Nicols Nicolson, RomKoНевозможно в это поверить, но
Пролог
Весна, 1928 год. Окраина Керчи, параллельная реальность
Ваше благородие, ваше благородие, кто-то довольно настойчиво тряс меня за плечо, легонько и бережно при этом похлопывая по давно не чувствовавшим бритву щекам, очнитесь, ваше благородие, басурмане в атаку пошли. Но пробуждающее на меня подействовало не ритмичное физическое воздействие чьих-то заботливых, натруженных, шершавых рук, а неподдельная тревога, набатом звучавшая в этих простых словах беспокойства.
Я с трудом разлепил не успевшие отдохнуть в кратковременном сне глаза, еле-еле усилием воли, как ржавым домкратом, приподнял воспаленные веки, весившие, по-моему мнению не менее пуда каждое, чтобы наконец-то разглядеть, кто, кто же, черт возьми, в самом-то деле, трясет меня как грушу. А? Ну в самом-то деле, задолбали! Так же всю душу вытрясти можно, что вы, сдурели, что ли, мать вашу ети? Весьма странно Даже не то словоудивительно: предо мной, опустившись на колени, в умоляющей позе стоял мужчина, лет пятидесяти, одетый в потертую и выгоревшую на солнце форму русского солдата времен царской России прошлого века. Странная и загадочная, прям-таки мистическая, галлюцинация. Просто одуреть, какая странная! Тю, а он откуда еще в Сирии взялся? И какое я ему, нафиг, благородие? Ну, товарищ подполковник, еще куда ни шло, но обзывать благородием на старый манер не стоит. Могу и оскорбиться до глубины своей необъятной русской души. И врезать промеж глаз или куда еще, промеж, если дотянусь спросоньяНепривычный я к такому обращению, даже как-то неприятно немного сделалось. Вот настырный же человек, нельзя ж вот так, ну! Только подумал об этом, как в голове началась настоящая круговерть мыслей. Среди мудрено закручиваемых вензелей необычного вихря, от которого кругом шла голова, узнал своего верного денщикаМатвея Шурыгина, его лихо закрученные прокуренные до легкой желтизны усы я хорошо помню с давних времен, когда мы только-только начали совместную службу в одном армейском подразделении. Одновременно с узнаванием разбудившего меня человека и постепенным осознанием окружающей меня обстановки искрой проскочила мысль о том, что мощный фугас, взорванный многоопытными боевиками под нашим израненным в нескончаемых боях осколками и вражескими пулями бронетранспортером, должен был размазать нас тонким-тонким кровавым слоем теплых, дымящихся останков по всему видавшему виды десантному отделению. Боже, как трещит башка, неужели с бодуна? Вроде не пили вчера, не отдыхали по простому, по-офицерски, в теплой и тесной компании Фу-у-у-х, тяжело, братцы, очень тяжело
Ваше благородие, Александр Васильевич, да придите же в себя, Христом Богом молю, осипшим от натуги голосом орал мне в ухо денщик, стрельбу открывать надо, враги окаянные скоро к окопам нашей пехоты подойдут, потом поздно будет, в мертвой зоне окажутся, изверги.
Резко вскочил на ногии зря, это я поторопился: меня качнуло из стороны в сторону, и очень сильно качнуло, и еще раз.Ну, словно «на грудь принял» несчетное количество раз по сто граммов, точно, бывало и такое, и неоднократно, помнитсяЧто-то как-то со мной не тоОтряхнул землю с насквозь пропыленного пылью дорог и пропотевшего крепким военным потом мундира. Пот заливал глаза. Вытер свое измученное лицо подрагивавшей (с чего бы еще это?) расцарапанной в кровь (и где это меня так угораздило?) ладонью. Странный какой-то пот, липкий и цвета красного. А, ладно, потом разберусь, что и к чему.
Стрелять батареей, во всю мощь своего голоса хрипло, предварительно откашлявшись, заорал я, и почему-то не узнал голос, тембр не тот, цель пехота, прицел тридцать, трубка семнадцать, десять снарядов, беглый огонь!
С усилием повертел головой, еще не совсем понимая, где я нахожусь, и что вокруг происходит, но точно знал, что ориентиры уже пристреляны, а расчеты умело и точно выполнят команду. Поднес к глазам бинокль. Почти залпом грохнули девять орудий. Наблюдал разрывы шрапнельных снарядов в боевых порядках атакующего противника. Интересно, а кто хоть этот загадочный противник, по которому ведет белый огонь почему-то подчиняющаяся мне батарея чуть ли не антикварных орудий? Посмотреть бы на него, из какой-такой оборзевшей страны, что на нас решился, а? Сейчас я им, прикажу гатить безостановочно, приведу захватчиков в чувство, служба моя такаяврагов Родины в чувство приводить и принуждать к миру артиллерийскими методами, а они очень ощутимы и почти всегда доходчиво смертельны. Не на тех напали! Но, все-таки, понятно, что на насне на тех, это точно, но кто, кто этот самоубийца неразумный, кто агрессор, чтоб ему! Хоть убейтеничего понять не могу. Хотя, погодим с «убейте», разберусь без столь радикальных методов рекогносцировки. На сирийских повстанцев точно не похожи, не видел у них такой формы. И чего эти сирийцы ко мне привязались, ну, чисто каша какая-то в голове. Где они взялись на эту не совсем свежую голову. Мою головуэто точно, но мысли Ух, как гудит в головушке Ничего не понять. Мысли странные, однако, да.И, все-таки, я не с бодуна, не чувствую сопутствующих признаков, запахов и привкусов. И в тоже время отдаю новую команду, во всю глотку в бесконечном шуме боя заорав:
Первый взводте же установки. Второй взводприцел двадцать восемь, трубка пятнадцать, третий взводприцел двадцать шесть трубка двенадцать, двадцать снарядов, беглый огонь!
Вновь поднес к восстанавливающим свою соколиную зоркость глазам верный бинокль. Кудрявые черно-белые облака разрывов накрыли неприятельскую пехоту на всю глубину, удалось чувствительно зацепить даже резерв. Посмотрел по сторонам. Непрерывный огонь вели артиллерийский батареи, стоящие справа и слева от нас по всему фронту, обращенному к морю. К берегу подходили транспортные баржи и выплескивали, как хозяйки воду из ведра, на берег все новых и новых солдат. Смутно знакомые стяги, глухо хлопая на свежем ветерке, бодро развевались над баржами. Конечно, знакомые, еще бы ими не быть, это флаги турецкого султанауверенно подсказала громким и отчетливым внутренним голосом восстанавливающаяся быстрым темпом память. Я же там, в Анталье, отдыхал однажды Неплохо погудели, даА девчонок там, ух, как мы там их А теперь, что, уже воюем, что ли??? Зачем им это, у них же туризм накроется этой, или этим, ну как егоВот напасть какая-тоВот это номер
Дальномерщик, подал тем не менее я команду, независимо от тревожащих и никак не отпускающих меня мыслей, дальность до транспортов.
Пять километров, долетел до моих, будто заложенных ватой, ушей быстрый и четкий ответ.
Первый взвод, прицел пятьдесят, осколочно-фугасная граната, пять выстрелов, поразить баржи, стрельба по готовности.
Три орудия громко, резко подскочив на месте, рявкнули, подняв столбы воды вдали от подходящих к берегу барж. Перелет. Прикинул поправки.
Прицел сорок семь, пять снарядов, огонь.
В этот раз снаряды легли ближе, но тоже с перелетом. «Не учел скорость движения плавсредств», проскочила юркая и умная мысль, явно мне не принадлежащая.
Не помню, каким образом я оказался у первого орудия и взялся лично наводить орудие, требуя от дальномерщика определить истинную дальность до барж.
Первый выстрел произвел лично. Снаряд лег примерно в десяти метрах от баржи. Ага, уловил, наконец, особенность. Поработал отработанными до автоматизма движениями подъемным и поворотным механизмом орудия, постарался навести точнее. Выстрел. Снаряд угодил точнехонько в самую середину баржи. Туда же отправил еще парочку смертоносных пилюлейдержите, гады, подарочек от Сашки. Стоп, Сашки Да, и мужик этотсолдатик настойчивый, называл меня Александром Васильевичем. Но, погодите, я всегда Григорьевичем был, с самого рождения! Помнится, меня и в шутку в детстве, мальца еще совсем, называли просто Григорьичем. Григорьич, подь сюда, Григорьич, подь туда. Иль я все перепутал, с кем ни бывает. Как же так? Что со мной? Решительно запутался в ситуации. Даже как-то не по себе, страшновато сталоХорошо, оставим это на потом, сейчас врежем агрессору, всыплем по первое число, а там и разберемся. Пушкарь-заряжающий, успевал забрасывать в казенник снаряды, без моей команды. Моему примеру последовали остальные расчеты первого взвода. Через несколько минут на нашем участке горело пять барж, остальные начали поворачивать и отходить в море. Посмотрел на поле боя и, облегченно вздохнув, с удовлетворением отметил, что атаку мы успешно отбили, поле сплошь усеяно обезображенными трупами врага.
Стой, записать, цель пехота, отдал я команду. Командирам взводов пополнить боекомплект, проверить личный состав, доложить о потерях и о состоянии материальной части.
Пока я прыгал тут и командовал, денщик добросовестно ходил за мной словно тень. Все время пытался что-то поправить на моей голове. Странный головной убор у меня, мягкий, и не совсем удобный, как чалма у какого-то правоверного мусульманина.
Неспеша, слегка расслабившись, иногда спотыкаясь о какие-то кочки, я вернулся на командный пункт.
Ваше благородие, я вам опытного санитара привел, жалостливо и с просящей интонацией обратился ко мне денщик, указав рукой на солдата с сумкой, на которой изображен большой красный крест, он вам хорошую повязку сделает, а то я наложил бинт впопыхах, как смог, лишь бы побыстрее устранить кровотечение.
Наконец-то пощупал рукой голову. Да, действительно, на голове что-то наподобие чалмы. Уселся на земляную ступеньку, отдав себя в умелые руки профессионала.
Как только санитар размотал бинт, сразу же потоками хлынула кровь, залила мне глаза и потекла за ворот мундира на спине. Продлилось это недолго, солдат споро наложил повязкудело мастера боится.
Вам, ваше благородие, надобно в госпиталь, бесстрастно произнес санитар, рана шибко большая, штопать требуется, иначе крови много потеряете, а это совсем плохо, как бы не того.да и не дай Бог заражение крови в такой-то обстановке, сами понимаете, не шутки это.
Хорошо братец, спасибо тебе, кончится бой, обязательно схожу в лазарет, ответил я санитару, а сейчас, сам видишь, некогдаврага бить надо, очень уж он у нас шустрый, так и норовит пробраться к нам в тыл и натворить там нехороших дел. Не могу я ему это позволить, понимаешь? Сделай все, что нужно для завершения боя, чтобы я в строю до конца схватки был, побольше там всего намотай, закрепи, как след, чтоб не слетело. Ну, ты сам лучше меня знаешь, что там и как. Давай, родимый, вперед!
Санитар только покачал головой, еще раз осмотрел-ощупал сооружение из бинта, что-то подправил, подтянул и деловито поспешил дальше, в его помощи нуждались другие люди, раненых у нас было многос разных сторон слышались стоны, мольбы, ругань и призывы поскорее оказать помощь бойцам.
На командный пункт пришел поручик Смирнов Виталий Иванович и два унтер-офицераГоремыкин и Сушков.
Господин поручик, а где ваши сослуживцы, и почему я не вижу старшего офицера батареипоручика Водопьянова? поинтересовался я у Смирнова, опять удивляясь, но на этот раз не имени и прочему, а откуда я знаю всех этих людей.
Господин штабс-капитан, названные вами офицеры погибли в начале налета вражеской авиации, опершись спиной о стенку командного пункта, с сожалением произнес поручик. Бомба попала в окоп, где укрылись все офицеры. Поручика Водопьянова опознали по остаткам гимнастерки, прапорщик Строгов остался без нижней части туловища, а подпоручику Прохорову осколок срезал половину головы. Слава Богу, никто из них не мучился. Орудия во всех взводах не пострадали. Среди нижних чинов девять человек раненых, один тяжело. Не повезло нашим ездовым и лошадям. Ездовых погибло двенадцать, лошадей двадцать семь, разбито три десятка повозок и два орудийных передка. Боеприпасы не пострадали. Сейчас их доставляют на огневые позиции.
Спасибо, господин поручик. Кстати, как ваше самочувствие, целы?
Все нормально, я успел дойти до своего блиндажа, когда прилетели самолеты. Успел сам укрыться и подать команду взводу.
Тогда назначаю вас старшим офицером батареи, но и свой взвод не забывайте. Назначьте толкового унтер-офицера вместо себя. Унтер-офицерыГоремыкин и Сушков, соответственно командуют своими взводами. Приступайте к исполнению обязанностей. Озаботьтесь обновлением данных по всем ориентирам, также привяжите уничтоженные на берегу баржи, полагаю, нам следует ожидать новой волны десанта.
Следует, невесело согласился Смирнов, вон у горизонта виднеются многочисленные силуэты кораблей турок, и, похоже, в сопровождении крейсеров и броненосцев, которые явно окажут огневую поддержку своему десанту, с их калибрами это будет серьезно, надо тщательно подготовиться к следующему бою.
Посмотрел, куда указывал рукой поручик, мундир которого пообтрепался во время последнего боя. Да, горизонт был усеян дымами множества кораблей. В мой все замечающий бинокль удалось рассмотреть несколько крупных кораблей. Эти мастодонты со своими крупнокалиберными пушками-дурами, перемешают наши позиции с землей за считанные минуты. Пушки на огневой позиции батареи напоминают известные мне Д-44, могут закинуть снаряд на десять-двенадцать километров и попасть в корабль. А вот нанести урон бронированным кораблямне в состоянии, нет бронебойного снаряда для такого калибра орудий. И никакие это не Д-44, а обыкновенная полевая, восьмидесятипятимиллиметровая пушка системы Плахова, проскочила мысль в голове, как в последний часопять помимо моей воли.
Каша из мыслей в голове не прекращала бурлить, вызывая сильную головную боль. И так голова трещит от раны, а тут еще мысли непонятно какие в голове циркулируют. А так нужна ясность мысли и свежая идея о подготовке к новому бою, который обещает быть еще тяжелее. Я почему-то, по неизвестной мне причине ощущал себя одновременно в двух лицах и что-либо понять
попрежнему затруднялся. Чтобы в голове ни шевелилось, я продолжал готовиться к отражению очередного десанта. Почти как в той пословице: глаза боятся, а руки делают.
Вначале осмотрел свой командный пункт. Построен он довольно странно с точки зрения моих познаний в фортификации, не укрыт несколькими накатами бревен, крыша из тонких сосновых жердейзащита слабая. Телефонист с допотопной моделью телефона, тоже не укрыт никак. С этим разберусь позже, но вот откуда они такое старье выкопали, пропили, что ли новые аппараты, ну я им всыплю, попомнят у меня, как с военным, государственным имуществом надо обращаться, а сейчас надо осмотреть позиции батареи.
Взводы расположены нормально. Орудия расставлены с приемлемым интервалом, укрыты в пригодных для использования орудийных двориках. Правда, конфигурация этих двориков меня немного смущала, да и глубина тоже. Приказал дворики углубить на два штыка, а также отрыть щели для укрытия личного состава. Пока еще есть время, надо зарываться в землю основательно. Телефонисты бегали по позиции батареи, восстанавливали связь.
Ваше благородие, позвал денщик, пока басурмане не очухались, покушайте, я уже накрыл вам на командном пункте.
Спасибо, Матвей. А личному составу батареи горячее доставили?
Их благородие, поручик Смирнов, уже распорядились. Послушайте, вовсю гремят ложками наши пушкари.
Это хорошо, это радует. Если аппетит у солдата не пропал, значит и дух его крепок. Значит и самому надо подкрепиться, согласен.
Есть действительно хотелось. Со вчерашнего дня ничего не ел. Странно. Как это не ел? Мы вчера вечером с сирийцами барашка кушали, вкуснятина неописуемая. Штатный повар Хакиммастер своего дела, приготовил мясо с местными специями просто замечательно.
Какой Хаким? Какой барашек? Ничего этого вчера не было. Я перед боем решил ничего не есть, вдруг ранение. На пустой желудок вероятность остаться в живых, как говорил наш доктор, повышается. И вообще, откуда эти мысли в моей голове? Устал я от этого непонятного состояния.
Потряс головой, в надежде, что в голове проясниться. Не тут-то было. Сделал хуже. Из-под повязки вновь начала обильно сочиться кровь. Надо быть осторожней.
Тарелку ароматной и страшно вкусной гречневой каши, над миской с которой призывно вился чуть заметный парок, с приличным куском крепко разваренного в котле полевой кухни мяса, я с превеликим аппетитом приговорил за считанные минуты. Молча и чуть не урча от удовольствия, чему сам был несказанно удивленобычно я ем с соблюдением всех норм поведения культурного человека. Точно: голодне тетка, заставляет проявлять какие-то первобытные черты характера несмотря на все воспитание и привитые с детства манеры. Запил кашу вкуснейшим чаем из большой оловянной кружки с огромным ломтем белого хлеба, окаймленного румяной зажаристой корочкой, приятно хрустящей на моих крепких молодых зубах. После сытной и вкусной трапезы я, слегка расслабившись, неспеша достал из кармана серебряный портсигар тонкой работы с монограммой (гм, и откуда только он взялся, не было у меня никогда такой любопытной вещицыиль в карты давеча выиграл, так у кого?) и с блаженством закурил ароматную папиросу. Опять странность: от привычки дымить я избавился более пяти лет тому назад, а сейчас курю с удовольствием, не отрывая взгляда от горизонта, откуда приближались вражеские корабли. Даже умело, уверенно, играючи пускаю колечки, а также, докуривая, в ожидании последующих событий, тяжело и, устало расслабляясь, блаженно выпускаю табачный дым через нос, с тайной надеждой выдыхая с ним, казалось бы, все тягости бытия, все негативные последствия войны, все возможные горести. Но это были явно призрачные и несбыточные надежды на мир и спокойствие. Ибо началось.