Чтобы утешить наркома, я бодро сказал:
Торгпредство все равно скоро перестанет быть тайной.
Про себя же подумал: зараза вы, товарищ нарком, могли бы и предупредить. Почему я не знаю о планах на торгпредство, а финны знают? Торговое представительстводело хорошее. Скажем так, первый шаг к дипломатическому признанию и к появлению во Франции советского посольства. И чего это французы взгоношились? И где я людей найду, чтобы еще и за торгпредством присматривать? А контрреволюционные гнезда кто вскрывать станет?
Простите, Олег Васильевич, что не ввел вас в курс дела, повинился нарком. Но предложение о создании торгпредства появилась не у меня, а у французов. В пятницу Лейг[1] прислал своего секретаря, мы обсудили ряд рабочих вопросов, а в субботу прибыл дипкурьер, и я два дня разбирал почту.
Что ж, извинения принимаются, тем более, я сам виноват. Ишь, устроил себе в субботу выходной день. А в воскресение, когда явился к наркому поговорить о своих подозрениях, он запамятовал.
Странно, что французы предложили открыть торгпредство, подумал я вслух.
Ничего странного, пожал плечами Чичерин. Елисейский дворец в растерянностис кого теперь требовать долги? Кажется, они готовились к несколько иному сценарию, когда все бремя долгов упадет на Советскую Россию. А у нас есть и Крымская республика, Польша, Финляндия. Пока мы с ними не договоримся, французам нет смысла ставить вопросы о возвращении кредитов, компенсации по облигациям. Но денег они очень хотят, это понятно. А с января следующего года в нашей стране вводят НЭП, и наше правительство собирается открывать концессии с участием иностранного капитала. Задача Францииопередить соперников и попытаться вернуть долги с помощью прибыли от концессий.
Тогда, может и хорошо, что план о создании торгпредства известен финнам? Глядишь, станут сговорчивее.
Дай-то бог, совсем не по-наркомовски ответил Чичерин и, косясь на пачку бумаг, спросил:У вас все?
Жаль, что приходится отрывать руководителя делегации от дел, но у меня тоже дело серьезное.
Еще нет.
Я открыл конверт, высыпал на стол купюры и принялся методично их пересчитывать. Закончив, сложил деньги обратно и сообщил:
Нашел в комнате Скородумова. Общая сумма одиннадцать тысяч франков, пятисотенными купюрами. Согласны, что это много для дипломата?
Безусловно, кивнул нарком. До войны на эти деньги можно было домик купить в пригороде или квартиру в Париже. Теперь это уже не те деньги, но все равно, заплатили щедро. Посмотрев в окно, Чичерин смущенно добавил:Мои источники тоже подтвердили факт встречи Скородумова с представителями финского посольства.
Чичерин не стал указывать свои источники, но я их знал. И не стал спрашивать, откуда у народного комиссара Советской Росси «источники» в сюрте, потому что примерно представлял ход событий: Чичерин вечером позвонил в министерство внутренних дел Третьей республикидень выходной, но там есть дежурный, выразил опасение, что за одним из его подчиненных ведется слежка, назвал адрес. Из министерства позвонили в Сюрте, комиссар перепоручил дежурному инспектору, а инспектор, ухватив оказавшегося под рукой агента в штатском, велел сходить и быстренько посмотреть, что там творится, чем эти русские недовольны? Тот, соответственно, сходил, поговорил со швейцаром, доложил по команде Что, кто-то станет отлаживать профессиональную слежку, организовывать наблюдение из-за того, что кому-то что-то показалось? В Париже у полиции дел хватает. Апашей разгромили, но преступности меньше не стало.
Что посоветуете? спросил Чичерин. Сразу скажуфизическое устранение отпадает.
Ну, товарищ нарком, сказанул. Физическое устранение. Это и нерационально, и очень хлопотно. Нарком ведь сам должен знать, что в этом случае делают. Историю дипломатии он изучал, даже книгу писал. Во все времена посланника в чужую страну заподозренного в двурушничестве отзывали домой, а там уж и проводили соответствующую работу. Допрашивали, выпытывали, а если взять эпоху более древнюю, так и на дыбу вздергивали. Интересно ж узнать: что успел рассказать, а что нет, как это можно использовать. Другое дело, если изменник успевал податься в бега, тогда сложнее. Вспомним хотя бы Григория Котошихина, одного из первых «невозвращенцев», написавшего труд о царствовании своего государя Алексея Михайловича. Для одних историков это ценный источник по истории Руси, для другихпасквиль. Не захотели шведы его вернуть, а мы просили! Целую делегацию посылали, деньги тратили. Правда, Котошихина потом все равно повесили, но уже за другую провинность. Посему мои старшие коллеги в свое время не очень горевали о Резуне или Калугине. Предатель свою осину все равно отыщет.
Нужно эвакуировать Скородумова в Россию, твердо сказал я.
А стоит ли спешить? Через неделю, максимум через две, мы вернемся домой. Думаете, он собирается просить у финнов убежища?
Вполне возможно, если он финнам нужен. Если нет, то все равно Скородумов может сбежать. Саквояж приготовил, купил кое-что из вещичек. А одиннадцать тысяч на первое время хватит. Стоит ли рисковать?
Олег Васильевич, эвакуацию ренегата, как вы сказали, вам придется осуществлять самому, развел руками Чичерин. Помощь мы вам окажем, разумеется, какую-то сможем, но сразу скажу, что она будет невелика. Я вам даже дипломатическое прикрытие не смогу обеспечить. Если честно, ума не приложу, как мы сейчас сможем вывезти Скородумова.
Нужно сказать, что я тоже не представляю, как вывезти изменника. В голове вертелась фантастическая картинка, как я иду в аптеку, закупаю снотворное, даю ренегату лошадиную дозу, а потом усаживаю его в автомобиль и везу из Франции через Германию и Польшу в Россию. Наверное, я его и до Вердена не довезу, полиция остановит. И поезд отпадает. Везти с пересадками, караулить, кормить, в сортир водить и все такое прочееда ну его нафиг! Дешевле прямо здесь допросить с легким пристрастием, а то, что останется, утопить в Сене.
Хорошо будет моим коллегам лет через десять. Похитили какого-нибудь Миллера или Кутепова, накачали наркотиками, сунули в машину и увезли в Марсель, а там на советском пароходе аж до Одессы или до Крыма. Нехай себе лежит в трюме, отдыхает. Благодать. Но там уже ИНО станет организацией имеющей и людей, и деньги. Нет, одному не справится, нужная группа поддержки. Да, а Миллера-то моим коллегам из будущего уже похищать не нужно, я же его это самое тогось, еще в Архангельске. Хотя, свято место пусто не бывает.
Архангельск Архангельск Я же в городе на Северной Двине держал господина директора библиотеки почти две недели до отхода последнего корабля. Но там у меня была и группа поддержки, работавшая за идею, и место, где можно спрятать. Здесь нет ни того, ни другого. Но с людьми-то и с местом и дурак все сумеет сделать, а вот ты без этого попробуй. Значит, нужно придумать, как все отыскать и правильно организовать. Если люди не работают за идею, станут работать за деньги. А помещение предоставит сама Франция.
Есть у меня одна идея, но мне понадобятся деньги. Не возражаете, если я возьму пару тысяч?
Пару тысяч? изумленно вскинул бородку Георгий Васильевич, потом, переведя взгляд на конверт, кивнул. Берите все.
Половину, решил я, забирая купюры. Вам еще тоже расходы предстоят. Георгий Васильевич, а вы не могли бы разменять пару тысяч? Хотя бы полусотенными, а лучше десятками. Очень неудобно, если только крупные.
И где же я вам мелкие найду? проворчал Чичерин и полез в письменный стол. Наскреб немного бумажных десяток и несколько монет в один и два франка (их уже делают из алюминиевой бронзы, а когда-то чеканили из серебра!), пододвинул ко мне:У меня скоро одни сотенные останутся, неудобно будет вам суточные выдавать.
Я хотел предложить выдавать людям деньги на расходы не ежедневно, а раз в неделю, но не стал. Получит наш товарищ сразу сто франков, и заведет его нелегкая во французское казино.
Скородумов где-то здесь? Вы ему ничего не говорите, и пусть он не знает, что мы уже все знаем
Нарком кивнул, а я уже собирался откланяться, как зазвонил телефон. Решив, что не стоит мешать, хотел выскочить, но Чичерин, взяв трубку, сказал:
Да Наталья Андреевна, это я Владимир? Какой Владимир? Олег Васильевич здесь, скажите сами.
Взяв трубку, приблизил ее к уху.
Слушаю, радость моя.
Прости, дорогой, я постоянно забываю твое имя, раздалось на том конце провода. Память короткая, женская.
Прощаю, хмыкнул я.
Хочу тебе сказать, что сегодня вечером ты придешь к моим папе и маме просить моей руки, а заодно и сердца. Отговорки не принимаются, я уже слишком часто огорчала родителей. Позволь хотя бы в тридцать с лишним лет стать порядочной дочерью. В восемь вечера, Ледрю-Роллен семнадцать. Целую.
Наташа повесила трубку, а я растерянно посмотрел на Чичерина.
Ледрю-Ролленэто какой-то политический деятель?
Деятель, кивнул Чичерин. А еще улица, сразу за Булонским лесом. Как я понимаю, вы идете в гости к родителям Натальи Андреевны? Не расстраивайтесь, ее отец очень простой человек, хоть и граф. Андрей Анатольевич одно время помогал социал-демократам, но не смог выбрать: он за большевиков или за меньшевиков, да так и отошел от дел.
Я рассеянно кивнул и ушел. Пусть нарком делает свои дела, а мне нужно делать свои. И папу графской дочери я как-нибудь переживу.
Разумеется, ноги меня понесли в сторону «Виолетты» к моему нынешнему другу, самому лучшему швейцару Франции.
Севка, ты чё опять? Что-то забыл? вытаращился на меня бывший циркач.
Дело есть, таинственным шепотом сказал я. Вот, представляешь, многие просили, чтобы им доверил, но я решилтолько Дорофею Даниловичу. Либо он, либо никто.
Да будет врать-то, хмыкнул швейцар. Говори, чё опять тебе надо?
Выслушав меня, швейцар призадумался. Пожал плечами.
А как я тебе это сделаю-то? Хотя Сколько?
Тышша.
Ну, за тысячу тебе это никто не сделает. Сам посудимне опять помощники понадобятся. И Жак будет в доле, и девка эта, Магда.
А сколько запросишь?
Четыре. Ну, хрен с тобой, соглашусь за три.
Три тысячи франков меня устраивало. Все равно деньги конфискованы у самого Скородумова.
Лады, кивнул я. Но, сам понимаешь, аванс тысяча, остальноепо факту совершения.
Эх, крохобор ты, Севка, вздохнул швейцар, убирая деньги в карман ливреи. А теперь мотай отсюда. Мне уже выговор сделали, что с посторонними разговариваю.
Руку я Данилычу пожимать не стал, обойдется, да и он мне свою не протягивал. Я развернулся, чтобы уйти и услышал:
Севка, ты когда Магду-то пощупать успел? Сказала, что твоя рука ей понравиласьласковая мол, нежная.
Я только отмахнулсяфигню какую-то швейцар несет. Когда бы успел? И вообще, мне скоро к невесте.
А время, тем временем (м-да, надо бы по-другому сказать, но пусть будет), шло к вечеру. Потратив пару франков на огромный букет цветов для мамы, подумал и купил еще один, уже для Наташи. Я же ей покамест ни разу не дарил цветов, непорядок.
Я когда-то считал, что Булонский лес, это и на самом-то деле лес, растущий прямо внутри города. Ан, нет. Деревья стоят, словно солдаты в шеренгах, пруды, именуемые озерами, ручейки между ними.
Такси довезло меня минут за пятнадцать. Рассчитавшись с водителем больше похожим на афро-француза, нежели на русского эмигранта, вошел в просторный холл. Консьержка, увидев букеты, даже не стала спрашивать, кто я такой, к кому иду, а сразу заулыбалась и предложила воспользоваться лифтом. Лифтом в двадцать два года пользоваться неловко, хватит здоровья подняться по лестнице.
В квартире меня встретила горничная. Открыв дверь, из-за цветов меня не сразу и рассмотрела, а потом позвала хозяев.
Родителей Наташи я представлял как-то иначе. Думал, что если граф и графиня, то обязательно стройные, сухопарые старики в париках времен Людовика шестнадцатого и в соответствующих нарядах: он обязательно в камзоле, а онав кринолине. Но граф и графиня оказались совсем другими. Не старымилет пятьдесят-пятьдесят пять, невысокого роста (а папа еще и с животиком!), одетые по нынешней моде. Андрей Анатольевич в костюме-тройке, а Ольга Сергеевна в платье от какого-то модного кутюрье.
Букеты произвели разное впечатление на мать и на дочь. Маман, чинно кивнула и отдала цветы горничной, а Наташа повела себя странно. Прижав букет к груди, резко развернулась и вышла. Кажется, она плакала. С чего это бы?
Я хотел ринуться следом, но был остановлен будущей тещей, показавшей, что они тут сами разберутся.
Madeleine, quand le dîner sera-t-il servi? спросила Ольга Сергеевна у горничной, а та ответила:
Dansvingt minutes, Madame.
Моих познаний хватило, чтобы понять, что ужинать мы будем минут через двадцать.
В ожидании мы с отцом Наташи отправились в курительную комнатудовольно просторное помещение с мебелью в стиле ампир и картинами на стенах. Кажется, там Кустодиев, а чуть подальше почему-то Васнецов. А где же Серов и его «Портрет гимназистки»? Возможно, в другой комнате, где поверхность картины не станет портить табачный дым. Я бы с удовольствием рассмотрел произведения искусства подробнее, но придется сесть и беседовать с будущим тестем.
Наталья сказала, что вы не курите, и не пьете? поинтересовался граф Комаровский, протягивая руку к коробке с папиросами. Это как-то связано с религией или еще с чем-то?
Вырос в семье староверов, сообщил я байку обычно устраивавшую моих собеседников.
Странно, хмыкнул граф, закуривая папиросу. Я знавал истинноверующих иереев крестившихся двумя перстами, но при этом набирающихся до положения риз, да еще просивших закурить.
Так и я, Андрей Анатольевич, на армейской службе встречал мусульман, уплетавших сало за милую душу и пивших вино, усмехнулся я, не уточняя, на какой-такой службе и в каком времени это было.
Вы были на армейской службе? поинтересовался граф, а потом решил уточнить. На Великой войне, или?
И там, и тут, осторожно ответил я. На Великойу нас ее чаще называют Мировой, недолго, а на гражданской чуть подольше.
Я ожидал, что Комаровский начнет допытываться о моих чинах-званиях, но тот, затушив папиросу в фарфоровой пепельнице, спросил:
Олег или все-таки Владимир? Наташа называет вас то так, то этак, я уже и сам запутался, как мне вас называть?
А как вам удобнее. Скажу только, что здесь я Олег. Можно даже без отчества.
Хорошо, покладисто кивнул граф. Олег, у меня к вам странная просьба. Как я понимаю, вы с Наташей собираетесь пожениться? Прошение руки и сердцапустая формальность, тем более, касательно нашей вздорной доченьки, выскочившей замуж не поставив нас с супругой в известность. И развелась так же скоропалительно Граф Комаровский закашлялся, как мне показалось, нарочито, чтобы не продолжать неприятную тему. Но справившись с кашлем, спросил. Олег, как бы вы отнеслись к тому, если бы я предложил вам взять фамилию моей дочери и стать графом Комаровским? Юридически это допустимо, никому не возбраняется брать фамилию жены.
[1] В ту пору Председатель совета министров и министр иностранных дел Франции
Глава восьмая. Большевик во дворянстве
Несколько секунд я пребывал в полном недоумении. Затем спросил:
Андрей Анатольевич, а зачем вам это нужно?
У меня на языке вертелось иное слово, более емкое, но в присутствии цельного графа я его постеснялся произнести.
Возможно, вы расцените это как глупость, начал граф Комаровский. Поверьте, я никогда не страдал ни снобизмом, ни гонором, хотя, если верить семейным хроникам, мой род вышел из Польши. Если хотите, назовите это моим пунктиком. Натальяпоследняя в моем роду, но она женщина, значит, получить титул после моей смерти не может и, если бог даст вам ребенка, он станет носить вашу фамилию, и род графов Комаровских угаснет.
А разве Комаровских больше не осталось?
Увы Последний представитель нашего родатроюродный брат Натальи, известный поэт, кстати, умер в четырнадцатом году. В прежние времена можно было бы обратиться к императору, чтобы тот разрешил соединить фамилию Комаровских с фамилией мужа, дать ему титул, но моя дочка
Да, дочка без разрешения папы выскочила замуж, стала большевичкой, какие уж тут прошения к императору. А прецеденты, как помнится, бывали. Да что там, один из убийц Распутина, Феликс Феликсович граф Сумароков-Эльстон вошел в историю под фамилией своей женыЮсупов. Да и его батюшка, незаконнорожденный Эльстон, стал Сумароковым благодаря тестю.