Герман старался не попадаться на глаза Нел, с момента возвращения в Плаж. Он хорошо помнил пронзительный взгляд жены вождя и не горел желанием снова ее видеть. Но идти все равно пришлось и, переступив порог, американец был удивлен радушию, с которым его приняла Нел.
Гера, я знаю, что Макс Са очень ценил тебя и советовался, что привело тебя ко мне?
Смущаясь и запинаясь, Тиландер изложил свою просьбу, удивляясь переменам, произошедшим с Нел. Перед ним стояла девушка, словно родившаяся от брака белого и черного человека примерно в середине двадцатого века. Она не знала английского, но язык Русов знала куда лучше его. Но больше всего удивлял взгляд: властный и умный, от которого хотелось съежиться.
Хорошо, Гера, я скажу Уилу, чтобы то, что нужно для твоей работы, он делал сразу.
Тиландер вежливо отказался от чая и переступил порог прощаясь, когда его остановил голос Нел:
Он не умер, Гера, не надо думать, что ты виноват. Макс Са скоро вернется к нам и все будет как раньше.Пробормотав невразумительное в ответ, Тиландер поспешно покинул дворец. Если бы Нел упрекнула его в смерти Макса, ему было бы легче, ее слова, что на нем нет вины, жгли его сильнее. Он даже ненавидел Нел и страстно желал ее смерти, великодушие, проявленное девушкой казалось ему насмешкой. Среди Выдр зрело скрытое недовольство, теперь, когда Макса не стало, все чаще появлялись разговоры о том, что Выдры были сильным племенем и им необязательно плясать под слова женщины. Особенно сильно свое недовольство высказывал молодой гребец по имени Ваа, которого сильно задело решение Нел о казни. И хотя сама казнь была отменена, осадок остался.
Тиландер был в курсе этого недовольства, его жена, дочь вождя Наа, информировала его обо всем. Американец разрывался между долгом предупредить Нел и желанием пустить все на самотек, чтобы в нужный момент уйти, заручившись поддержкой Выдр.
Нел появилась на пирсе в сопровождении Бера и еще двоих охранников через неделю после их последнего разговора. Пару минут поболтав с Тиланлером о постройке второго корабля, она уже повернулась в сторону кузницы, чтобы навестить Рама и Лайтфута. Тиландер, вытерев мокрый от пота лоб, поднял топор, чтобы продолжить работу, когда увидел бунтаря Ваа. Прикрываясь строительными лесами, Ваа уже натягивал свой лук. Американец ясно видел направление полета стрелы в спину ничего не подозревающей Нел. УийствоНел могло вызывать резню и погубить самого Тиландера, понимая, что он не успевает добежать до Ваа или предупредить Нел, американец метнулся к Нел и в этот момент в его правое плечо впилась стрела.
Падая, он успел увидеть, как черной молнией метнулся Бер, а следом еще двое. Расстояние в тридцать шагов, черный спецназ преодолел в считанные секунды. Ваа накладывал вторую стрелу, когда Бер в прыжке взлетел в воздух и, опускаясь, вогнал свой нож в череп убийцы по самую рукоятку.
Все загомонили, Нел стояла и хлопала глазами, только сейчас поняв, что стрелу, предназначенную ей, принял на себя Тиландер. Дальнейшее происходило, словно во сне: неизвестно откуда появился Лар с отрядом копейщиков и лучников, подтянулись черные спецназовцы Бера и Тиландер видел, как выводят из хижин обезоруженных Выдр. Пока американцу выдернули стрелу и перевязали рану, Бер нашел семью Ваа. Всех троих членов семьи в лице отца, матери и брата подростка, приговорили к смерти, несмотря на протесты Нел, которая хотела избежать многочисленных казней. Решение поддержал и вождь Наа. Еще две семьи Выдр решено было переселить в Форт, чтобы немного разбавить плотность. Четыре воина Уна, в которых Лар был уверен, заняли освободившиеся хижины Выдр.
Труп Ваа и трупы членов его семьи, выкинули в море, где их вскоре растерзали акулы. Первая попытка убийства была пресечена, Ара получил дополнительные инструкции и через неделю выявил еще двоих недовольных. Нел согласилась со словами Тиландера, что заразу нужно вырывать с корнями и еще два трупа обогатили рацион акул. После героического самопожертвования американца, Нел дважды навещала его в хижине и оба раза горячо жала руку со словами благодарности. Эта бесхитростная благодарность изменила внутренний настрой американца, который поклялся защищать и оберегать миссис Макc Са до самой смерти.
Глава 12. Бобры
Темневший на юго-востоке лес казался защитой от опасных хищников, но одновременно таил в себе угрозу. Все время, пока мы шли по открытой равнине, я ощущал себя неуютно, так как наши фигуры просматривались издалека. С другой стороны, появление леса означало, что два основных фактора, которые нужны человеческому племени для нормальной жизни, воссоединились. Река, дающая воду и рыбу, протекала рядом с лесом, дающим хворост для костра и прибежище для животных. Именно эти факторы и вынуждали людей оседать в лесах по берегам рек. Поэтому становление цивилизаций происходило на морских побережьях и в лесах с богатыми рыбой реками.
Пока я так размышлял, мы, следуя за рекой, дошли по опушки леса. Река здесь замедляла течение и текла неторопливо. В ее водах отражались кроны деревьев, которые росли прямо на берегу. Скорость нашего передвижения снизилась по двум причинам: во-первых, приходилось огибать деревья и кусты, а во-вторых, нам стали попадаться ягоды на кустарниках, которые Санчо, присмотревшись, смело брал в рот. Около одного кустарника мы задержались надолго, это была калина красная, и мы с жадностью стали поглощать плоды, содержащие большое количество полисахаров и аскорбиновой кислоты. Плоды немного отдавали горечью, которая обычно пропадает после морозов. Оторвался я от кустов лишь тогда, когда во рту стало горько, и от вяжущих свойств ягод высохла слюна.
Неандерталец останавливался еще несколько раз, срывая незнакомые мне плоды, похожие на микроскопические груши. Плоды были безвкусные, жестковатые, но это была клетчатка, так необходимая для пищеварения. Солнце уже скрылось с западной стороны реки за верхушками деревьев, и на лес опустились мрачные сумерки. На ночь мы остановились у упавшего огромного дерева, корни которого при падении вырыли в земле солидную яму. Разведя костер в этой яме, мы немного подогрели мясо и поужинали.
Ночная жизнь в лесу была более насыщенной и разнообразной, чем в степи. Постоянно слышались шорохи, издаваемый мелкими зверьками, совсем недалеко я услышал, как роют землю и хрюкают дикие свиньи, а издали доносился волчий вой. Прикрытые с одной стороны упавшим деревом и его корнями, мы перенесли костер и улеглись между ним и деревом. Над головой шумели деревья, время от времени падали листья, заставляя вздрагивать, когда они попадали по лицу.
Несмотря на обилие ночных звуков, я заснул быстро и проснулся в отличном настроении. Лес для русского человека родное место. Даже, будучи жителем мегаполиса, я инстинктивно ощущал себя в лесу увереннее, чем в степи. Запах прелых листьев и хвои напоминал запахи русской бани, которую я так и не удосужился построить в Плаже. Жаркий климат той местности не особо располагал к парению, но сейчас я дал себе слово заняться баней сразу по возвращению. Да и дикари будут лучше приучаться к гигиене после походов в баньку.
Неандерталец уже разложил костер и подогревал завтрак. Мне нужно было отойти по делам, о чем я предупредил Санчо. Вернувшись, я умылся в реке, отметив, что вода становится все холоднее. Уже почти все деревья окрасились в яркие тона, готовясь сбросить листву. Пройдя несколько десятком метров вниз по реке, я увидел запруду, которая была сделана из бревен.
«Дикари!»,я мгновенно приник к земле. Но сколько не прислушивался, человеческих голосов и постороннего шума не услышал. Осторожно, скрываясь за кустами, пробираюсь вперед и вижу на дальнем берегу черную голову дикаря, который сразу же спрятался, как только увидел меня. Расстояние было слишком велико, запруда расширила реку, и до противоположного берега расстояние удвоилось. Быстро возвращаюсь назад и предупреждаю дикаря:
Га! (Опасность).
Санчо втягивает носом воздух и, постояв так пару минут к чему-то прислушиваясь, заявляет:
Ял. (Еда).
Ну, конечно, еда, идиот, для тебя все люди еда, а для меня опасность. Га!снова повторяю ему, но дикарь невозмутимо отвечает:
Ял.
Положив мясо на ствол дерева, Санчо поднимается и кивком предлагает мне следовать за ним. Пригибаясь, мы идём по течению реки. Пройдя около пятидесяти метров, дикарь останавливается и показывает на две черные головы, похожие на ту, что я видел ранее:
Ял (еда).
Только я открываю рот, чтобы выразить сове мнение о хваленном антропологами мозге неандертальцев, как черные головы кидаются в воду и плывут. Дикари умеют плавать, это нонсенс! Но минуту спустя я вижу, в чем моя ошибка. Черные головы, доплыв до островка из веток и грязи, вскарабкиваются наверх и исчезают в лабиринте сучьев. Выдры? Нет. Вроде бобры. Конечно бобры! И запруда эта их рук, точнее зубов, дело. Блин, это же надо так опростоволоситься перед дикарем из каменного века.
Ял,повторяет Санчо и лицо его принимает мечтательное выражение, навевая мысли о шикарном качестве мяса бобров.
Пока мы завтракали жареным мясом, я думал о том, что шкурки бобров лучше подошли бы для унт. За время моего бегства унты из заячьих шкурок размотались, в двух местах кожа истончилась настолько, что чувствовался любой камешек. Бобровые шкурки будут попрочнее, они полжизни проводят в воде и по теплопроводности эти шкурки не уступают заячьим. Ничего страшного не случится, если мы задержимся на пару дней, добывая бобров и скобля их шкурки. Правда, я не представлял себе как их достать. Благодаря запруде, построенной бобрами, река здесь нехило разлилась и образовала небольшое озерцо. Излишек воды сливался поверх бобровой плотины, образуя небольшой перекат в полметра высотой.
Бобровые домики или хатки находились в самом центре этого водного пространства. Сама хатка представляла собой кучу из веток, бревен и глины, теперь глину я видел отчетливо. Вся эта конструкция возвышалась над водой на метр и имела в поперечнике не менее трех метров. Что там внутри, какие ходы и где они выходят, одному водяному известно.
Бобры чрезвычайно осторожные животные, в этом я убедился сам. Стоило нам с Санчо пройти еще пару метров, как сразу с двух берегов грызуны бросились в воду и, торопливо доплыв до хатки, исчезли внутри всей этой конструкции.
Ха (не получится),неандерталец покачал головой, давая понять, что поимка бобра трудное занятие.
Осторожность бобров и скепсис дикаря меня, наоборот, раззадорили. Неужели я не умнее этих животных, должны у них быть слабые стороны. Но, сколько я не ходил по берегу, ничего умного в голову не приходило. Была даже идея доплыть до их хатки и, разбирая ее, достать грызунов. Но вряд ли животные не имели выходов из этого сооружения под водой, чтобы уплыть в случае опасности. А озерце интересное, образовалось оно благодаря плотине. Вода здесь практически была стоячей, её избыток уходил, бесшумно переливаясь через верхние бревна плотины.
Если климат здесь суров, и на реке образуется лед, даже если он образуется в верховьях, то ледоход снесет плотину, и бобрам каюк. Что-то было в этой мысли, что заставило меня даже остановиться. Я упускал какую-то важную деталь.
Я снова попытался проанализировать мысль: лед на реке, ледоход. Вспомнив скорость течения в каньоне и извилистые берега, ледоход я отмел. Сюда лед не дойдет, его разобьет о берега намного выше по течению. Но мысль упорно билась, и вскоре я облегченно выдохнул: ну, конечно! Если плотину снесет, бобры не будут окружены таким водным пространством. И что они сделают? Правильнобросятся восстанавливать плотину, где мы их и добудем.
Дошел до самой плотины ниже по течению. Разрушить ее будет нелегко. Бревна уложены в ряд, между ними ветки, даже щели залеплены мусором с глиной. Но попробовать стоит, только вот как объяснить свой замысел неандертальцу, который тенью следует за мной.
Когда я скинул накидку и шорты, Санчо все понял без слов. По крайней мере, он приготовил дротики, собираясь разить животных. Я вошел в воду и поежился, температура точно не для купания. Стараясь согреться, я сделал несколько заплывов до бобровой хатки и обратно. Животных нигде не было видно, видимо, они ушли через подводные ходы.
Первое бревно я освобождал от веток и слоя грязи почти полчаса, даже умаялся. Столкнув его в воду, я смотрел, как оно уплывает на юг. Освободив еще два бревна, я получил сильное течение, которое меня перенесло через плотину на другую сторону. Пришлось выбираться на берег, чтобы вернуться наверх. Только на суше я понял, как мне холодно, зуб на зуб не попадал. Решил пока повременить, может, этого уровня разрушенной плотины хватит, чтобы снизить уровень воды в запруде.
Пробежался до нашего костра, от которого остались тлеющие угольки. Быстро набросав на них хвороста, я раздул пламя и стал греться. Пламя стало быстро набирать силу, я стал отогреваться, решив больше не лезть в воду. Санчо принес мою одежду и через час, мы, крадучись, прошли в плотине, чтобы оценить масштаб разрушений, вызванных нашими действиями. За час, уровень воды серьезно понизился, и бобры почувствовали угрозу. Не менее двух десятков животных сновали в воде, подтаскивая ветки, чтобы заткнуть дыры, которые образовались в результате моих действий. Еще трое бобров усиленно грызли дерево у самого основания. Ствол метрового в обхвате дерева был уже прогрызен на треть. Еще полчаса и гигант рухнет прямо в воду. А там бобры его сумеют пристроить к плотине.
Неандерталец своего бобра заколол одним ударом, мой удар дротиком прошелся по касательной, и животное бросилось в сторону воды. Но вторым ударом мне удалось пришпилить хвост к земле. Бобр отчаянно заверещал, но удар каменного топора по голове прервал этот крик. Этого было достаточно, чтобы все бобры моментально исчезли. Двух животных мы добыли, я не сомневался, что грызуны продолжат работу, невзирая на потери. Вернувшись к своему костру, мы ободрали бобров. Санчо сразу сел чистить шкурку, скобля ее своим топором. Я же, вколотив две жерди, надел тушку животного на вертел и принялся готовить. Бобер был жирный, растаявший жир капал на угли, вызывая шипение и распространяя аромат.
Санчо был прав, мясо бобра оказалось очень нежным и вкусным. После трапезы мы почти два часа отдыхали, давая желудку работать с полным приливом крови. Сегодня неандерталец наконец наелся. После бобра он умял еще кусок вчерашнего жареного мяса оленя, и его живот стал напоминать беременность в тридцать недель. Шкурки были растянуты и зафиксированы колышками на лужайке, куда проникали солнечные лучи.
До вечера мы еще дважды ходили на бобров и один раз добыли еще двоих зверьков. Третья попытка была неудачная. Стоило нам приблизиться к плотине на двадцать метров, как раздался свист, и животные попрыгали в воду. Свистел бобер, который стоял на самой верхушке хатки, откуда наш берег великолепно просматривался. В принципе четырех шкурок было достаточно, чтобы сшить унты и себе и дикарю, поэтому неудача не нас расстроила. Намочив мочой шкурки, Санчо продолжал терзать их камнем, стараясь сделать кожу мягкой. Периодически он мочил шкурки в воде и снова, поскоблив, растягивал для сушки.
За весь следующий день после трех попыток нам удалось добыть всего одного бобра. Бобры свалили дерево, и оно за счет огромного ствола частично замедлило отток воды. Бобры, видимо, работали и по ночам, поэтому разрушенная плотина снова стала подниматься над водой. Меня это не особо заботило. Завтра с утра мы собирались продолжить путь, а пока же наслаждались вкусным мясом и собирали ягоды, которых в лесу было множество.
В одном месте я наткнулся на группу ивовых деревьев и потратил час, обдирая кору. Теперь у меня снова был пояс на бедра, за который можно было засунуть нож-рог и еще один пояс, чтобы прихватывать меховую накидку вокруг пояса. Из оставшейся коры я сделал подобие кукана, на которые мы повесили мясо, которое оставалось после охоты на бобров. Пока шкурки бобров не годились для выделки, поэтому я просто обмотал той же корой полуразвалившиеся унты, ставших похожими на деревенские лапти крестьян в исторических фильмах.
В последнюю ночь у бобровой плотины, Санчо меня удивил, когда совсем неожиданно для меня произнес:
Макс.
«С» у него получилось как «ш», но и это был успех. Я потратил около часа, пытаясь заставить его выучить простые слова. Дикарь очень старался, мышцы лица и шеи вздулись от напряжения, но больше нормальных слов произнести он так и не смог.
Ночь прошла без проблем, а утром мы двинулись в путь, не без сожаления покидая гостеприимное место, порадовавшее нас обилием бобров и ягод.
Река уже значительно расширилась. По ходу нашего движения в нее впадала речушка с кристально чистой водой, где мы от души напились, и я наполнил фляжку. Интуиция подсказывала, что мы находимся недалеко от мест, где могут повстречаться люди, но пока мы их не видели. Зато на третий день пути мы наткнулись на еще одну бобровую плотину. Сейчас мы шли куда медленнее, постоянно огибая препятствия на пути. Думаю, что за сутки мы проходили не больше тридцати километров в самом лучшем случае.