Чего? не ожидал такого напора Толик.
Струнная группа, расшифровал я, скрипка, виолончель и контрабас. Духоваятруба, тромбон и валторна. Вот тогда может получиться на самом деле качевый и богатый звук.
И где мы их возьмём, загрустил Маэстро, завтра уже последний день перед записью.
Хорошего барабанщика, я предлагаю взять из «Коктейль-холла», Петра, напомнил я товарищам нашего первого ударника, а остальных я, честно говоря, даже не представляю, где найти.
Я знаю, улыбнулась своей белоснежной улыбкой Ирина, я же оканчивала музыкальную школу, поэтому скрипку, виолончель, трубу и тромбон, я вам найду.
Так что ж мы здесь сидим? развел руки Санька, которому конечно было обидно, что запись будут делать без него, у нас на все про все полдня!
Поехали, я махнул рукой, карета подана.
Скрипку, виолончель, трубу и тромбон, как и обещала Ирина, мы нашли, благо ребята еще не успели никуда уехать из города. На скрипке и виолончели играли две девчонки из соседней школы и старше нас на год. А на трубе и тромбоне парни, этих ребят я видел в нашей школе, и учились они на год младше. Все типичные ботаны, как бы выразились в том моем мире. Однако подзаработать юные музыканты были не прочь. Осталось решить проблему с ударником. Где жил Петро я помнил отлично. За ним мы поехали вдвоем с Вадькой. Мало ли придется его брать силой, пошутил я. Дверь в обшарпанную коммуналку нам открыла недовольная толстая соседка барабанщика.
Петя, Петя, грубо она кинула нам, надоели вы со своим Петей, тюрьма по нему, тунеядцу, плачет. Его давно пора отправить от двух до пяти лет в места не столь отдалённые.
А вы гражданочка, случайно не в мартеновском цехе пашете? решил приструнить я тетку.
Нет, с вызовом бросила она.
И не в шахте? наиграно удивился я.
Еще чего, соседке не понравились мои намеки.
Вот когда побьёте стахановские рекорды, тогда возмущаться и будете, мы с Вадькой прошли мимо рассерженной толстячки.
На двери ударника красовалась свежая, сделанная через трафарет надпись «Посторонним ход воспрещен». Ну, мы то не посторонние, поэтому я громко постучал.
Чё надо? раздался из-за двери женский хрипловатый голос.
Долг принес, соврал я.
Заходи, так же мне ответил женский голос.
Я открыл дверь и увидел неприглядную картину, за столом с кучей бутылок сидела какая-то пьяная девка в простыне, что характерно свой обнаженный верх она прикрыла крайне небрежно. Поэтому я сказал Вадьке, чтобы тот пока подождал меня здесь. Зачем раньше времени развращать парня, решил я. Сам хозяин квартиры лежал же в полной отключке у себя в кровати.
Гони деньги, криво улыбнулась опухшая от пьянки баба.
Вот тебе сто рублей, я достал сторублевку, быстро одевайся и проваливай.
Это чё это, ты тут раскомандовался? ни сколько не смущаясь вывалившихся наружу своих сисек, принялась скандалить девка.
Тупая что ли? я зашептал, сейчас менты нагрянут, Петруху за тунеядство крутить будут. И ты под раздачу попадешь.
Ой, чё я ментов не видела, скривилась она, но отбросив простынь, натягивать на себя свои тряпки все же начала.
Я посмотрел на шкаф, и с удовлетворением заметил, что свои ударные инструменты Петро еще не пропил.
Вадька, позвал я друга, что ожидал меня за дверью, зайди.
А выпить у вас мальчики, что есть? расплылась в бессмысленной улыбке баба.
Аха, кивнул я головой, коньяк армянский у нас в машине, быстрее одевайся, а то тебе не достанется.
Сначала выносим тело, затем барабаны, сказал я другу.
Десять минут мы натягивали на размякшее тело Петра брюки и рубашку. Потом пять минут выносили его из дома и запихивали в автобус. И всего за минуту мы вынесли ударную установку.
А он играть то завтра сможет? спросил меня Вадька.
Бог его знает, честно признался, но не бросать же его в таком виде.
Эй, где коньяк? услышали мы вопрос настырной девки с заднего сидения, где она прекрасно устроилась, пока мы перемещали тело пьяного барабанщика.
А коньяк? задумался я, чтобы такое соврать, чтобы от нее отвязаться, так сейчас поедем на Измайловское кладбище, там у нас сторож знакомый. У него самогонка, вот такая! я показал большой палец, почти, как коньяк.
Почему на кладбище? всполошилась баба.
А где нам Петра прятать от ментов? понял мою игру Вадька, как раз среди покойничков его и захаваем.
А ну высаживай! заревела гулящая девка, ни на какое кладбище я с вами не поеду! Психи!
Глава 14
Вечером, в понедельник, к десяти часам вечера, как и было, договорено, я со своей командой подъехал к самому странному зданию в Москве. Это была Англиканская церковь Святого Андрея. Смех смехом, но именно здесь размещались студии звукозаписи и прочая техника, которая позволяла перенести звук с магнитной ленты на матрицы. Около красивой ограды из бетона и чугуна нас, пританцовывая от нетерпения, поджидал Геннадий.
Я уже думал, что вы передумали, глупо улыбнулся он, когда мы стали вытаскивать инструменты из нашего Опеля.
Показывай дорогу, потребовал по-деловому Зёма.
В последний момент мы посоветовались и решили на запись привезти обоих ударников и Петра, который лишь к середине дня пришел в себя, и Саньку Земаковича. На вопрос Толика, а что нам даст игра сразу двух барабанных установок, я ответил, что более сложный бит. Санька будет играть тыц, быц, а Петро исполнит сбивки, и переходы. Если он это сможет после недельного запоя, подумал я про себя.
Вот здесь у нас большой зал-студия, Геннадий махнул рукой на первый этаж необычного здания в готическом стиле, а мы писаться будем на втором этаже.
Мимо нашей процессии с барабанами, зачехленными гитарами, и прочими инструментами пробежали двое молодых пареньков с какими-то кобелями.
Смотри, Генка новых Жоржи Гулартов привел! засмеялся один.
О мае керо, о мае керо! запел другой.
Не обращайте внимание, скривился наш новоявленный продюсер, вот сюда заносите и расставляйте инструменты, Геннадий с трудом отодвинул толстую тяжелую дверь.
Малая студия чудом вместила наш музыкальный коллектив. Две ударные установки, синтезатор, три гитары, скрипка, виолончель, труба и трамбон. Если гитары и синтезатор мы подключили на прямую к пульту, то для остальных музыкантов потребовалось по одному микрофону, плюс еще три микрофона под вокалистов. Как говорится, всего этого добра хватило с натяжкой, причем звукорежиссер Артамоныч, мужчина лет пятидесяти, принес еще дополнительно два из большой студии. Перед записью я поинтересовался у него, был ли опыт записи подобных коллективов?
Да я саму Гелю Великанову записывал, обиделся тот.
Кого? удивился я.
Ландыши, ландыши светлого мая привет, напел Геннадий, разве не слышал?
А, старые песни о главном, улыбнулся я, давайте попробуем записать первую композицию.
Из комнаты, где стоял микшерский пульт, магнитофон с огромными бобинами, где присел на кресло Геннадий и звукорежиссер Артамоныч приготовился командовать записью я перешел в малую студию. Друг друга теперь мы могли видеть только через толстое стекло.
Поиграйте немного, послышался равнодушный голос звукорежиссера через небольшие колонки в студии.
Давайте «Гитары», обратился я к ребятам.
Петро выдал красивую сбивку на ударнике, Санька встроил в его ритм свою простую партию, и наконец, на басу заиграл Вадька, одновременно с нашей виолончелисткой. Дальше вступил весь ансамбль. Труба и тромбон выдали четкий мотив «Venus». Мы отыграли два квадрата, и тут запела Наташа.
Если ты сидишь один, на душе твоей темно
Так мы исполнили один куплет, потом припев, потом второй куплет, потом еще раз припев, и наконец, звукорежиссер сказал через динамики в студии, так же меланхолично, что достаточно, можно записывать.
Гитары, синие запели, снег растаял, больше нет метели! Е-и-е! пели мы вдохновенно, Наташа солировала, а я, с Толиком, подпевал на бэке.
В финале песни духовая группа выдала улетное соло, а Петро сделал красивую сбивку на барабанах. Я посмотрел на свой ансамбль и улыбнулся, вышло потрясающе. Наташа от нахлынувших чувств захлопала в ладоши, и за ней все стали аплодировать.
Ребята, скомандовал я, готовим «Летящую походку». Толик, пойдем, послушаем запись, обратился я к другу.
В операторской комнате Артамоныч, с недовольным видом, прокрутил пленку магнитофона назад и включил первую запись нашего ВИА «Синие гитары». Как же здорово звучали мы в студии, и как ужасно было слышать те бульканья, что записал магнитофон. Я посмотрел на Толика, лицо которого немного посерело. Барабаны, басы, все, что отвечало за ритм композиции, звучало где-то вдалеке, чуть слышно, голоса настолько превалировали над самой музыкой, что от «Ландышей» мы ничем не отличались.
Артамоныч, не в обиду, начал я дипломатично, стирай это г на Все отстроить нужно совсем по другому. Толик иди в студию, играем по новой «Гитары».
Сначала работают барабаны, бас гитара и виолончель, сказал я в микрофон своим друзьям в студии, Артамоныч не обижайся, я вместо тебя немного порулю.
Да как вы смеете, молодой человек! вспылил мужчина, у которого затряслись руки, и стал дергаться глаз, да я оркестр самого Лени Утесова записывал! Да мои «Ландыши» из каждого окна звучат! А вы, самозванец!
Пожалуйста, ругайтесь потише, я не слышу ни басов, ни барабанов, попросил я скандалиста, Геннадий, сказал я продюсеру, нужно доплатить Артаманочу за нервную работу, можно из нашего гонорара.
Черноволосый паренек, который скромно сидел в уголочке, и прикидывал свои будущие доходы, наконец, проснулся, и что-то шёпотом начал объяснять звукорежиссеру. После чего я смог нормально отстроить и уровень звука и чистоты наших инструментов. Правда, это заняло у меня двадцать минут, но результат был на лицо. У меня получился мощный качевый звук в стиле девяностых и нулевых годов из той моей жизни.
Дикость, тихо скрипел за моей спиной Артамоныч, но больше на рожон не лез.
Спустя час мы все же записали первый наш хит, «Синие гитары». На прослушивание магнитофонной аудиозаписи в аппаратной комнате столпилось человек пятнадцать. Корме моих музыкантов, на огонек, «случайно» заскочили техники из всего здания Всесоюзной студии грамзаписи, которое, наверное, работало и днем и ночью.
Это хит! важно заметил Геннадий.
Да, это тебе, Артамоныч, не «Ландыши», сказал кто-то из техников.
Завтра «Гитары» будут звучать не то, что из всех проигрывателей, из всех утюгов, добавил другой техник.
Может быть, вернемся в студию, остудил я бурные празднования, у нас еще море музыкального материала.
Время деньги, поддакнул мне с важным видом Санька.
Глава 15
Запись нашего первого диска закончилась под утро. Конечно, ни в какие три часа мы не уложились. И самое обидное из двенадцати запланированных песен записали лишь десять. На первую сторону попали: «Синие гитары», «Летящая походка», «Снежная вьюга», «Звезды над Москвой» и «Дым над водой». Вторую сторону украсили композиции: «На тацпол выходи», «И этот миг», «Ищу тебя», «40 лет спустя» и «Смертный медальон». Дебютный диск так и назвали «Синие гитары» в честь нашей группы и первой песни. Из Англиканской церкви Святого Андрея мы вышли в шесть часов утра. И пока я всех развез на нашем микроавтобусе марки Opel Blitz, который мы назвали Икаром, москвичи уже дружными колонами направились строить развитой социализм. В восемь часов я закрыл на засов ворота в наш съемный загородный «особняк». Опель, не смотря на свои скромные размеры, с трудом поместился между сараем и избой.
Молодой человек, услышал я из-за ограды, когда закрывал двери автомобиля на ключ.
Вы меня? я вышел в калитку и увидел женщину на велосипеде с большой сумкой на боку.
Почтальонша Печкина, улыбнулся я мысленно.
Если вы Богдан Крутов, то да, улыбнулась она, ему письмо.
Я как раз, это он, странно, что оно пришло не по месту прописки.
Я небрежно поставил галочку в ее тетради, и рассмотрел конверт. На нем лишь стоял штемпель какой-то канцелярии.
Хорошего дня! весело крикнула женщина и поехала на велосипеде дальше.
Я прямо на улице раскрыл конверт и увидел повестку в ГКБ. Потом вошел в дом и задумался, что ж они ко мне прицепились? Вадька, Санька и Толик помывшись, уже забрались под одеяло.
Сегодня нужно объявить выходной, сонно промычал Санька Земакович.
Точно, впервые с другом согласился Толик.
Что за письмо? заинтересовался Вадька.
В лотерею сто тысяч выиграл, соврал я.
Правда! вскочил Зёма и кинулся рассматривать казенную бумажку.
Свет из слабо зашторенных окон лишь местами попадал на нехитрую мебель нашей гостиной.
Повестка, прочитал первое слово Санька, которое было высвечено больше остальных, а, чё? Сейчас по повестке за деньгами приглашают?
Да, в пятое управление, в первый отдел КГБ приглашают всех, кто выиграл главный приз, меня немного повеселил незадачливый и доверчивый друг, уже не маленький сам должен понимать. Отпечатки пальцев, три фотографии, в фас и в левый, правый профиль. А то мало ли что у меня на уме, вдруг я на выигрыш доллары собираюсь покупать.
Слушай, высунулся из-под одеяла Вадька Бураков, плюнь ты на эти сто тысяч! Чем дальше от КГБ, тем крепче спишь. А деньги мы и сами заработаем.
Логично, согласился с другом и Санька.
Значит, сделаем так, я встал с табурета и прошелся по комнате, про деньги эти, сто тысяч, я пошутил. Не знаю, что там в КГБ от нас нужно, но с этого дня никаких левых заработков, иначе посадят и не посмотрят на нашу пролетарскую родословную.
Блин! вскрикнул Земакович, у нас же десятка «косых» от сегодняшней записи осталась!
Парни, ну, дайте человеку поспать! подскочил на кровати Толик Маэстро.
Да погоди ты, рыкнул на него Вадька, тут дело керосином пахнет.
Из нашей арендованной избушки, с десятью тысячами в руках, одевшись в старую школьно-солдатскую форму, я вышел спустя пятнадцать минут. Этот «левак», деньги, полученные без договора, я решил перевести на счет нашего бывшего детского дома. Подумать о том, какую тактику выбрать для дружеского приема в КГБ, у меня оставалось еще шесть часов. Сначала сберкасса, потом где-нибудь позавтракаю, потом где-нибудь на лавочке покимарю. Парням же я сказал, если будут спрашивать, то говорить, что все финансовые вопросы решал я. Странно, но пешая прогулка меня заметно успокоила, не то сейчас время, чтобы хватать всех без разбору, повторил я про себя. В той жизни мне доводилось общаться с работниками органов безопасности, когда я фотографировал для рекламных макетов всевозможные предприятия. И я пришел к выводу, что постоянная подозрительность приводит к фатальному кретинизму головного мозга. Только воспаленное воображение может раздувать невероятную секретность там, где ее в помине нет и быть не может.
К зданию на Лубянской площади я подошел к двум часам дня. Мощное архитектурное сооружение давило на психику. Как предупреждение, что тут могут запросто пустить кровь, с карнизов шестого этажа свисали длинные кроваво-красные флаги. Над главным входом висел гигантский портрет вождя мирового пролетариата Владимира Ульянова-Ленина, который смотрел куда-то в далекую даль. Ну и шея у вождя, подумал я, как у перекаченного стероидами культуриста. Этот факт меня почему-то рассмешил, и нервное напряжение внезапно улетучилось.
Вызывали, товарищ начальник? я вошел в заваленный папками небольшой кабинет на четыре рабочих места.
Кроме мелкого белобрысого кэгэбешника в комнате сидел еще один представитель этой силовой структуры. Высокий рост и жесткий металлический взгляд, выгодно отличали его от нелепого коротышки.
Садись сюда, Крутов, буркнул белобрысый, это старший лейтенант Сидоров, он будет присутствовать при беседе. Моя фамилия лейтенант Андроников, Михаил Павлович.
Я присел на жесткий неудобный деревянный стул, специально, наверное, такой для посетителей поставили, чтобы знали свое место, поганцы.
Знаешь, чем мы здесь занимаемся? спросил меня, прищурившись, Андроников.
Догадываюсь, я обвел помещение рукой, папки перебираете, а может, и макулатуру собираете, между прочим, полезное дело. Сто килограммов переработанной макулатуры спасает от вырубки одно дерево.