Алекс БорджиаВрачебная тайна доктора Штанца
Введение
Широко разлив свои воды, от проливных дождей, Майн шумно нёсся меж равнин и среднегорий Баварской земли.
На посеревшем от низких облаков небе, то тут, то там, пытались пробиться первые вечерние звёзды, но сильные порывы ветра, то и дело прятали их далёкий голубоватый блеск под бегущими за высокие лесистые холмы, тяжёлыми, чёрными облаками, которые иногда цеплялись за верхушку странного огромного строения из каменных глыб. А располагалось это строение прямо на пике одного из холмов, и в озаряемой закатом ленте, протянутой между небом и землёй наряду с гребёнкой холмов, смотрелось весьма странно и неестественно, нарушая созданный самой природой естественный пейзаж.
Используя возвышения и перепады ландшафта, зодчий расставил каменные глыбы так, что они образовывали эпичный амфитеатр, упирающийся макушками каменных мегалитов высоко в небосвод, от чего его общий вид чем-то напоминал сооружение в графстве Уилтшир.
Посреди данного строения величаво и фривольно раскинул свои могучие, толстые ветви, долговязый дуб. Ствол дерева был настолько широк, что понадобилось бы собрать ни меньше десяти человек, чтобы обхватить его целиком.
У основания дуба, в глубинах сего мегалитического строения, расположилась небольшая группа людей. Все они были закутаны в серые платяные балахоны, с накинутыми на головы глубокими капюшонами и смиренно внимали речи того, кто стоял перед ними на небольшом каменном возвышении возле ствола дерева.
Стоявший на созданном природой пьедестале человек, говорил громко и самозабвенно, тем самым выказывая не только лидерские, но и ораторские способности. На нём был хитон особого покроя, имевший вычурные вышивки и узоры. Голову покрывал высокий головной убор.
Восхвалим же Эзуса, за его благосклонность и попросим у него помощи в той битве, которая нам предстоит! торжественно завершил он свою речь, перед собравшимися людьми.
Затем человек в хитоне встал на колени, и, воззрев к небу свои глаза и подняв свои руки, начал что-то самозабвенно шептать. Остальные участники проводимого ритуала последовали его примеру.
Спустя несколько минут, они закончили лаконичные воззвания к их невидимому покровителю и вслед за человеком в хитоне, снова поднялись на ноги.
Да будет же победа за нами! выкрикнул предводитель и очертил рукой в воздухе какой-то магический символ.
****
Сотрясаясь от топота ног и падающих убитых тел, земля передавала каменным мегалитам свою вибрацию и стоны умирающих на ней от смертельных ран, людей. Звон метала и человеческие крики, не могла заглушить даже разбушевавшаяся природная стихия.
Прямо на середине холма, у подножия которого несла свои бурные воды широкая многоводная река, происходило жестокое, и поистине грандиозное, сражение.
Толпы могучих воинов, облачённых в самые разные доспехи, дрались и защищали всевозможным колюще-режущим оружием вход в каменный, величественный храм. И с каждой минутой этих несчастных становилось всё меньше.
Напавшие на них люди выглядели менее справно в бою, но давили своим количеством, диким рёвом и беспорядочными выпадами. В отличие от защищающихся воинов они сражались не только мечами и кинжалами, но дубинками, копьями и даже камнями.
Вскоре их натиск начал приносить свои плоды, и они стали теснить обороняющих храм людей. Один из них, дерущийся особенно рьяно, вдруг отделился от общей толпы и, преодолев быстрыми перебежками внутренний двор, исчез в одном из тёмных сводов мегалитического строения. За сводом находились небольшой коридорчик и крутая каменная лестница. Спустившись вниз, человек оказался в огромном помещении, которое едва освещали несколько факелов.
Посреди помещения стоял на коленях человек в сером хитоне. Согнувшись, он копошился в какой-то нише, расположенной прямо в каменном полу. Услышав шаги, он резко обернулся и хотел вскочить на ноги, но рассмотрев того, кто вошёл, продолжил заниматься своим делом.
Скорее, нужно немедленно уходить! закричал, обращаясь к человеку в хитоне, только что вошедший мужчина.
Бежать!? гневно переспросил его человек в хитоне. Никогда! он выпрямился и, посмотрев на своего собеседника, сверкнул глазами. Только смерть: пусть неминуемая, ужасная, но в сражении! Вот только постереги вход в подземелье, пока я спрячу источник. Ни при каких обстоятельствах, он не должен попасть в руки этих варваров.
Вбежавший человек поклонился, прижав руку к груди, и побежал обратно к входу.
Лишь только он скрылся, по подземелью разнеслось эхо от топота ног ворвавшихся во двор храма людей. Человек в хитоне поднял голову и с опаской посмотрел на свод покрывшегося мелкой сеточкой трещин, потолка, который затрясся и задрожал от возникшей снаружи нагрузки.
Вздохнув, человек скинул с себя сковывающий движения длинный серый хитон, вытащил из-за широкого пояса большой нож, и, бросив последний взгляд на тайник, побежал по лестнице вверх, исчезнув в непроглядном сумраке ночи.
Пролог
Когда пик Монблан начал таять в сгущающихся каждую минуту сумерках, когда солнце уже зашло за горизонт, уступив место молодой луне, а на небе всё ярче разгоралась Венера, в славный город Женева, с разных сторон, въехали сразу несколько одиноких всадников. Кто-то из них прибыл сюда с юга, другиес севера, третьис востока, но все они двигались к одной цели.
Надо сказать, что к тому времени уже давно прошла Реформация, а сам город на правах кантона вошёл в состав Швейцарской Конфедерации, что, однако не изменило его статус республики с абсолютно равными для всех политическими правами.
Освободившись от аннексии Франции, Женева больше не нуждалась в постоянном гарнизоне и ночных дозорах. Да и кому там было служить, если разделённые округа ещё сами не определились к какому департаменту себя относить и с осторожностью пытались понять действия и порядки их новой власти.
Поэтому пустеющие к вечеру улицы города уже не оглашали, как прежде, цокающие набойки на подошвах сапог дежурных нарядов милиции, состоящих из трёх человек, и курсирующих вдоль всех переулков для выявления нарушающих ночной правопорядок граждан.
Так что, когда по разным улицам города, аллюром пронеслись столь запоздалые всадники, никто им не воспрепятствовал и ни разу не преградил дорогу, что было бы неминуемо ещё каких-то пару, тройку лет назад.
Одни из этих всадников проделывали совсем небольшой путь до своей цели, а другие, оказавшиеся на противоположном их цели, берегу Роны, преодолев мост, ещё долго петляли по узким незнакомым улочкам, прежде чем достигали конечного пути своего путешествия. Но все они, рано или поздно, останавливались возле кафедрального собора Святого Петра.
Это воплощение человеческой веры в Господа, в виде огромной церкви, находилось в самом центре Женевы и являло собой настоящий ансамбль самых разных архитектурных стилей, которые надо сказать, ни смотря, ни на что, выглядели как единый ансамбль.
Останавливаясь возле собора, всадники спешивались и привязывали своих лошадей, к огромным, развесистым нижним ветвям деревьев, которые росли по краям площади. Затем, пешими, один за другим, они поднимались по парадной лестнице собора, называли пароль, дежурившему у дверей канонику в рясе, и заходили внутрь. И было немного не понятно, что сталось бы с теми из них, кто случайно позабыл бы это заветное слово, поскольку каноник стоял один, без какого-либо оружия и к тому же по своему виду был весьма и весьма молод. Однако подобной забывчивостью ни кто из приехавших гостей так и не отличился, поэтому все они благополучно проследовали в собор.
Как только каноник пропустил последнего гостя, часы на городской Ратуше пробили десять вечера. С последним ударом часового механизма, он окинул быстрым взглядом опустевшую площадь, и, убедившись, что больше посетителей на сегодня ждать не стоит, так же нырнул внутрь собора, громко захлопнув за собой тяжёлую дверь.
Но как только засов изнутри залез в пробо̒й, с восточной стороны города раздался топот копыт ещё одной бешено скачущей лошади. И уже почти в темноте, всего через пару минут после этого, на площади перед собором Святого Петра, появился очередной запоздалый всадник. Только в отличие от своих предшественников, всадник подъехал не к главному входу собора, а к боковому нефу базилики, где за выступом одной из башен, явно пристроенной гораздо позже главного здания, находилась маленькая и едва заметная деревянная дверь.
Привязав свою лошадь к одному из растущих рядом кустарников, человек подошёл к этой двери, вытащил из камзола ключ, без труда открыл её, и уверенно вошёл внутрь здания.
В то же самое время вся кавалькада всадников, уже зашедшая через главный вход, следовала по тёмному боковому нефу за впустившим их в собор, каноником. Выстроившись в цепочку из десяти человек, они проследовали за ним почти до самого алтаря, где резко остановившись, каноник, у которого был единственный источник света, большой старый фонарь, осветил на стене нефа серую, похожую на надгробие, плиту. Потянув её за один край на себя, он отворил скрытый за ней потайной ход.
Здесь ему вновь пришлось задержаться, так как порог крипты был очень высок, и проходящие в него люди могли запросто в темноте споткнуться и переломать себе ноги. В самом же проходе было довольно светло. Этот свет лился откуда-то снизу, через ступеньки крутой железной лестницы.
Как только последний гость нырнул в проём и зашагал вниз, чуть ли не наступая на полы плаща идущего впереди человека, каноник закрыл за ними потайной ход и немного подождав, спустился следом.
Лестница была винтовой и вела в просторный, подземный зал, который освещало огромное паникадило и множество канделябров, расставленных по углам. Здесь люди разошлись и свободно вздохнули, расстегнув верхние пуговицы своих дорожных плащей. Их взгляды были направлены в основном на кафедру, похожую больше на театральную сцену, чем на ту, с которой вещает библейские догмы проповедник. Да и если честно, то в данном помещении не на что было больше смотреть. Серые каменные стены, пол и потолок, напоминали обычный подвал или подземелье и не вызывали ни чего, кроме уныния.
На кафедре же, в больших креслах с высоченными спинками, восседали три человека. Их облачение состояло из ярко красных сутан, с вышитыми золотыми нитями эмблемами на груди. Эти эмблемы состояли из распустившейся розы и католического креста.
Перед сидящими в креслах людьми, находился проскинитарий, на котором лежала огромных размеров раскрытая книга. Чуть левее, располагался длинный стол. На столе стояли реторты, флаконы и колбы с разными жидкостями и порошками. Рядом с ними лежали разнообразные медицинские инструменты. А в правом углу, за кафедрой, была выстроена небольшая домна, в жерле которой тихо гудел огонь. Импровизированная, по всей видимости, из старой печи, в которую были вделаны клинчатые меха для дутья, она являлась единственным источником тепла для этого сырого и холодного подвального помещения.
Как только один из восседавших в кресле человек встал со своего места и поднял руку, возникший в помещении гул голосов пришедших гостей сразу смолк. И пока человек молчал, гости его внимательно разглядывали. Перед ними стоял высокий, худощавый пожилой священник, с осунувшимся и даже немного злобным лицом. Голову его покрывал обычный католический пилеолус красного цвета. Выдержав пару минут тишины, священник, наконец, заговорил:
Здравствуйте братья! Мы очень рады видеть вас сегодня в нашем храме, и хотим поблагодарить за этот, столь опасный в настоящее время, визит, голос говорившего был хриплым и басовитым. Сразу приносим прощение, если кому-то из вас пришлось бросить важные для него дела и сорваться с места по нашему зову, переданному в секретных посланиях верными ордену людьми. Но разве не давали мы клятвы на крови и кресте, вступая в его ряды, в верности, поминовении и выполнении любого данного нам задания, пусть даже ценою собственной жизни, карьеры или семьи? Да, давали! Поэтому вы все здесь! Поэтому вы не посмели нарушить свой долг и стать клятвопреступниками!
Но не будем рассуждать о пустых вещах, а перейдём сразу к делу.
Как и каждый год, собираемся мы сегодня на новом месте. Хотя надеюсь, что оно и в последующие годы послужит нам отличным покровом для наших тайн. А на установленную братством дату основания ордена, сюда будут приглашены его верные послушники и предводители, со всей старой Европы. Об этом грандиозном событии вы будете извещены заранее. Ну, а сегодня же, под сводами этого храма, мы рассмотрим все ваши достижения за год и каждому из вас дадим новое задание.
Священник замолчал, но ненадолго. Вздохнув, он вытер рот шёлковым платком и, облокотившись на проскинитарий, продолжил свою речь, внимательно вглядываясь в лицо каждого из присутствующих.
Начнём же мы сегодня с поимённого списка в алфавитном порядке. Выходя по одному, вы отчитаетесь за проделанный вами в течение года труд. И надеюсь, что никому из вас не надо напоминать, что всё увиденное им здесь и сейчас, должно оставаться в тайне от всего остального мира, и ни кто не должен демонстрировать своих знаний на людях, чтобы не привлекать к себе, и тем самым к нашему ордену, ненужного внимания.
Закончив речь, священник сел на своё место. Однако его тут же сменил другой, сидящий рядом. Этот был куда более плотного телосложения, хотя и также высок ростом, но в отличие от предыдущего оратора лицо его выражало некое благодушие. Может из-за своей ширины, может из-за больших, глубоко посаженных глаз, а может и вовсе потому, что три его подбородка полностью закрывали ему шею, словно голова держалась на туловище и без неё.
Грузный преподобный кхакнул, откашлялся и подошёл к проскинитарию. Там он переложил несколько пожелтевших листов бумаги и, взяв их в руку, поднёс к самым глазам, сощурившись так, словно плохо видел.
Первым вызывается брат Авделай! громко прочитал он весьма странное имя.
Однако тут вмешался третий священник, который, не удосужившись даже встать, сказал:
Хочу вам напомнить, ещё раз, что все вы здесь братья, зовётесь именами, наречёнными при вступлении в орден, так как орден породил вас заново, а данные вам имена при рождении, должны оставаться только в миру̒. И надеюсь, что для нашего сообщества, состоящего из образованных, учёных мужей, не будет препятствием языковый барьер, который мы преодолеваем, общаясь здесь исключительно на латыни.
Мы помним это! отозвался один человек из толпы и смелой уверенной походкой поднялся на кафедру.
Мужчина небрежно скинул шляпу и плащ и вежливо поклонился; сначала трём священникам, затем всем присутствующим.
Чем же вы нас порадуете? Какими открытиями? задал ему вопрос первый священник.
В этот самый момент в подземелье открылась ещё одна дверь, скрытая в противоположной к кафедре стене и выкрашенная в серый цвет. И так как внимание всех находившихся в помещении людей было приковано к брату Авделаю, то ни кто и не заметил вошедшего через неё человека, решившего тут же скользнуть вдоль стены под железную винтовую лестницу, единственное, самое неприметное здесь укрытие, но откуда открывался великолепный вид на всё происходящее.
За прошедший год мне удалось открыть лечебные свойства некоторых металлов, гордо произнёс брат Авделай.
Это был человек средних лет, среднего роста и с немного испано-итальянскими корнями на своём лице.
Какие же именно? поинтересовался худощавый священник, и тут же добавил, вы должны их нам продемонстрировать.
Боюсь, что демонстрация созданного мной эликсира не даст вам сейчас ни чего, ответил брат Авделай, вытащив из внутреннего кармана камзола небольшой пузырёк, который поставил на стол. А результаты применения моей медиамы, так я назвал созданное мной лекарство, станут заметны лишь через год.
От какого же недуга должна избавить человечество ваша микстура? поинтересовался полный священник.
От извечного спутника приближающейся старостиседины, ответил брат Авделай. И чтобы вы не усомнились в этом, я принёс с собой несколько флаконов, и он достал и поставил на стол ещё три пузырька. Разбавляя этот порошок по унции на один мерный кубок, давайте этот напиток сильно поседевшему человеку в течение года, и вы заметите, как он избавится от седины навсегда. А в подтверждение того, что он не несёт вреда, я выпью целую порцию перед вами.
Брат Авделай наполнил водой из графина, стоящего на столе, мерный медицинский кубок, взвесил на чаше аптекарских весов несколько гранул порошка из флакона, и, добавив их в воду, одним залпом опустошил сосуд.
Священники, между собой перешепнулись и один из них, тот, который был полнее остальных и сидел посередине, встал и сделал в огромной книге, лежащей на проскинитарии, какие-то пометки.