Сфера времени - Алёна Ершова 10 стр.

Давид отвернулся, силясь скрыть эмоции. Вот и требование прозвучало. В оплату за лечение он должен взять эту девицу в жены. Таково было слово, которое он дал своему духовнику Отцу Никонуисполнить то, что попросит врачевательница. Быстро же она! А ведь даже не знает, что перед ней сотник и князь удельный. Неужели понравился? Ну да, в парше весь и коросте. Страсть как хорош. Просто устала в девках сидеть. На вид лет двадцать, давно уже замуж пора, вот и Юре с Ильей улыбается.

Во рту образовалась горечь.

Молча расстегнул серебряную подковообразную фибулу, снял плащ, потом шерстяную свиту, через голову стянул алую льняную рубаху.

Ефросинья взглянула на этот вынужденный стриптиз, отметила качество ткани на одежде, красоту отделки, да крепкое тело воина и отвернулась. Правило о том, что пристальное рассматривание человека приравнивается к предложению заняться сексом, въелось в подкорку. Не то, чтобы она была против. Просто не место, да и не время. «Ага, совсем не время. Лет так на тысячу».

Грустно усмехнувшись, пошла мыть руки. После подвела мужчину к окошку и стала рассматривать.

Поражённых участков кожи было действительно много: на руках, груди. Большая плешь шла от верха спины по шее и на подбородок. Убрала с плеч волосы.

 Придержи,  попросила она окаменевшего воина.

С некой радостью отметила, что край язвы не дошел до линии волос на затылке. Пощупала лимфоузлыувеличены. Да и температура, судя по всему, есть небольшая. Взяла за руку, рассматривая расчесанные и покрытые гнойной коркой струпья.

 Все, спасибо. Одевайся. На ногах так же?  поинтересовалась, вновь ополаскивая руки.

 Да.

Фрося села на лавку, кончиками пальцев потёрла глаза. Таким домашним и беззащитным было это движение, что Давид невольно залюбовался. Натянул льняную рубаху и сел рядом.

 Ну что, страшное зрелище?  спросил, чтобы развеять не кстати возникшее очарование.

 А? Что? Нет!  очнулась от раздумий девушка. Подперла ладошкой щеку, а пальцами другой руки побарабанила по столу. Сотник проследил взглядом и заметил вырезанную на столешнице шахматную доску.

 Играть умеешь?

 Угу,  последовал многозначительный ответ. А после уже более осознанное:

 Слушай, воин, болезнь у тебя посильнее, чем у брата. Но вылечить её можно, если здесь останешься, да будешь делать, как я тебе скажу. Во-первых, все струпья надо мазать. Два раза в день. Сам ты не везде достанешь. Хочешь, кого из мужчин проси, если меня стесняешься. Понял?  дождавшись кивка, продолжила:Рубаху твою красивую я заберу и постираю. Её не надевай до отъезда. Обычные, белого льна есть?

 Да, одна.

Фрося тяжело вздохнула. Ей и трёх было мало. А тут одна и в пир, и в мир, и в космопорт.

 Одной мало. Нужны отдельные для сна и на день. Так что две минимум, это при том, что мне утром и вечером стирать придётся. Ладно, сошью. Лён у меня есть. Правда, грубый, только соткала, лежит на крыше, выбеливается, но думаю, после пары стирок мягче будет.

Сотник покачал головой: девичья расторопность, с которой Ефросинья пыталась затащить его под венец, поражала. Вот у кого боярам поучиться следовало. Кирияна за два года так и не удосужилась ему рубаху сделать. А последнее время и вовсе нос воротила. Видишь ли, не приятен ей воин, струпьями поражённые. А эта смотрит прямо, будто и не видет струпьев.

 Ну, раз ты умница такая да рукодельница, что рубаху мне шить сразу собралась, то я не хочу из грубой ткани,  криво усмехнулся он, глядя, как расширяются от удивления ведьмины глаза.  Вон у тебя пучок кудели лежит, спряди из неё нитку тонкую, да настолько, чтоб на всю рубаху хватило, и сотки из неё ткань, тогда и приму от тебя подарок.

За все свои тридцать девять лет Ефросинья впервые слышала такую откровенную и неприкрытую наглость. Ей даже стало любопытно: это от повышенной температуры и интоксикации у гостя плата в голове перегорела или он контуженый, потому что без шлема сражался?! Первое желаниеотправить дружинника домой. В напутствие она даже пару выражений из лексикона нижних каст вспомнила. А потом все же совладала с собой. Нет, ей первую категорию дали не за красивые глаза. И совсем не дело опускаться ниже уровня средневекового вояки. Поэтому моментально успокоившись, она очаровательно улыбнулась, распрямила спину, и промурлыкала, глядя прямо в льдисто-серые глаза:

 Хорошо. Но для этого возьми вон то поленце берёзовое, да пока я прясть нитку буду, вырежи мне из него ткацкий стан и всю остальную снасть, на чём будет ткаться полотно для твоей рубахи. Тогда и я сдюжу всё.

Ответом ей был громогласный смех на всю избушку.

[1] Жемчуг

[2] «Герр Маннелинг» Средневековая скандинавская народная баллада, поэтический перевод Алексей Савенков. Группа «Сколот».

Praeteritum VI

Леченье началось со скандала.

 Я не буду стричь волосы!  безапелляционно заявил Давид, а Ефросинья поискала глазами пятый угол, чтоб сесть туда да тихонечко повязать, пока буря не утихнет. «Интересно, а как Марго справлялась с пациентами, которые не хотели лечиться? Брала с них по двойному тарифу или требовала письменный отказ?»Фрося вспомнила ту гору бумаг, которую надо было подписывать в таком случае, и содрогнулась. Ладно, всё это лирика, но ей-то что делать? Лечиться хочу, но чтоб женщина наносила мазь, не хочу, и волосы стричь не хочу, и рубашку мне сделай из ткани тонкой, а то грубая мне, такому важному, не подходит. «Тьфу ты! Детский садштаны с подсветкой. Елисей и тот себя вёл приличней».

Вообще ситуация была для Ефросиньи новая, и что делать, когда «Хочу, но не буду», она не знала.

 Пойми, Давид, ты хвостом своим разносишь заразу по телу, да и поражение уже подбирается к краю волос. Ты же сам дал согласие на лечение и сказал, что слушаться будешь. Так в чём дело?  попыталась в очередной раз воззвать к гласу разума хозяйка.

 Да стыд мужчине обстриженным, словно раб, ходить,  возразил витязь.

 Ну, это как сказать  задумчиво протянула Фрося.  Например, люди Вильгельма-завоевателя, наоборот, брили затылки, чтобы всем видно было, что они воины, да и шлем так удобнее носить.

Давид хотел было поинтересоваться, откуда ей, бабе, знать, как шлем удобнее носить, как вдруг оживился сидевший до этого тихо Юрий:

 Кто такой Вильгельм-завоеватель?

Ефросинья мысленно себя поздравила. То, что проходило с сыном и студентами, вполне могло получиться и здесь.

 Неужели ты не знаешь?!  картинно удивилась она.  Это великий воин, завоевавший Английское королевство. Он прибыл на остров из Нормандии и высадился у города Певенси. Когда Вильгельм сходил со своего корабля, то споткнулся и упал. Всё войско видело это, и тогда он, не вставая с колен, громко воскликнул: «Смотрите! Мы только приплыли, а я уже держу Английскую землю в своих руках!» Люди вдохновились этой речью и с лёгкостью разбили англосаксов в битве при Гастингсе. Король Гарольд был убит в бою. Его прекрасная дочь Гита бежала на Русь и стала супругой Владимира Мономаха. А Вильгельм взошёл на Английский престол.

Ответом ей было молчаниеПервый отмер Давид.

 Так ведь это когда было!

Ефросинья в задумчивости почесала бровь.

 Давно,  согласилась она.

 А отчего ты рассказываешь так, словно сама видела?

 Воображение хорошее и книги умные читала,  развеселилась женщина.

 Книги, говоришь?  сотник прищурился.  А кто сейчас Английским королевством правит?

 Да откуда ж я знаю?! Скорее всего, уже Иоан Безземельный. Ричард Львиное сердце как раз в этом году скончаться должен,  выдала она раньше, чем сообразила, что настолько оперативно книги вряд ли пишут.

Давид как-то обреченно вздохнул, покачал головой и произнес:

 Ладно, Юрий, брей затылок! Пока наша знахарка не предрекла и мне чего-нибудь.

Постепенно дела пошли на лад. Лечение приносило свои результаты. Для мытья Ефросинья сделала дегтярное мыло, для обработки язв снова «нахимичила» йод. Следила за своевременным нанесением раствора, кипятила рубахи. Параллельно откармливала гостей витаминами и искренне радовалась тем продуктам, что они привезли. Белая мука, льняное масло, специи и гречневая крупа. Прям барский стол в избушке посреди леса. Юра ещё лично ей передал мешочек сушеных абрикосов. Маленькие, кисленькие половинки совершенно не были похожи на курагу, но показались Фросе самым замечательным лакомством.

Дни следовали за днями. Мужчины как-то легко и ненавязчиво встроились в быт. Никого из них Фрося не видела праздно сидящим. В доме всегда были вода и дрова. Всё, что обветшало в хозяйстве прежней Яги, починили или заменили. На дверь поставили деревянный засов, крыльцо укрепили, крышу сарая перебрали, петли всюду смазали.

Несколько раз Юра звал покататься на лошадях, но хозяйка отказывалась. Причина проста до смешного. Фрося просто боялась этих диких, вечно храпящих тварей. К тому же у них отсутствовала функция «автопилот», и было не всё ясно с газом, тормозом и прочим управлением. Да и страховка явно не предусмотрена. Поэтому даже подходить к ним было страшно. Не то что садиться и куда-то ехать.

Вечерами Ефросинья с Давидом играли в шахматы. Тот оказался сильным противником. В первый раз они разбирались с разницей правил и названий. Например, слона воин упорно называл епископом, конявитязем, пешкупехотинцем, а вместо короля и королевы были князь и княгиня. Правила хода фигур то же значимо отличались. Например, княгиня сильно ограничивалась в правах, и могла ходить только на одну клетку по диагонали. Епископ прыгал на две клетки в любую сторону по диагонали.

Параллельно Давид рассказал целую концепцию, объясняя почему фигуры ходят так или иначе: пехотинец, напримеробычный солдат, он ходит только на одну клетку, перемещается без коня и должен нести оружие и доспехи на себе, бьёт по диагонали, потому что когда воины стоят друг ко другу лицом, то хорошо защищены спереди, но более уязвимы с боку. С левого, как правило. Ефросинья в свою очередь объяснила известные ей правила. Вот они и чередовали одни партии с другими, засиживались допоздна, общаясь, узнавая друг друга. Фрося старалась больше слушать, чем говорить, тем более Давид, был прекрасным рассказчиком, особенно когда увлекался и забывал о том, что «женщине подобное знать негоже», то очень интересно и красочно описывал сражения и интриги между княжествами. Осады городов, и молниеносные конные стычки в поле. Оказывается, воин вместе с войском Всеволода участвовал в походах против Рязани и Чернигова, часто бывал в Суздале. Однажды посетил Константинополь, при этом в Киев не заезжал. «Город разорён, делать там нечего»,  только и отмахнулся он.

В такие моменты внутри Фроси просыпался историк, и она слушала, слушала затаив дыхание. Судя по всему, мужчина был не простым воином и в иерархии стоял выше своего младшего брата, хотя подчеркнуто избегал любого намёка на собственное положение. Но Ефросинья умела «читать» источники между строк. Доспехи, конь. Лен крашеный, шелк в кантах, серебрянная фибула, меч на поясе. Дружинник, боярин сидел перед ней. Дома, изучая в большей степени историю повседневности средневековой Руси, она редко углублялась в хроники времен раздробленности. И если политика Киева, Новгорода и Владимиро-Суздальского княжества была ей более-менее знакома, то небольшие земли, вроде Муромской, она знала лишь обзорно. Поэтому рассказы витязя были безумно интересны. Притом её интересовало всё, начиная от методов сохранения провианта в походе, до причин, заставляющих родственников идти войной друг на друга. Давид же дивился пытливому уму и осведомленности хозяйки, поражался, насколько хорошо она знает о соседних государствах и их правителях. Подыскивал разные объяснения, но ни одно не удовлетворяло его полностью. Под конец он просто махнул рукой. «Мало ли чудес на свете?! Каждому удивлятьсяжизни не хватит!»и просто наслаждался приятными минутами общения.

Незаметно наступило Рождество. Для человека из будущего этот праздник ровным счетом ничего не значил. Однако новый год они не отмечали, а сделать приятное людям, живущим рядом, хотелось, поэтому Ефросинья подготовила каждому небольшую вещицу, сделанную своими руками. Каково же было её удивление, когда утром, за праздничным столом, ей тоже вручили дары: фибула от Ильи, небольшой кусочек шёлка от Юры и бронзовое писало от Давида. Растроганная, Фрося с трудом проглотила ком, вставший в горле, и только смогла выдавить хриплое:

 Спасибо

Какими разными и насколько «говорящими» были эти вещи! Илья отдал своё, Юра подготовил заранее. А Давид сделал сам. Ефросинья как-то видела, что он готовит форму для литья, но не придала этому значение.

К середине января с тела сотника сошло последнее пятно лишая. Это значило, что воины в скором времени оседлают коней и уедут в Муром.

Давид в морозный предрассветный час сидел на крыльце и резал церу[1]. Занятие это занимало руки, но не голову. Ему не спалось. Душу трепало принятое решение. Оно могло быть сколь угодно верным, правильным, взвешенным и обдуманным, но менее гадким от этого не становилось. Бояре не поймут, если он возьмет в жены безродную. Как бы красива и умна она ни была. Будет бунт. Хорошо, если явный, открытый, но скорее всего, зайдут исподтишка. Наговаривая, провоцируя, подставляя. Нет, нельзя идти одному против всех. Хоть он и князь, и во главе войска Муромского стоит. В дружине те же дети боярские. Отвернутся. Да и женщину подставлять почем зря не хотелось. Сожрут и не подавятся.

«Значит, надо откупиться от Ефросиньи дорогими дарами и забыть, как вешний сон. Обвенчаться с Кирияной, привести её в дом, позволить снять с себя сапоги».

Четко озвученная мысль отдала плесенью. «Это твоя собственная гниль, Давид, наружу лезет»,  горько усмехнулся сотник.

Хлопнула дверь, и на улицу вышла хозяйка дома. Накинула теплый плащ и, ни слова не говоря, села рядом. Никто не начинал разговор. Уютное молчание укутало обоих. Время остановилось.

 Сейчас,  прошептала Ефросинья, и Давид проследил за её взглядом.

Восходило солнце. Голый зимний, бесснежный лес окрашивался золотом. Сначала засверкала, заискрилась трава, словно рассыпали по ней драгоценные каменья. Потом свет обнял деревья. Ласково, нежно, едва касаясь, прошелся по темным стволам, даруя свое холодное тепло, потрепал кроны и растёкся заревом по небосводу.

 Вы сегодня уезжаете,  едва слышно произнесла женщина, глядя поверх сосновых верхушек. Колкие солнечные лучи огладили лицо. Получив нехитрую ласку, она повернулась к Давиду.

 Да, пора домой.

 Домой  эхом повторила в ответ.  Как бы я хотела попасть домой

 А где он?

 Далеко, воин, так далеко, что триста шестьдесят пять тысяч солнц должно погибнуть и родиться, чтобы я оказалась домаЗнал бы ты, как мне не хватает моих родных и близких людей. Только потеряв их, я осознала, насколько дороги они мне были.

 Они умерли?

 Нет, Давид, я для них умерла. Насовсем.

Сотник не удержался и дотронулся ладонью до женской щеки. Слава Богу, теплая, мягкая, как у живого человека.

Этот жест отрезвил обоих. Ефросинья тряхнула головой, отгоняя бесполезную грусть. Мужчина сжал руку в кулак.

 Ты излечила язвы,  сказал он, пряча взгляд.  Что ты хочешь в дар?

 Забери меня в Муром, я не могу больше жить в одиночестве.

Давид стиснул зубы так, что аж виски заболели. Вот ономгновенье истины. Солгать, обнадежить или

 Я не могу это сделать. Прости. Попроси что-то другое.

 Тогда мне ничего более не надо. Езжайте с Богом.

Утро ушло на сборы. Четкие, по-военному быстрые, без лишних слов и сантиментов. Немногочисленные вещи уложили в мешки. Лошадей покрыли войлочными потниками, запрягли и водрузили поклажу. Ефросинья запекла мясо, собрала в дорогу душистые лепёшки и ароматный сбитень.

Избушка стояла далеко от наезженных дорог, и чтобы добраться до ближайшей Муромской деревни засветло, надо было поторопиться. Посему, плотно позавтракав, воины тепло распрощались с улыбчивой хозяйкой. Князь всматривался в лицо женщины ища отголоски утреннего откровения, но Ефросинья была лишь отрешенно-вежлива, и ничего более.

 Как домой приедешь, отдай прачке все вещи свои, и постель, на которой спал. Если шкуры есть, то их лучше выкинуть. Дом свой прикажи вымести да с щелоком вымыть. Ешь много овощей и фруктов. Хоть сушеных, хоть соленых, хоть квашеных. Не сиди на одном мясе с крупами,  напутствовала Фрося сотника перед отправлением. Тот кивнул скорее своим мыслям, чем её словам, и тихо произнес:

 Прощай, ладушка

Вскочил на коня, правя его за ворота.

Отъехав со двора, Давид оглянулся. Не стоит ли хозяйка, не смотрит ли в след? Но нет. Их провожал лишь частокол да конёк с крыши избушки.