Последнее, что он доподлинно запомнил тем вечером было то, как нагнувшись он пытался поправить съехавший до колена черный нейлоновый чулок в крупную сеточку.
Очнувшись утром, он ощутил себя голым в пустой кровати. Тело болело, словно измятый пластилин, а мышцы и сухожилия бедер ныли как после марафонского забега. Судя по всему его растяжка оказалась недостаточной по отношению к предъявленным к ней требованиям. На простыне под ним обнаружилось пятно засохшей крови.
Вспомнив, что вчера, по пьяни не стал заполнять анкету посетительницы, поставив прочерк во всех графах, Алекс схватился за свою бритую голову. Отсутствие сексуальной биографии программа расценила как девственность и лишила его ее, в полном соответствии с действиями вчерашних партнеров.
К счастью, ничего из произошедшего в тот вечер в постели Лекс не запомнил.
С тех пор аватар «Антуанетты» болтался в браузере и сегодня, в недобрый час, попался под руку. Алекс нажал тревожно мигающую кнопку. Экран высветил окно сообщений, которое проинформировало, что он беременен сроком в 10 недель. Далее оно сухо довело до его сведения, что услуга прерывания беременности в их заведении платная и стоит 300000 сатоши (примерно 1000 долларов). Воспользоваться данным сервисом, согласно законодательству Российской Федерации, он может в течение 10 дней, до наступления срока в 12 недель.
В противном случае, беременность продолжит свое развитие, однако через 3 месяца прервется самопроизвольно, так как программное обеспечение «Тихого дома» пока не в состоянии обеспечить ее течение на больших сроках. Если он заинтересован в рождении ребенка, то должен оплатить соответствующую работу программистов в 50 битков (примерно $ 150 000).
В заключение, монитор подсластил пилюлю, предложив найти других желающих на эту услугу. В случае успеха сумму разделят между ними, а он получит бонус в 10% за каждого привлеченного реферала.
В русском языке существует лишь одно слово, способное передать гамму чувств, которую испытал Алекс, ознакомившись с этим сообщением. Он охуел, ощутив, как спина покрывается холодным, липким потом. В прошлый раз ему и в голову не пришло, что перед тем, как появляться в баре, неплохо бы поставить спираль. Сегодня он припоминал как бармен, с намеком поглядывая на крутившихся возле него мужиков, настойчиво рекомендовал ему сделать это, в имевшемся при борделе гинекологическом кабинете, всего за 10 долларов. Однако тогда Алекс даже не понял, что тот имеет ввиду.
АлексеюАлексу, Лексу, Лексусу исполнилось 26 лет. Он владел несколькими мелкими фирмами в одном из окраинных районов Москвы, занимавшихся ритейлом, логистическими услугами и коллекторской деятельностью, был видным, мускулистым парнем и имел немалый авторитет в среде, в которой вращался.
Алексей не был ни уголовником, ни по-настоящему крутым. Но его характер и немалая часть бизнеса оказались замешаны на природной способности вызывать чувство мужского превосходства у окружающих. Хотя Лекс не прилагал больших усилий, он ценил в себе это качество, культивируя его всеми возможными способами. Он никогда не надел бы несоответствующих статусу часов или костюма, не сел в недостаточно крутой автомобиль. Постепенно этот стиль стал его второй натурой.
Но даже не это было главным в имидже Лексуса. Основной фишкой выбранного им стейла был образ парня, живущего по дворовым понятиям. В нем сочетались пацанская удаль, похуизм и почти дурное упрямство. Этот фасон, воспринятый со времен дворовой юности, со временем прирос к нему как вторая кожа.
Понятий законопослушности, порядочности, чести и честности в том виде, в каком их позиционировало презираемое им, трижды поганое государство, в котором он жил, он не признавал. Когда-то давно он, выбрал девиз из песни, услышанной в старом фильме: «Какое мне дело до всех, до вас!», до сего времени оставшийся краеугольным камнем его мироощущения.
Однако, во многих случаях своей непростой и достаточно бурной жизни, Лексус попросту не мог поступать иначе, чем обязан, согласно своим представлениям. Он никогда не отдал бы ни грамма своего, но не обворовал бы пацанчика из близкого круга, хотя без малейшего колебания отнял бы деньги, имущество и даже жизнь у человека, по его мнению, имевшего их необоснованно, не в соответствии со своим рангом, авторитетом и заслугами.
Нужно отметить, что эта моральная позиция оказалась адекватна среде, в которой Лекс жил и вел дела. Она позволяла иметь, хотя и небольшой, собственный бизнес. Его уважали. Авторитет, способствовал тому, что его частенько приглашали арбитром в некрупных разборках, которые возникали в округе. И если Лексус соглашался рассудить тот или иной конфликт, все зналини купить, ни запугать, ни как-то по-другому повлиять на его решениеневозможно.И вовсе не потому, что он «хороший». Просто он не мог поступить иначе. Даже если бы захотел.
Эго упорство проистекало даже не столько из понятий, сколько от ощущения, что он, именно Он! существует не просто так, болтаясь, как дерьмо в проруби. От природы, не слишком завися от мнения окружающих, он ощущал себя столпом, якорем, придававшим устойчивость самому миру, в котором жил, в гораздо большей степени, чем все попы, президенты, а может и боги вместе взятые. Он точно знал, что его миссия ничуть не менее значима.
Алексей ни разу не встречал человека более достойного уважения, чем он сам, и это чувство непременно хотел сохранить до конца жизни.
Вопрос авторитета, статуса, образ простого, твердого пацана для негодалеко не последнее дело. Поэтому, виртуальный бордель, куда он захаживал, изредка дорываясь до компьютера, точно так же как спортзал, или баня, где они проводили время с приятелями, был не простой, а статусный. Это было «Черное отделение» «Тихого дома».
Лекс облазал весь интернет, прежде чем нашел нечто подобное, и с удовольствием рассказывал приятелям о его порядках.
Глава 21
Николай и Алла сидели за столиком уличной кафешки Пхукета. Вечерний, еще горячий воздух был наполнен южными ароматами. Пахло выброшенными на берег прелыми водорослями, какими-то диковинными растениями, булькающей в квадратных сотейниках едой, сдобренной множеством специй, названия которых мы даже и не слышали. Стада тук-туков и мотобайков волнами неслись поодаль, переговаривались друг с другом негромкими, но почти непрерывными гудками.
В огромных терракотовых жбанах, наполненных водой, вздрагивающих стоячими круглыми волнами от проезжавших мимо машин, белели лилии и кувшинки, между которыми неспешно плавали небольшие аквариумные рыбешки. В пятнах освещения, за столиками, натыканными между невысокими раскидистыми пальмами, стоящими почти на проезжей части, сидели люди. Лампы выхватывали из темноты куски организуемого ими пространства, в меру отстраненного, но в то же время единого со всеми другими. И света, и тьмы было ровно столько, сколько нужно, чтобы и улица, и небо, и люди находились в гармонии, чувствовали себя непротиворечиво, уютно и спокойно, даже несмотря на то, что голосящие сиренами байки носились в полуметре от их коленок.
За прилавками и в проемах дверей стояли люди, на лицах которых блуждали спокойные, никому конкретно не предназначенные улыбки. Казалось, с начала времен, на протяжении множества поколений у этих людей не было поводов для спешки или неудовольствия. Они словно поглощали из окружающего пространства флюиды, которые нельзя было назвать ни радостью, ни счастьем, потому что эти слова были бы слишком вульгарны, чрезмерно грубы для обозначения того блаженного состояния, которое, казалось, было абсолютно недостижимым для насдуш пришлых, обожженных северными ветрами, морозами и мерзкими рожами, глядящими с экранов наших телевизоров.
В метре от столика, за которым сидели Алла и Николай, на кусте с редкими листочками и гладкой, словно лакированной корой крохотная ящеркагеккон, размером меньше мизинца, гонялась за муравьями. Схватив добычу, она чудно выворачивая язык и двигая челюстью, заглатывала ее. Судя по всему, муравьям это не нравилось, они выстреливали в мелкого гада какую-то едкую жидкость. Гекон таращил глаза, карябал их лапками, но трапезу не прекращал.
Глядя на него, Алла неспешно потягивала оранжевый фреш из полулитрового бокала. На столе стояла хитрая кастрюлька с маленьким половником и горящими углями под дном. В ней дымился местный супчик из морепродуктов. Ник ел его по три раза в день. В сладковатой, настоянной на имбире и травах жидкости, плавало столько специй, что при каждом выдохе в его носу щипало. Ник морщился, вытирал слезы, но супчик доедал до конца. До последней капли.
Впервые в жизни пара отправилась на отдых, взяв отпуск. Однако настроение оставляло желать лучшего.
Лениво вороша странной китайской ложкой в тарелке, Николай вылавливал жирных креветок:
Не было печали, черти накачали. Еще недавно была нормальная фирма, родной, уютный бордель, знакомые, послушные девочки.
Ваши с Литератором фантазмы на программы перекладывай, и все дела. Просто и понятно.
А теперь чего? Виртуальные ощущения! А куда девать хрено-гарнитуру? Только выпуск наладили! Алк, сколько их еще на складе, нереализованных? Что теперь с ними делать?
Алла не разделяла мужней хандры. Она с удовольствием смотрела на суету южного города, загорелых туристов, полуголых таек, зазывавших прохожих у распахнутых дверей всевозможных заведений. Было очевидно, что они будут одинаково довольны и если их уведут трахаться, и если они останутся стоять на месте, глядя на проходившую мимо жизнь. В отличие от нас, они были бессмертны. Их не пугали адом, им не рассказывали сказок о рае. Они знали, что сами являются частями великого божества, на время отделившимися от него, что бы побродить по закоулкам вселенной. Снисходительно улыбаясь, они смотрели на всякую мелочь, копошащуюся пред нимимуравьев, гекконов, русских туристов, не способных расслабится даже на курорте.
Что ты волнуешься? Эти прожекты когда еще до дела дойдут! А гарнитура раскупается на ура. Разойдется. Еще заказывать придется.
Кстати, милый, ты помнишь, что я оформила патент на нее на свою маму? Этот профит мы не потеряем.
Как это? Если ощущения возникают сразу в мозге, периферическая гарнитура то-зачем? Придется сворачивать производство!
Ну что ты, дорогой, ты плохо разбираешься в членах. После мозговых-то впечатлений, как раз самая работа для этой гарнитуры. Иначе застой, простатит и заявление в суд. В нормальной стране знаешь, сколько это стоит! Миллионы!
Так что подумаем, как лучше выпотрошить этих Буратинов, раз они такие богатенькие. Можно сразу им патент продать, а можно подождать, пока они вляпаются, а уж потом всучить его подороже.
А может, мы сами вляпаться им и поможем, да срубим бабок и на этом.
Кристинку жалко, продолжил Николай, где она теперь? За бугром с нашими деньгами особо не разживешься. Надолго не хватит.
Не переживай, она поимела с фирмы раз в двадцать больше, чем мы с тобой, вместе взятые. Помимо зарплаты ей уходила половина дивидендов, которые шли инвесторам. Я-то уж знаю, сама проводки делала, к тому же, за границу, под видом оплаты за услуги, без налогов. Так что не волнуйся, на презервативы ей хватит. Еще и внукам останется.
Оторванная от безмятежного созерцания азиатской экзотики, Алла забарабанила пальцами по столу, чего-то обдумывая:
Дорогой, объясни-ка мне, о чем говорил Кондаков. Что это за цепь миров, и как она закручивается в круг?
Я и сам не очень понял. Кажется, Проф имел в виду, что один виртуальный умник сделал второго, вдвойне виртуального умника, тоттретьего, и так далее, до бесконечности. На каком-то этапе эта цепочка умников, вместе с сотворенными ими мирами, почему-то вновь замыкается на первого умника и «свертывается в круг», примерно так, как образуется хоровод.
Происходит то, о чем в Писании говорится: «Так будут последние первыми, а первые последними».
Алла, внимательно выслушав программиста, задумчиво спросила:
Значит умник, создавший мир, в котором мы живем, с одной стороны, «наш отец», а с другой, наш пра- пра- праправнук?
Выходит, что так.
Стало быть, я его пра-пра- бабка?
Выходит.
А раз мы его «сделали», можем и управлять им, как захотим?
Будто бы так.
А если это так, что же ты сидишь, репу чешешь. Пиши программу, чтобы этот умник, наш «пра- пра- правнучек» подсуетился, да подсобил бабке.
И чтоб завтра же сделал меня Царицей морскою. А лучше президентом.
А иначе я его самого выдеру! По-родительски! Право имею! и, потирая руки, добавила:
Устрою же я тогда Кондракову такие сексуальные фантазии, которые он запомнит до конца своей недолгой жизни!
Я уже думал об этом, Николай оживился.
Однако технически это не просто. Прямой управляющий сигнал в сторону «Папочки» пройти не может, только если тот сам «позволит». В этом случае это не приказ, а прошение. То, что называется молитвой. Толку от нее сама знаешь.
Если же направить команду в сторону потомков, то прежде, чем она обернется кругом и вернется к «правнучку», она пройдет через множество промежуточных звеньев.
Ты имеешь ввидудолго?
Нет, масштаб времени потомков определяем мы сами, и можем сделать его в миллиард раз быстрее в каждом последующем поколении. Так что управляющий импульс до адресата дойдет практически мгновенно.
Я имею ввиду другое. Пока он пройдет через множество промежуточных звеньев, не исключено, что возникнет эффект испорченного телефона, и превратишься ты, дорогая, не в президента Российской Федерации, а в копулятивное отверстие президента гильдии восьмируких бакалейщиков, где-нибудь на Альфе Центавра.
Так что этот вопрос не так прост, как кажется. Но я подумаю!
Представив, во что превратится жена в результате его творческого воздействия, Ник ощутил как жар, разгоревшийся от местного супца в желудке, перемещается вниз его живота. Он нащупал под столом женину коленку и убедился, что свои ощущения понял правильно:
Конечно, если ты будешь лапочкой, и угодишь мужу.
Глава 22
Бурная «любовь по телефону» у Эйвери и Макса продолжалось пару месяцев, пока он не ощутил необходимость в астральной передышке. Дух его вновь воссоединился с еще не совсем одряхлевшим телом. Несмотря на то, что все это время он с завидной регулярностью занимался с женойИриной реальным, а не виртуальным сексом, он вдруг с удвоенной силой взалкал Эйв не в качестве «la madre tierra», а как обычную земную женщину.
Как ни странно, ему пришлось довольно долго ее уламывать. Эйв, сколько могла, уклонялась от встречи. Наконец она согласилась, предложив увидеться не в «Тихом доме», а где-нибудь в другом месте, не в баре, а наедине. Сэм удивился этому, поскольку нравы «Тихого дома» были достаточно свободными, да и приятели все еще подкалывали по поводу сбежавшей старлетки.
Кроме того, периферийное оборудование разных фирм пока не унифицировали. По опыту Сэм зналоснастка, которой пользовались в салоне, не всегда работала на других площадках.
Впрочем, проблема заключалась не в средствах на новую периферию и даже не в немалых сроках ее доставки. Обескуражило то, что соперник все еще претендовал на его женщину. Еще неприятнее было знать, что ее предпочтения оказались не в его пользу.
Сэм высказал свое возмущение, и получил мягкий, но непреклонный отказ. Он пытался настаивать, но та решительно стояла на своем. До сих пор она имела лишь одного мужчину. Она и сейчас любит его, и никогда не обидит прилюдной изменой, а тем более отставкой.
Выслушав Сэма, Эйв спокойно ответила, что так уж случилось, она полюбила и его тоже. Сэмюель, дорог ей, и она желает его. Однако, напомнила Эйвери, он знал, что она несвободна. Он должен смириться, тем более, что она не отказывает и сделает все, чтобы он остался доволен.
Сэм впервые оказался в таком положении. Любую другую женщину он вычеркнул бы из жизни, но с Эйвери так поступить не мог. Она имела странную власть над ним, хотя и пользовалась ей осторожно, можно сказать, нежно, только для того, чтобы смягчить разочарование, разрешив ситуацию если не к всеобщему удовольствию, то с наименьшими потерями.
Как ни упорствовал Сэм, Эйв оставалась тверда и напоминала ему, что он не имеет права настаиватьона не принадлежит ему, и что, в конце концов, она еще и жена своего реального мужа! Все, что они переживалилишь виртуальное приключение, результат избытка свободного времени. Не стоит принимать его так близко к сердцу.
Однако, эти совершенно справедливые аргументы не доходили до сердца Сэма. Бесконечно далекий реальный муж не вызывал у него ни малейших чувств, в то время как виртуальный соперник, которого он никогда не видел, возбуждал в нем дикую ненависть.
Нужно отметитьдаже в реале Сэм не был ревнивцем. Это не принято в обществе, в котором они вращались. Любя «там» жену, он вовсе не считал себя ее хозяином. Без душевного волнения он мог наблюдать, как другие оказывают ей знаки внимания, а она, не скрывая удовольствия, их принимает. Впрочем, ни он, ни она нисколько не сомневались во взаимной верности и прочности их союза, не давая повода для ревности.