Мертвого.
Вряд ли нужно было уточнять.
УвыСвятослав развел руками.И нашли на квартире, которая ему не принадлежала. А принадлежала некой вдове Охмуркиной, которая занималась незаконной сдачей этой самой квартиры.
Он замолчал, позволяя Астре осознать услышанное.
Вдову стало жаль.
Квартира располагалась в новом доме и пользовалась немалым спросом, особенно среди мужчин, которые желали проводить времяСвятослав несколько замялся и слегка покраснел.Не с женами.
Вы ищете его любовницу?Астра почти успокоилась.
В том числе понимаете, эта смерть весьма странна. Он был здоровым человеком. Не без слабостей, само собой злоупотреблял алкоголем, любил вкусно поесть Но его берегли. Следили за здоровьем весьма тщательно.
а он умер.
Вдруг.
Именно тогда, когда проектАстра категорически не желала подробностейбыл завершен. И это действительно вызывает подозрения.
Почему здесь?спросила она.
А Свят прикрыл глаза. Думает, говорить или нет? Он и без того сказал слишком уж много.
Адрес вдова была женщиной предусмотрительной и потребовала паспорт. С адресом. Объект предоставлять отказался, а вот его пассия проявила большую сговорчивость.
И
Если у них были паспортные данные, то почему просто не задержать?
Вы ведь были знакомы с Серафимой Казимировной Цицинской?с улыбкой произнес Святослав.
Глава 11
Глава 11
От дивы пахло хозяйственным мылом и самую малостьстиральным порошком. Мятным. Правда, запах мяты был раздражающе искусственным, а вот мыло
матушка покупала его много, по пять кусков, сетуя всякий раз, что всенепременно разорится. И куски эти, завернув в старые газеты, складывала в картонную коробку. А коробку убирала под кровать. И та стояла, источая этот химический характерный запах, к которому Святослав долго привыкал.
Этот запах проникал в сны.
Пропитывал одежду.
И привязывался к волосам. Хотя потом оказалось, что существовал он лишь в его, Святослава, воображении. И вот снова нет, от дивы определенно пахло.
И руки вон красные, раздраженные.
А на подоле платья видны мокрые пятна.
Серафима Казимировна?дива повторила это имя.Это невозможно.
Святослав и сам понимал, что невозможно. И вовсе не потому даже, что Серафима Казимировна Цицинская была не в том возрасте, чтобы затевать интрижки. И не потому, что преставилась она уж пару месяцев как. Но вот казавшееся прежде логичным объяснение, что некто воспользовался доверчивостью старушки и украл паспорт, чтобы изменить его под себя, вдруг всякую логичность утратило.
Украсть у ведьмы, конечно, можно, но
Хозяйка уверяла, что документ подлинный. То есть, как минимум, печати на нем были активны.
Дива покачала головой.
И губу прикусила.
И все одно она какая-то бледненькая, заморенная, и сила в ней едва-едва теплится.
Сейчас я думаю, что кто-то или чистый бланк достал, или нашел чужой паспорт при толике таланта изменить его несложно.
Почему она?
Не знаю,вынужден был признать Свят.Возможно документ делали даже не для квартирной хозяйки.
и это тоже нужно будет проверить, правда, пока Свят еще не знал, где искать.
А если уж делать, то лучше на живого человека. Мало ли, вдруг кто захочет регистрацию проверить?
А возраст?
Хозяйка на год рождения не смотрела, как нам призналась, а для кого другого и состариться недолго.
Она кивнула, соглашаясь, что этакая теория вполне имеет право на жизнь.
Но все-таки почему выбрали именно ее
Ее не любили,тихо произнесла дива и провела пальцами по грубому канту.Ее боялись. Сперва я помню, когда мы сюда приехали
Откуда?
Показалось, что не ответит, но худенькое плечико приподнялось, а другое опустилось.
Высокое это около Вязьмы.
Далеко.
Она кивнула.
Там детский дом. Меня в него отправили после того, как родителей забрали.
Взгляд острый и злой, впрочем, злость эта тает.
Нужно будет запросить расширенное досье, которое наверняка имеется, но отчего-то местные решили, что Свят и без него обойдется, оговорившись лишь, что трогать диву никак не можно.
Без особой на то нужды.
Она жила неподалеку. Я сбегала. Как-то у нее спряталась, думала, что совсем сбегу это перед самой войной было. А как началось, то нас в эвакуацию отправили. И я решила, что никуда-то не поеду, что вернусь в Москву, найду наш дом и родителей тоже. Они ведь ни в чем не виноваты, а значит я ребенком была. Глупая.
Свят молчал.
Он знал, что сейчас молчаниеэто именно то, что нужно.
Я сбежала, когда всех стали в машины сажать. Знала, что никто-то не будет из-за меня задерживаться. Сперва спряталась в дровяном сарае, а там
найти диву, если она не желает быть найденной, непросто. Да и вправду, кто стал бы задерживаться из-за нее?
меня даже не искали, я знаю. Спешили все очень а потом, уже когда машин не стало, я и выбралась. Серафима Казимировна меня на дороге встретила и сказала, что я дура, что здесь будет неладно и нужно уходить. Она и сама собралась. И велела идти за ней. Сперва я не хотела, но появились самолеты. Они так гремели, сначала я даже не испугалась. Интересно стало. И я стояла, смотрела на небо. Я никогда прежде самолетов не видела, даже в Москве, хотя папа меня на все выставки, наверное, которые только были, водил. А их было много так много и потом стало еще больше.
Дива обняла себя.
Когда посыпались бомбы, никто ничего не понял. Мы просто смотрели, как они падают. И кажется, что это было так медленно а на самом деле первым же взрывом меня оглушило. Звон такой в ушах стоял и потом еще я помню, как Серафима Казимировна тянула меня прочь от школы. Мы бежали и бежали, и кажется, целый день. На самом деле добрались до ближайшего леска, а там уже, в овражке, укрылись. И Серафима Казимировна прижимала меня к себе, а я дрожала
самолеты Свят помнил.
Ему было шестнадцать и казалось, что это самый подходящий возраст, чтобы пойти добровольцем, а его не взяли. Сказали, что не дорос еще. Да и вовсе негоже такой потенциал на пустое растрачивать. Что найдется дело и для него, только не сразу. Он помнил свою обиду, невероятнейшее разочарование и страх, что война вот-вот закончится.
Как иначе-то?
Она закончится, а Свят так и не станет героем.
Дурак.
Потом мы шли. Долго. Лесом. Иногда выходили на дорогу, но на дороге было опасно, и мы снова уходили в лес. Особенно, когда самолеты появлялись. Правда, чем дальше от городов, тем меньше они летали. Порой случалось наткнуться на деревню, и тогда мы задерживались на день-другой, не больше. Серафима Казимировна всем говорила, что уходить надо, но ей никто не верил. Как можно было поверить в то, что произошло?
И на сей раз в глазах ее полупрозрачных читался вопрос, на который у Свята не было ответа.
на войну он все-таки попал.
Через год.
Ему было семнадцать, но Родине требовались маги, в том числе и разума.
Однажды нам удалось прибиться к обозу. Вывозили зернохранилище, и архив эвакуировали. Серафима Казимировна тогда сказала, что будет мне бабушкой.
в архивах много полезного отыскать можно, в том числе и бланки паспортов, которые полагалось хранить пять лет даже после смерти владельца.
Тебе не обязательно рассказывать.
Нет. Наверное. Но она сказала, что врать магам разума глупо. И что вы слишком любопытны, чтобы оставить вопросы без ответов. Я дам вам ответы, а вы от меня отстанете.
И Свят кивнул, принимая ультиматум.
Мы ведь не сделали ничего дурного. Возле Савельевки, такая деревушка махонькая, Серафима Казимировна сказала, что караван обречен, если не пойдет другим путем. Но ее не послушали. Почему-то никогда ее не слушали. И мы ушли.
А они?
Дива пожала плечами.
Откуда мне знать? Мы просто ушли. Надеюсь, она ошибалась.
Она ведь была не просто ведьмой, так?
Пророчицей,согласилась дива.Это я потом узнала. Она умела видеть вероятности. И пользовалась этим.
Свят мысленно выругался.
Ладно, ведьму упустить, но пророчицу, ту, чей дар встречается куда реже, нежели дар самого Свята? Ей были бы рады и в Ленинграде, и в Москве. Ее бы приняли с почетом и уважением. Ведьмы любят уважение.
И золото.
И яркую жизнь, от которой Серафима Казимировна взяла и отказалась, хотя не могла не понимать, что теряет. Или наоборот, понимала слишком хорошо?
Мы долго бродили. Потом осели в одном городке, который в тылу и там продержались два года. Затем переехали опять. И снова и уже когда объявили, что война закончилась, то сюда отправились.
Дива погладила себя по плечу, словно успокаивая.
Здесь она устроилась при больнице. Санитаркой. Она могла бы и больше, но сказала, что не хочет, что устала от людей, правда, потом все равно помогать стала. Я понимаю. Нельзя не помогать,бледные кулачки сжались.Просто невозможно. Мне. И ей тоже. Ее сразу приняли, когда поняли, какой дар. Жили мы сперва у одной старухи, платили ей. Потом в бараке, а там уже и комнату ей дали.
Ей?
Сперва ей. Потом и мне когда я пошла в медицинские сестры.
Ее голос едва слышно дрогнул, и Свят подумал, что это неспроста, что не все-то так гладко с этой квартирой и комнатой. Что наверняка выделили ее, пусть и по веским основаниям, но не без посторонней помощи, за которую пришлось платить.
Серафима Казимировна она говорила, что видела многое, что верить никому не след. И подозреваю, она и мне-то до конца не доверяла а характер у неедива едва заметно улыбнулась.Как-то пьяный Толичка, когда только-только здесь появился, а Ингвара еще не было, в комнате его жила вдова полковника с тремя детьми в общем, Толичка решил, что он тут главный. Бузить стал не так, чтобы совсем уж, чтобы драться, но песни пел, кричал всякое мешал всем. А когда просили уняться, то еще больше кричал Серафима Казимировна тоже сперва попросила. Он же ее обложил матерно
И как?
Улыбка стала шире.
От выпивки отворотило начисто он сперва даже не понял, в чем дело все пытался, а только нюхнети плохело ему. Так он нос зажал и стопку опрокинул. Его так вывернуло как понял, кричать стал, что заявление напишет, что жаловаться будет и вообще нас в милицию сдаст, как врагов народа. А Серафима Казимировна ему и сказала, что если он еще в неурочный час рот откроет, то не только пить не сможет, но и кое-чего другого отсохнет вместе с руками.
Свят только крякнул.
Толичка и заткнулся. Потом еще приходил прощения просить. Торт принес. И цветы. И о чем-то долго с Серафимой Казимировной беседовал. Я в коридоре сидела. Выставили. И потом меня уже Натаниэлла Генриховна к себе позвала, с Эвелиной играть, хотя мы никогда-то особо не играли, и вообще
Это
Бабушка Эвелины. Она она была хорошей,дива обняла себя.И, пожалуй, единственной, кто понимал, что Серафиму Казимировну, что меня, что не важно
Она тряхнула головой и поднялась.
Поправила платье.
Сцепила руки.
Погодите,Свят понял, что не желает, чтобы она уходила. И вовсе не потому, что ему необходима компания дивы. Ему просто необходима компания. Иначе
его война отличалась от той, которую видела эта девочка. А она, несмотря на рождение ребенка, так и осталась девочкой. Свят слышал, конечно, что долгоживущие и взрослеют куда медленней, хотя, может, и не в этом дело.
И
Она просто стояла.
Смотрела.
Ждала.
И как ей было сказать, что если она уйдет, то Свят сам провалится в прошлое, а он не хочет. Он пытался забыть, но и маг разума не способен на такое. Кого-то еще он бы заставил.
заставлял.
А сам вот вынужден будет оказаться на опушке того безымянного леска подле безымянной деревни. Он вдохнет запах прелой хвои и разворошенной земли. Он увидит яму и людей, что стояли на краю ее. Он заставит себя поднять руку. И лейтенант, которого поставили командовать расстрелом, кивнет. Он, этот лейтенант, в отличие от Свята, сомнениями не маялся.
Он твердо знал, что дело его правое. А грязь? Какая война без грязи.
И Свят сделал вдох. И заставил себя попросить:
Когда появились другие все кто первым?
Первыми, пожалуй, Эвелина и ее бабушка,вопрос диву не удивил, вот только она что-то да почуяла, уставилась своими глазищами, в которых теперь виделось Святу болото.
обманчиво ровная трава, которая так и манит прогуляться.
Лай собак.
Бег.
И воздух, которого не хватает. Ноги вязнут. И слева Пашинский проваливается в топь, сразу и по грудь. Он с трудом сдерживается, чтобы не заорать. А собаки близко. И слышны уже не только они, но и голоса тех, кто идет по следу.
Попадаться нельзя.
Когда мы появились здесь, они уже жили. И еще другие люди, но их я плохо запомнила. В первое время Серафима Казимировна вообще запрещала мне из комнаты выходить. А ее запирала может, и не зря. Я только помню, что было очень душно. Людей здесь жило много. Куда больше, чем сейчас. Это потом уже расселять стали куда-то, а тогда потом потом появилась Тоня.
Расскажите о ней.
Что?
не важно, лишь бы слушать, отодвигая тот миг, когда придется-таки встретиться с одиночеством и памятью.
Что вы о ней думаете.
Я?дива несказанно удивилась.
Вы. Какая она?
Деловитая,дива ответила не сразу.Серьезная. Она учится на вечернем. Хочет пойти в педагоги и у нее выйдет. Я думаю. У нее много терпения. А чтобы быть педагогом, терпение необходимо. Пока она работает проводницей, но это не для нее.
Почему?
Тоня ей нужен покой и стабильность, а не постоянная дорога.
А ее жених?
Дива прикусила губу и задумалась уже надолго, но потом покачала головой.
Не знаю. Сюда она его не приводила. Да и мы не подруги, чтобы обсуждать или вообще разговаривать. После Таси поселился Толичка. Он бестолковый. И врет много.
О чем?
Обо всем. О том, что звезда. И что в Москву его зовут. О том, что служил хотя это он до того, как Ингвар появился, всем говорил, а потом замолчал, будто забыл вдруг. Поэтому я думаю, что не служил. И раньше никто-то уличить не мог Толичка он опасный.
Интересное мнение.
А взгляд не теплеет, он пронизывает, как тот ветер мокрая одежда. Болотная вода черна, а еще она ледяная, и Свята бьет озноб.
У него почти получилось.
У него
он боится сильных, но стоит проявить слабостьголос дивы донесся издалека, избавив от необходимости вспоминать еще и это. Свят знал, что так легко отделаться не выйдет, но, пока длится разговор, у него еще есть время.
Ингвар вот просто сильный и никого не боится. Он сильный внутри. И подлости в нем нет. Если бы он не был женат, я бы его выбрала.
Что?
Переход был столь неожиданным, что стекло памяти треснуло, оставив Святу легкое чувство незавершенности.
Мне все равно придется выйти замуж,спокойно и как-то обреченно сказала дива.Но на этот раз я своих ошибок не повторю.
Свят не поверил.
У него вот не получилось.
Глава 12
Глава 12
Антонина поправила букет, который выглядел в достаточной мере солидным, чтобы его не стыдно было показать. Конечно, это не розы, которые приносит Эвелина, но бледно-розовые, с алой каймой по краю лепестков, гвоздики.
От цветов пахло.
И Антонина не могла отделаться от мысли, что не только от них. Поправив сумку, что съехала на бок, она решительно толкнула дверь. И ведь снова пружины не смазали, идут туго, скрипят, раздражая этим скрипом. У нее и без того смена вышла суматошная.
Сутки, почитай, на ногах.
А тут дверь.
- А, это ты, - в коридоре Антонину встретила Ниночка.С цветочками? А чего гвоздики? Денег пожалел? И охота тебе с таким скупым связываться?
Ниночка была как-то слишком уж весела.
Или обыкновенно? Но за пару дней отсутствия Антонина просто успела отвыкнуть от этой неестественной ее веселости.
Отвечать она не стала.
Разулась.
Вытащила из шкафа тапочки, которые явно кто-то брал, хотя Антонина не раз и не два просила вещи ее без спроса не трогать. Со спросом тоже.
Раздражение ее было столь резким, что пришлось стиснуть зубы, чтобы не высказать Ниночке, которая не думала исчезать, - вот дел у нее других не было, кроме как за Антониной смотретьно пялилась, пересчитывала несчастные гвоздики.
- А у нас жилец новый, - наконец, Ниночка соизволила поделиться новостью. Именно когда Антонина почти уже решилась надеть тапочки, убедив себя, что, кто бы их ни брал, он сделал это по ошибке, и как только ошибку понял, так сразу и вернул.