Битлкоин - Алексей Мишаткин 2 стр.


Перспективная общность интеллигентных личностей.

15

Мы не были расквартированы, как гусарский полк, по избам с хрустящими бочковыми огурчиками в погребах и стеснительными вдовушками у печей с душистыми караваями, увы. Нас приютило кирпичное нештукатуреное двухэтажное здание, выполненное в архитектурном стиле «Амбар». Без крыльца, но с выгоревшей табличкой «Общежитие  2» справа от входной двери.

Табличка то ли намекала на существование где-то в окрестностях общежития  1, то ли указывала на прошедший некогда апгрейд от версии 1.0 до 2.0. Сути дела это не меняло. Общага и в Африке общага.

16

Советские общежития существуют по единому принципу, все без исключения. Принцип этот давно утрачен в виду физической гибели его безымянного открывателя от старости или репрессий. Но уклад примитивного быта не выветривается.

Сто́ит только в прямоугольном помещении в нужном порядке расположить кровати, тумбочки и табуреткитут же является онОбщий Дух. Поскрипывая панцирными сетками коек, он покрывает оконные рамы и подоконники пятнацатью слоями разноцветной облупленной краски, развешивает кружева паутины под потолком и старательно обрабатывает плинтуса средством от тараканов, наполняя пустой воздух содержанием победы общественного человека над бесполезным паразитом и одиночеством.

Общий Дух в зависимости от высшего назначения может материализоваться в отдельном кабинете в разных людей: коменданта Марью Исааковну, прапорщика Лагизова или заведующую детсадом Альбину Ивановну. Плотская инкарнация совершенно необходима Общему Духу для удержания множества деталей в собранном вместе состоянии.

Иначе всему конец.

А ведь жителям требуется душ с подачей воды по часам, самозабивающийся туалет и график дежурств по этажу. «Но кто это ценит я вас умоляю»ворчит время от времени любимую мантру вечная Марья Исааковна, выписывая пропуск очередному варвару-новоселу и сверля его заботливым взглядом поверх очков.

Для себя я решил, что это все ненадолго, и поэтому не так и важно. Курорта никто не обещал. «Сдадим объект и поедем в Майами пить прохладный джус»сказал нам Вандербильд вечером на собрании. Все согласились.

17

Однообразные осенние дни потекли один за другим. Лист за листомоторвется, побарахтается на ветру, как придется, и затеряется где-то среди таких же вчерашних и безымянных. Домработадом. Домэто комната на восемь человек на втором этаже в конце свистящего сквозняками коридора. Стены неизвестного цвета. Удобства во дворе. Работадесять часов циклических напряжений рук, ног и спины с минимальными перекурами и коротким обедом. Молодые, здоровые, мы спали ночью прекрасно. Даже у самых отчаянных ценителей сельского эротического романтизма запала хватало разве что на пару SMS телкам перед сноми все. Каждое утро в 7:30 автобус увозил нас на созидание нового мира.

Побережье давно очистилось от отдыхающего трудового народа, вареной кукурузы и семечной шелухи. Под руководством опытного Вандербильда была выстроена целая строительная инфраструктура: склад стройматериалов, сеть электроснабжения, вагончики для хранения инструмента, а также сколоченные из деревянных поддонов туалеты.

Еще была стоянка строительной техники и грузовиков-самосвалов, в сумме до 20 боевых единиц. Стоянка представляла собой засыпанную щебнем площадку, выходящую одним боком к шоссе. Машины строились на ночь в шеренгу задом к лесополосе, перпендикулярной трассе, и передом в чистое поле.

Именно на этой самой стоянке знак-стрела, поданная мне посредством Жеки, уперлась в нечто такое, что может снова остановить мир.

18

К исходу второй недели работы у меня отчего-то поднялась температура. Потупился взор, и пропала твердость руки. Гриппозное состояние, когда ломит кости, мир вокруг становится похожим на мультики, и блаженство вызывает любая возможность посидеть в тепле без движения. Перекур для бетонщикаэто бархатный кайф, особенно если парень-бетонщик немного не в себе. Итак, мы остановили работу в ожидании цементовоза.

 Покурим?  проникновенно и с пониманием обратился ко мне Сада, наш собственный уникальный рецидивист в завязке. Садистом он не был, Боже упаси. Он был наоборот здоровенным добродушным черноглазым татарином с головой в форме абсолютно правильного глобуса и фамилией Садардинов. С некоторых пор он стал ценить мой «Camel» за его крепость, отсутствие внезапно вспыхивающих сучков в табачной смеси и, главное, что в моей пачке он условно бесплатный. Это после валютного лагерного «Беломора» и махорки.

 Давай,  я протянул ему раскрытую пачку. У меня вошло в привычку носить с собой сигареты. Сам употреблял одну-две в день, не больше. Даже зажигалку потерял, а новую не завел. Такое себе средство коммуникации в суровом разнокалиберном коллективе. Под сигарету может получиться беседа, а из беседы целая история.

Сада не взял пачку в руки. Он ловко выудил одну сигарету плохо гнущимися пальцами цвета древесных кореньев, рефлекторно глядя при этом не на нее, а в лицо оппоненту. Так же бессознательно зачем-то размял ее, не спеша, покрутив в пальцах, зажал фильтр в зубах. Затем чиркнул спичкой, потянулся ко мне с коробком и огнем в ладонях, определяя направление нежелательного ветра. Я отказался, закрыв пачку и спрятав ее в карман.

 Ты не болей, понял, да? Ты чего такой больной?  проявил заботу бывший зэк в устной форме. Его чернющие глаза напоминали выпуклые пуговицы, что пришивают крупным мягким медведям-игрушкам для сходства с человеком. Никогда точно нельзя определить, куда именно он смотрит, и что у него на уме.

 Да ладно, Сада, не обращай внимания. Я молодой и здоровый. На ночь горячего чаю и пятьдесят граммутром буду новый и блестящий,  ответил я.

 Ну, хорошо, если так, как ты говоришь. По-всякому бывает. Смотришьмолодой, да? А бревно с третьего этажа упал на головуи все, на волю. Бхааа!..  зашелестел его негромкий сиплый смех. Сада ткнул меня кулаком в плечо, желая добавить бодрости и позитива.

 Слушай,  отозвался я, глядя на свои сапоги,  ты можешь помолчать?

 Я,  продолжил рассказчик мотивирующих текстов,  десять лет уже совсем не болею. Болел тогда сильно один раз, выздоровел и все.

Мой товарищ растоптал каблуком воспоминания об истраченной сигарете.

 Я потом помолчу,  пообещал он, доставая свои ядреные без фильтра.

У нас было время, табак, остывший чай в термосе, и он продолжил.

 В Алтайском крае на поселении я жил. Два года. Какой-то эксперимент, сказали. Лагерь, бараки, столовая, клубкино крутили, представляешь? Бараки были мужские и женские, отдельные. Забора нет. Иди куда хочешь, тыщу верст тайга. Хочешьживи, работай, коротай срок. Хочешьтайга. Никто не уходил, жить хотели. Работалес, столярка. Бабы строчили на машинках что-то.

Мужикам с бабами встречаться не давали. Бесплатно не давали. Хочешь обниматьсяплати Куму. На час тебе изба натопленная, пожалуйста. И мужики платили, и бабы, так-то вот. Оно по-другому не вытерпишь, понимаешь, да? Когда баба рядом ходит.

Вертухаи такое умное придумали. Чтобы семей не было, чтобы не полюбили друг дружку, они без выбора давали. Баба, да и все. Платишь и не знаешь, какая будет. Чтобы только без туберкулеза. С них начальство за это спрашивало. Ну а чего делать-то, баба и есть баба. Со всех боков одинаковая. Одна хохлушка была, говорила: «Не бери мене за здеся, я уся такая!» Бхааа!.. Гарем, как у султана! Мужики говорили, мол, вертухаи подсматривают, окошко есть специальное. Да я не верю, это какой собакой паршивой надо быть Чего молчишь, а? Не веришь?

Я попросил спички, прикурил, отхлебнул чаю.

 Этим псам нас даже бить было неохота. Да и нельзя особо. Мы же почти вольные, права имеем. Если кто крепко проштрафитсянагнут до пола, вырубят дубинкой по шее, разденут догола и положат на улице на железный стеллаж возле столярки. Летом не шибко страшно, комары, конечно, но это так. Зимой шибко. Им, псам, чтозамерз, простудился, умер.

Заточку у меня нашли однажды. Мою не нашли, свою хорошо прятал. Эту на продажу сделал. Тот меня и сдал, кто заказал, а кто еще знал? Аллах ему судья.

Сколько времени былоне знаю, часов на мне не было. Хе-хе-кх Ничего не было. Темно было. Когда в сознание пришел. На стеллаже лежу, нижняя полка. Снега не было еще, был этот иней, знаешь? Воот.

Я голову приподнял, смотрю налево, направо. Рядом на полке еще двое. Мужик лежит, голову отвернул, на нем уже иней сверху. Готовый. А между нами девушка. Худая, костлявая, волосы белые, дышит немножко. Пар идет, где нос, понял?

Руками смотрю, шея у меня целая, не били больше. Я сел, смотрю направо, налево. В барак до утра нельзя, закрыто, псы с ключами спят у себя. Смотрюу стены столярки дрова лежат и картон, большие листы. Кум новый мебель себе купил, картон выбросил для растопки. Я подошел, дрова на стеллаже разложил, чтобы лежать. Постелил картон. Девушку поднял руками. Она как одеяло свернутое, ничего не весит совсем, девочка

Положил ее на картон, сверху листами укрываю. Она глаза открывает. Молчит. Потом тихо-тихо говорит: «Отвали, сука, дай хоть сдохнуть человеком»

Мои глаза много видели. Всякого. А тут плакать хотят. Я лег рядом на картон, положил ее сверху на себя, укрыл картоном, сколько было. Она быстро отогрелась, поняла, кто я. Своими волосами мне щекотно делает по лицу, улыбается и говорит: «Ты чего удумал, Борода?! На шару прокатиться хочешь?» И сразу заснула.

Я тоже. Проснулся в бараке. Живой проснулся. Братаны спиной к печке посадили, дали глоток водки, одежду вернули мою.

Я ее потом встречал в лагере. Она меня не узнала. Храни ее Аллах, такое надо забыть на никогда.

 Навсегда  поправил я машинально, сжимая кулаки в карманах.

 А? Какой? Да, правильно, навсегда. Я же хорошо по-русски говорю, да?

Я протянул ему коробок спичек обратно. Он двинулся корпусом ко мне. Я вынырнул свободной рукой над его вытянутой, стремительно как кобра, и надвинул ему шапку на глаза.

 Эээ, ты чего?! Не веришь мне, да?  заорал рассказчик, убаюканный собственным голосом.

 Сада, да тебе диктором в телевизоре работать! Верю. Хоть это и очень непросто.

 Слушай дальше,  бубнил он довольно.  После того стеллажа я заболел сильно. Лекарствааспирин да чифир. Братья по бараку помогли встать. Не забуду навсегда! Что? Перепутал Никогда, брат, никогда. Я и не болею больше никогда, клянусь. Эту девушку мне Аллах послал. А кто еще? И ты перестань болеть. Ты думаешь, если тебе плохонам хорошо будет? Иди домой, Сада отпустил, так и скажи! Бкхааа

Разбойник неспешно поднялся, потянулся, сипло выдохнул и пошел мимо меня, заложив ладони под мышки для тепла и глядя своими пуговицами куда-то вперед. У площадки парковался цементовоз.

19

Мужики почти пинками вытолкали меня с объекта. Грипп, говорят, вали в аптеку и ложись, потей. Припомнили несколько случаев, когда осложнения от элементарного вируса усаживали ни в чем не повинных людей в инвалидную коляску. Нам, говорят, на стройке калеки ни к чему.

Сопротивляться такому железобетонному аргументу уже не было сил. Я переоделся и побрел на трассу к стоянке самосвалов. Уже четвертый час, надо успеть в аптеку до закрытия. Буду ловить автобус в поселок или попутку.

Промозглый ветер нормально дул еще с утра, а тут еще дождь зарядил мелкой ледяной дробью. Укрывшись в посадке среди желтых веток акации, я положительно оценил обзор шоссе и принял позу ждущего человеканоги на ширине плеч, руки в замок внизу у сокровенного места, плечи расслаблены, взгляд пристальный.

Простояв в указанной позиции четверть часа, потом еще четверть, я счел свою концентрацию зрительного внимания чрезмерной. Автобус и так услышуподумал я и повернул усталые глазные яблоки зрачками вниз. Уши работают, носок ботинка ворочает прибитую дождем пыль, взор утомленного вирусом человека отдыхает.

Что-то вяло блеснуло в пыли под ногами, отражая мрачное небо. Круглая желтая монетка. Как бы деньги, и как бы нет. Чтобы доехать до села, нужен десяток таких.

Тяжелым мутным колоколом в голове зазвучал голос бабушки из глубин детства, и явился ее назидательный скрюченный артритом указательный палец. Бабушка не раз говорила«Не поднимай с земли копеечку! Не копейку ты возьмешь, а заразу на сто рублей, внучок. Вот!»

Я присел и подобрал монетку. То ли из протеста, то ли поймал давно ушедшую любимую бабушку на противоречии. «Зараза к заразе не пристанет»,  говаривала она, намекая на глобальную природу конкуренции, которой не чужда среда микромира вирусов. Взял, и на всякий случай обшарил глазами окрестности своей опасной находки.

Действительно, чуть в стороне валялась горсть мелочи. Напоминает стаю сардинподумалось мне. Если есть однарядом должны быть еще и еще. Инстинкт собирателя съедобных кореньев, полученный с рождения, заставил меня разгрести опавшую листву и засунуть руки чуть глубже, в верхний слой песчаной почвы. Руки вынули увесистую пачку долларов.

Прямо из песка, не завернутые ни во что. Брошенные. Поспешно спрятанные.

Внезапно мне стало очень холодно.

20

Их вид не включил эмоций и тем более чувств. Только осознаниеэто таки деньги, их довольно много, и они не выпали из кармана хмельного тракториста, присевшего справить нужду. В голове запустилось приложение «Инстинкт самосохранения».

Кто их оставил?

Когда?

Почему?

Как далеко их хозяин, сможет ли он меня с ними найти?

Вариант «найти хозяина и вернуть» вообще не рассматривался. Я не был развращен до такой степени. Это деньги, они нужны моей семье именно сейчас. Это все.

21

Ушные раковины, уловившие неподражаемый рокот автобусного двигателя, заставили руки пихнуть ЭТО во внутренний карман куртки и на бегу застегнуть его на молнию. Ноги, соответственно, побежали к трассе. Я залез в шумно распахнутую дверь с лицом достоверно нездорового человека. Теперь для меня жизненно важно вести себя естественно и всеми силами поддерживать эту самую достоверность своих поступков. Я справедливо оплатил проезд, деревянным голосом попросил водителя остановить в центре у аптеки и повис на поручне обеими руками. В глазах отражалась темнотапрямая противоположность скакавшего на ухабах за окном разноцветного мокрого осеннего мира.

22

Понятное дело, свою остановку я проехал. В голове, которая вдруг стала ясной, как хрустальная вода горного ключа, заворочались алгоритмы, схемы, кадры из фильмов про бандитов и лица знакомых, которые теоретически могли бы помочь быстро намутить загранпаспорт с какой-нибудь визой.

На полном автомате в сельском «супермаркете» я купил два комплекта батареек для своего фонарика и рулон скотча. Я уселся на пустой автобусной остановке, достал сигареты, понял, что их осталось только две, и зажигалки нет. Потом дошло, что я не знаю, зачем покупал скотч и батарейки. Это хорошоподумал я. Это значит, мои мысли настолько чисты и точны, что опережают меня.

Ко мне подошел пожилой мужичок с велосипедом и спросил закурить. Я с радостью поделился, в ответ попросил огоньку и выбросил ненужную больше пустую пачку. Мужик покатил дальше свой велик, нагруженный комбикормом. Ни в какую аптеку мне уже не хотелось. Я остался соображать на скамейке.

Надо пересчитать и спрятать. Для голодного человека это запредельный соблазн. Но нельзя. Надо подумать, можно ли сейчас идти в общагу? Не ждут ли меня там? А если в комнате кто-то есть из наших? Надо подумать.

23

Место, где было найдено это, никак не подходит для тайника. Прямо возле трассы, у стоянки техники. В посадке постоянно шарится народ, рубит сухостой на дрова.

Значит, наш кто-то просто скинул бабло, чтобы не спалиться перед кем-то. Выскочил из машины в посадку и зарыл. Или наоборот собирался сесть к кому-то в машину. Договорились встретиться у посадки (видное место, как еще в поле назначить ориентир?), но что-то пошло не так, передумал в последний момент.

Наш кто-то дико спешил. Разгреб листву, достал это из кармана, рассыпав мелочь, сунул и присыпал землей. Значит, собирался вскоре вернуться и забрать, раз спрятал так ненадежно. А копейки не заметил, потому что было темно. А сторож с площадки дрых в своей коморке или сериал смотрел.

Так. Следующий фокус. Купюры в пачке влажные. Бумага сырая, аж песок налип. А грунт вокруг абсолютно сухой. Это как? Дождь начался, когда я в посадку заходил. Не вариант.

Перед этим был изрядный ливень неделю назад. Мы в тот день на объект выехали только к двенадцати часам, ждали, пока пройдет. За неделю песок высох, это понятно. А бумага впитала воду, вот и мокрая до сих пор. Интересный хрен с горчицей! Получается, это пролежало у всех на виду больше недели!

Назад Дальше