Сфера времени - Алёна Ершова 9 стр.

ДНС для свиданий предоставлял в пользование комфортабельные номера, которые при желании могли быть закреплены за одним из абонентов. Сервис при посещении был выше всяческих похвал. Оплатить, правда, цену за услуги Дома могли себе позволить немногие.

Послушав совета Марго и ознакомившись с информационными буклетами, Ефросинья решила воспользоваться услугами Дома. Она заполнила анкету, сдала необходимые анализы, получила индивидуальный номер Е-0458. Но так и не дождалась приглашения. Время шло, и наличие оставленной заявки в ДНС забылось. Каково же было Фросино удивление, когда на следующий день после пролонгации договора с Марго пришло сообщение о наличии партнера мужского пола под номером Д-0503, совместимость с которым превышала 98 %. Любопытство подтолкнуло к первой встрече. Лицо мужчины скрывала маска. Однако спрятать высокий рост, равно как и худое, жилистое тело, было невозможно. Светлые, не по моде коротко стриженные волосы, гладко выбритый подбородок, длинные тонкие пальцы, плавные слитные движения. Все это запомнилось фрагментами.

Смотрел он на неё так, как было не принято уже лет сто: жадно, жарко, обжигающе. Не произнеся ни единого слова, вторгся в её личное пространство, прикоснулся кончиками пальцев к незакрытой маской части лица.

Они сорвались, как два оголодавших зверя. Несколько свиданий молча, неистово насыщаясь друг другом. Впервые Ефросинья ощущала иррациональное, необъяснимое, первобытное счастье. Впервые вслед за радостью пришел страх: вдруг этот Д-0503 не оставит заявку или не придет на её «зов». Но время шло. Одна встреча перетекала в другую, а днив месяцы. В какой-то момент они начали общаться, узнавать друг друга. Он дал ей имя «Ева», а она долго перебирала мужские имена на букву «Д», слушая бархатный мужской смех. Плюнула и, скорее из чувства противоречия, назвала мужчину «Иван». Получив от любовника огненный поцелуй и тихое «Угадала. Очевидный ответ, не всегда правильный. Не правда ли?», Ефросинья растаяла в счастливой неге.

Пять лет они были вместе. Странно, но время не пресытило их пыл: сердце и сейчас колотилось, как бешеное, стоило подумать о предстоящей встрече. Хотелось увидеть, дотронуться, поделиться радостью прожитого дня. Непостижимо, каким родным за годы коротких встреч может стать совершенно посторонний человек! Они почти не разговаривали о семье, работе, друзьях. Тем не менее, общие темы для бесед находились легко и непринужденно. Естественно, их встречи не были каждодневными. Но если кто-то на длительное время был вынужден покинуть город, то обязательно оставлял сообщение. Иванещё и тюльпаны. До неприличия старомодно и до умопомрачения приятно.

Год назад он впервые предложил сойтись. Фрося долго сомневалась, металась, думала. Но под конец дала согласие.

Марго знала всю эту историю с самого начала и была искренне рада за супругу, которая за эти годы стала в первую очередь другом. Дело оставалось за малым. Сообщить Елисею о разводе и оформить документы. Но всё это уже после возврата Фроси из экспедиции.

[1] От англ. Parents. Принятое в обществе обращение к родителям любого пола, лишенное гендерной окраски.

Praeteritum V

Отец Никон восседал за княжеским столом на почетном месте и хмуро смотрел на серебряное блюдо с колбасой. Шел самый разгар Рождественского поста. Посему мясное поставили от старца подальше. Бояре, воровато поглядывая в сторону настоятеля Борисоглебского монастыря, ждали, когда тот отвлечется от созерцания запретной снеди, чтобы с чистой душой стащить горячий, лоснящийся жиром кусок.

Священнослужителя терзания бояр веселили. Относительно недавнее нововведение патриарха, увеличившее зимнее говение с семи дней до сорока, мирянам было не по нраву. А духовное лицо на пиру и вовсе что кость в горле. Но никуда не денешься: игуменприближенный к князю Владимиру человек. Посему сидят, икрянку ложкой ковыряют.

«Ничего, меньше съедят на ночь глядя, может и не будут кафтаны на пузе трещать»,  усмехнулся про себя священник.

Зимние княжеские пиры традиционно проходили раз в седмицу. Здесь общались, заключали договоры и союзы, заводили новых врагов и расправлялись со старыми. Отец Никон старался хотя бы раз в месяц посетить это уютное змеиное гнездышко. Собрать слухи, которые успевали растеряться по дороге к Борисоглебскому монастырю, понаблюдать за политическими рокировками. Вот и сейчас священник гонял по миске крошево, поглядывал кругом да слушал многоголосый гомон.

Рядом сидел Юрий и с довольным видом уплетал пареные овощи. Чуть поодаль не спеша тянул пиво Ильявоевода Муромский, наставник молодого десятника и бывший соратник Никона. Богатырь почувствовал на себе взгляд, отвлекся от думы и кивнул в знак приветствия. Ещё один старый друг Боярин Радослав о чем то спорил с гусляром Стояном.

Боярин Ретша что-то высказывал своей старшей дочери, черноволосой Кирияне. Та морщилась и поджимала тонкие алые губы. Разговор боярыне не нравился. Её жених, сотник Давид, на пир не пришел. Это нервировало обоих. Их первый противник, скудобородый боярин Позвизд, расположился по правую руку от князя и взглядом метал стрелы в сторону ненавистного семейства. Дочь его Верхуслава так и не понесла от князя, и положение боярина становилось шатко. Нет, Владимира Юрьевича он не опасался: силенок у Муромского правителя не хватит противостоять своему тестю. А вот распоряжаться княжеством, как собственной вотчиной, ему мешали другие бояре. Отсутствие наследника, от имени которого можно править по смерти болезного князя, ставило под угрозу все дальнейшие планы. А Ретша, гляди, подсуетился, сосватал свою дочь за среднего из Святославовичей. Год, другой, и сядет сотник на Муромский стол, а Кирияна сделается княжной, и конец придет Позвиздовым мечтам о правлении. Боярин поёрзал на вмиг ставшей неудобной скамье. Другой дочери у него не было, поэтому следовало хотя бы на время отодвинуть Ретшу и его семейство подальше от сотника. А там глядишь, найдет полюбовника для Верхуславы. Поди докажи чей ребенок у бабы в брюхе.

 Всё печалишься по ведьме?  тихим низким голосом спросил Илья.

Эта фраза выдернула Никона от созерцания гостей. Священник прислушался.

 Не,  протянул десятник, оглаживая усы,  Мыслю, как дар отвести. Парша прошла. Сам знаешь, такой долг нельзя не отданным держать.

 Верно. А она просила у тебя чего?

 Ничего, только сказала вернуться, как здрав буду. А дар я сам выбрал: ещё там, в избе, решил, что нож свой отдам.

Илья удивился. После кивнул. Странно, конечно, железо ведьме дарить, но и девица она непростая, может, и впрямь хорошая мысль. Всё же живет одна. Хороший нож в лесу нужнее, чем монисто или скатень[1].

 Надо, чтоб Давид с тобой поехал, гляди, она и его от парши вылечит.

 Не хочет. В язвах весь, уж и в бороде плешь, сбрить пришлось. От того и на пиру не показывается. Зол, как чёрт на наковальне. Но про ведьму и слышать не желает. Сказал, с нечистой силой у него дороги разные.

Отец Никон нахмурился. Только ведьм да волхвов ему в Муромской земле не хватало. Да и состояние своего воспитанника не радовало. С лета прицепилась зараза, и только хуже день ото дня. Часть язв сотник расчесал до гнойных струпьев. Дёгтем мазать не желает, лекарей всех разогнал (хотя этим дармоедам так и надо). Монастырская травница только руками развела, предложила чеснок давить да втирать. Видимо, не помогло и это. Или не лечился вовсе. Сам настоятель мог максимум рану почистить да зашить так, чтоб не гноилась, но как справиться с язвами, не знал.

 Что за ведьма?  спросил он Юрия. Дружинник на мгновенье смутился, а потом ответил:

 В Рязанской земле живёт. Недалеко от села Ласково, паршу мне вылечила.

Парень предъявил руку, где едва розовела молодая кожа.

 Вижу. А отчего решил, что яга?

 Так дом у неё на четырех столбах, хлеб ножом режет, креста не носит, живёт одна. Лечила меня дымом пурпурным.

От последней фразы священник резко подобрался. Слушавший разговор Илья отметил, что старец боевых навыков не растерял. И, пожалуй, сейчас не менее опасен, чем пятнадцать лет назад. Хотя время, оно, конечно, никого не щадит.

 Дымом?  переспросил игумен вроде тихо, но так, что у Юрия мигом присох язык к нёбу. Десятник спешно отпил пива и рассказал все подробно от того момента, как его люди заблудились в чаще, до отъезда с ягьего двора. Отец Никон слушал, не перебивая. Только старческие пальцы, коими он вцепился в край стола, побелели. Юра давно замолчал, но священник отвечать не спешил.

 Ясно.  Наконец выдавил он.  Девица, судя по твоему рассказу, никакая не ведьма, а врачевательница Божьей милостью. Благословение на лечение у неё я Давиду дам. Пусть не медлит и едет. Вы вдвоём отправляйтесь с ним. Любое, что попросит эта Ефросинья за излечение Давида от парши, пусть он исполнит. Такова воля Господа.

На следующий день три конника выехали за ворота Мурома.

***

Ефросинья от скуки и одиночества готова была лезть на стену или орать в голос, если б точно знала, что это поможет. Ни однообразная еда, ни сомнительные удобства во дворе, не угнетали её так, как отсутствие рядом людей. Десятка Юрия ушла месяц назад, и стало еще хуже, чем было. Она громко пела всё, что знала наизусть: от средневекового «Беовульфа» до рок оперы «Орфей». Она переткала весь лён и заправила в станок шерсть, связала себе платье, чтобы дома носить вместо колючей дерюги. Выдрессировала свою курицу: теперь та отзывалась на имя Ряба, прыгала с лавки на лавку, сидела на Фросином плече, как попугай, или сопровождала ведьму в ежедневных прогулках по лесу.

Снега почти не было. Ловушки Ефросинья убрала. Запасенной оленины хватало. Температура редко когда опускалась до минус пяти, поэтому гуляла подолгу. В одну из таких прогулок насобирала желудей. Вспомнила, что их можно пожарить, перемолоть и пить вместо кофе. Пару дней занималась приготовлением напитка. А потом сварила, отпила и вылила всё, плюясь.

Вечерами придумала себе занятие, чтоб хоть как-то тренировать обленившийся мозг. Брала стихотворение, записывала его, а потом переводила на старорусский. Сначала дословно, потом подбирая такт. Так перевелись «Песнь о вещем Олеге» Пушкина и старая английская песня «Джон, Ячменное зерно». Скандинавская «Сер Манелинг» шла с трудом. В один из дней она настолько увлеклась переводом, что не услышала, как скрипнула входная дверь, и в дом, щурясь от зимнего солнца, вошли люди.

Только когда один из них склонился и тихо спросил: «Что пишешь, голубушка?», Фрося вынырнула из творческой задумчивости и подскочила. Узнала Илью и расплылась в улыбке. Береста слетела со стола на пол. Второй мужчина поднял лист и прочитал:

«Однажды в час рассветный, ещё до пенья птиц, княжне из рода троллей

Вдруг приглянулся рыцарь, она от чувств своих промолвила герою:

Герр Маннелиг, Герр Маннелиг, ты обручись со мной, княжной пещерных троллей.

Я брошу всё к ногам твоим и слово за тобой, но лишь по доброй воле[2]».

Мужчина поднял голову, разглядывая хозяйку избушки с ног до головы. Фрося отметила, что шея и часть лица его покрыты чудовищного размера лишаём.

 Ты что ли грамотная, девка?  спросил незнакомец, а Фросю захлестнуло волной гнева.

 Сам ты девка!  выпалила в ответ и отобрала бересту.

В доме повисла тишина.

 Я что-то не так сказал?  вкрадчиво спросил мужчина. Однако крылья его носа раздулись. Ефросинья прикрыла глаза, успокаиваясь. Мысленно пригладила вставшую на загривке шерсть. Вот, что значит одичала в одиночестве. А ведь знала, что слово «девка», вызвавшее у неё столь бурную реакцию, в древности использовалось лишь для того, чтобы обозначить не замужнюю девушку, но не оскорбить ее. Вот она, разница культур и менталитетов!

 Прости. Сама неправа. Только «девкой» не называй меня более.

 И как же величать тебя тогда?  в голосе гостя отчетливо звучала сталь. Ефросинья открыла было рот, чтобы ответить на это рычание, но тут в дом вихрем влетел Юрий.

 Радуйся, красавица! Накорми, напои, в баньке попарь да спать положи. А мы добром за добро отплатим!

Фрося улыбнулась, вмиг растеряв боевой настрой. Веселому десятнику она обрадовалась, как родному. Поклонилась и ответила:

 Радуйтесь, гости дорогие! Заходите. Мой домваш. Накормлю, напою, не обижу.  И уже обращаясь только к Юрию, подмигнула и добавила:

 Только лошадей кормить нечем!

Десятник рассмеялся, словно старую шутку услышал. Илья хмыкнул:

 Я пойду коней расседлаю. Мы гостинцев привезли да снедь всякую, мне её в дом снести али в кладовую?

 Сюда сначала, а там разберемся,  распорядилась хозяйка.

Воин кивнул и вышел. Незнакомый гость остался стоять молча, но так и не представился, поэтому Ефросинья решила пока делать вид, что его нет. Убрала со стола остатки бересты, костяное писало и обратилась к Юре:

 Как рука твоя?

Тот протянул лапищу и с довольным видом доложил:

 Прошла парша. Я вот брата привез. Поможешь?  потом спохватился, снял с пояса нож в ножнах и отдал с легким поклоном.

 Спасибо тебе! Прими от меня подарок.

Ефросинья взяла подношение, улыбнулась, кивнула. Полюбовалась на хорошо откованное лезвие без трещин и окалин и убрала нож на полку над столом. Повернулась к воинам, посмотрела. И это братья? Юрий невысокий, темноволосый, бороды нет, только усы. Нос со слегка вогнутой спинкой, едва зауженные темно-карие глаза, чуть выпирающие скулы и в довершение образа серьга в ухе. Старший брат же словно медведь белый. Здоровенный, жилистый, пепельно-русый. Глянешь на такого, и аж привкус моря на губах. Викинг, варяг, норманнназывай, как угодно, смысла это не меняет. Вон и меч в ножнах на боку висит. Ефросинья вполне могла посчитать гостя красивым, даже не смотря на отсутствие привычной глазу андрогинности, если бы не лишай на пол-лица да недовольный взгляд из-под белёсых ресниц.

 А брат твой лечиться-то хочет? Ведь долго это, да и меня слушаться придётся,  обратилась она к Юре.

 Что ты попросишь за это, ведьма?  встрял воин.

Юра бросил на брата такой полный льда взгляд, что Фрося тут же поверила в их родство, «Интересно, с какой радости эти красноречивые гляделки? И почему старший ведет себя так, словно я ну прям обязана его вылечить, а сам он этого жутко не хочет?»

Снова повернулась к десятнику и, игнорируя уже побелевшего от негодования гостя, ответила:

 Ты же знаешь, Юрий, я не возьму плату заранее. Но и насильно никому помогать не буду. Это вы пришли в мой дом, а не наоборот.

Ефросинья многозначительно посмотрела на медведеподобного брата. А десятник наконец догадался, что пока он привязывал лошадей, в доме случился разлад. И видимо, нашла коса на камень. Упрямый нрав Давида схлестнулся с гордостью ведьмы. «Тьфу ты! Не ведьмы, конечно, а врачевательницы божьей милостью».

Сотник сжал кулаки, после глубоко вздохнул и совершенно спокойно произнес:

 Не сердись, хозяйка. Меня Давидом зовут. Отец Никон благословил на лечение у тебя. Сказал, что дар твой Господом дан. Однако прости мое неверие, столько лекарей со своими советами приходило, и ни один не помог.

 А ты советы эти выполнял?  поинтересовалась Фрося, про себя отметив хитроумие неизвестного ей священника. Увидел, что младшего из братьев вылечили, и отправил старшего, приправив всё это вероучением.

 Выполнял поначалу, но толку никакого. Старые заживают, а новые появляются.

Фрося задумалась. Раз заживали, значит, помогало лечение. А раз новые появлялись, значит, иммунитет ни к Дарту. Да и чешуйками лишайными, наверняка, дома усыпано всё с ног до головы. Что ж, хоть болезнь запустил не от собственного безволия.

 Юра, сделай милость, растопи баню,  обратилась она к десятнику, а когда тот вышел, скомандовала Давиду:

 Раздевайся!

Воин аж задохнулся от возмущения и, кажется, покраснел.

 Что?

 Рубаху снимай и штаны, буду смотреть на лишай твой.

 Нет.

Знахарка закатила глаза.

 Что я там, по-твоему, не видела?

 Не жена ты мне, чтоб раздевать,  процедил Давид.

А Ефросинья развеселилась.

 Ну так женись! Зря что ли приехал?! Давай, хотя бы рубаху сними. Мне действительно нужно увидеть струпья твои.