Ну
А аду нет запертых дверей. Но никто оттуда не уходит. Ибо совесть, нередко бессильная туттам обладает безграничной властью. И наказание твое не в том, чтобы гореть, а в том, что ты раз за разом умираешь от страшных, обостренных мук совести за совершенные дела. Умираешь, а умереть не можешь. И деться никуда не можешь. произнес Андрей, вспомнив очень понравившуюся ему концепцию из сериала «Люцифер».
А как же дьявол? Разве он не борется с Господом нашим за наши души? Разве не истязает нас на потеху своей черной души?
Господ наш Всемогущ. А это значит, что дьявол супротив негоничто. Иное говоритьоскорблять Всевышнего, сомневаясь в его всемогуществе. Нет, дьявол просто присматривает за адом. Считай управляющий или приказчик. Поганая работенка, на которую ее туда самого упекли в наказание за бунт. Поверьсмотреть из века в век на корчащихся в муках совести людей удовольствие отвратительное. И само по себе та еще пытка. Не забывайон ведь ангел. И хоть взбунтовался супротив отца, но нутро-то свое никуда не дел. продолжал он рассказывать им сериальную концепцию.
А черти?
А что черти?
Ну они ведь охотятся за нашими душами!
Да кому они нужны? фыркнул Андрей.
Но
Хватит, произнес молодой вотчинник, подняв руку. Я не хочу об этом более говорить. И вы о том, что я вам сказал, не болтайте.
Все четверо энергично закивали, но по лицам было видноэтот секрет они разболтают. Уже сегодня вечером и разболтают. О том, что их хозяин много всего знает, оттого что в аду, сидя на сковородках беседовал с другими грешниками. И оставалось только гадатьчерез сколько дней, край недель, его слова в той или иной форме дойдут до отца Афанасия или даже до Царя.
Глупо. Он опять фигню сболтнул.
Видимо все эти вопросы, связанные с организацией и обучением, совершенно ему всю голову забили, из-за чего он снова стал жестко промахиваться. Он ведь по сути забыл, что разговаривает с аборигенами XVI века. А зря очень зря
[1] Первый в мире букварь был сделан в 1538 году Томасом Петитом. Первый букварь с картинка появился в 1570 году сделанный Джоном Хартом. Первый букварь на восточнославянских землях был изготовлен в 1596 году в Вильно Лаврентием Зизанием. А первая книга с названием «букварь» был издан в 1618 году опять-таки в Великом княжестве Литовском. В Москве первый букварь был выпущен лишь в 1634 году Василием Бурцевым
[2] Что, кстати, также доказывает абсурдность заявлений ценителей «родины слонов», будто бы в служилом десятке было десять воинов, а в служилой сотнесотня. Десятичная система для Руси XVXVII веков не характерна. О ней, вероятно, слышали, но совершенно точно не употребляли.
Глава 5
1554 год, 21 сентября, Рим
Кто там? устало спросил Игнатий Лойола, подняв глаза на секретаря, слишком поспешно вошедшего к нему.
Брат Доминик. Вы просили безотлагательно докладывать о его приходе.
Да, конечно. Зови.
Тот вошел. И они минут пять уделили ритуалу пустых слов и совершенно формальных приветствий.
Наш общий друг, Станислав, наконец перешел к делу брат Доминик, посылал своего человека в Тулу, чтобы разобраться в происходящем. И тот, вернувшись, сказал ТАКИЕ слова, что многих они и испугали, и заворожили одновременно.
Вот как? заинтересовался Лойола. И чем же?
Брат Себастьян заявил, будто бы уверен, что этот странный человек действительно воскрес.
Доминиканец?! не на шутку удивился Игнатий. Это сказал доминиканец?! Не верю.
Это еще не все. Незадолго до моего отъезда стало известно, что в Москве волнения. Сильные. По последним сведениям, туда идет их Царь с войском.
Он же обычно в Москве и сидит.
Обычно, но не всегда. Как только он выступил на юг, чтобы противостоять вероятному вторжению тартар, так волнения и начались. Верующие выступили против митрополита.
Это еще почему?
Мы пока разобраться не смогли в причинах, породивших этот бунт. Нам известно только, что они требуют его судить. Звучат обвинения в симонии, стяжательстве, а также потворстве степным набегам да угону христиан в рабство.
Это же безумие!
Однако это так. Протопоп Сильвестр пожелал лавров Мартина Лютера и выступил с резкой критикой как митрополита, так и всей церкви схизматиков, используя многие из доводов еретиков. В том числе Сильвестр требует секуляризации с полным отторжением церковных имуществ. А чтобы его обвинения стали более весомыми, приплел к ним сущие нелепицы. Например, потворство степным набегам и фарисейство.
Но он ведь их как-то объясняет.
Да. Но совершенным вздором. Дескать, в то время, когда весь честной народ помогал тульскому полку оправиться от нашествия тартар и укрепится, церковь, ведомая митрополитом, пыталась получить свою долю в этой помощи.
А она пыталась?
Это мне не известно.
Как все неприятно поворачивается произнес Игнатий Лойола.
Именно так, кивнул брат Доминик. И именно протопоп Сильвестр выступает за церковное признание Андрея из Тулы воскресшим Всеславом Полоцким
Они еще немного поговорили, и брат Доминик удалился. А Игнатий Лойола расплылся в скептической улыбке, в сторону закрытой двери.
Не требовалось большого ума, чтобы понять замысел доминиканцев. Игнатий развернул мощную кампанию по критике их деятельности, указывая на беспомощность и неспособность выполнять поставленные перед ними задачи. Провал прозелитизма в Литве. Нарастающий кризис в Москве. Развал униатского движения. Доминиканцев было за что критиковать в те годы. И Игнатий это делал. Со все нарастающей силой. Так вот. Брат Доминик ясно и отчетливо дал понять, что Лойоле нужно отступиться. Иначе его ждут проблемы. Серьезные проблемы. В том числе и новые обвинения в ереси, вплоть до поддержки протестантизма со всеми вытекающими.
Немного помедлив и все обдумав Игнатий Лойола отправился на прием к Юлию III
Случилась великая беда, произнес Игнатий, подойдя ближе и поцеловав перстень на руке Папы.
Где? вяло поинтересовался Папа, известный в мире как Джованни Мария Чокки дель Монте. Он мало интересовался делами и проводил практически все свое время на вилле, предаваясь комфортному бездействию. Лишь изредка предпринимая робкие попытки реформировать церковь, дабы она отвечала новым вызовам времени. Однако дергался больше для вида и не утруждал себя какими-либо особыми усилиями.
Доминиканцы из-за своей лени, нерешительности и бездеятельности довели до того, что в Московии начались волнения верующих. Их подначивают еретики-протестанты, грозя обратить всю Московию в свою ересь. А это ставит под угрозу не только нашу миссию в Литве, но и ставит в сложное положение Польшу с Ливонией.
Юлий медленно осмотрел Игнатия с головы до ног. Молча. Он неохотно обдумывал, что тому сказать, но ничего не шло в голову. А Лойола, чуть помолчав, продолжил:
Если мы не предпримем сейчас самых решительных действий, то потеряем Польшу с Ливонией и поставим Священную Римскую Империю в очень сложное положение. Ибо северные еретики получат мощную поддержку с востока. Честные католики окажутся в крайне опасном положении. Доминиканцы
Что доминиканцы? перебил его Юлий. Они опять тебе угрожали? Не отрицай. Я ведаю, что брат Доминик навещал недавно вашу резиденцию.
Они угрожали не мне, максимально вежливо ответил Игнатий Лойола. Они угрожали всей католической церкви, настаивая на том, чтобы я замолчал. Чтобы не смел бить тревогу и позорить их. Пожар ереси меж тем разгорается с новой силой.
Я понял тебя. Ступай. произнес Папа.
Но
Мне нужно подумать.
Игнатий несколько секунд помедлил, переваривая сказанное. Поклонился. Вежливо попрощался. И покинул понтифика. Хотя у него внутри все клокотало. Папа ведь все знал и даже не пытался что-либо сделать. Да и вообще вел себя так, словно ничего не произошло
Однако ушел Лойола недалеко. Его догнал кардинал Джанпьетро Карафа. Уже весьма старый, но все еще чрезвычайно энергичный человек, поставивший в свое время инквизицию в Испании на новый, системный уровень. Фанатик, получивший прекрасное богословское образование. А также основатель ордена театинцев, цель которого заключалась в борьбе с ересью и духовным обновление служителей церкви
Весной 1555 года он станет Папой Павлом IV, который прославится как жесткий, решительный и безжалостный Понтифик. Грубого и безудержного, который быстро сумеет всех довести до белого каления. Настолько, что после смерти Карафы на двери его врача жители Рима напишут «спаситель отечества». Да и умрет он в оригинальной истории довольно занятново время очередного призыва своего окружения к борьбе с ересью. В 83 года. Видимо сердце не выдержало переполнявших его вполне искренних, но совершенно деструктивных чувств.
Однако всего этого о будущем ни Карафа, ни Игнатий не знали. Пока, на осень 1554 года Джанпьетро был всего лишь одним из самых радикальных и влиятельных среди кардиналов. Человеком, за которым стоял очень деятельный и влиятельный в Италии орден фанатиков, вся Испанская инквизиция, даже несмотря на формальное ее подчинение доминиканцам, и многие иные радикально настроенные католики
Мне передали ваш разговор. Все настолько плохо? спросил он Лойолу.
Если бы я сомневался в этом, то не донес до Его ушей свои слова. Мы стоим на пороге новой катастрофы. Ты же знаешь, что Император в осаде. На него давят еретики с севера, османыс юга, французы с запада. Если еретики получат поддержку со сторону Польши, Литвы и Московии Империя падет. А вместе с ней падет и поддержка католичества в ее землях. Что будет дальше не хочу даже представлять
Это как-то касается той истории с якобы воскресшим у схизматиков? кардинально помрачнев, спросил Карафа. Описанные Игнатием перспективы его тоже ничуть не обрадовали.
Мне сказали, что доминиканцы отправляли в Тулу брата Себастьяна и он в полной мере убедился в правдивости слухов. Он уверен в том, что Андреа из Тулы есть возрождение Всеслава из Полоцка. Ты знаешьу меня много вопросов к доминиканцам. Но как им не верить в таком вопросе? Ведь в их интересах говорить обратное!
Плохо дело, кивнул Карафа. Неужели этот Андреа и еретики заодно?
Полагаю, что прохвосты-еретики просто воспользовались благими делами Андреа. А он совершил как минимум одно чудо. Слышал ли? Он убедил словами влиятельных людей города Тулы простить долги своим должникам. Зная натуру человека мню, сие есть чудо куда более немыслимое чем даже хождение по воде.
Не богохульствуй!
Истину тебе говорюя не знаю ни одного города, где влиятельные горожане простят должникам своим. Даже если истово верят в Христа.
Карафа помолчал. Пожевал губы. И, наверное, после минуты молчания, спросил:
А его словаправда?
Какие?
То, что он сказывал про католиков.
О том, что принцип единства Империи утрачен? О том, что Папе нет дела ни до чего, кроме возни в Италии? О том, что протестанты лезут отовсюду и попытка заткнуть им рот только все усугубляет? Да. Это он сказал. Но в чем из этих слов он погрешил против правды?
Проклятье! Все катится в Бездну! прорычал Карафа. Что ты предлагаешь?
Действовать. Быстро и решительно. твердо и порывисто произнес Игнатий
***
Иоанн Васильевич подъезжал к Москве со смешанными чувствами. Супруга его постоянно писала, сообщая о всем, что творится в городе. И даже о том, что митрополит был вынужден тайно прятаться в государевом тереме. Просто для того, чтобы ему спастись от толпы. И многое другое, описывая буквально каждый значимый шаг в городе. Однако то, что произошло, Государя удивило до крайности. Потому что на окраине ему навстречу вышел крестный ход с иконами, крестами и песнопениями духовного толка
Что здесь происходит? спросил Царь, выехав вперед.
Ласковый наш! Защитник наш! Здравия тебе Царь-батюшка! Вернулся на радость нам! начал свое выступление протопоп Сильвестр, что возглавлял этот крестный ход.
Упал на колени и затянул «Боже Царя храни». Ту самую редакцию, что годом ранее Андрей представлял Иоанну Васильевичу. Особого хода она не получила по скромности Государя. Однако кое-кто из бояр да слуг дворцовых о ней ведал. Вот и выдал ее Сильвестру. А он не будь дуракомвоспользовался в подходящий момент.
Начал он петь. А вслед за ним стал подтягиваться и остальной люд, накрученный им и его сподвижниками. И петь эти слова. Отчего Царь немало растерялся. Особенно когда кое-кто из поместных московской службы, начал слова подхватывать
Спели.
И тут Сильвестр, подполз к коню Иоанна Васильевича и в стилистике Степана из Хитропоповки начал причитать, вещая о притеснениях великих, что творил митрополит «и свора его». А народ ему поддакивал. Гудел. Шумел
Ловушка.
Простая и достаточно действенная.
Иоанн Васильевич прекрасно осознал, что Сильвестр сделал его заложником положения. Но сделать с этим ничего не мог. Из-за чего явившись в свои покои был вынужден отдать приказ об аресте митрополита и его людей
Прости, тихо буркнул Царь Макарию, когда вечером того же дня зашел к нему в импровизированную камеру, в роли которой выступали довольно просторные и удобные палаты со всем необходимым. Но тот ничего не ответил ему. Отвернулся и уставился в маленькое духовое окошко, продолжив беззвучно шевелить губами и костяшками четок. Молился ли он на самом деле или нетне ясно. Однако он всем своим видом дал понятьему не до Царя, есть дела и поважнее.
А зря.
Очень зря.
Потому что Иоанна свет Васильевича это задело. Поругал быи то лучше было. Но нет. Он демонстративно им пренебрег. Отчего пробудил злобу и обиду. Да, Царь был достаточно осторожен и не отличался жестокостью. Но он был продуктом XVI века со всеми вытекающими последствиями. А ранее Новое время особым гуманизмом в нравах не отличалась
Царь немного постоял. Подумал, глядя молча в затылок Макария. И не прощаясь, вышел.
Он шел сюда, чтобы объясниться. Чтобы совместно с митрополитом продумать, как им выкрутиться из сложившейся ситуации. Ведь никаких обвинений он пока не признал, пообещав во всем разобраться. Однако вместо старого союзника нашел здесь если не врага, то того, кто его презирает.
В холодную его, холодно процедил Государь, выйдя из палат, в которых расположили митрополита.
Но хотел было возразить слуга, но осекся, увидев жесткий и решительный взгляд Царя.
Немедленно! прошипел Иоанн Васильевич. И решительным шагом удалился. Ни видеть, ни общаться более с Макарием он не желал
Глава 6
1554 год, 21 октября, вотчина Андрея на реке Шат
Осень стремительно продвигалась, неуклонно приближаясь к зиме. Что в разгар Малого ледникового периода[1] было особенно заметно и волнительно. Так что, казалось быконец октября, но ощущался он уже скорее, как середина или даже конец ноября. По утрам подмораживало изредка, покрывая траву инеем. Но речная вода пока держалась и боролась за жидкое агрегатное состояние.
Люди же, предвкушающие холода, активно к ним готовились. Басню про стрекозу и муравья Андрей уже рассказал, и она обрела немалую популярность среди обитателей вотчины. Впрочем, не только ее одну, ему вообще частенько приходилось выступать спикером рассказывая разного рода истории. Где-то просто увлекательные. Где-то заставляющие задуматься. Но непрерывно. Впрочем, это уже совсем другая история.
Итаквотчина оживленно шевелилась, бурля как вода в котле.
Располагалась она на мысу, образуемым изгибом реки Шат в том месте, где в XXI веке располагалась деревня Кукуй[2]. По правому берегу, примерно в 57 км выше по течению от тульского кремля и в 19 кмниже Иван-озера, опять-таки по течению. Тула, правда, стояла на реке Упе, а вотчинана Шат. Но в этом не было никакой сложности, ибо Шат являлась притоком Упы.
Судоходства по этим водным путям в понимании XXI века организовать было нельзя. Но на дворе стоял XVI век и крупные лодки длинной до 15 метров вполне могли ходить от Тулы до Иван-озера. На реке Шат, правда, хватало узостей всего в 56 метров из-за которых эти лодки не смогли бы там развернуться. Но и разливы имелись, да и далеко не во всем течении Шат была столь узкой, скорее наоборот.
Вотчина и окружающие ее земли поместья, располагались на самом южном «берегу» России. Во всяком случае в этих краях. Восточнее то имелись уже владения и в Хаджи-Тархане. Но здесь, по округе, южнее поместий и тем более вотчин ни у кого более не наблюдалось. Точнее ранее они там стояли. Но в 1552 году как погорели, так и не возрождались. Впрочем, несмотря на такое пограничное положение, в вотчине было спокойно. Степняки после событий 15531554 годов достаточно настороженно относились к этому направлению. Особенно после того, что Андрей устроил в 1554-ом