Одна из вещей, которые были у Друкера в послужном спискета, которую он носил в голове и сердце, к счастью, не та, которая была записана на бумаге, заключалась в том, что он присоединился к остальной части своего танкового экипажа в убийстве пары эсэсовцев в лесу недалеко от польско-германской границы, чтобы отпустить их полковника и командира на свободу. Пока это старое преступление оставалось нераскрытым, он был впереди всех. Это облегчало терпение к нынешней несправедливости, хотя и не намного.
Вздохнув, он сказал: Я полагаю, вы правы, сэр, но это все равно кажется ужасно несправедливым. Я не так уж стар, и я надеялся продвинуться на службе рейху. Это было правдой. Однако, учитывая то, что Рейх сделал с ним и пытался сделать с его семьей, он задавался вопросом, почему это должно быть правдой.
Если бы не Рейх, сегодня мы все были бы рабами Ящеров. Это тоже, скорее всего, было правдой. Ну и что? Друкер задумался. Он всегда ставил личное и непосредственное выше широкого и общего. Может быть, из-за того, что он это сделал, он не заслуживал звания бригадира или даже полковника. Но это была бы настоящая причина, а не навязанная ему Дорнбергером работа.
Я могу дать вам утешительный приз, если хотите, - сказал комендант базы. Друкер скептически поднял бровь. Дорнбергер сказал: Таким образом вы будете летать больше, чем если бы пошли на повышение.
Скорее к своему собственному удивлению, Друкер кивнул. Это правда, сэр. Хотя это всего лишь утешительный приз.
Да, я это понимаю, - сказал Дорнбергер. Но в Нюрнберге есть люди, которые тебя совсем не любят. То, что вы ушли с утешительным призом, в некотором смысле является победой. Сейчас для вас это то же самое, что было для Рейха, Советского Союза и Соединенных Штатов в конце боевых действий: мы сохранили то, что имели, но должны были уступить то, чем непосредственно не владели.
И с тех пор мы строим планы, чтобы посмотреть, какие изменения в это соглашение мы можем внести, - сказал Друкер. Очень хорошо, сэр, я приму это сейчас, но если вы думаете, что я перестану пытаться это изменить, вы ошибаетесь.
Я понимаю. Я желаю вам всем удачи, - сказал генерал-майор Дорнбергер. Возможно, вы даже добьетесь успеха, хотя, признаюсь, это удивило бы меня".
Да, сэр. Могу я, пожалуйста, получить отчет обратно?сказал Друкер. Дорнбергер подтолкнул его к нему через стол. Друкер достал ручку из нагрудного кармана и заполнил место в форме, отведенное для комментариев оцениваемого сотрудника, кратким изложением причин, по которым он счел отчет неадекватным. В девяти случаях из десяти, в девяносто девяти случаях из ста этот раздел формы оставался пустым даже в самых плохих отчетах о физической форме. Повсеместно считалось, что это место, где офицер может дать своему начальству больше веревки, на которой его можно повесить. Будучи уже повешенным, Друкер не видел, что ему осталось что терять.
Закончив, он передал отчет обратно генерал-майору Дорнбергеру. Комендант базы прочитал страстный протест Друкера, затем нацарапал под ним одно предложение. Он поднял лист, чтобы пилот A-45 мог видеть: Я подтверждаю точность вышеизложенного. W.R.D.
Это требовало мужества, особенно учитывая давление, которому он частично поддался, когда писал отчет о физической форме. Спасибо, сэр",сказал Друкер. Конечно, скорее всего, отчет попадет прямо в мое досье, и никто никогда больше его не прочтет.
Да, и это тоже может быть к лучшему", сказал Дорнбергер. Но теперь вы записаны, как и я. Он взглянул на фотографию своей жены и детей в рамке на своем столе, затем добавил: Я хотел бы пойти дальше для вас, Друкер.
Он больше ничего не сказал, но Друкер понял, что он имел в виду. Если бы он не поддался хотя бы отчасти давлению, то, возможно, никогда больше не увидел бы свою семью. Даже генерал-майоры могли оказаться не более чем пешками в игре за власть внутри рейха. Друкер снова вздохнул. Так не должно быть, сэр.
Может быть, так и не должно быть, но это так. Иногда мы делаем то, что можем, а не то, что хотим. Дорнбергер достал еще одну сигару. Свободен.
Хайль Гиммлер! Сказал Друкер, поднимаясь. Слова были на вкус как пепел у него во рту. Он отдал честь и вышел из комендатуры.
За пределами офиса, за пределами административного здания, Пенемюнде продолжал суетиться, как и в течение последних двадцати и более лет. С Балтики подул ветерок, наполненный запахами грязи и медленно портящихся морских водорослей. Где-то по периметру базы, огороженной колючей проволокой, взволнованно залаяла сторожевая собака. Друкер знал, что скорее всего он увидел бездомную кошку, чем шпиона.
Все в Пенемюнде было замаскировано так хорошо, как только могла придумать немецкая изобретательность, не столько против шпионов на земле, сколько против спутниковой разведки. Многие здания были вовсе не зданиями, а манекенами из ткани и досок. В некоторых из них даже горели обогреватели, чтобы они выглядели так, как должны выглядеть для инфракрасных детекторов. И все настоящие здания были тщательно замаскированы, чтобы казаться не чем иным, как кусочками пейзажа над головой.
В каком-то смысле вся эта изобретательность была потрачена впустую. Если бы Ящерыили, если уж на то пошло, большевики или американцыкогда-нибудь решили напасть на Пенемюнде, они вряд ли отнеслись бы к этому клинически. Бомба из взрывчатого металла разрушила бы как замаскированную, так и не замаскированную бомбу хотя некоторые железобетонные сооружения под землей выдержали бы все, что угодно, только не попадание прямо на них.
Друкер покачал головой. Здесь все было так, как было раньше. Только он изменился. Нет, даже он не изменился. Дело было только в том, что Рейх только что сказал ему, что его взрослое служение своей стране не сводится к куче картошки. Это было больно. Он и представить себе не мог, как это будет больно.
Офицеры младшего звена и рядовые все еще стояли по стойке смирно и отдавали честь, когда он проходил мимо. Они не заметили никаких изменений: для них подполковник оставался фигурой божественной власти. Его рот скривился. В конце концов, он будет приветствовать некоторых из них, потому что теперь его место на небосводе было определено, в то время как они могли продолжать подниматься.
Начал моросить дождь, что идеально соответствовало его настроению. Он зашагал дальше по базе. Пара А-45 стояла у своих порталов на разных стадиях подготовки к запуску. Друкер кивнул в их сторону. Они были, в некотором смысле, единственными друзьями, которые у него остались в Пенемюнде. Отчет генерал-майора Дорнбергера о физической форме, как отметил комендант, действительно позволял ему продолжать полеты в космос. Это было что-то: меньше, чем ему хотелось бы, но что-то.
Он еще раз кивнул огромным ракетам. Странным образом они выглядели менее футуристично, чем старые А-10оружие возмездия, как называл их Гитлер. У А-10 были острые носы и изящные изгибы, которые все в дни, предшествовавшие появлению ящериц, считали необходимыми для ракетных кораблей. А-45 представляли собой простые цилиндры, верхние ступени которых были тупоносыми, как у баварцев. Тупые носы имели большую площадь для поглощения тепла атмосферного трения; цилиндры были проще и дешевле в изготовлении, чем более причудливые куски листового металла, которые летали в первые дни.
Друкер вздохнул. Здесь, как и везде, реальность оказалась менее романтичной, чем предполагали мечтатели. Он покачал головой. Может быть, все было бы лучше, если бы Ящерицы никогда не пришли. Если бы русские были разбиты и отброшены за Урал, у Рейха было бы все необходимое для того, чтобы показать, на что он способен в Европе. Может быть, он, Кэти и дети, вместо того чтобы жить поблизости, выращивали бы пшеницу или кукурузу сегодня на бескрайних равнинах Украины.
Мгновение спустя мечта наяву превратилась в кошмар. Эсэсовцы могли бы забрать ее с равнин Украины так же легко, как и из Грайфсвальда. Как у простого фермера, у него не было бы друзей на высоких постах. Они бы застрелили ее или бросили в газовую камеру. Он не позволил этому случиться в реальном мире. Если бы он был расстроен тем, что отчет о фитнесе разрушил его шансы на дальнейшее продвижение по службе, как бы он себя чувствовал, если бы Кэти была ликвидирована?
Эта мысль породила другую, более мрачную. Ликвидация Кэти за то, что у нее была бабушка-еврейка, показалась Друкеру возмутительно несправедливой, но это было потому, что он знал ее и любил. А как насчет других людей с одним еврейским дедушкой и бабушкой? Была ли их ликвидация справедливой? А как насчет людей с двумя еврейскими бабушкой и дедушкой? А как насчет людей с тремя детьми? С четырьмя? А как насчет людей, которые были отъявленными евреями?
Где вы провели черту?
Рейх нарисовал его у одного еврейского дедушки и бабушки. Это оставило Кэти в опасности, а ее детей в безопасности. Друкер не смог увидеть в этом смысла. Было бы больше смысла рисовать его у двух еврейских бабушки и дедушки? Это оставило бы Кэти в безопасности, но Был ли какой-то смысл ликвидировать кого-либо за то, что он был евреем или частично евреем?
Рейх так и думал. Вплоть до неприятностей с Кэти Друкер не слишком задумывался об этом, так или иначе. Сейчас Теперь он вспомнил, что полковник Генрих Ягер, в честь которого назвали его старшего сына, в честь которого он помог убить пару эсэсовцев Швайнхунде, никогда не мог сказать ничего хорошего о таких массовых убийствах.
Он помог Ягеру исчезнуть в Польше с той симпатичной русской летчицей, и с тех пор о нем ничего не было слышно. Теперь он торжественно повернулся на востокточнее, на юго-востоки отдал честь. Полковник, сказал он, я думаю, что вы, возможно, были умнее меня.
Фоцев вошел в административные помещения своего казарменного комплекса. Клерк оторвал взгляд от экрана своего компьютера. Имя и номер оплаты?спросил мужчина. Цель вашего прихода сюда?
Цель прихода сюдаотчитаться перед началом трехдневного отпуска, господин начальник. Фоцев первым делом высказал то, что было у него на уме. Сделав это, он назвал клерку свое имя и номер, который отделял его от всех остальных когда-либо вылупившихся фоцев.
После ввода имени и номера оплаты в компьютер мужчина сделал утвердительный жест рукой. Ваш отпуск подтвержден: три дня", сказал он. Ты собираешься в новый город?
Конечно, господин начальник",ответил Фоцев. Я был вдали от Дома и от того, как велась домашняя жизнь, уже очень долгое время. Я с нетерпением жду напоминания об этом. Судя по тому, что говорили другие мужчины, новый городлучшее возможное противоядие от грязи, вони и безумных тосевитов Басры.
Я слышал то же самое, - сказал клерк. Время моего отпуска еще не пришло, но оно приближается. Когда он прибудет, я тоже отправлюсь в новый город". Он указал на дверь. Оттуда отправляется автобус-шаттл. Оно должно прибыть очень скоро.
Я благодарю вас". Фоцев знал, куда отправляется маршрутный автобус. Он тоже знал, когда. С казарменным умом он рассчитал время начала своего отпуска так, чтобы потратить как можно меньше времени на ожидание транспорта.
Как обычно, автобус подъехал вовремя. Если бы было поздно, он бы заподозрил тосевитский терроризм. Опоздание из-за неэффективности было ошибкой Больших Уродов, а не Гонки. Фоцев и небольшая группа таких же хитрых самцов подождали, пока ребята, вернувшиеся из отпуска, спустятся, а затем поднялись на борт.
С грохотом автобустосевитского производства, такой шумный, вонючий и не слишком удобныйпокатил по новому шоссе, ведущему на юго-запад. Большие уродливые фермеры, копавшиеся на своих полях, иногда поднимали глаза, когда он проходил мимо. Вскоре, однако, он покинул регион, орошаемый речной водой, и вошел в более бесплодную страну, которая напомнила Фоцеву о Доме. Растения, которые действительно росли здесь, отличались от тех, которые он знал до того, как погрузился в холодный сон, но не настолько, чтобы отличаться, не из окна автобуса.
Он повернулся, пытаясь найти как можно более удобное положение. Через некоторое время он с трудом открыл окно и вздохнул от удовольствия, когда легкий ветерок прошелся по его чешуе. Именно для такой погоды и была создана Гонка. Когда Большие Уроды, их вредный город и их еще более вредные привычки и суеверия остались позади, он был готов наслаждаться жизнью до тех пор, пока ему не придется вернуться к неприятным, мирским обязанностям.
Смотри! Другой мужчина указал пальцем. Вы можете видеть корабли колонизационного флота впереди на расстоянии. Есть зрелище, которое заставляет мужчину чувствовать себя хорошо".
Истина! Несколько солдат заговорили одновременно. По автобусу прокатился залп выразительных покашливаний.
Они были умны, - сказал Фоцев. Они создали кораблям и новому городу хорошую зону безопасности, так что местным тосевитам будет трудно подкрасться к ним и сделать что-нибудь ужасное. Обратным было то, что у всех трех независимых тосевитских не-империй, несомненно, были ракеты с металлическими наконечниками, нацеленные на корабли и город. Но Фоцев предпочел не зацикливаться на обратном. Он был в отпуске.
Он подумал о том, чтобы попробовать имбирь, но решил подождать, пока не доберется до нового города. С тех пор как выяснилось, что трава делает с женщинами, офицеры вели себя как мужчины с фиолетовым зудом. Водитель, скорее всего, наблюдал за подобными вещами.
В моих рецепторах запаха нет феромонов", заметил другой солдат. Такое облегчение снова чувствовать себя нормально, не думать все время о спаривании. Я снова могу мыслить здраво.
Ни один из других мужчин не спорил с ним. Несколько громко выразили согласие. Фоцев этого не сделал, но он тоже не думал, что этот парень ошибался.
Корабли колонизационного флота затмевали здания нового города, даже самые высокие, так что эти здания не попадались на глаза, пока мужчины в автобусе не увидели корабли на некоторое время. Когда Фоцев увидел здания, он зашипел от удовольствия. Клянусь Императором, тихо сказал он, это действительно кусочек Дома, упавший на Тосев-3.
Взвизгнув тормозами, автобус остановился в центре нового города. Водитель сказал: Вы, мужчины, хорошо проводите время".
Как мы можем помочь этому? Сказал Фоцев, выходя из автобуса и восхищенно оглядываясь по сторонам. С каждым движением своих глазных башенок он заносил в каталог новые чудеса. Мощеные улицы. А еще лучшечистые мощеные улицы. Здания, подобные практичным, функциональным кубам, которые он знал с младенчества до того дня, когда во Времена солдат его сделали солдатом. Мужчины и женщины этой Расы прогуливаются по этим улицам, входят в эти здания и выходят из них. Никаких охранников или, по крайней мере, никаких навязчивых. Возможно, лучше всего то, что никаких Больших Уродств.
Он вздохнул от восторга. Когда он вдохнул после этого, он уловил феромоны далекой женщины. Она наверняка пробовала имбирь. Он снова вздохнул, на другой ноте: наполовину возбужденный, наполовину смиренный. Он не должен был удивляться, что главный вице-президент Гонки на Тосеве 3 добрался до нового города, но так или иначе он был.
Через мгновение он рассмеялся над собой смехом, полным издевки. Он сам привел Джинджер сюда, чтобы сделать отпуск более приятным. Если он сделал это, то это сделали другие мужчины. Если бы это сделали другие мужчины, некоторые из новых колонистов уже получили бы имбирь. И половина этих колонистов, более или менее, были женщинами.
Вместо того чтобы попробовать, как только он нашел тихое местечко, как намеревался, он прогуливался по улицам, заглядывая в витрины магазинов. Рестораны и места, где можно было распить алкоголь, были открыты и процветали. Такими же были заведения мужчин и женщин, которые продавали услуги: врачей, брокеров и тому подобное.
В продаже еще было мало промышленных товаров. Через мгновение Фоцев исправился по этому поводу. Немногие товары, произведенные Расой, еще поступали в продажу. У фабрик не было возможности начать производство. Он действительно видел на продажу тосевитские товары, привезенные из той или иной не-империи, чьи технические стандарты были выше, чем те, что преобладали вокруг Басры.
Он издал недовольный звук. Он бы не захотел смотреть тосевитский телевизор, даже если бы Большие Уроды позаимствовали или, скорее, украли технологию у Расы. С другой стороны, если бы это был выбор между тосевитским телевизором и никаким другим, как это было бы какое-то время Он издал еще один недовольный звук. Если бы Большие Уроды могли производить телевизоры дешевле, чем Раса, что бы сделали мужчины и женщины, которые их сделали? Это не было проблемой, о которой флот колонизации беспокоился бы перед тем, как покинуть Дом. Насколько кто-либо знал тогда, у Больших Уродов не было производственных мощностей.
Если бы только это было так, подумал Фоцев. Он получил слишком много болезненных уроков о том, на что способны тосевиты. И ему не пришлось особенно тяжело из-за этого, не тогда, когда шла борьба. Другие мужчины рассказывали истории гораздо хуже, чем те, что были у него.
Тем не менее, размышлений о том, что он видел за годы, прошедшие с тех пор, как прибыл флот завоевания, было достаточно, чтобы побудить его потянуться за одним из пузырьков с имбирем, которые он носил в сумке на поясе. Явным усилием воли он сдержал себя. У него будет время позже. Он бы не попробовал вернуться Домой, и он изо всех сил старался притвориться, что сейчас он там.
Что бы он сделал? Он бы пошел и выпил немного дистиллированной воды. Он мог бы сделать это здесь, достаточно легко. Он зашел в одно из заведений, где продавали такие напитки.
По обычаю незапамятных времен, внутри было темно и тихо. Тот свет, который там был, подходил его глазам лучше, чем несколько более резкий блеск звезды Тосев. Несколько мужчин из нового города сидели на стульях и табуретках, разговаривая о работе и друзьях, как если бы они вернулись домой.
Фоцев подошел к серверу. Бутылки, стоявшие за мужчиной, были все тосевитского производства. Фоцев предположил, что ему не следовало разочаровываться. Как и в случае с осознанием того, что Джинджер добралась до нового города, он был. Он дал официанту свою учетную карточку. Позвольте мне выпить стакан вон из того, - сказал он, указывая на напиток, который он хотел. У меня это было раньше, и это неплохо.
Официант выставил счет на его карточку, затем дал ему выпить. Цена, которую ему пришлось заплатить за это, тоже разочаровала его. Он мог бы купить то же самое у Большого Урода в Басре за вдвое меньшую сумму по бартеру. Он слышал, что суеверия местных тосевитов запрещали им употреблять алкоголь, но видел мало доказательств этого.
Но кое-что из того, за что он здесь платил, это комната, подходящая для его вида, и возможность убежать от Больших Уродов. Он поднял свой бокал в знак приветствия. За императора!воскликнул он и выпил.
Императору, - эхом повторил официант и опустил глаза, как ему и следовало сделать. Затем, прочитав раскраску Фоцева, он сказал: Я бы подумал, что вы, солдаты, забудете Императора после стольких лет на этой несчастной планете.
Этого никогда не могло случиться, - сказал Фоцев, выразительно кашлянув. Если я не буду помнить его, духи прошлых Императоров забудут меня, когда я умру.
Как вы, мужчины флота завоевания, можете что-то помнить?спросил официант. Все в этом мире кажется перевернутым с ног на голову; ничто не остается неизменным от одного момента к другому. Правда есть", согласился Фоцев.
Женщина, сидевшая за столиком неподалеку, повернула к нему глазную башенку. Как вы могли из флота завоевания не дать нам должным образом завоеванную планету?потребовала она. Слишком многие из этих диких Больших Уродливых существ все еще занимаются своими делами, и даже те, кого предполагается покорить, небезопасны. Во всяком случае, это то, что все продолжают кричать на нас. Эти существа оказались не такими, какими мы их считали, - ответил Фоцев. Они были намного более продвинутыми, чем мы ожидали, и все еще более продвинутыми сегодня.
Когда пришел флот завоевателей, они были менее развиты, чем мы, - сказал сервер. Это правда или нет?
Это так, начал Фоцев,но
Тогда вы должны были победить их", вмешался сервер, как будто продолжающаяся независимость некоторых тосевитов была виной Фоцева и только его. То, что вы потерпели неудачу, говорит только о вашей собственной некомпетентности.
Правда, - сказала женщина, и пара ее спутников сделала утвердительный жест рукой. Мы пришли сюда, в мир, который не был готов к нам, и чья в этом вина? Твой!
Фоцев допил свой алкоголь, соскользнул со своего места и покинул заведение, не сказав больше ни слова. Он уже видел, что колонистам было трудно приспособиться, когда они приехали в Басру. Но он никогда не предполагал, что обратное может быть правдой, что ему будет трудно приспособиться, когда он приедет в новый город.
Тосев-3 изменил его. Тосев-3 изменил каждого мужчину во флоте завоевателей. Мужчины и женщины колонизационного флота остались неизменными. Возможно, вчера они были дома. И он не подходил к ним. Что там было написано? Ничего такого, что он хотел бы услышать. В конце концов, он достал имбирь и попробовал его с большим удовольствием. С травой, проходящей через него, ему не нужно было слушать, что бы это ни было.
14
Извините, подполковник. Первый лейтенант, с которым разговаривал Глен Джонсон, был не намного моложе его вдвое, но в голосе парня звучала бодрая уверенность. Ничего не поделаешь. Лично я бы сказал да", но у меня есть приказы, и они не оставляют мне никакой свободы действий."
Довольно забавные приказы",сказал Джонсон. Все, что я хочу сделать, это пилотировать один грузовой рейс до космической станции и осмотреться. Я допущен к управлениюлучше бы так и было; они намного проще, чем у Перегрина. Так в чем же проблема с тем, чтобы включить меня в ротацию во время растяжки, когда я не патрулирую? Я же не беру плату за сверхурочную работу.
Конечно, нет, сэр. Лейтенант улыбнулся, чтобы показать, какой он хороший, терпеливый, понимающий парень. Но вы должны знать, что ротации составляются за некоторое время до этого и не пересматриваются случайно.
Что я знаю, так это то, что я получаю обходной маневр", сказал Джонсон. Неподвижный молодой лейтенант выглядел обиженным. Джонсону было все равно. Он продолжал: Чего я не знаю, так это почему.
Он тоже ничего не узнал. Лейтенант сидела там, чопорная и правильная, как школьная учительница Среднего Запада девятнадцатого века. Джонсон пробормотал что-то о своем происхождении, достаточно громко, чтобы он услышал. Он покраснел, но в остальном выражение лица не изменилось. Джонсон снова что-то пробормотал, на этот раз громче, и вышел из офиса с кондиционером.
Даже ранней весной, даже так близко к побережью, влажность заставляла его рубашку прилипать к нему, как проститутку, которая только что заметила букву "С". Что-то укусило его в запястье: один из противных маленьких комаров, которых местные жители называли невидимками. Он шлепал и ругался. Этого он точно не видел.
Когда дело становится трудным, пробормотал он,самые трудные становятся оштукатуренный. Он не был так уверен насчет того, чтобы напиться, но будь он проклят, если не мог выпить. Обзавестись им казалось гораздо лучшей идеей, чем удалиться в свою стерильную маленькую каморку в холостяцкой офицерской каюте и предаваться размышлениям.
В баре он заметил Гаса Вильгельма. Взяв виски со льдом, он сел рядом со своим другом. Что ты здесь делаешь?сказал Вильгельм.
Я мог бы задать вам тот же вопрос, тем более что вы были здесь первым, - ответил Джонсон.
Солнце должно быть где-то над реем, - сказал Вильгельм. И, кроме того, здесь есть кондиционер. Он посмотрел на Джонсона. Похоже, тебе прохлада пригодилась бы даже больше, чем мне. Если это не пар, выходящий у тебя из ушей, то я никогда его не видел.
Ублюдки",пробормотал Джонсон и залпом выпил половину своего напитка.
Ну да, многие так и делают, - резонно заметил Вильгельм. Он позволял очень немногому беспокоить себя. О каких конкретно ублюдках ты говоришь?
Те, кто не хочет позволить мне подняться туда и взглянуть на нашу космическую станцию, - ответил Джонсон. Он чувствовал запах виски; обычно он не пил раньше полудня. Я налогоплательщик, черт возьми. Господи, я даже налогоплательщик с допуском к секретной информации. Так почему же они не разрешают мне полететь туда с грузом?
А",сказал Гас Вильгельм и мудро кивнул. Я пробовал это не так давно. Они бы меня тоже не отпустили.
Почему, черт возьми, нет?потребовал Джонсон.
Вильгельм пожал плечами. Они бы не сказали. Да ладно, сэр, если бы они начали объяснять людям, почему, что бы это была за услуга?
Прежде чем Джонсон успел ответить на это, в бар вошел другой офицер: крупный, симпатичный, добродушный парень, который носил свои каштановые волосы такой длины, как позволяли правила, а затем, может быть, на полдюйма длиннее. Он был одним из пилотов, которые регулярно доставляли грузы на космическую станцию. Джонсон помахал ему рукой, наполовину дружелюбно, наполовину повелительно. Сюда!позвал он.
Капитан Алан Шталь посмотрел в его сторону, затем ухмыльнулся и кивнул. Позвольте мне взять себе пива, сэр, - сказал он, его акцент балансировал между Средним Западом и Югом: он был из Сент-Луиса. Загнав "Будвайзер" в угол, он неторопливо подошел к столу, за которым сидели Джонсон и Вильгельм. Что я могу для вас сделать, джентльмены?
Оставь меня в покое, - сказал Вильгельм. Я здесь только для того, чтобы утащить тела.
Шталь бросил на него насмешливый взгляд. Насколько ты продвинулся вперед по сравнению со мной?
Вместо ответа на это Джонсон задал свой собственный вопрос: Во всяком случае, что вы, водители автобусов, везете на космическую станцию, что делает ее такой ценной, что обычные рабочие, такие как я, не могут заглянуть в ад или в высокую воду?
Открытое, дружелюбное лицо Шталя закрылось, как захлопнувшаяся дверь. Итак, сэр, вы знаете, что я не должен говорить об этом, - сказал он. Я не спрашиваю вас, как вы ведете свой бизнес. Невежливо спрашивать меня, как я управляю своим, особенно когда ты должен знать, что я не могу ответить.
Почему, черт возьми, ты не можешь? Джонсон зарычал. Ему не нравилось, когда ему отказывали. Никто из тех, у кого хватало темперамента забраться в кабину истребителя, не переносил разочарования. Но Алан Шталь больше ничего ему не дал; он просто потягивал свой Бутон и держал рот на замке.
Гас Вильгельм положил руку на плечо Джонсона. Ты можешь с таким же успехом отказаться от этого. Ты ничего не добьешься".
Хорошо, что, черт возьми, люди прячут там, наверху?сказал Джонсон.
Сэр, если больше людей знают, ящерицы, скорее всего, тоже узнают, - сказал Шталь. А теперь я слишком много болтаю, так что, если вы меня извините Он залпом допил свое пиво, кивнулон всегда был вежливи поспешил из бара.
Ну, ты его напугал, - заметил Вильгельм.
Я уже однажды сказал, что я налогоплательщик с допуском к секретной информации", сказал Джонсон. Что мне делать, зайти в телефонную будку и позвонить владельцу автопарка? Передайте все, что, черт возьми, я узнаю, наземной станции Ящериц в следующий раз, когда я поеду на Перегрине? Не слишком, черт возьми, вероятно, я так не думаю.
О, большая безопасностьэто не что иное, как чепухая знаю это так же хорошо, как и любой другой парень, - ответил Вильгельм. Но вы можете сказать кому-нибудь какую-нибудь мелочь, и он может сказать что-нибудь кому-нибудь, и так далее по цепочке, и где-то там, внизу, все, что вы сказали, может отскочить от слуховой диафрагмы Ящерицы. И вы чертовски уверены, что являетесь налогоплательщиком, но, возможно, ваш уровень допуска недостаточно высок для того, что происходит наверху.
Водитель автобуса, такой как Шталь, знает, а я нет? Это было несправедливо по отношению к другому пилоту, но Джонсон был не в настроении быть справедливым.
Брось это",снова сказал Вильгельм. Это лучший совет, который у меня есть для тебя. Брось это. Если вы этого не сделаете, у вас будет больше неприятностей, чем вы можете себе представить. Если Шталь донесет на вас, вы, возможно, уже там.
Да пошел он, - пробормотал Джонсон, но сделал все возможное, чтобы успокоиться; он знал, что это тоже хороший совет. Он подумал о том, чтобы купить себе еще выпить, но решил этого не делать. Если бы он сейчас разбился или даже под кайфом, у него были бы неприятности. Он мог чувствовать это, как люди со старыми ранами или сломанными костями могли чувствовать плохую погоду до того, как она случилась.
Когда Джонсон поднялся на ноги, не сказав больше ни слова и не помахав бармену, Гас Вильгельм испустил не совсем тихий вздох облегчения. Вильгельм не понял. Джонсон не сдавалсяотнюдь нет. Но, очевидно, он больше ничего не мог сделать здесь и сейчас. Его друг знал не больше, чем он, и не проявлял любопытства. Птица, которая действительно что-то знала, вылетела из курятника.
Решив, что ему следует заняться чем-нибудь полезным со своим временем, Джонсон направился в большой ангар, где Перегрин ремонтировался между полетами. Он поболтал с техниками, осмотрел последние образцы модифицированного оборудования, которое они устанавливали, и еще немного поболтал. Некоторые из изменений были несомненными улучшениями; другие выглядели как изменения ради изменений.