У вас, тосевитов, даже не было телевизора, когда вы были птенцом, - сказал ему Страха. Вы не можете найти это столь же необходимым, как Раса.
Кто сказал что-нибудь о необходимости?ответил водитель. Мне это нравится". Страха ничего не сказал. Он стоял, ждал и смотрел на водителя обеими глазными башенками. Большой Уродец вздохнул. Это будет сделано, командир корабля.
Конечно, так и будет, - самодовольно сказал Страха. Водитель доставил ему больше хлопот, чем сделал бы представитель мужской Расы с аналогичной работой. Большие Уродыособенно американские Большие Уродыне понимали первой вещи о подчинении. Но водитель, высказав свои жалобы, теперь будет делать то, что от него требуется.
Краска для тела идеальнаон потратил немало времени, подкрашивая ее, Страха отправился на собрание с чем-то, приближающимся к рвению. У Ристина и Ульхасса в доме был хороший имбирь. Если вечером больше ничего не получалось, он всегда мог попробовать, пока не насытится. Он мог бы сделать это и здесь, но в компании все было по-другому.
Желаю хорошо провести время, - сказал водитель, останавливая машину перед домом, который делили Ристин и Ульхасс. Я буду внимательно следить за происходящим здесь. Идиома Расы звучала гротескно в его устах, но следить за вещами, английское употребление, было бы столь же странно на языке Страхи.
Как и на прошлой встрече, Ристин встретила его перед дверью. Красно-бело-синяя раскраска тела бывшего пехотинца-военнопленного была так же тщательно выкрашена, как и официальный мундир Страхи. (Страха решил не зацикливаться на том факте, что, дезертировав, он не имел права на модную краску для тела, которую все еще носил.) Я приветствую тебя, командир корабля",сказал Ристин. Алкоголь и имбирь на кухне, как и раньше. Угощайтесь всем, что вам заблагорассудится. И еды тоже вдоволь. Чувствуйте себя как дома, вы здесь один из первых.
Я благодарю вас. Страха пошел на кухню и налил себе маленький стаканчик водки. Джинджер могла подождать до поры до времени. Он также взял немного тонко нарезанной ветчины, немного картофельных чипсов и немного маленькой, сильно соленой рыбы, которую Большие Уроды использовали для приправы блюд. Как и большинство мужчин этой Расы, Страха находил их восхитительными сами по себе. А Ульхасс и Ристин положили еще один деликатес, который он видел недостаточно часто: греческие оливки. Он издал тихое, счастливое шипение. Независимо от того, какая компания собралась вечером, еда была хорошей.
Он вынес свою тарелку и стакан в главную комнату, где Ульхасс, который разговаривал с парой других мужчин, поприветствовал его. Как и Ристин, Ульхасс носил краску для тела в американском стиле вместо того, что разрешала Гонка. Другие гости были более обычными. Они также, казалось, были удивлены, увидев там судовладельца. Затем они поняли, каким судоводителем должен был быть Страх, и снова были удивлены по-другому. Страха уже видел это раньше. Он и раньше слышал шепот: Вот и предатель. Он сел и расслабился. Через некоторое время, с алкоголем и имбирем в них, они перестанут его стесняться.
Его глазные турели сканировали полки с книгами и видео вдоль стен главной комнаты. Некоторые из них новые, не так ли?спросил он Ульхасса. Новый с тех пор, как флот завоевателей покинул Дом, я имею в виду?
Да, командир корабля",ответил мужчина. У нас здесь и раньше бывали гости с колонизационного флота. На самом деле, мы ожидаем их сегодня вечером.
Я так и думал, что ты сможешь, - сказал Страха. Интересно, не мог бы я как-нибудь позаимствовать кое-что из этого, чтобы посмотреть, что они делали дома после того, как мы погрузились в холодный сон.
Я был бы рад, если бы вы это сделали", сказал ему Ульхасс. Возможно, это было бы скорее вежливо, чем искренне, но Страха намеревался подхватить его на лету.
И действительно, несколько мужчин и пара женщин из колонизационного флота, находившихся в Лос-Анджелесе с торговой миссией, присоединились к собранию. Они восклицали от удовольствия при виде деликатесов. Увидев краску на теле Страхи, они начали заискивать перед ним, пока Ристин не отвел одного из них в сторону и тихо не заговорил. После этого они, похоже, не знали, что делать с самозваным судоводителем.
Через некоторое время он все-таки разговорился с одним из них, мужчиной, чья краска на теле выдавала в нем торговца продуктами питания. Должно быть, странно здесь жить",заметил парень.
Так и есть", согласился Страха. Временами я чувствую себя так же неуместно, как американская космическая станция на орбите недалеко от кораблей колонизационного флота.
Он выбросил это сравнение, чтобы посмотреть, согласится ли на него торговец продуктами питания. Эта штука!" сказал самец с возмущенным шипением. Большая, уродливая конструкция из Больших Уродов. Его рот открылся от восхищения собственным остроумием. Он продолжил: Я слышал, что они строят на нем отдельную секцию, хорошо удаленную от основного корпуса. Это будет еще уродливее, чем сейчас.
Это трудно себе представить", сказал Страха. Это было также то, чего он раньше не слышал. Он задавался вопросом, знал ли об этом Сэм Йигер. Он должен был бы не забыть передать это тосевиту. Может быть, у Йигера было бы лучшее представление о том, что это значит, чем у него.
Выпив еще немного водки, он вернулся на кухню, чтобы впервые попробовать имбирь. Там была одна из женщин из торговой делегации. В руке у нее был почти пустой стакан водки или рома, и она смеялась глупым смехом с широко раскрытым ртом. Указывая на миску с имбирем на прилавке, она сказала: В любой подходящей странепод которой она подразумевала любую страну, которой управляла Раса, Я была бы наказана за то, что стояла даже так близко к этой траве.
Это не противозаконно в этой не-империи", сказал Ристин. Если ты хочешь попробовать, давай". Он сделал приглашающий жест.
Пахнет вкусно. Женщина снова засмеялась, еще более глупо, чем раньше. Я думаю, что так и сделаю. Она зачерпнула примерно на четыре вкуса. Ее язык скользил туда-сюда, туда-сюда, пока трава не исчезла. "ой." Ее голос стал мягким от удивления. Я не думал, что все будет так.
Вспомнив свой первый вкус имбиря, Страха посочувствовал ейи его вкус был далеко не таким монументальным, как этот. Но затем, мгновение спустя, он почти совсем перестал думать, когда его рецепторы запаха уловили феромоны, которые имбирь выделял в самке. Сэм Йигер предложил ему женщину, которая попробовала имбирь. Он отказал Большому Уроду. Каким же он был несмышленышем! Длинные чешуйки его гребня поднялись.
Он выпрямился в своей позе спаривания, когда самка наклонилась к ней. Ристин тоже направился к ней, но демонстрация Страхой гребня, растопыренных пальцев и яркой краски на теле заставила другого самца уступить ему. Он занял свое место позади женщины. Их тела соединились. Немного позже он издал громкое, восторженное шипение.
Когда он отступил от женщины, Ристин занял его место. Другие самцы столпились на кухне, привлеченные феромонами самки так же верно, как летающие вредители Тосевита были привлечены светом. Пару самцов поцарапали когтями; одного укусили так сильно, что пошла кровь. Страха, насытившись, удалился. Он знал, что должен был что-то сказать Сэму Йигеру, но, хоть убей, не мог вспомнить, что именно.
Феллесс была рада, что оказалась в посольстве Расы в Нюрнберге, когда желание отложить яйца стало непреодолимым. Она и вся Раса были бы смущены, если бы это желание посетило ее, когда она брала интервью у какого-нибудь немецкого чиновника с нелепыми идеями. И она, возможно, не нашла быона, вероятно, не нашла бы подходящего места, чтобы лечь, если бы была среди Больших Уродов.
Внутри посольства, однако, Сломикк, научный сотрудник, подготовил камеру, в которую женщины-гравиды могли отправиться, когда придет их время. На полу был глубокий слой песка, а также множество камней и сухих веток, которые самки могли использовать, чтобы скрыть свои кладки. В камере, конечно, такое сокрытие не имело значения. Но это имело бы очень большое значение для примитивных предков Расы, и желание скрываться оставалось сильным.
Сломикк также обеспечил камере дополнительную защиту от местного фонового излучения. Это не имело бы значения для примитивных предков Феллесс, но она была рада этому.
Войдя внутрь, она осторожно огляделась, чтобы убедиться, что она однаеще один триумф инстинкта над разумом. Дверь в кладовую со щелчком закрылась за ней. Насколько ей было известно, она была первой женщиной, которая им воспользовалась. Немногие другие, здесь или где-либо еще, пробовали имбирь так рано, как она. Немногие другие вступали в брак так рано, как она. И мало кто другой стал серьезным так рано, как она.
Она поспешила в угол комнаты, наполовину заслоненный от дверного проема ветками и камнями. Все ее инстинкты кричали, что это то самое место! к ней. Она не могла бы найти лучшего места для откладывания яиц. Она была уверена в этом, уверена так, что это выходило за рамки здравого смысла. Это место казалось правильным.
Расставив ноги, она наклонилась вперед и вырыла углубление в песке. Никто никогда не говорил ей, как глубоко нужно сделать углубление, но она знала: это знание было отпечатано в ее генах. Если бы песок был теплее, она бы копала глубже; если бы было прохладнее, яма была бы мельче. Опять же, она знала это на уровне, намного ниже сознательного.
С усилием Феллесс выпрямился настолько, чтобы сделать пару коротких шагов на вытянутых ногах. Это располагало ее клоаку прямо над вырытой ею впадиной. Она надавила изо всех сили в абсолютной тишине. В любое другое время, в любом другом месте она бы застонала и зашипела от прилагаемых усилий. Не здесь, не сейчас. Ворчание и шипение могли привлечь хищников к ней и к ее кладке.
Ее два яйца были намного больше, чем отходы, которые обычно проходили через ее клоаку. Сначала она думала, что они вообще не хотят приходить. Она была уверена, что ведущий застрял внутри ее тела и будет мешать всему, что находится за ним, пока она не погибнет. Рассуждая логически, она понимала, что это маловероятно, но в данный момент не думала логически.
Все еще молча, она снова двинулась вперед. Боль от того, что это первое яйцо шевельнулось внутри нее, угрожала разорвать ее надвое изнутри. И яйцо не двигалось. Может быть, это действительно повлияло. После каждого брачного сезона на Родине горстке самок требовалась операция по удалению пораженных яйцеклеток. Разве это не было бы просто ее удачейполучить неотложную медицинскую помощь здесь, в центре Рейха? Тогда им пришлось бы забрать ее отсюда.
Я попробую еще раз, подумала она, а потом позову врача. В отличие от засушливых равнин, на которых эволюционировала Раса, кладочная была оборудована телефоном на дальней стене. Если Феллесс нуждалась в помощи, она могла ее получить.
Она сделала глубокий, глубокий вдох, как будто наполнение легких воздухом могло каким-то образом помочь вытолкнуть яйцо из нее в песок. И, возможно, так оно и было, потому что она почувствовала, как проклятая штука сдвинулась внутри нее. Это заставило ее удвоить усилия, чтобы выдавить это из себя. Это также усилило ее боль, но почему-то она этого почти не замечала.
Яйцо вылетело и упало в песок. Вместе с этим пришло чувство облегчения и решимости, которые, несомненно, проистекали из какого-то гормонального источника, а не из той причины, на которую она обычно полагалась. Все еще оседлав углубление в песке, она снова устремилась вниз.
Со вторым яйцом ей было легче, чем с первым. Возможно, первое помогло проложить путь для того, что последовало за ним. Вскоре в ложбинке покоились два желтоватых крапчатых яйца, окрашенных в цвет песка, в который их положили ее предки.
Она засыпала их песком, который зачерпнула в сторону. Ее движения были уверенными и ловкими; ее тело знало, сколько песка нужно на них насыпать. Затем, поверх песка, она немного опорожнилась. Это было так же инстинктивно, как и все остальное ее поведение в постели.
Как только она это сделала, то сделала несколько быстрых шагов прочь от того места, где лежали ее яйца. Любая другая представительница Расы, которая попыталась бы лечь в этом месте, была бы точно так же отталкиваема феромонами при падении. Так же поступили бы самки нескольких видов хищников, вернувшихся Домой. Женщинам Расы редко приходилось беспокоиться о них в наши дни, но эволюция этого не знала.
Феллесс направилась к двери кладочной. Эти первые несколько добровольных шагов сказали ей, насколько она устала: ноги не хотели выдерживать ее вес. Она чувствовала пустоту внутри; яйца, растущие внутри нее, сжали остальные внутренности, в которых теперь, казалось, было больше места, чем они знали, что с ними делать.
Она хотела поспешить в трапезную, но не моглаона никуда не могла спешить. Она могла идти только медленно, все еще широко расставив ноги. Ее клоака болелахуже, чем болела, оттого, что ее растянули гораздо сильнее, чем нужно было открывать в любое другое время в ее жизни.
В трапезной была ветчина. Феллесс одобрила ветчину. Это была одна из немногих тосевитских блюд, которые она действительно одобряла. Она съела несколько ломтиков, вернулась и съела еще несколько. Казалось, это давало ей балласт. Когда она вернулась за третьей порцией, официант с сомнением посмотрел на нее. Сардоническим голосом он спросил: Что ты сделала, просто снесла четыре яйца?
Нет, только двое, - ответил Феллесс, что заставило потенциального остроумца отступить в таком же смущении, какое испытала Раса, отступая из Англии.
Поев, Феллесс отправилась в свою каюту. Она знала, что хотела там сделать, и сделала это: легла и заснула. Когда она наконец проснулась, то была ужасно голодна. Взгляд на хронометр показал, почему: она проспала полтора дня.
Все еще чувствуя себя вялой и медлительной, она проверила свои сообщения. Только один был достаточно важен, чтобы ответить сразу. Поскольку я мужчина, я должен был сделать все возможное, чтобы подготовить камеру для кладки, написал Сломикк. Было ли это удовлетворительно?
Во всех отношениях она написала в ответ и отправила сообщение. Научный сотрудник справилась так же хорошо, как могла бы любая женщина.
После того, как сообщение было отправлено, одна из глазных башенок Феллесс опустилась в запертый ящик ее стола. В этом ящике, несмотря на предупреждения Веффани, лежал флакон с несколькими вкусами имбиря. Она хотела попробовать. Она была уверена, что трава поможет облегчить ее усталость после родов. Что касается ее, то Джинджер все облегчала.
Но с тихим шипением сожаления она заставила себя отойти от своего стола. Она не могла бы пробовать имбирь, если бы выходила на публикуа она выходила на публику, потому что снова умирала с голоду. Она не хотела останавливаться, чтобы совокупиться по дороге в трапезную. Ей совсем не хотелось останавливаться по дороге в трапезную, и она не хотела попасть в беду из-за употребления имбиря. Больше всего она не хотела, чтобы что-то, даже такое маленькое, как мужской репродуктивный орган, проникло в ее клоаку.
Она снова зашипела. Независимо от того, что подсказывал ей здравый смысл, она все еще жаждала имбиря. В эти дни у нее было гораздо меньше шансов попробовать, чем ей хотелось бы. Какое-то время она надеялась, что ее жажда утихнет, потому что она могла спокойно попробовать, но редко. Этого не произошло. Во всяком случае, ее тяга к траве усилилась, потому что у нее было так мало шансов удовлетворить ее.
Она вышла в безразличный мир посольства. Томалсс тоже только что вышел из своей каютыхорошо, что она не попробовала. Я приветствую тебя, превосходящая женщина",сказал он.
Я приветствую вас, старший научный сотрудник. Голос Феллесс был колючей пародией на то, как она обычно звучала.
Томалсс заметил. Его глаза-башенки прошлись по ней вверх и вниз, отмечая, как она стояла. Ты легла!воскликнул он.
Правда", сказал Феллесс. Все кончено. Это сделано". Она внесла поправку: До тех пор, пока детеныши не вылупятся из своих раковин, все будет сделано. Затем начинается задача их цивилизования, которая никогда не бывает легкой.
Да, я знаю об этом, хотя и с детенышем другого вида, - сказал Томалсс.
Почему, так и есть", сказал Феллесс. В этом ты необычный мужчина. Но теперь, если ты хочешь продолжить разговор со мной, пойдем в трапезную. Она сама так начинала.
Это будет сделано. Томалсс зашагал рядом с ней.
Каково этонести бремя воспитания детеныша?спросил Феллесс. Даже если Кассквитдетеныш совсем другого сорта, вас следует похвалить за ваше усердие. Что касается Дома, то это работа женщин.
Кассквит действительно детеныш другого вида, сказал Томалсс, и она действительно, возможно, обнаружила самца другой Расы. Он рассказал ей больше о Регее и о загадочном сообщении, которое он получил от службы безопасности.
Она все еще думает, что он может быть Большим Уродом, маскирующимся под мужчину своей Расы?сказал Феллесс. Как я уже говорил вам раньше, мне очень трудно в это поверить.
Чем больше я думаю об этом, тем более правдоподобным я нахожу это, - сказал Томалсс. Недооценка сообразительности тосевитов причиняла нам боль бесчисленное количество раз раньше".
Феллесс сказал: Они такие, какие они есть. Они не могут быть такими, какие мы есть. Они не могут. Она добавила выразительный кашель, затем продолжила: Можете ли вы представить, что один из этих немецких мужчин, с которыми нам приходится иметь дело, совершает такое мошенничество даже за то время, которое требуется свету, чтобы пересечь атомное ядро? Рейхсминистр юстиции, например, этот Зепп Дитрих. Я сомневаюсь, что он даже может пользоваться компьютером, не говоря уже о том, чтобы притворяться, что он принадлежит к Расе на одном".
Она фыркнула от абсурдности этой идеи. Но потом она вспомнила о секретарше Дитриха. Этот мужчина хорошо говорил на языке Расы, для тосевита. Если бы он мог каким-то образом проникнуть в компьютерную сеть, смог бы он выдать себя за представителя мужской Расы? Она сделала отрицательный жест рукой. Она не могла в это поверить.
Томалсс сказал: У Кассквита были проблемы с тем, чтобы заставить кого-либо из власти думать, что Регея может быть Большой Уродиной. Следователи считают, что он, скорее всего, какой-то мошенник, но анализ его сообщений не показывает никаких попыток мошенничества. Реальный интерес к этому вопросу минимален".
Если власти не верят, что Регеятосевит, как может Кассквит упорно противостоять им?сказал Феллесс. Она была типичной представительницей Расы в том смысле, что доверяла тем, кто был выше ее, и следовала за ними, пока они не дали ей какую-то непреодолимую причину не делать этого.
Возможно, как вы сказали, подобное призывает к подобному",предположил Томалсс.
Я сказал, что она хотела, чтобы подобное называлось подобным", указал Феллесс.
Он подумал об этом. "Правда: ты это сделала",признал он.
Да, я это сделал, - сказал Феллесс. А теперь, очень громко, еда зовет меня. Она поспешила в сторону трапезной, нисколько не заботясь о том, придет ли Томалсс.
19
Мало-помалу Нессереф привыкала к своей квартире в новом городе, который вырос к востоку от тосевитской деревушки под названием Джезув. Сама квартира могла похвастаться всеми удобствами, которыми она пользовалась дома. У нее был доступ к компьютерной сети Расы, которая связывала ее со всем Tosev 3. Телефон и телевидение также были так же хороши, как и в том мире, который она оставила позади. Она могла найти развлекательные программы одним касанием пальца. Конечно, все это были записи, но для нее это мало что значило. В течение ста тысяч лет Раса произвела так много, что просмотр за одну жизнь не мог дать женщине даже малейшего представления об этом.
Только ее обстановка говорила ей, что она жила на Тосеве 3. Предметы, привезенные из Дома вместе с колонизационным флотом, были самого легкого и строгого изготовления, ничего такого, что было бы у нее там в квартире. Столы и стулья, изготовленные на месте, не походили на работу, которую могла бы выполнить Гонка. Даже те, которые не были слишком высокими и слишком большими, были не столько неправильный, сколько чуждый по стилю и оформлению. Сами зерна древесины были странными, как и безвкусные ткани, которые польские тосевиты считали верхом стиля.
Также странным был вид из ее окна. "Все это слишком зелено", продолжала думать она. На деревьях росло огромное количество листьев. Трава и кустарники росли пышно, гораздо пышнее, чем в большинстве мест на Родине. То, что дождь барабанил в это окно почти через день, тоже казалось неестественным.
Посещение порта шаттла всегда приносило облегчение. Помещения там были полны снаряжения для Гонок, даже если их построили Большие Уроды. Вывод шаттла на орбиту был еще большим облегчением. Корабль и звездолеты, которые они обслуживали, были чистыми продуктами Расы. На их борту она почти могла забыть, что находится не на орбите Дома.
Почти. Во-первых, мир под ней выглядел по-другому. Заболоченныйвот слово, которое легче всего приходило на ум. Эти бескрайние просторы океана казались такими же неправильными, как частый дождь. И, во-вторых, Расе пришлось делить орбитальное пространство с Большими Уродами. Их мягкие голоса, болтающие на своих языках и на ее, переполняли радиодиапазоны еще хуже, чем их аппаратное переполненное пространство.
Особенно выделялась одна деталь оборудования. Что делают Большие Уроды? спросила она, паря в невесомости в центральном стыковочном узле 27-го Императорского Корфасса. Они строят свой собственный звездолет?
Не говори глупостей", ответил мужчина, которого она приехала, чтобы переправить на поверхность Тосев-3, инженер-химик по имени Варрафф. Они не могут надеяться летать между звездами. Они даже не выходили за пределы своей собственной атмосферы до тех пор, пока боевые действия не прекратились. Это всего лишь космическая станция не-империи, называемой Конфедерациейнет, извините, Соединенными Штатами.
Почему он такой большой?спросил Нессереф. Я уверен, что у тосевитов не было ничего такого размера на орбите, когда мы впервые прибыли на Тосев-3.
Никто не знает ответа на этот вопрос, - ответил Уоррафф. Во всяком случае, никто из Расы. Американские тосевиты делают там что-то необычное; я был бы последним, кто стал бы это отрицать. Следите за компьютерной сетью, чтобы быть в курсе последних сплетен, но имейте в виду, что это всего лишь сплетни.
Я думал, вы сказали мне, что он принадлежит Соединенным Штатам, - сказал Нессереф. Кто такие американцы?спросил я.
Исправление этого недоразумения заняло некоторое время. Нессереф мало обращал внимания на меньшую континентальную массу. Она знала о СССР и Рейхе, потому что Польша была зажата между ними. Но у нее была только радиосвязь с американскими космическими кораблями и наземными станциями, и она забыла, что у этих Больших Уродов было альтернативное название для самих себя.
Несколько чиновников ждали Уорраффа, когда она привела его в порт шаттлов за пределами новых австралийских городов; очевидно, он был хорош в том, что делал. Никто не ждал Нессереф, независимо от того, насколько хороша она была в том, что делала. Она нашла транспорт от порта шаттлов до аэродрома неподалеку. Затем ей пришлось ждать следующего рейса в Польшу, а затем ей пришлось преодолеть полпути вокруг планеты.
К тому времени, когда она вошла в свою квартиру, ее тело понятия не имело, должен ли сейчас быть день или ночь. По местному времени был поздний вечер. Она знала, что это неправильно. Не зная, позавтракать ей или лечь спать, она выбрала последнее. Когда она проснулась, была середина ночи, но она не могла снова заснуть, как ни старалась.
Она чувствовала себя запертой в квартире. Она провела слишком много времени в своем шаттле и в самолете, который доставил ее домой. Она спустилась на лифте в вестибюль своего здания, а затем вышла на улицу. Подобное случалось с ней и после других миссий. И снова это было досадой, а не катастрофой.
На улице было еще несколько мужчин или женщин этой Расы. Нессереф смотрел на тех, кто шел или проезжал мимо на автомобиле, с определенной долей настороженности, но только с определенной долей. Раса, как правило, была более законопослушной, чем Большие Уроды, и мужчины и женщины, выбранные в качестве колонистов, как правило, были законопослушными даже по стандартам Расы. Тем не менее, в каждой инкубационной площадке находилось несколько испорченных яиц.
Tosev 3 мог бы сделать кое-что самостоятельно. Мужчина бочком подошел к Нессерефу, сказав: Я приветствую вас. Как бы вы хотели поприветствовать что-нибудь приятное для вашего языка?
Нет", резко сказала Нессерефтем более резко, потому что она действительно жаждала имбиря. Уходи. Когда мужчина отошел недостаточно быстро, чтобы удовлетворить ее, она добавила: Очень хорошо, тогда я позвоню властям", и потянулась за телефоном.
Это заставило парня двигаться быстрее. Нессереф испытывал больше сожаления и гнева, чем удовлетворения. Она шла по тихим улицам. Громкий металлический треск заставил ее метнуться вперед, чтобы разобраться. Она обнаружила пару Здоровенных Уродов, загружающих мусорные баки в ветхий грузовик тосевитского дизайна.
Мы приветствуем вас, господин начальник, - сказали они, в унисон снимая с голов матерчатые шапки. Их акцент был еще хуже, чем у старшего Казимира, и они не могли сказать, что Нессереф была женщиной. Но они вели себя так, как будто имели полное право быть там, где они были, и делать то, что они делали.
Что здесь происходит?спросил Нессереф.
У нее было мало опыта в оценке выражений лиц тосевитов, но ей мало что требовалось, чтобы понять, что они сочли этот вопрос глупым. Так же поступила и она, как только подумала об этом. Один из тосевитов сказал: Убираете мусор, господин начальник. Гонка, не желающая этого делать. Платит нам за то чтобы мы делали это вместо этого".
Очень хорошо", сказал Нессереф, и Большие Уроды возобновили свою шумную, вонючую работу. Действительно, это была работа, которую не захотел бы выполнять ни мужчина, ни женщина этой Расы. Платить тосевитам за это было вполне разумно.
Грузовик с грохотом покатил по улице, оставляя за собой облако ядовитых паров. Нессереф пару раз кашлянула и изо всех сил старалась не дышать, пока облако не рассеялось. Да, платить Большим Уродам за вывоз мусора имело смысл. Но Большие Уроды тоже делали грузовики. Если бы они сделали это дешевле, чем могли бы представители Расы, имело бы ли смысл платить им за такое производство? Нессереф не знал. Она знала, что некоторые из колонистов были промышленными рабочими. Если бы они не производили, скажем, грузовики, что бы они делали?
Если бы грузовики, которые они делали, были лучше, но в то же время дороже, чем у Больших Уродов, что бы сделала Гонка? Что должна делать Гонка? Она была рада, что ей не нужно было решать подобные вещи.
Она бродила по улицам нового города, время от времени поглядывая сквозь рассеянные облака на звезды. Она хорошо знала созвездия; они не сильно отличались от того, как выглядели бы в северном полушарии Дома, хотя, конечно, они вращались вокруг другой воображаемой оси.
Мало-помалу небо на востоке побледнело с приближением дня. Прежде чем взошла звезда Тосев, над полями и лугами вокруг поселения, построенного Расой, поднялся туман. Завитки тянулись по улицам, оставляя воздух влажным и липким. Несмотря на это и несмотря на неприятный холод, Нессереф остался снаружи, зачарованно наблюдая. Такие туманы случались лишь в нескольких местах на Родине, да и то редко; воздух обычно оставался слишком сухим, чтобы поддерживать их. Они казались достаточно распространенными здесь, в Польше, но все равно заинтриговали ее.
Этот, как и большинство, прижимался к земле. Когда Нессереф посмотрела сквозь него вверх, у нее не возникло проблем с тем, чтобы увидеть верхушки более высоких зданий. Но когда она повернула свои глазные башенки вниз, на уровень улицы, чтобы вглядеться в слой капель воды, нижние этажи близлежащих строений расплылись, в то время как те, что были дальшеи при этом не намного дальшеисчезли совсем. Возможно, она была одна в центре небольшого четкого круга, остальная планета (насколько она могла доказать, остальная вселенная) была окутана туманом. Даже звуки, достигавшие ее слуховых диафрагм, были далекими, приглушенными, приглушенными.
Когда Тосев поднялся, туман позволил ей взглянуть на него без защиты. Это казалось ей еще более странным, чем сам туман. Будучи пилотом шаттла, она привыкла к резкому, сырому солнечному свету, не фильтруемому даже атмосферой, не говоря уже об этих миллиардах капель. Даже проблеска солнца должно было быть достаточно, чтобы заставить ее автоматически отвернуть глазные башенки. Но нет, не здесь. Она могла безнаказанно смотреть на Тосеваи она это сделала.
С восходом солнца город вокруг нее начал оживать. Мужчины и женщины толпой выходили из своих многоквартирных домов. Они отправились на ту работу, которая у них была. Парочка из них повернула в ее сторону любопытные глазные турели. Она никуда не собиралась уходить. Она просто стояла и смотрела. Это делало ее не вписывающейся в общество. Она продолжала ничего не делать, только стоять и тоже наблюдать, что не оставляло любопытным повода задавать ей какие-либо вопросы. Это ее вполне устраивало.
Теперь она не знала, что ей хочется позавтракать, но и не знала, что ей хочется какой-то другой еды. Ей действительно чего-то хотелось, и завтрак вполне подошел бы. Ей пришлось оглянуться, чтобы понять, где она находится; она шла сквозь ночь почти наугад. Но новый город был недостаточно велик, чтобы легко заблудиться. Вскоре она очутилась в забегаловке, которую уже посещала несколько раз.