3
Родной детский дом имени Григория Россолимо, который располагался в двух, двухэтажных зданиях, в одном здании находились наши спальни, в другом мастерские, встретил меня тишиной. Что было объяснимо, так как все ребята сейчас были в школе.
Ну что Крутов, опять ты вляпался в историю? спросила меня воспитатель, а так же по совместительству заведующая, Лариса Алексеевна.
Полная женщина лет пятидесяти с хвостиком, насколько мне подсказывала память моего второго я, была человеком не злым, многое нам прощала, да и просто жалела нас.
Зачем ты полез на этот старый барак? Что там медом тебе намазано? Май месяц, скоро экзамены, кем ты будешь в будущем обалдуй? Сил на тебя моих нет.
Все вопросы, предназначенные мальчишке, в теле которого я оказался, я пропустил мимо ушей. Ну что сказать, был глуп, исправлюсь?
Лариса Алексеевна, вы же знаете, как я вас уважаю, внезапно сменил я тему, а комната, в которой я жил с братом и матерью останется за мной?
Конечно? удивилась воспитатель, тебе скоро исполнится шестнадцать лет, экзамены сдашь и вернешься в свою комнату. Никто от туда выселить тебя не имеет права, а если это произойдет, не беспокойся, мы отстоим твои права. Мы своих воспитанников в обиду не дадим! А что ты вдруг этим заинтересовался?
Думаю чем заняться после школы.
Учишься ты слабо, иди на завод или на фабрику, усмехнулась Лариса Алексеевна, у нас в СССР любой труд в почете.
Спасибо обнадежили, подумал я и поплелся на второй этаж, где располагалась спальня старших ребят. В длинной комнате было четырнадцать кроватей, которые стояли в два ряда и занимали восемьдесят процентов жилого пространства, еще пять процентов тумбочки, остальноедлинный проход. Как в пионерском лагере. Моя койка была самой козырной, она стояла у окна в самом дальнем от дверей углу. Рядом были кровати моих корешей, ТоликаМаэстро, СанькиЗёмы, ВадькиБуры. Над койкой Толика висела гитара, которую как он говорил, его отец привез из Германии. Его история так же чем-то похожа на мою, мать умерла, правда отец их не умер, а бросил несколько лет назад и у него другая семья. Здесь в детском доме он вместе с сестрой, Наташкой, они близнецы. Фамилия у него Марков, но прозвище из-за своей тяги к музыке. Санькабеспризорник, родителей своих вообще не помнит. Прозвище Зёма образовалось от его фамилии Земакович. А Вадьку мать оставила на попечение бабушки и уехала куда-то в Сибирь на заработки. Бабушка его умерла, а от матери ни слуху, ни духу. Прозвище у негоБура, так как фамилия его Бураков, чем то похож фигурой на медведя. Он самый физически сильный из нас. Зато я самый авторитетный и в компании за старшего. И судя по моим разбитым кулакам, махать ими мне приходилось довольно часто.
Я открыл дверцу своей тумбочки и обследовал ее. Учебники, тетради, какие-то шурупы и неплохая свинчатка. Я взял ее в кулак, сжал, легла она в него как родная. На самом дне обнаружились десять рублей, две трешки и четыре рублевки. Память моего предшественника подсказала, что рубль сейчас не такое уж большое богатство. А те советские деньги, которые помнил я, должны были вот-вот появиться. Но в каком году произойдет смена денег и деноминация я не вспомнил. Получается сейчас рубльэто как десять копеек в восьмидесятых годах.
Денег нет, но вы держитесь, усмехнулся я, вспомнив слова одного политического бездельника из первой жизни.
После шахматных больничных баталий я разбогател на семнадцать рублей. Весь свой капитал, двадцать семь рублей, я спрятал в книжку по литературе. Надо бы разведать, где тут в Измайлово играют в шахматы, можно будет снова подзаработать. Не в деньгах конечно счастье, но без них плохо. Я взял в руки Толькину гитару провел по струнам и поднастроил ее. Играть я научился в первой жизни, будучи студентом Политеха, потом много практиковался в туристических походах и на сплавах, виртуозом, конечно, не был, но слух имел, и играл сносно.
Призрачно все в этом мире бушующем, запел я негромко, есть только миг, за него и держись.
Да, пальцы о непривычки моего нового тела заболели. Видать Богдана музыка особенно не интересовала, исправим это недоразумение. Ведь музыка строить и жить помогает. Я повесил гитару на место и закимарил на своей кровати.
Богдан! Братуха! услышал я сквозь легкий сон.
Я разлепил глаза и увидел, как на меня несется худой и высокий Зёма, а мы думали, что ты уже все каюк, я уж думал сам этой вертихвостке поджопников надавать.
Здаров, братан! Как видишь, наша советская медицина враз меня на ноги поставила, заулыбался я.
Тут же в дверь влетели и Маэстро с Бурой, они радостно меня обнимали и похлопывали. Странное дело, в первой жизни у меня друзей к сорока шести годам практически не осталось. А тут сразу три преданных товарища, необычные ощущения.
Хавать пора! Пошли, забеспокоился Бура.
Все бы тебе только жрать, засмеялся Маэстро, в самом деле, пошли, там и поболтаем.
Вся наша боевая четверка переместилась в детдомовскую столовую, которая занимала одну комнату на первом этаже. Кормили, надо было признать, только-только, чтобы ноги не протянуть. Жидкий суп и макароны на второе, на десерт чай с хлебом.
Это блюдо знаменитой кавказкой кухни! грустно пошутил я за столом.
Какое такое блюдо? изумился Зёма.
Жричодали! под смех всех ребят вокруг закончил я фразу, ну что мужики, как там, в школе дела?
Без тебя вообще хреново, забубнил Бура, на Маэстро опять наехали, меня жестко прессанули, Зему тоже попинали немного.
Я немного поднапряг память и вспомнил, что в школе у нас была нехилая конфронтация с местными, главой которых был Олег Постников, сынок богатых родителей, папик у него заведующий продовольственным магазином.
Постный что ли расслабился? спросил я парней, че от тебя хотят? обратился к Толику Маэстро.
Деньги говорят, я им должен, типа я десятку им задолжал, невесело пролепетал он.
Нам в детском доме выделяли по тридцать рублей в месяц на всякую мелочуху и конфеты, заведующая заботилась о том, чтобы мы привыкали к обращению с наличностью. Постному, конечно, эти копейки были не нужны, ему было важно себя поставить выше всех. Чем гнилее человек, тем больше ему хочется раболепия.
Ладно, завтра все разрулим, похлопал я паренька по плечу, за каждую мою разбитую костяшку на кулаках он мне заплатит звонкой монетой.
Здорово, что ты жив и здоров! развеселился Зёма, чего уж мы тут только не передумали, пока ты в больничке валялся.
Однако Толик все равно был не в себе.
Ну, ты чего? удивился я, Маэстро, не кисни.
К Наташке местный бандюган, Чеснок, подкатывает, признался он, беспокоясь за сестру.
Я посмотрел в сторону наших детдомовских девчонок, Наташка действительно была сама не своя. Симпатичная, подумал я, между прочим, чем то похожа на актрису, которая играла Маю Светлову из кинофильма «Приключение Электроника». Практически одно лицо, да и по фигуре похожа. Странно, что Богдан в теле, которого я был, раньше на нее не обращал внимание.
Я этого Чеснока так отхирачу, что всю оставшуюся жизнь он на лекарство работать будет, снова я попытался взбодрить Толика.
Кстати Маэстро так же, как и сестра, был очень симпатичным парнем, поэтому Постный его больше всех и доставал. Завидовал, прыщавая морда.
После обеда вся наша компания переместилась к нам в комнату, потом к нам пришли в гости все наши старшие девчонки и стали просить Маэстро сыграть на гитаре. Да, усмехнулся я, компьютеров нет, айфонов и телевизоров тоже, чем еще занять свободное время. Толик после обеда и моих слов заметно повеселел и с удовольствием взялся за инструмент.
Голуби летят над нашей зоной, голубям нигде преграды нет, затянул очень приятным голосом Толик, девчонки тоже стали подпевать юному любителю зековской романтики. Лично я с большим трудом дослушал эту бесконечную балладу. Никогда не любил блатных песенок.
Маэстро, давай про журавлей, попросила бойкая девчонка подружка Наташки, Тонька.
Круглое личико, хитрые глазки, уже вполне созревшая девушка, лет через пять разнесет ее во все стороны, если следить не будет за собой, отметил я про себя, а сестра Толика, реально здесь самая красивая, жаль, если Чеснок добьётся своего. Все силы приложу чтобы этого отморозка отвадить, и плевал я на его кодлу. Нужно будет, с каждым буду биться до последнего.
Далеко, далеко, далеко журавли улетели,
запел Толик,
Сквозь снега, свозь поля, на дорогах, где нету метели
В этой песне не было ни слова про зону и про зеков, но суть ее мне была ясна, песня про побег. В общем если ребята и дальше будут слушать подобную муру, то многие на зоне и окажутся. Зёма, например, и сейчас с придыханием говорит про блатных.
Маэстро, оборвал я певца на пол куплете, дай ко мне инструмент, я сыграю.
Вся компания удивленно оглянулась на меня и пораскрывала рты.
А ты умеешь? Толик недоверчиво протянул мне гитару.
Одного мудреца как-то спросили, а можешь ли ты играть на гитаре? отшутился я, а он ответил, не знаю, не пробовал.
Девчонки дружно захихикали, Зёма же просто загоготал. Я взял гитару и задумался, что исполнить честной компании? Что-то сложное не поймут. Может быть «Ласковый май» им сбацать. Что-нибудь про любовь, про вечер, про май. Я конечно не фанат такой музыки, но сейчас она реально в тему. Еще раз я попробовал брать знакомые аккорды и заиграл.
Закат окончил летний теплый вечер,
Остановился на краю земли.
Тебя я в этот вечер не замечу,
И лживые не нужно слезы лить,
пока я пел, мне было смешно видеть, как у всех вытянулись лица и широко раскрылись глаза. Наташка так вообще вперилась глазами в меня как в инопланетянина. По сути, я и есть здесь кто-то на вроде пришельца с другой планеты.
Пусть в твои окна смотрит беспечный розовый вечер,
Пусть провожает розовым взглядом, смотрит нам вслед,
Пусть все насмешки стерпит твои,
Пусть доверяет тайны свои
Больше не надо мне этих бед,
затянул я припев. И краем глаза заметил, что к нашей компании стали присоединяться и другие парни из нашей комнаты, а так же девчонки из соседних спален.
Когда я запел припев второй раз, Наташка и Тонька очень красиво стали подпевать мне на бэк-вокале. А когда припев зазвучал третий раз, подпевали практически все. Закончил песню я под оглушительные овации.
Козырная песня! не выдержал Маэстро, показывай аккорды, это же просто улет.
А чья это песня? спросила Наташка, сам сочинил?
В больнице слышал, соврал я.
Да не гони, заявил Санька Зёма, если бы такую песню пели бы в больнице, то ее уже пол страны пело. А песня то про кого, заулыбался Зёма, про Ирку?
Нет, это я про тебя написал, ответил я, лежал в больничке и думал, а как там Санек, не написать ли про него песенку.
Тут же на меня насел Толик Маэстро и пока я не продиктовал слова не отцепился. Потом он взял гитару и запел про розовый вечер.
Бура, позвал я Вадьку, пойдем, выйдем на улицу потрещим.
Мы с трудом протиснулись среди слушателей нового детдомовского хита и спустились на первый этаж. Честно говоря, ситуация с Чесноком, с этим приблатненным пациком меня напрягала больше всего. Единственный кто был реальной мне поддержкой это Вадька. Когда мы вышли на крыльцо солнце уже село за горизонт и вокруг были потемки.
Как считаешь, спросил я его, отмашемся мы от кодлы Чеснока?
Да хрен его знает, честно заявил он, они вполне могут с пиками прийти на разборку. Порезать могут.
А может мы кистеньками обзаведемся?
Чем? удивился Вадька.
Кистеньэто гирька такая на цепи или веревке.
Где мы их возьмем?
Ты видел набалдашники на наших кроватях, пояснил я суть идеи, открутим их и к веревкам привяжем. Прикинь, такая дура вылетает и прямо в лоб?
Ну да, когда внезапно и полбу это круто будет, обрадовался мой соратник.
На кого еще можем рассчитывать кроме, Маэстро и Зёмы, как считаешь? задал я следующий вопрос, в комнате было еще четверо пареньков нашего возраста, которые учились в параллельном классе «Б».
Поговорить с парнями конечно можно, но против Чеснока они быстро сольются. Тем более Дюша, уже давно шестерит в той банде.
Дюша, сокращенно от Андрея, чем то мне напоминал Зёму, высокий и худой, тоже беспризорник, но характер лизоблюдский чувствовался сразу. Да и мне несколько раз приходилось лупить мерзавца, который иногда тряс деньги с малышей. Как говориться молодец среди овец, а против молодца и сам овца.
Значит так, сказал я Вадьке, завтра встаем пораньше и тренируемся с кистенями, чтобы себе ими по лбу не съездить, и в школу идем вместе с этими фиговинами.
Хорошо, меланхолично согласился Бура.
Надежный парень это Вадька, с таким хоть в разведку, не сдаст, подумал я и сказал, пошли спать.
Однако когда мы с Бурой вошли в жилой корпус, нас встретила Наташка.
Богдан, можно с тобой поговорить? спросила она.
Пришлось второй раз выйти на крыльцо корпуса, снова послушать ворчания сторожа, Иваныча, ходют туда-сюда, ходют, спать идите уже.
Спокойно Иваныч, все под контролем, отмахнулся я от старика.
На крыльце уже было довольно прохладно. Я бы конечно накинул Наташке на плечи свой единственный пиджак, но он остался в деревянном чемодане у меня под кроватью. И сейчас я был одет в подобие армейской гимнастерки, только неопределенно темного цвета. Такова была в это время школьная форма. Ну а что, зачем легкой промышленности париться, шить всякие навороченные куртки и брюки, стряпай гимнастерки и для солдат, и для школьников, и для студентов. Все одинаковые и все одеты, как чучела. А больше всего меня бесила фуражка, наверное, их специально выпускали в бесчисленном множестве, чтобы люди сразу привыкали к военным порядкам. Сестра моего друга была одета более нарядно, на ней было яркое красное платье немного ниже колен, в крупный белый горошек. Я еще раз себя спросил, почему Богдан, в теле которого я находился, не обращал на нее никакого внимания, странно.
Богдан, скажи, только честно, спросила меня Наташка, поежившись от холода, ты сильно любишь Ирину?
Кто о чем, а вшивый о бане, мелькнуло у меня в голове, ну какая любовь в пятнадцать лет, хотя на самом деле мне сорок шесть, да и в сорок шесть уже на любовь смотришь по-другому.
Такую песню для нее красивую сочинил, продолжила она, вот бы для меня кто такую написал.
Я когда с крыши упал, ответил я, многое успел переосмыслить, нет, я ее не люблю. А для тебя что-нибудь не хуже сочиню.
Правда!? обрадовалась девушка, она быстро чмокнула меня в щеку и убежала в наш жилой корпус.
Это что сейчас такое было? задал я вопрос ей вслед, который естественно повис в воздухе.
Неужели девочка в меня влюбилась? подумал я, этого еще мне не хватало. Разобраться бы с тем, для чего меня закинула сюда судьба. А тут еще и любовь нежданная. Я еще раз посмотрел на яркие майские звезды и пошел спать.
4
Угораздило же меня в качестве ученика вернуться в среднюю школу спустя три десятка лет. А между тем я уже получил высшее техническое образование, поработал некоторое время на заводе. И снова за парту. Алгебра, геометрия, химия, физика, история, ужас. Можно конечно сказать, что мудрые люди говорят, век живи, век учись, но не в средней же школе за партой. Кстати о партах, они все под наклоном, наверное, чтобы осанка была правильной. И еще бутылёк с чернилами стоит в специальном углублении. Хорошо, что мышечная память мне сама подсказала, как пользоваться чернилами и пером, а не то бы все тут уляпал. Рядом за партой со мной сидит Толька Маэстро, через проход сидят Санька Зёма и Вадька Бура, вся наша компания занимает две задние парты, так называемая камчатка. Как один раз заявила Ольга Стряпунина, председатель совета отряда нашего восьмого «А» класса, мы позорное пятно, всю успеваемость тянем вниз. На третьей парте в центральном ряду, сидит Наташка, сегодня она избегает меня взглядом. А на второй парте в ряду у окна сидит Иринка, из-за которой я полез на крышу, объект пылкой страсти того Богдана, который был до меня. Ничего так хорошенькая, даже красивая, похоже на певицу французскую, Ализе из нулевых годов. Глазки карие, волосы пепельно-черные, до плеч.
Крутов! окрикнул меня учитель алгебры и геометрии, Николай Андреевич, ты хоть слышал, что я сейчас объяснял?
Николай Андреевич, вспомнил я, закончил пединститут четыре года назад. Человек он был злопамятный, и когда ему было нужнопринципиальный, а когда это было не выгодно, беспринципный. Это выражалась в том, что у него были свои любимчики, и мы, камчатка, на которой он выпускал пар. Не зря его мой предшественник ненавидел.