Я сделал вид, что окончательно запутался в словах и смущенно замолчал. Это был как раз тот случай, когда любое слово могло быть обращено против меня, и лучше жевать чем говорить.
- И что ты Видишь?
- Я не вижу Просто знаю Иногда
- Например?
- Например, мне навеяло что в морских водорослях может содержаться новый полезный элемент, - я на секунду замолчал, пытаясь понять, как мне соскочить с опасной темы, после чего сам пошел в словесное наступление.Все что мне Спускается свыше, я тут же тебе передаю, что ты еще от меня хочешь? Я не всеведущ, не господь Бог и даже не новый пророк! А то что я тебе реформу орфографии предложил, так для этого никакими высшими знаниями обладать не нужно!
Император, кажется, совсем прибитый к спинке кресла моим криком, растекся в нем и некоторое время сидел без движения тупо глядя в стену перед собой, после чего вдруг подобрался и уже осмысленно посмотрев мне в глаза произнес,значит так, с сегодняшнего дня будем делать по-другому. Ни с кем, вообще ни с кем, о своих озарениях разговаривать не будешь. Рядом с тобой при любом выезде из Зимнего будет находится Воронцов и четверка гвардейцев. Все интересные мысли будешь излагать письменно и передавать мне курьером или лично. Понятно?
- Понятно, - я тяжело вздохнул, кажется моей свободе приходил конец.Чего уж тут непонятного.
- Дальше, - Александр задумчиво постучал пальцами по столешнице, - первый этап твоей задумки с родильным госпиталем спустя почти год его существования можно признать успешным. Соответственно можно переходить ко второмук обучению персонала для госпиталей других российских городов.
- Да, я как раз хотел - начал было я.
- Вот письменно все свои предложения и изложишь.
- А как же мой егерский взвод?
- А что с ним? Играйся, я не против, до смерти только господ офицеров не загоняй. Посмотрим, что из твоей задумки получится.
В общем, следующие месяцы стали для меня крайне сложными в первую очередь в психологическом плане. Стенки прозрачной клетки вокруг меня буквально на глазах стали толще, выпускать из Зимнего меня началипо личному распоряжению императоратолько под натуральным конвоем из десятка бойцов. Сначала это были измайловцы, однако мои подшефные они все же являлись пехотным полком и в качестве конвоя не годились, потому вскоре были заменены на специально отобранных для этого дела солдат конного гвардейского полка. И это при том, что сам Александр личную охрану часто-густо вообще игнорировалнепростительная легкомысленность на мой взгляд, впрочем, я-то знал будущее - и порой выходил гулять в город совершенно без какой-либо охраны. Получается, что меня охраняли куда более строго чем императора, и естественно это изрядно давило мне на психику.
Во-вторых, у меня появился штатный секретарь и пара посыльных. И вообще меня, я так понял опять же по инициативе брата, очень аккуратно отрезали от всех практических действий, оставив только генерацию идей и дистанционный контроль. Единственное место, куда меня стали стабильно выпускатьэто на службы в Петропавловский собор внутри одноименной крепости. Такой вот ироничный выверт от самой жизнине веришь, будешь посещать церковь чаще.
На деле выглядело это так: придумал что-то напиши, передай кому надо, там сделают и отчитаются. Тоже в письменном виде. А сам ходить куда-то, кем-то руководить, что объяснять личнони-ни. Постепенно пришло понимание, что Александр боится не столько «за меня», сколько «меня», боится, чтобы я где-нибудь чего-то не ляпнул лишнего и не подставил таким образом весь императорский дом и лично императора. С одной стороны осуждать его за такую осторожность сложно, с другоймне-то от этого было не легче.
Формирование опытного егерского взвода закончилось к новому году. Уже к середине ноября отсеялись все, кто посчитал это начинание слишком сложным или бесперспективным для себя, - «в деле» осталось семьдесят девять кандидатов из первоначальных трех сотен - и дальше пришлось заниматься выбраковкой уже самостоятельно. Так, например четырнадцать человек отсеяли по итогу трехсоткилометрового марша по маршруту ПетербургВеликий НовгородПетербург, с которым, чтобы получить зачет нужно было справиться за пять дней. Получилось это не у всех.
Дальше были тесты по общефизической подготовке, стрельбе и фехтованию. Постепенно количество претендентов уменьшалось, пока в двадцатых числах декабрякак раз перед Рождеством, что я счел добрым предзнаменованием - я не получил заветное число тридцать четыре. Три отделения по десять человек, с командирами отделений и командир взвода.
После новогодних праздников уже постоянному составу офицерской части выдали новую форму и принялись учить еще более активно. Я хотел в своих подопечных впихнуть как можно больше полезных в будущем знаний, поскольку общее их образование откровенно хромало на обе ноги.
При всем этом мое непосредственное участие в процессе было сведено к минимуму. Так, например, я высказал пожелание, чтобы егерям дали кое-какие основы рукопашного боя: предложение передали по инстанции, бюрократический механизм крутанулся и откуда-то возникла пара донских казаков, видимо неплохо смыслящих в соответствующей области. Тоже самое было когда я возжелал дать бедующим офицерам егерского полка кое-какие полезные, как мне показалось знания в медицине. Тут был вызван Нестор Максимович и несколько его врачей, уже год трудящихся под руководством светила российского акушерства и офицерам был прочитан курс лекций о первой помощи при ранениях, о самых распространённых в войсках болезнях и о мерах, которые необходимо принимать для сохранения здоровья своего и подчиненных солдат. О важности чистоты, кипячения воды и мытья рук с мылом.
Кстати, о медицине. Как-то так неожиданно получилось, что именно это направление стало основным в моей «работе» зимой-весной 1804 года. Для начала я предложил учредить отдельное министерство здравоохранения, поскольку резоны вхождения медицинской коллегии, учрежденной еще при Екатерине, в структуру министерства внутренних дел мне казались крайне сомнительными. Это решение, однако, по заведенной у нас традиции ничего не делать быстро, зависло на неопределенный срок.
Втором деломпо счету, а не по важностистало составление доклада об английском опыте вакцинации с использованием коровьей оспы. Естественно, в двадцать первом веке я знал о единственной болезни, уносящей ранее тысячи и десятки тысяч жизней, которую человечеству удалось искоренить полностью. Вот только когда именно были проведены первые опыты с использованием коровьей оспы я точно не помнил: где-то на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков.
Однако, если знаешь, что искать, и дажегде искать, найти искомое оказалось не так сложно. Оказалось, что Дженнер уже не только провел свой первый эксперимент в этой областиэто случилось в год моего рождения, -но даже успел накопить кое-какой опыт в этом направлении.
Узнав об этом, я тут же написал Александру о срочнейшей необходимости вводить поголовную вакцинацию в России. Понятно, что ближайшие годи ни ста ни даже семидесяти процентов населения мы охватить не сможембанально врачей у нас столько нетоднако двигаться в этом направлении просто обязаны.
- «Лучшим примером тут была смерть Петра 2. Если уж даже императоры умирают от этой хвори, то естественно, наша Богом посланная»,ссылка на Бога никогда лишней не будет в таком деле. Я старательно орудовал гусиным пером, выводя строчки на листе очередного доклада императору«обязанность, искоренять ее всеми доступными способами».
- Твою мать!Выругался я, посадив на документ кляксу. Писать перьями, да еще и по местной бумаге, на поверхности которой местами попадались ощутимые включения недостаточно качественно перемолотого сырья, было настоящей мукой.А ладно, хрен с ним, там перепишут
В таком режиме ограничения свободы прошел весь 1804 год. Сначалапервые полгодая жутко бесился от нехватки впечатлений и информации, а потом как-то привык смотреть на мир сквозь сухие строчки отчетов.
Все мои попытки как-то вырваться из этой клетки полностью провалились: Александр оставался глух к моим просьбам и на все жалобы отвечал только, что я еще слишком мал для осознания всей ситуации и классическое: «вырастешь сам поймешь». Самое грустное, что и винить мне было, по сути, некого, сам загнал себя в такое положение неумением сдерживать свои эмоции. Вот что стоило придержать свои прогрессорские порывы до того момента, когда Николаю предоставят большую самостоятельность и мои действия не будут столь уж вопиюще заметны на фоне других детей.
Единственным светлым моментом в тот абсолютно серый подстать традиционной питерской погоде стал выход монографии Василия Михайловича Севергина, посвященной открытию нового химического элемента и основным его свойствам, экспериментально определенным автором работы. Мое имя, естественно, в работе не упоминалось, что с одной стороны было немного обидно, а с другой абсолютно естественно. Было бы странно привлекать внимание всего научного мира ко мне в тот момент, когда Александр всеми силами меня пытался спрятать.
Что же касается уже начатых проектов, то они даже без менякак это не печально осознавать - постепенно продвигались вперед. Еще в конце осени 1803 года на обучение в госпитальное училище был набран первый курс будущих акушерок. Вот только полу они были самого что ни на есть мужского. Идею привлечения к организации народного здравоохранения молодых девушек мне полностью, совершеннейше зарезали, мотивировав это тем, что невместно молодых девиц привлекать к бабичьему делу. Мол не может женщина работать одна без мужского пригляда, в серьез ее никто воспринимать не будет, да и кто их тогда замуж возьмет? Что сказать Дикие времена, патриархальные взгляды, почему-то считается что буквально любое появление молодой неженатой девушки мгновенно ведет к разврату и попранию общественной морали.
А ведь я планировал на этой же базе впоследствии готовить медсестер и санитарок для нужд армии, чтобы любая рана на поле боя не означала смерть или ампутацию, как это происходит сейчас. Однако простив системы, даже такой ущербной не попрёшь. Впрочем, может быть местным действительно виднее
Мой экспериментальный взвод спустя год наконец вышел на те показатели, которых я от молодых офицеров и хотел добиться. За это время «курсанты», как я их мысленно называл, приобрели физические кондиции, для этого времени считавшиеся ранее просто немыслимы. Они бегали по лесу как лоси, нагруженные здоровенными рюкзаками, отлично стрелялиегерей я вооружил штуцерами, посчитав что меткость и дальность стрельбы для них важнее чем скорострельностьприлично научились фехтовать и драться без оружия. А уж сколько всяких полезных знаний в них впихнули за этот год и вовсе не счесть. Но самое главное даже не это. За год была более-менее отработана методология подготовки будущих егерей и это значит, что можно было переходить ко второму этапу.
Теперь каждый из оставшихся во взводе офицеровза год по состоянию здоровья или по собственному желаю сошли с дистанции еще шесть человекдолжен был найти себе пять будущих подчиненных. Да, экспериментальный взвод с благословления императора разворачивали в экспериментальную роту, численность которой должна была составить почти две сотни штыков. Предполагалось, что к тридцати офицерам добавятся полторы сотни сержантов и унтеров, а потомесли Бог даст и все пройдет гладкоеще через год три-четыре сотни рядовых и капралов, что уже даст полноценный легкопехотный батальон. Впрочем, до этого нужно было еще дожить.
Интрелюдия 2
Что бы там кто не говорил, но императорская семьяэто тоже люди, и соответственно ничего человеческого им не чуждо. В конце декабря в Зимний дворец, так же, как и во многие другие дома России и прочих христианских стран, пришел рождественский дух. Настроения дополнительно добавляла природа, расщедрившаяся в кой это веки на отличную зимнюю погоду. Температура на улице несколько дней подряд держалась в районе комфортных минус пяти по цельсию, ночью выпал снег, а утром нависшие над городом серые тучи неожиданно растянуло и на радость людям на небе выглянуло солнце, вид которого жители Петербурга, казалось, уже давно позабыли.
Этим утром император вместе со своей женой проводили время за чаем и чтением. Редкий случай семейной идиллии, если вспомнить про тяжелые взаимоотношения в венценосной чете, объяснялся очень просто. На прошлой неделе Александр в очередной раз поссорился со своей «официальной» любовницей Марией Антоновной Нарышкиной, заподозрив ту в неверности. Учитывая, что Нарышкина состояла в официальном бракесобственно Нарышкинаэто фамилия мужа, в девичестве женщина носила фамилию Святополк-Четвертинскаяобвинения эти на взгляд постороннего человека выглядели весьма экстравагантно.
Вообще Мария Антоновна была женщиной крайне интересной. Она была признанным эталоном красоты в Петербургском высшем свете, Кутузов в своей переписке называл ее ангелом, Державин посвящал стихи, а сколько воздыхателей так и остались тайными, понимая, что соревноваться в любовных делах с императоромдело неблагодарное, наверное и посчитать невозможно. Причем, если в первые годы их связи Александр ревниво оберегал свой «пост» подле прекрасной дамы, то впоследствии он стал куда более снисходительными. Говорят, однажды он поймал Нарышкину наа может и под, кто знаетсвоем адьютанте Ожаровском, однако особого значения этому не придал, типа дело-то житейское. Вроде как из трех доживших до взрослых лет детей Марии Антоновны Александр неофициально признавал отцовство двухЭммануила и Софиивыделив мужу любовницы пособие в триста тысяч рублей и наказав тратить его именно на них. Все-таки начало девятнадцатого века было интересным временем.
Так вот в то утро венценосная чета в молчаливой идиллии наслаждались чаем, когда в их покои крича, смесь и толкаясь влетела толпа детей, среди которых была Анна, Михаил их друзья по играм Эдуард и Юлия Адлерберг, и что Александра впечатлило больше всегоНиколай. За всесокрушающей толпой детей пытались угнаться воспитатели, однако расшалившиеся подросткистаршей было девять, а младшемушестьна крики взрослых не обращали никакого внимания.
- Саша, - обращаясь к императору на бегу крикнула девятилетняя Анна, - мы идем кататься с горки. Там на набережной нам насыпали горку, пошли с нами!
Император на это предложение только усмехнулся. Идея пойти съехать пару раз на деревянных салазках с горки, звучала весьма заманчиво, вот только одеваться и уходить далеко от камина, пышущего теплом, было откровенно лень.
Неожиданно, вымахавший к своим восьми с половиной годам уже под метр сорок, Николай остановился, по-детски забрался с ногами на стул и принялся декламировать, закрыв глаза и придерживаясь за спинку чтобы не упасть.
- Мороз и Солнцедень чудесный,
Еще ты дремлешь друг прелестный,
Пора, красавица, проснись,
Открой сомкнутый негой взор,
На встречу северной Авроре,
Звездою севера явись.
Вечор ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась,
Луна как бледное пятно на небе мрачная желтела,
И ты печальна сидела
Посреди стихотворения великий князь открыл глаза и как-то так получилось, что взгляд его упал на Елизавету Алексеевну, с которой еще со времен открытия родильного дома у него сложились теплые, можно даже сказать дружественные отношения. Выглядело это так, как будто мальчик посвящает стихи именно ей.
- А нынчепогляди в окно,
Под голубыми небесами,
Великолепными коврами
Блестя на Солнце, снег лежит,
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
Взоры присутствующих совершенно невольно обратились в сторону окна. Леса там не было, зато белых снежных ковровсколько угодно, да и Нева действительно блестела на Солнце, скованная льдом.
- Вся комната янтарным блеском
Озарена. Веселым треском
Трещит натопленная печь,
Приятно думать у лежанки,
Но знаешь не велеть ли в санки,
Кобылку бурую запречь.
Печи к комнате понятное дело не было, но зато имелся камин, который действительно очень уютно потрескивал. Николай повернул голову к Александру и продолжил.
- Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу,
Нетерпеливого коня.
И навестим поля пустые,
Леса недавно столь густые,
И берег милый для меня
По окончании стихотворения великий князь картинно раскланялся, с улыбкой принимая бурные овации зрителей, после чего спрыгнул на пол и подняв вверх кулак прокричал:
- Вперед! Кататься с горки, - и вся малышня, вновь загалдев бросилась на выход.
- Ну просто татаро-монгольский набег, - усмехнувшись пробормотал Александр, императрица, со слегка зарумянившимися щекамине так часто ей посвящают стихитолько кивнула.Набежали, пограбили и усвистали за горизонт.