Минут через пять на проходную со стороны завода вбежала запыхавшаяся симпатичная мордашкой мелкая девчоночка в синем застиранном халатике с тощей, с мышиный хвостик, светленькой косичкой. Она заглянула в окно вахтерской и радостно закричала, увидав на дальней лавочке Алексея Валентиновича:
Подтверждаю! Нефедов это! Саша! Шофер наш!
Ишь ты! Шутливо принял грозный вид подошедший к окошку Петренко. А сама-то ты, девица-красавица, кто будешь? Подтверди документом свою личность! Может, ты сообщница этого шпиона?
Да вот, пожалуйста, слегка насупилась девчоночка и достала свой пропуск. Я диспетчер в транспортном цехе, Журавская Анастасия Пантелеевна. Не верите, опять позвоните к нам в цех, пускай еще кто-нибудь придет и уже мою личность подтвердит. Пускай вообще (он повысила тонкий голосок) весь наш цех, кто не в разъезде, придет и друг дружку опознавать будет!
Ты, егоза, успокойся и сбавь обороты. Наша служба бдительности требует! Лучше, как говориться, перебдеть чем с точностью да наоборот. Так-то! Ладно, хватит лясы точить, забирай своего головой ушибленного и брысь с проходной, пока я добрый.
Опознанный «Нефедов» и его сияющая радостью маленькая спасительница быстренько покинули «гостеприимную» проходную.
Слушай, Анастасия, назвал девушку услышанным именем Алексей Валентинович. Ты, во избежание дальнейших недоразумений, не проводишь меня в санчасть?
Санька, а ты что, взаправду память потерял? Какая я тебе Анастасия? Настя!
Взаправду потерял, Настя.
А меня, выходит, помнишь?
Нет. Не помню.
А откуда тогда знаешь, что меня Анастасией, а потом и Настей зовут?
Так ты ведь сама себя так на проходной назвала.
А! хихикнула смешливая девчоночка. Точно! Сама назвала. А то, что ты мне в любви объяснялся и жениться обещал, это ты помнишь?
А ты уверена, что обещал?
А то!
А Клава тогда для меня кто? Я сегодня ночевал с ней вместе. В одной, понимаешь ли, кровати
А, это ты про Клавку толстомясую спрашиваешь. Так это она тебя обманула. Воспользовалась тем, что ты память потерял и обманула. Забрала тебя из больницы к себе домой и сразу к себе в койку. Она у нас такая. Хитрая бестия. И на мужиков падкая. Ух!
Значит, обманула она меня, говоришь?
Ну, да.
Значит, я на самом деле тебя люблю?
Ну, да. Чего мне врать-то?
А мое свадебное фото с Клавой на стене в ее комнате? Мои вещи у нее в шкафу? Ее соседи? Все подстроено хитрой «толстомясой» разлучницей?
Да, да, да, хихикала Настя, она такая и есть. Хитрая толстомясая разлучница. А ты, Санька, на самом деле, любишь маленьких худеньких блондинок. Таких, как вот я-а-а
Хорошо, придержал ее за худенькое под синим халатом плечико «Санька». Они как раз, срезая дорогу, проходили каким-то заводским закоулком, заваленным ржавыми железяками, кирпичами и разбитыми досками. Раз, мы, как ты говоришь, любим друг друга, так давай сейчас, прямо здесь и того, этого Трахнемся.
Чего? удивилась Настя.
Ну, попилимся, совокупимся, потараканимся (вспомнил Чехова), переспим, сольемся в экстазе, полюбимся, совершим половой акт, пытался подобрать этому действию подходящее довоенному времени и Настиному окружению название Алексей Валентинович.
А, округлила мелкие смешливые глазенки Настя, ты в этом смысле Неэто только после свадьбы. Я ведь девушка порядочная. Не лахудра тебе какая-нибудь, как твоя Клавка.
Шутница ты, Настя, порядочная, а не лахудра, взъерошил ей соломенные волосенки, собранные в скудную косичку Алексей Валентинович. Веди в санчасть, а то будет, как с обезьянкой, полюбившей на свою голову слона.
Это как?
Не знаешь? Это анекдот такой. Пошлый. Для взрослых. Мне его мужики в больнице рассказали.
Не слышала. Расскажи!
Маленькая ты еще, такое слушать. И, сама же говорила, порядочная.
Ну, Са-ань! подергала «Саню» за рукав Настя, ну расскажи-и-и Все равно ведь не отстану.
Да, что там рассказывать? Ну, полюбила глупая, вот как ты, и мелкая телом обезьянка слона, такого большого и красивого, как я, и прохода ему не давала. Давай, типа, да давай.
Что давай?
Ну, это самое, что ты до свадьбы не хочешь. Слон поначалу отнекивался, отнекивался. Потом ему надоели ее постоянные надоедливые приставания и, скрипя хоботом и бивнями, согласился. Уж не знаю как, но с трудом он в нее, так сказать, проник. А когда, так сказать, кончил, излил свое семя, настырная влюбленная обезьянка возьми, да и лопни, как передутый воздушный шарик.
Фу-у-у, Санька! Как тебе только не стыдно мне, порядочной непорочной девушке, такое беспутное непотребство рассказывать?
А я тебя сразу предупреждал, порядочная ты наша. Сама пристала. Шпингалет с косичкой. Веди, давай!
В медсанчасти завода народа в коридорах не было не то, что в районной поликлинике. В этот раз Алексей Валентинович решил пойти на прием уже не к хирургу, а к терапевту.
Ладно, Настя, сказал он перед дверью кабинета, спасибо, что довела. Дальше я сам, беги в цех.
Давай лучше, я тебя здесь подожду. А то ты еще дорогу обратно на проходную не найдешь, опять тебя кто-нибудь за шпиона примет.
Как хочешь, Настя, если подождешь и проводишь, спасибо.
В кабинете сидела за столом и что-то писала только одна пожилая крупнотелая женщина в белом халате и повязанной косынке. Врач? Медсестра?
Добрый день, осторожно, боясь опять нарваться на грубость, поздоровался Алексей Валентинович, можно?
Заходи, милок, заходи, приветливо позвала женщина. Присаживайся. Что у тебя?
Да вот, подал Алексей Валентинович свои бумаги и присел на стул. Из районной поликлиники меня выгнали, сказали идти в заводскую санчасть. Я только не знаю, мне к вам или к хирургу?
Сейчас разберемся, милок, разберемсятерапевт стала внимательно изучать документы. Так ты шофер у нас? У Палыча работаешь?
Да.
В автомобильную аварию попал Сотрясение мозга Амнезия Швы на голове Из больницы выписали с рекомендацией отдохнуть Восстановление памяти возможно Так ты что, Нефедов, действительно ничего не помнишь?
Я не помню знакомых мне людей и что со мной раньше происходило. События не помню. Но, почему-то, помню общее: слова, разные понятия, арифметику помню, книги. Задачи на сообразительность мне психиатр давал решать. Все решил. А вот жену собственную не узнал. Друга своего, с которым с детства знаком, а теперь вместе работаютоже.
Они тут советуют тебя полностью переэкзаменовать перед допуском к автомобилю. Ты что и ездить совсем разучился?
Когда после аварии очнулсякабину своей полуторки оглядывал, как в первый раз. Вот, допустим, рычаг переключения передач вижу, а куда какую передачу втыкатьдогадываюсь, но сколько ихне помню.
Ладно. Погоди. Не знаю даже, что с тобой делать, врачиха подтянула к себе стоящий на углу стола телефон; отыскала, ведя пальцем сверху вниз по списку, достанному из верхнего ящика стола, нужный номер, и четыре раза прокрутила диск. Ало! Транспортный? Мне вашего начальника нужно. Палыча. Из санчасти звоню. Что? Ну, так найдите. Я подожду. Скажите: срочно. Насчет его шофера. Нефедова Александра. Хорошо, я не кладу.
Полная врачиха, продолжая держать трубку возле уха, снова принялась изучать бумаги Нефедова.
Ало! Палыч? Не узнаешь? Богатой буду. Зинаида из санчасти. Да. Нефедов тут твой ко мне подошел. Не знаю, что с ним и делать. Понимаешь, по той выписке, что ему в больнице выдали, у меня нет оснований ему больничный лист оформлять. Физически он здоров. Отмечают только амнезию. Причем, странную какую-то амнезию. Забыл только своих знакомых и свою жизнь. А, допустим, арифметику, помнит. Как автомобиль водитьзабыл, а прочитанные книги, сам сказал: помнит. В больнице, конечно, молодцы. С себя всю ответственность сняли, а мне рекомендуют дать ему отдохнуть. Еще и путевку в здравницу рекомендуют по профсоюзной линии выделить. На каком основании я его от работы освобожу? Хорошо, жду.
Врачиха положила трубку:
Сейчас, милок, Палыч подскочит. С ним и решим, что с тобой делать.
Минут через пятнадцать белая дверь кабинета резко распахнулась и впустила невысокого кругленького мужичка в грязной спецовке поверх полувоенных бридж, заправленных в испачканные черным маслом сапоги. Нагрудные карманы спецовки оттопыривались какими-то бумагами, авторучками, карандашами и прочими крайне необходимыми ему в руководящем процессе вещами.
Ну, что, Сашка, живойрезвым колобком подкатился он к «Сашке» и крепко пожал ему руку. Здорово, Зин, кивнул, улыбнувшись полной врачихе. Потом схватил еще один стул и со стуком бросил его к столу напротив своего шофера. Сел, как упал.
Так что, Зинаида, у тебя, я понял, нет оснований выписывать ему больничный?
Нет.
А ты, Сашка, я понял, забыл, как водить полуторку. Так?
Так. Забыл. Я и вас не помню. Догадываюсь, конечно, что выначальник транспортного цеха по фамилии Торяник, которого все уважают и называют «Палычем». Но, не помню. Я и жену свою Клаву не узнал, когда она в больницу ко мне пришла. И Кольку Гурина, с которым, как он сам рассказал, я много лет дружил еще в колонии. И соседей по квартире. Я даже не помню, как примусом пользоваться и бритвой бриться. Слово примус помню, понимаю, что оно обозначает, а как им пользоватьсянет.
Да-а, Сашка, странная у тебя какая-то потеря памяти получается Тут помнишь, тут не помнишь
Психиатр, который приезжал в больницу меня обследовать, тоже удивлялся. Но сказал, что психика человека изучена не до конца и всякое, мол, бывает. Там, «Сашка» кивнул на бумаги перед врачихой, и его заключение есть, мне его отдали. Гляньте сами.
Ну-ка, Зина, дай-ка я сам все прочту. Что там твои коллеги насочиняли? Да-а уж, протянул через время ознакомившись. Перестраховались. Свои задницы в белых халатах прикрыли, а вы теперь на заводе сами разбирайтесь. С одной стороны, в больнице на казенных харчах держать смысла нет: здоров! А с другой стороны, рекомендуем санаторный отдых для лучшего восстановления памяти Да еще и за баранку запрещают пускать без переэкзаменовки
Слушай, Нефедов, обратилась к Алексею Валентиновичу, хитро прищурившись, врачиха, что-то я смотрю: бледный ты какой-то. Наверное, голова у тебя после сотрясения мозга все еще кружится, слабость во всем теле Так?
Алексей Валентинович удивленно вытаращился на нее, потом повернул голову на внезапно раскашлявшегося Палыча. Палыч натужно кхыкал в кулак, усиленно моргал глазами и кивал.
А! дошло до «Нефедова». Правильно вы говорите, Зинаида, не знаю, как по батюшке. Сразу чувствуется опытный врач. И голова у меня кружится, еле на завод доехал, и слабость во всем теле, и, вот, гляньте, руки трусятся, он поднял обе руки над столом и стал ими усиленно трясти.
Ну, что ж, Палыч, удовлетворенно кивнула врачиха, такого шофера в рейс выпускатьну никак не возможно. Даже преступно. На неделю я ему больничный оформлю. Какое сегодня число? Девятнадцатое? Вот с 19 по 25 включительно. Большеизвини. Дальше, сам что-нибудь придумай. Он у тебя в этом году тарифный отпуск уже отгулял?
Вроде, нет. Он, по-моему, на осень записан. То ли на октябрь, то ли на ноябрь.
Так отправь его в отпуск сразу после больничного, с 26-го августа. Сможешь?
А как же. Не проблема. Сделаем. Неделя отпуска ему по любому причитается. А месяцем раньшемесяцем позже Перенесем. Я договорюсь.
Вот. А за две недели, глядишь, и память к парню начнет возвращаться. Правда, выполнить рекомендацию по санаторному лечению не получится: насколько я знаю, все лимиты в профсоюзе на август и даже на сентябрь вычерпаны до дна.
Со здравницей, дане получится. Что поделаешь? Слушай, Саня, а через две недели за баранку сесть сможешь? спросил Палыч.
Не знаю, передернул широкими плечами «Саня», может, и вспомню, как. А нетзаново научусь. У меня в голове сейчас пустота какая-то, но зато запоминаю я все быстро. Думаю, Колька меня подучить сможет. Мне Клава, жена, его слова передавала.
Ладно, хлопнул по столу узкой, не вязавшейся с его округлостью ладошкой Палыч. Решено! Ты, Зинаида, оформляешь неделю больничного, янеделю отпуска. Это как по числам получается? С 19 по 25 и с 26 по 1 сентября. Значит, Саня, раньше 2 сентября на заводе не появляйся. Отдыхай себе спокойно и выздоравливай. А нет, погоди! Аванс ты уже получил, получка только пятого сентября будет. А отпускные? Тебе ведь отпускные полагаются. Давай так, чтобы тебе лишний раз на завод не ехать, я за тебя их сам получу и твоей Клаве передам. Устраивает?
Еще бы, расплылся в белозубой улыбке «Саня». Не знаю даже, как вас благодарить. И вас, Зинаида, тоже.
Да чего уж там, махнул рукой Палыч. Ну, чего расселся, как у тещи на именинах? Пошли. Проведу тебя чуток до проходной.
А где Настя? спросил «Нефедов», выйдя в пустой коридор, Она собиралась меня здесь подождать.
А зачем тебе Настя? в свою очередь удивился Палыч. Чего ей тебя ждать? Я ее в цех погнал. Ей работать надо. Признала тебя на проходной, от перебдительных идиотов-охранников освободила иработать.
Ну, да, кивнул «Нефедов», все правильно.
Слушай, вскинув руку, глянул на часы Палыч, уже начало первого. Ты как, насчет, пообедать? Пока перерыв не начался, и оголодавшие работяги тараканами не набежали.
А что, довольно встрепенулся «Нефедов» я действительно проголодался. Пойдемте.
И они пошли. Опять какими-то, очевидно, спрямляющими дорогу узкими захламленными проходами. В одном из безлюдных проходов идущий впереди Палыч остановился, обернулся и узкой ладошкой в широкую грудь остановил своего здоровяка-шофера.
Постой, Сашка, постой, не спеши, начальственно похлопал он по его груди и тихо спросил: скажи мне, только честно. Ты и впрямь память потерял или тебе нужно, чтобы так считали? Ты ведь меня хорошо знаешь, знаешь, что я своих не сдаю. Дальше меня твои слова не уйдут. Я просто знать хочу.
Извините, Палыч, пожал плечами «Сашка» и постарался придать своему лицу как можно более правдивое выражение. Я действительно почти все забыл. Я даже не помню, как вас по имени. Слышал фамилию Торяник и отчество Палыч. А имя не помню.
Ты, все-таки, еще раз подумай, настаивал что-то спинным мозгом почуявший Палыч. В аварии виноват не ты. Претензий за разбитую машину к тебени каких. Даже премии не лишим. Может, он еще понизил голос, тобой органы заинтересовались? Где-то что-то сказал? Кто-то что-то донес?
Да, вроде, нет, опять передернул плечами «Сашка», правда, я ничего не помню. Но из того, что помню, и что мне Клава рассказывала: никто мной не интересуется.
А что такое органы, ты, выходит, помнишь?
В общих чертахпомню. Как и многие другие понятия. Я уже объяснял. И Клава слегка просветила. У нас этой ночью соседей снизу забрали. Она мне немножко объяснила.
Ясно, убрал руку от его груди Палыч. Забудь этот разговор, Сашка. По-человечески прошу. Пошли обедать.
Пойдемте. А разве мы сейчас о чем-то говорили?
Вот-вот. Молоток. Вырастешькувалдой станешь.
После обеда они разошлись: «Сашка» в сторону проходной, а все-таки не до конца убежденный в его амнезии Палычв цех.
Середина дня. Клава домой вернется еще не скоро, только к вечеру. Две безработных недели впереди. Алексею Валентиновичу захотелось в спокойной обстановке поразмышлять, обдумать дикую неправдоподобную ситуацию, в которой он помимо своей воли очутился. Закрыться в четырех стенах своей комнаты? Не прельщает. Да и соседи могут надоедать своим участием. На природе бы побродить, помозговать А и впрямь. Почему бы и нет? Где у нас ближайшая природа? Черт его знает, где ближайшая, но парк Горького, как рассказывала Клава, уже существует. Кстати, а что было написано на табличке на боку трамвая, на котором он сюда ехал? Горпарк? Так чего тут думать? Ехать надо!
И он поехал. На конечной остановке возле парка, на кругу трамвая, Алексей Валентинович купил в газетном ларьке десяток газет, в том числе прошлодневных, и вышел на Сумскую. Через дорогу виднелся центральный вход в парк. Непривычный для Алексея Валентиновича вход: белые квадратные в сечении колонны с гипсовыми статуями у подножия и развевающимися выгоревшими флагами поверху. Между колоннами невысокие металлические трубчатые перегородки для разделения людских потоков в праздничные дни и уходящий в две стороны забор из побеленных кирпичных столбиков, перемежаемых черными вертикальными решетками, по-видимому, чугунными. Сразу за входом, посреди приподнятой невысоким холмом цветочной клумбы, встречала посетителей сидящая на скамейке скульптурная парочка: Ленин и Сталин. В детстве Алексея Валентиновича и вход стал гораздо помпезнее: здоровенная колоннада в архитектурном стиле сталинского ампираи клумба стала пониже, и двух вождей сменил высокий памятник Горькому, которого в свою очередь, в далеком отсюда 2011 году зачем-то заменили совершенно неказистой, непонятно что символизирующей махонькой белочкой.