Что там? я держу в руках тяжелый медальон. Крышка, удерживаемая невидимыми замками, прижата так тесно, что в щель под нею не войдёт и волос.
Лицо человека, отвечает из-за моей спины венерабль, который важен для тебя значительно больше, чем ты думаешь.
Значит, Розенкрейцеры?
Инзов чуть склонил голову.
Почему вы мне не сказали сразу?
Инзов смерил Пушкина долгим взглядом и сказал:
А зачем?
На это Пушкин не нашёлся, что ответить. Он сел напротив Ивана Никитича, пересадил Овидия с плеча на колени и задумчиво закурил.
У тебя, верно, осталось немало вопросов, медленно выговорил Инзов, решивший, по-видимому, что произошедшего между ними довольно, чтобы обращаться к Французу на ты. На них я не отвечу. Ты прочитал достаточно.
Мне показалось, некоторых листов не хватало. Какие цели преследовал орден, воспитывая вас? К чему именно вас готовили, и чего вы так долго ждёте?
Я же сказал: не отвечу. А впрочем глаза Инзова почти скрылись под тяжелыми веками. Чем дольше живу, тем больше надеюсь, что мне никогда не придётся стать тем, кем меня учили быть. И то, что может произойти с Россией, надеюсь, при моей жизни не произойдёт.
Как агент на государственной службе я обязан убедиться
Брось, Пушкин, устало сказал Инзов. Будешь рыться в моих тайнах, так тебя твоё же начальство отзовёт раньше срока. Ты видел, кто у нас
Пушкин молча жевал янтарный мундштук, разглядывая разложенные на столе древние страницы.
Я не третья сила, Инзов накрыл колени пледом. Я старый губернатор и не желаю ничего иного. Лови своих шпионов, Пушкин. Бог даст, мы с тобой не увидим того, к чему меня готовили. С тех пор прошло тридцать лет, и я никому не понадобился.
Он смотрел куда-то за плечо Пушкину, и Александру показалосьвсего на мгновениечто вокруг Инзова движутся в сквозящих из окна лучах призраки в осыпающихся пудрою париках и вышитых камзолах, кресла начинают втайне перемигиваться между собою, поминая прошлых седоков, а из-за гардин выплывают дамы в необъятных платьях, но стоило моргнуть, видение исчезло.
Быстро вы устранили разгром, Пушкин оглядел чисто прибранную комнату. (Афанасий вешал новую люструпоменьше и поскромнее но всё равно Бог знает где он успел её достать).
Умеют работать, Инзов впервые со дня их знакомства довольно улыбнулся. Кстати, все покупки новой мебели я записал на ваш счёт.
Что?! Француз подпрыгнул в кресле; Овидий впился коготками ему в ногу и зашипел.
Вам скоро жалованье получать, а сегодняшнее происшествие случилось, как-никак при вашем участии. Не с Орлова же мне спрашивать возмещения.
Весна захватила Кишинёв в считанные днисразу, как сошёл снег. Чёрные, кривые стволы тутовых деревьев, похожие на драконов, рвущихся из-под земли, покрылись легкомысленными зелёными бантиками, вызвав у Пушкина почти детское веселье. Овидий сошёл с ума от появившихся мух и часами выслеживал их на подоконнике. Успешно лиПушкин сказать не мог, поскольку сам был занят тем же на подоконнике соседнего окна. Успешно.
К середине апреля Пушкиным овладела какая-то ядовитая злость, происходящая, вероятно, от того, что он уже два месяца не был влюблён. От злости он начал с особенным рвением ходить по гостям и спорить о политике. В каждом отъявленном спорщике, с пеною у рта доказывающем превосходство или крах греческой идеи или австрийского вмешательства в революцию Неаполя, или толкующем о величии Российской империи, равно как и о её ничтожестве, теперь виделись ему братья, породнившиеся с ним общей бедой, и всё труднее было удержаться от вопроса к такому человеку: «что, брат, а у тебя давно не было женщины?»
От злости же он вдруг впервые за долгое время написал довольно длинные стихи, которые сам же определил в категорию «для друзей».
Дай, Никита, мне одеться,
В митрополии звонят.
начинались они..
Всё так и происходилов митрополии звонили, Никита давал, и т. д. В общем, с точки зрения качества новые стихи не отличались в глаза Пушкина от рисунков на полях. Всех, кому Пушкин собирался читать, он спешил наперёд заверить, что стихи дрянные, боясь признаться, что они ему нравятся, и не нашлось других слов, чтобы описать всё этоцветастое, напыщенное, невежественное и искреннееиз чего был составлен Кишинёвский быт.
Подогнув под жопу ноги,
За вареньем, средь прохлад,
Как египетские боги,
Дамы преют и молчат.
А потом ещё вот так:
Не хочу судить я строго,
Но к тебе не льнёт душа
Так послушай, ради Бога,
Будь глупа, да хороша.
Вот!
Когда сады начали опадать, а слава Пушкина широко разнеслась по мушиному царству, и насекомые стали за версту облетать подоконники губернаторского особняка, из Одессы пришло письмо от Елены: запоздалая благодарность за стихи и ничего не значащие вопросы. Письмо это, тем не менее, вызвало у тоскующего в обществе глуповатых гречанок и довольно-таки стрёмной Мах-хуси Француза больше чувства, чем все прошлые встречи с Еленой вместе взятые. Он сел писать ответ, но этому помешало событие ещё более радостное.
Ибо там, где однажды прозвучала фамилия Раевских, отныне volens-nolens будут на каждом шагу сыпаться Раевские, хоть в Кишинёве, хоть где-нибудь в Эфиопии.
Владимир Феодосеевич Раевский, идя от казарм в сторону центрального рынка, оказался зажат между двух телег, пытающихся разминуться на узкой дороге. Выскользнув из опасного места и опасаясь быть притёртым одной из телег к забору, Владимир Феодосеевич нырнул в низкую, но широкую дыру в том месте, где из ограды была выломана доска. Так уж случилось, что прямо за забором в это время нёсся галопом всадник, и вывалившийся из дыры Владимир Феодосеевич, не успев выпрямиться из унизительного скрюченного положения, был сбитнет, не конём, а носком сапога наездника, отставленным в сторону из стремени.
Живы? Откуда вы взялись, чёрт возьми?
Владимир Федосеевич потёр гудящую голову и разглядел сердитое лицо человека, склонившегося над ним.
Говорить можете? У вас разбит висок, расплывающаяся в тумане рука потянулась к нему. Помните, как вас зовут?
Я Раевский, выдавил Владимир Феодосеевич.
Эти слова возымели неожиданное действие. Незнакомец удивлённо отпрянул, вытащил из кармана блестящие стёкла и, резким взмахом расправив дужки, нацепил очки на нос.
Повторите-ка, попросил он, подхватывая Владимира Феодосеевича под мышки и помогая подняться.
Раевский.
Удивительно.
Не только вам, заметил Владимир Феодосеевич, вспомнил, что уже второй раз за эту весну его фамилия вызывает у людей необъяснимые реакции.
Провожая до дома оглушённого однофамильца, Александр Николаевич узнал от него, что Пушкин живёт у Инзова, скучает и пишет шуточные стишки, поражает кишинёвских греков своей пламенной верой в победу Ипсиланти (сами-то греки зачастую относились к восстанию весьма скептически, не веря в силу маленького отряда против могучей Порты), пьёт с Липранди и вечно берёт у того книги, короче говоря, понял А.Р., - Пушкин жив.
Он укрепился в этой мысли, когда подошёл к дому Инзова, и на голову ему с криком «попался!» выпрыгнул сам Пушкин в халате поверх домашнего костюма и в цилиндре. Повиснув, как летучая мышь, Александр стал трясти и щекотать опешившую жертву, пока не сполз по Раевскому на траву.
Он у нас такой, сказала ослепительно-веснушчатая горничная, когда заходили в дом. Энерх-хгичный.
И где же ты пропадал?
Раскрасневшийся от чрезмерно сильных объятий, похлопываний и потыкиваний, но по-прежнему невозмутимый Раевский вновь надел очки, убранные от греха на время вышеназванных экзекуций, и оправил смятый мундир.
Это ты куда пропал, отвечай. Месяц о тебе ни слуху, ни духу, от Кати узнаю, что ты в Кишинёве, Николай тебя клеймит предателем, забывшим дружбу
Алёнушка скучает, я полагаю?
О Елене и думать забудь. Оба раза, когда ты соизволил мне написать, ты решил, видимо, что говорить о работе со мной не обязательно. Так что постарайся сейчас успокоиться и подро-обно мне описать всё то, что ты в письмах заменял портретами местных женщин.
Портреты вполне хороши, с достоинством сказал Пушкин.
Угу, Раевский прикрыл глаза под очками с выражением великого терпения. За пучеглазую старуху с тебя двойная порция информации.
«Проклятье, подумал Пушкин. И как теперь выпутываться?»
Инзовне тот, кем все его считают, сообщил он. Не смейся, но я даже подумал, что ИнзовЗюден.
Чушь, отозвался Раевский. Из того, что я наскрёб по своим связям, Инзовчлен ордена русских розенкрейцеров. Воспитывался он без родителей в семьях Трубецких и Брюсов, с семнадцати лет из него начали делать бойца, агента, игрока, дипломатавсего не перечислить. С какой целью, продолжал Раевский, в то время, как рот Француза открывался всё шире, мне неведомо, но по тому, что Волконскому с Пестелем необходимо убить Инзова до начала восстания, могу судить, что роль егозащищать престол. Учитывая, что розенкрейцером может оказаться практически любая известная нам персона, а Инзов живёт в опасной близости от Южного общества
Его необходимо устранить, чтобы орден не получил сведений о заговоре, Пушкин вцепился ногтями в волосы. Чёрт бы тебя побрал, Раевский. Мне потребовалось три месяца, чтобы немного приблизиться к тому, что ты сейчас сказал. Откуда ты это выкопал?
Это неудивительно, Раевский с отрешённым видом разглаживал манжет. Ты связан легендой и не можешь проявлять излишнее любопытство. А я был свободен и мог спрашивать всех, кого пожелаю. Рассказывай, что ещё узнал.
Пушкин вздохнул и подумал, что любая информация о Южном обществе так или иначе попадёт в Коллегию через Липранди. Смирившись, он коротко описал положение с масонской ложей и скудными новостями из Этерии.
Ладно, Раевский поправил очки. Всё это не важно, (Даже не предложит арестовать кого-нибудь?) Вы что-то узнали о Зюдене?
Ничего, покачал головой Александр. Я уже думаю, не приснился ли он мне.
Три месяца впустую.
Не совсем. Я жду вестей от Ипсиланти. Точнее, турки ждут вестей от Ипсиланти, если ты понял, о чём я.
А.Р. дёрнул подбородком, что могло на его скудном языке телодвижений означать равно одобрение и скептицизм.
Неплохо мыслишь, для штатского лица. Стратегически. Ты прав: сейчас Ипсиланти побеждает и довольно успешно. Османы уступают ему, заманивая в ловушку.
Это заранее известно?
Всем, кому нужно знать. Ипсиланти понимает, что чем дальше он уходит со своей армией, тем большей опасности подвергается. Ему тоже видится угроза попасть в капкан под Драгошанами, но он уже не может остановиться. В начале апреля Ипсиланти обратился к Государю с просьбой поддержать его.
C» est bien ce qu» on pensait.
Oui. И мы не зря ломали над этим головы ещё тогда, в Кефе. Нессельроде принял меры, и, во избежание разногласий со Священным Союзом, никакой помощи греки не получили. В конце марта Ипсиланти снова отправил письмо, в котором, как мне сообщили, делился с Государем соображениями по поводу необычно лёгкого наступления. Предвидя ловушку, он вновь просил императора прислать войско и, главное, выступить в поддержку не только Этерии, но и всех христиан, живущих под османами. Большинство из них готовы встать на сторону если не Ипсиланти, то Владимирески. Так что в случае победы Россия могла бы рассчитывать на расширение территорий за счёт валашской, болгарской и даже, может статься, греческой земли, Раевский прокашлялся, ослабил ворот и закончил. Это было слишком заманчиво, и влияния Нессельроде на Государя могло не хватить.
Пушкин отложил трубку и встал; как обычно в предвкушении больших новостей чесались ноги, и хотелось бегать кругами по комнате, затягивая невидимую пружину на часовом механизме.
Что же Государь?
Он не получил письма, сказал Раевский.
Pardon?
Никакого письма никто не доставил. Ипсиланти, уверенный в том, что Государь не откажет, уже открыто заявил о поддержке, которой, якобы, располагает. Но письмо исчезло где-то в пути от лагеря Ипсиланти.
Перехвачено?
Раевский кивнул.
И, к сожалению, турками. Хотя перехватить готовы были и мы. Когда именно это произошло, не знаю, но наш одесский агент сообщает интересные вещи. Хотелось бы услышать ещё и мнение Липранди на этот счёт.
Моего недостаточно? ревниво поинтересовался Александр.
Твоё я и так услышу, даже если не попрошу. Но если всё так, как думают в Коллегии, то для будущей операции понадобимся мы троея, ты и Липранди.
Липранди, спустя час найденный совместными усилиями Пушкина и А.Р. и притащенный в турецкую кофейню, шевелил усами над чашкой, вникая в диспозицию.
А диспозиция была такая. Пока Француз сидел в Кишинёве, надеясь, что Зюден выдаст себя, и получая редкие и скучные сведения о находящихся в Молдавии турецких агентах, большинство из них давно были под наблюдением Коллегии, Раевский следил за новостями из Одессы и её окрестностей. В последнее время в Одессе стало появляться всё больше турок, переезжающих из приграничных областейв основном из Бессарабии.
Вот куда делись все те, за кем вы собирались следить здесь, Раевский отодвинул стул подальше, видя, как с плеча Пушкина спускается на стол подросший кот.
J» ai une question, Пушкин сосредоточенно переливал кофе в ложечку для Овидия. Вы считаете, Зюден появится там?
Кто знает, Раевский с опаской наблюдал, как Овидий пьёт. В Одессе что-то готовится, и если Зюден не объявится там, мы не узнаем, где ещё он может быть.
Прпрпф-пф!
Иван Петрович предлагает сесть рядом с нами.
Не сяду.
Раевский, садись, чего ты.
Убери кота, сказал Раевский и все его отраженияв столешнице, в окнах, в ложках и в глазах окружающихтолько не он самзаметно покраснели.
Как маленький, Пушкин сунул Овидия за пазуху. Садись, не бойся. У тебя есть имена агентов?
Раевский сел и, прожигая взглядом дыры в салфетках, достал блокнот.
Иван Петрович, Пушкин придвинул блокнот ближе к Липранди, вам знаком хоть кто-то из этих людей?
Прфп. Фрхпрвпвпф!
Местные, говорите? А можно представить хотя бы примерно, из каких частей Бессарабии они уехали?
Иван Петрович кивнул.
Это к чему? сощурился Раевский.
Думаю, ты неправильно оценил ситуацию. В Одессе не произойдёт ничего. Одесса не центр действий, а чулан.
Липранди одобрительно зафыркал в кофе.
Или, иным словами, сарай. Турки туда не работать едут, туда сваливают всех ненужных.
Откуда такие мысли?
Пушкин объяснил:
1) ЯЗюден
2) Ипсиланти попался
3) Я выхожу на сцену, но вокруг толпа других турецких шпионов, о которых Коллегии давно известно
4) Тогда они все переезжают в Одессу, и Коллегия переключает внимание туда же, а я, никем не замеченный, бегу из Бессарабии
5) Ай да Зюден, ай да шишкин лес!
Прврпрпфпф!!
Иван Петрович согласен.
Зюден бежит, пока нас отвлекают?
Ещё проще. Он убрал с дороги тех, за кем могла быть установлена слежка. И нам нужно ехать не туда, где собрались все турки, а
Прфп!!!
А туда, где их меньше всего.
Bravo, Раевский окинул стол своим прежним опасным взглядом. Раздвиньте чашки, я положу карту.
Глава 7
Встреча на дорогеспасительный приютпрогулки с Пестелемудивительная восьмёрка
У камелька, где яркою струею
Алел огонь вечернею порою.
Всё забудется когда-нибудь, рассуждал Липранди, подставляя крупный нос влажному ветру, рвущемуся под полог коляски. Усы Ивана Петровича покачивались в потоках воздуха, словно крылья. Если б я жил за двести лет до вас, что бы вы знали обо мне? В лучшем случае ничего. Дневник надо весть, а вы ленитесь.
Раевский, убаюканный мерным прврпрффрррканьем Липранди, спал, замерев со сложенными на коленях руками и таким же неподвижным, как и обычно, лицом; проплывали мимо потемневшие под налетевшей тучей лес и поля; ласточки носились над самой травою, высвистывая короткие сигналыБог знает кому.
Что вы оставите после себя, Пушкин? Ваши стихи?
Пушкин промычал что-то невнятное и почесал высунувшегося из кармана плаща Овидия. Он знал, что Липранди не любит, вернее, не понимает стихов, но чрезвычайно трепетно относится к чужому мнению о себехоть бы и высказанному через двести лет.