Полковник пожал плечами и не стал уговаривать меня передумать. Мы обсудили еще несколько нюансов предстоявшего поединка, а напоследок Блюменфельд дал мне совет:
Ни в коем случае не пейте накануне вечером спиртное! Если бы вы знали, Хокинс, сколько людей погибло на поединках из-за пренебрежения этим правилом!
Я хотел было сказать, что выпиваю на ночь лекарство, настоянное на спирту, но промолчал. От лауданума все равно не отказаться, что бы ни сказал по этому поводу полковник.
Мы распрощались, и он поехал известить секундантов моего противника об условиях дуэли.
* * *
Оказалось, что приехал в «Бенбоу» и желает встретиться со мной вовсе не король Георг, глупо было надеяться, солиситор мистер Гэрсли. Я был рад его увидеть. Хотел уточнить кое-какие детали процедуры вступления в наследство. Да и вообще этот человек мне нравился хотя бы тем, как лихо он обошелся вчера с Трелони: даже не повысив голос, загнал мерзавца в тупик, не оставил тому никаких выходов, кроме идиотской попытки меня задушить. И я постарался принять Гэрсли как самого дорогого гостя.
Он действительно незаконнорожденный? спросил я, когда мы осушили по паре бокалов хереса и закурили трубки.
Понятия не имею. Я стрелял наугад. В Англии и Уэллсе есть шесть или семь церквей, чьи архивы сгорели. Тот факт, что родители Трелони венчались как раз в одной из них, мог быть простым совпадением. Но, судя по его реакции, дело и впрямь нечисто.
А ваш интерес к Франции и моим визитам туда? Теперь-то можете объяснить?
Теперь могу. Все бумаги, касающиеся вашего происхождения и вашего рода, мистер Хокинс, подлинные. На них есть штампы, свидетельствующие: они хранились в архиве Сент-Джеймского дворца. Я проверил действительно хранились, числятся в описях. Но возникает много вопросов Кто изъял их из архива? Когда и зачем? Кто вывез во Францию? Именно оттуда их прислали на адрес моей конторы без какого-либо сопроводительного письма
Я знал ответ на терзавшие адвоката вопросы, и был тот очень коротким: Ливси. Но ничего объяснять не стал. Мы помолчали, снова угостились хересом. Затем Гэрсли решительно отодвинул бокал подальше.
Отличное вино, однако необходимо завершить формальности, ради которых я сегодня приехал. Он водрузил на стол свой объемистый портфель. Хотел поговорить с вами вчера наедине, но не сложилось по известным причинам.
Я кивнул, машинально коснувшись побаливающего горла.
Гэрсли продолжил:
Вступление в права наследования налагает и некие обязанности, в том числе финансовые. Во-первых, известно это вам или нет, почти любой объект наследования облагается у нас коронной пошлиной.
Понятно Сколько денег мне приготовить?
Гэрсли без запинки отчеканил, словно бы зачитывая по бумаге:
Согласно Закону о гербовых сборах от 1694 года, любое личное имущество на сумму более двадцати фунтов стерлингов, наследуемое по завещаниям либо административным письмам, облагается наследственной пошлиной в размере
Он замолчал. Гэрсли, как я заметил, очень любил драматические паузы.
Сколько?! не выдержал я. Если жадные щупальца короля Георга оттяпают значительную часть наследства, уйду к тори. Нет, нет вообще запишусь в якобиты! К дьяволу такую жадную династию!
облагается наследственной пошлиной в фиксированном размере пять шиллингов, или одна крона, или четверть фунта.
Я шумно выдохнул. Ганноверская династия могла выдохнуть тоже, но она не подозревала, какого страшного врага чуть не обрела в моем лице.
Извините, мистер Хокинс. Не удержался. У вас было такое лицо
Не шутите так больше, мистер Гэрсли. Я воспитывался не в пансионе для юных джентри. В трактире. Где за неудачные шутки разбивали головы пивными кружками.
Он не обиделся на мои слова. Рассмеялся, а позже я узнал, насколько редко Гэрсли это делал.
А вот сейчас говорю без всяких шуток: у доставшегося вам, мистер Хокинс, наследства имеется очень серьезное обременение. Прошу внимательно ознакомиться с этим документом, а затем я отвечу на возникшие вопросы.
Я ознакомился, и смысл документа мне решительно не понравился.
То есть в любой момент ко мне может явиться какой-то я запнулся, проглотив нехорошее слово, какой-то человек, потребовать сто семьдесят тысяч фунтов, и если я не заплачу, поместье перейдет к нему? Да еще и половина доходов должна уходить непонятно кому?
Именно так. Подозреваю, что покойный Трелони владел своими землями на таких же условиях. Они действительно тяжелые, но сейчас, мистер Хокинс, у вас имеется возможность отказаться от вступления в права наследника.
Отказаться Легко сказать. Я уже мысленно перестроил Трелони-Холл по своему вкусу, и вообще успел свыкнуться с мыслью, что стал влиятельным лендлордом.
Но сто семьдесят тысяч Неоткуда взять такие деньги. Свою долю сокровищ, найденнуюнайденных на острове, я частично истратил на ремонт и перестройку «Бенбоу», а почти все остальное вложил в ценные бумаги, безусловно надежные, хоть и приносящие скромный доход, даже если удастся реализовать их без потерь, нужной суммы не наберется.
Хотя Я вдруг понял, что знаю, как можно решить проблему и стать полноправным владельцем Трелони-Холла. Но сначала надо поговорить с одним человеком.
Отказываться от наследства не буду, сказал я решительно. И если деньги потребуют не в ближайшие недели, а хотя бы через год, то я их заплачу.
А сам подумал: или не заплачу, сверну шею в попытке раздобыть нужную сумму. Но тогда и спроса никакого не будет. Мертвые, как говорил один мой знакомый, не кусаются. И обременений наследства не выплачивают.
* * *
Рад вас видеть, мастер Хокинс! расплылся в улыбке Бен Ганн. Добро пожаловать в каюту старого Бена!
Старым ты станешь, когда вон тот вишневый саженец принесет свой первый бушель плодов, сказал я, проходя в «каюту». Если не ошибаюсь, на Пасху тебе сравнялось тридцать семь.
Старость не в годах, она вот здесь, елейным тоном сказал Бен, коснувшись левой стороны груди. Я пережил больше, мастер Хокинс, чем иные переживают за три жизни.
Еще на прошлой неделе ты называл меня просто Джимом.
На прошлой неделе, мастер Хокинс, вы не были моим хозяином. И владельцем всего вокруг тоже не были.
Так уж и всего По-моему, мы сейчас сидим в твоем доме, а стоит он на твоей земле.
Действительно Тогда пусть здесь, в моей каюте, все будет по старому, Джим. Но снаружи я буду говорить «мастер Хокинс».
Договорились. Закрепим наш уговор парой стаканчиков?
Я поклялся памятью матери никогда не пить больше ром, сказал Бен очень серьезно.
Знаю. И прихватил бутылку отличного шерри-бренди, на этот напиток клятва не распространяется.
Одной бутылкой дело не ограничилось, когда она показала дно, я принес из двуколки вторую.
Расскажи мне о серебре Флинта, попросил я, когда решил, что Бен созрел для разговора, в трезвом виде он категорически не желал говорить о своем пиратском прошлом.
Серебро Иногда я думаю, что вам с доктором и сквайром стоило бы приплыть на остров именно за серебром. Возможно, тогда многие из погибших остались бы живы. Ведь то серебро не проклято, как золото Флинта. Оно чистое.
Я не очень понимал, как он разделяет пиратскую добычу по степени чистоты, и Бен пояснил в ответ на мой вопрос:
Это серебро не полито чужой кровью. Мы отобрали его не у людей, у моря. Хотя все-таки и тогда без крови не обошлось, у Флинта иначе не бывало «Пиастры!», кричал он, и делал вот так вжик! и на палубу «Моржа» сыпались пиастры и лилась кровь Вот тогда-то, Джим, попугай Сильвера выучил это слово.
* * *
Набитый серебром испанский шлюп нащупали нав первый же день поисков, затопленные суда густо лежали на дне бухты Порто-Белло.
Peso, peso! кричал вынырнувший мулат Матео, старшина нанятой Флинтом команды водолазов-ныряльщиков, и махал над головой сжатым кулаком.
Что в кулаке, с палубы «Моржа» было не разглядеть, но там оказались именно они, pesos, пиастры.
Начались работы по подъему серебра. Ныряльщики (в основном индейцы и мулаты) уходили под воду, зажав между колен тяжелый тридцатифунтовый камень и держа в руках жестяное ведерко и к тому, и к другому были привязаны прочные длинные лини. Проникнув в трюм затонувшего судна, водолазы набивали монетами свои ведра, пока хватало дыхания, потом всплывали. Матросы начинали тянуть за лини, поднимая и добычу, и камни.
Вечером с людьми Матео рассчитывались, они получали каждую сотую монету из поднятых, и уплывали на каноэ ночевать на берег.
Так продолжалось два дня, а вечером третьего Флинт прошелся вдоль маленького строя ныряльщиков, стоявших у фок-мачты обнаженных, прикрытых лишь набедренными повязками. Вглядывался в каждого внимательно, словно видел в первый раз.
Пиастры, задумчиво произнес капитан, пиастры
Его рука совершила молниеносное, не различимое глазом движение.
У-а-а-а-а издал Матео сдавленный звук и вцепился руками в живот, из-под его ладоней поползло красное.
Пиастры!!! завопил Флинт и ударил ножом еще раз.
В красно-серой мешанине, выпавшей на палубу, виднелись несколько кругляшей, измазанных чем-то мерзким.
Пиастры! кричал капитан, словно позабыл все другие слова.
Ныряльщики всё сообразили и бросились к борту. Заранее предупрежденные матросы были наготове навалились, скрутили, не ускользнул ни один.
Пиастры? спросил Флинт, нагнувшись к первому, и взмахнул ножом. Пиастры! Пиастры!!!
Наконец смолкли вопли и капитана, и людей, которых он заживо потрошил. Монеты нашлись во вспоротых кишках у всех восьмерых. Ныряльщики глотали их под водой, пытаясь таким способом увеличить свою долю.
Соберите всё, сказал Флинт, тяжело дыша. И вымойте палубу. А падаль бросьте за борт.
Матео был еще жив, когда его переваливали через фальшборт, хрипел что-то неразборчивое, но эти звуки перекрыл громкий крик попугая:
Пиастры! Пиастры! Пиастры!!!
* * *
Да, Джим, новых ныряльщиков Флинт не нанял, и за неполные две недели старому Бену Ганну пришлось нырять больше, чем за всю предыдущую жизнь и всю последующую. Пиастры лежали только в маленьком носовом трюме, дальше пошли слитки, и большие, и маленькие, и было их столько Мои глаза, и глаза других ребят стали красными, как у кроликов, от полопавшихся жилок, а кожу разъела морская соль. Но мы подняли все до последнего слитка, и «Морж» осел в воде так, словно собирался вот-вот уйти на дно. Мы не доплыли бы до острова, клянусь чем угодно, первый же легкий шквал пустил бы нас на дно.
Но как-то ведь доплыли? сказал я, разлив по стаканам остатки шерри-бренди.
Доплыли Нам ведь не досталось всё, что удалось поднять. Выход из бухты Порто-Белло перекрывали четыре испанских фрегата, чтобы никто из собравшихся для подъема сокровищ не вздумал удрать с добычей, и проскользнуть мимо их пушек никто бы не сумел. Вернее, Флинт сумел, но отдал не меньше четверти поднятого, чтобы выйти в открытый океан.
По всему получается, думал я, что серебра пираты закопали на острове тысяч на двести, и это еще самая нижняя оценка. Достаточно, чтобы окупить затраты на новую экспедицию, и чтобы стать полноправным владельцем поместья, и даже немного останется, хватит на на долю Бена Ганна, например.
Поедешь со мной на остров, Бен? спросил я напрямик. Хочу забрать серебро, но мне не обойтись без надежных людей. Кто знает, что придет в голову матросам, когда они увидят такую груду серебра Вернее, я-то знаю.
Я опасался, что разомлевший от выпитого Бен Ганн сейчас согласится, а протрезвев откажется.
Ошибся, отказался он сразу:
Нет, мастер Хокинс, сказал Бен, перейдя на официальное обращение. Отправляйтесь без меня. Из любви к вам я вышел бы в море, хотя очень не хочу туда возвращаться. Но плыть к проклятому острову выше моих сил.
* * *
Дома меня поджидала записка от полковника. Трелони выбрал время поединка: завтрашнее утро, спустя час после рассвета. И место: укромный уголок побережья невдалеке от Киттовой Дыры. Блюменфельд писал, что заедет за мной и доставит к месту дуэли.
Да, не стоило мне пить ни херес с адвокатом, ни шерри-бренди с Беном. Но кто же ждал такой спешки от Трелони. Хотя можно было, наверное, догадаться: наверняка мистер Шусберри прикрыл кредит для моего неприятеля.
* * *
Каждый из дуэлянтов имел право на два выстрела, пистолеты (одна из двух одинаковых пар) мне достались по жребию, а вот пули, чтобы их зарядить, я отобрал сам. На возражения: дескать, заряжать оружие прерогатива исключительно секундантов, ответил, что выбор оружия за мной, а пуля в данном случае его неотъемлемая составная часть; заряжают же пусть секунданты, я не против.