось меньше поводов для тревоги. Мир становился предсказуемым. Таким образом возникает первейшая система координат его бытия, где человек уже чувствует себя вполне комфортно. И такой человек впоследствии будет в меньшей степени озабочен дальнейшим встраиванием в социальное бытие (все эти полоролевые нюансы, статусные, иерархические и т.д.). А если потребности ребёнка удовлетворялись не все и не вовремя, то у него закладывается повышенный уровень тревоги (на всю жизнь): его бытие непредсказуемо, а в тех нюансах, где и предсказуемо, то совсем не положительным ожиданием. И такой человек будет очень чувствителен к соблюдению всех социальных условностей, которые будет познавать в дальнейшем (снова те статусы, иерархии и т.д.), так как познав эти правила, он будет возлагать на них надежду, что хотя бы их соблюдение наконец обеспечит его встроенность в эту социальную систему. То есть наконец-то он найдёт своё место, где мир его примет. В надежде на это человек цепляется за все условности социальной реальности, боясь отойти от них хоть на шагвсе вопросы обозначения себя в общей социальной схеме становятся для него принципиально важными ("я мужчина", "я славянин" и т.д.). Называя себя "правильно" и ведя себя "правильно", он надеется обеспечить себе место в этом мире, играя по его правилам.
Получается интересная картина: тот, кто с рождения был отторгнут миром (близкими), будет всю жизнь стремиться слиться с ним, ища "своё место" и добиваясь внимания других, чего ему так не хватало в ранней фазе жизни; а тот же, кто с рождения миром был принят, будет гораздо больше способен обособиться от него и многие его правила будет воспринимать как условность, не частью себя самого. Если для первого из них система координат всегда будет оставаться внешней (значимость иерархий и престижных вещей), то у второго она с детства интериоризирована, она у него внутри, и ни в каких внешних опорах он не нуждается. Вот две эти базовые "настройки" и могут определять всю специфику дальнейшей самоидентификации человека, диктовать его цели и устремления до самого конца жизни. Безудержное желание обратить на себя взоры других оказывается болезненным эхом такого же положения вещей на ранних этапах становления личности. Проще говоря, на что человек будет готов пойти ради славы, решают близкие в самом начале его жизни.
Абсурдное, необязательное и фантасмагоричное поколения спустя становится священным, обязательным и даже единственно мыслимое разумным. Так наша культура и устроена. В существовании человека нет никакого объективного смысла, а потому он всегда стремился придумывать эти смыслы самостоятельно. Наверное, именно по этой причине и существуют религиив них постулируется некая цель, которая и выступает смыслообразующим элементом. Религияэто процесс создания смыслов (Годелье, с. 99). И потому очень наивны, верящие, будто с развитием науки и технологий непременно исчезнет и религия. Нет, религия будет всегда. Поскольку жизнь человека бессмысленна.
У части людей заодно бытует фантазия, что однажды, как только всем производственным процессом займутся машины, которые будут не только производить товары для человека, но и самих себя, самостоятельно же добывая для этого энергию, человек сможет всецело посвятить себя высоко духовной деятельностинауке, искусству и т.д. Но это очень наивная картина. Из всего изложенного выше, отталкиваясь от исторического и доисторического прошлого нашего вида, можно понять, что с большей вероятностью всё превратится в масштабную и беспощадную игру по добыванию престижа. Как показывает история, ничто так не сводит человека с ума, как избыток свободного времени.
* * *
P.S. Ищите также другие книги автора:
Соболев П.Ю. "Миф моногамии, семьи и мужчины: как рождалось мужское господство". Науке до сих пор неизвестна природа брака. Существующие гипотезы о происхождении союза мужчины и женщины имеют много слабых мест, и в этом плане на фоне прочих приматов человек продолжает оставаться уникальной обезьяной. С опорой на обширные научные данные в книге предложен новый взгляд и утверждается, что доисторическое рождение брака было обусловлено не какими-то биологическими факторами (гипотеза достоверного отцовства) или экономическими (передача имущества по наследству), а идеологическими: брак стал следствием однажды возникшего мужского господства и был призван это господство укрепить. Бракдревний механизм подчинения женщины.
Помимо этого в работе на основании многочисленных исследовательских данных вскрыты отрицательные аспекты таких, казалось бы, считающихся сейчас традиционными и значимыми явлений, как моногамный брак, нуклеарная семья и рождение детейвсе эти явления, помимо возможных плюсов, содержат в себе и непременные отрицательные влияния на психику человека.
Соболев П.Ю. "Мифы об инстинктах человека". В работе развеяны многие, в обывательской среде успевшие стать бесспорными, мифы о врождённых аспектах человеческой психики и поведения. На множественных примерах из зоопсихологии и психологии будет показано, что поведение человека (и даже всех высших обезьян) в корне отличается от поведения прочих животных видов и формируется в ходе опыта, а не задано генетически. Основная дискуссия развернётся со сторонниками социобиологии и эволюционной психологии, критике будут подвергнуты не только работы авторов-популистов как Дольник и Новосёлов, но и именитых учёных-антропологов и биологов (как М. Л. Бутовская и А. В. Марков).
Соболев П.Ю. "Открытие отцовства: когда и как люди поняли связь зачатия с сексом?". Представления об отцовстве (связи между сексом и зачатием) сегодня кажутся нам очевидными. Но нет более ошибочного представления, чем это. И если задуматься, как древний человек мог установить связь между сексом и последующей лишь через несколько месяцев беременностью, картина перестаёт быть такой ясной. Даже в современности существуют племена охотников-собирателей, которые имеют очень своеобразные представления о причинах женской беременности. Так когда и как было открыто отцовство?
В работе высказана мысль, что на территории Евразии связь между сексом и зачатием была открыта довольно недавно, лишь с переходом к скотоводствуне более 8 тысяч лет назад.
Соболев П.Ю. "Бессознательное: мифы и реальность". Для большинства людей феномен бессознательного (или подсознания) плотно связан с работами Фрейда и других психоаналитиков. Но в силу неоднозначного статуса психоанализа в современном мире возникает и столь же неоднозначное отношение к самому бессознательному, то порождая фантастические его интерпретации в духе невиданных сил Вселенной, то вовсе отрицая его существование. Мало кому известно, что бессознательное активно изучалось и средствами академической науки и полученных данных достаточно, чтобы развеять или подтвердить многие бытующие мифы.