Лесок закончился неожиданно, будто давным-давно неведомый великан провёл здесь исполинской ладонью, сметая стволы и превращая бывшую опушку в поле. Желтовато-изумрудную равнину пересекала коричневая лента дороги. Герхард замер, укрывшись в зарослях подлеска, и приготовился к ожиданию.
Ждать пришлось недолгов облачке пыли показалась крестьянская телега, неспешно катящаяся по дороге. Гнедая лошадка, шлёпая губами, лениво перебирала копытами и полностью игнорировала такие же ленивые удары хлыста.
Не раздумывая, Герхард выбрался из укрытия и зашагал к дороге. Правивший лошадью, завидев приближающуюся фигуру в монашеском облачении, натянул вожжи.
Здравствуй, добрый человек, глухо проговорил инквизитор, куда держишь путь?
Домой, святой отец, домойв деревню свою еду из Дармштадта. Ярмарка сегодня в городе была, удачный день, возница широко улыбнулся.
Далеко ли твоя деревня от города?
Да целый день пути, когда кобылка резво идёт, крестьянин цыкнул зубом на лошадь, но та и ухом не повела.
Подвези меня, добрый человек, попросил Герхард, кутаясь в плащ, что скрывал пятна крови на тунике.
Отчего не подвезти, святой отец? возница кивнул, пристраивайтесь поудобнейдорога неблизкая.
Храни тебя господь, инквизитор перекрестился и забрался в телегу.
Н-но, пошла! крестьянин хлестнул лошадь, и повозка качнулась вперёд.
Внутри деревянного короба нашлось немного соломы. Не снимая капюшона, Герхард сгрёб солому в кучу и устроился на ней, прислонившись к бортику. Крестьянин что-то вполголоса бормотал, обращаясь больше к себе, чем к попутчику, и вскоре инквизитора сморил сон.
***
Святой отец! настойчиво звал чей-то голос, святой отец!
Герхард спросонья отмахнулся от назойливого зова, как от жужжания мухи. Остатки ночных видений ещё кружились в голове, смешивая сон и явь.
Святой отец, проснитесь!
Инквизитор разлепил веки. Вокруг было темно, лишь где-то сбоку мерцал крохотный огонёк.
Что случилось?
Приехали, святой отец, сбоку донеслось позвякиваниедолжно быть, крестьянин возился, распрягая лошадь.
В зыбком лунном свете Герхард наконец различил силуэты домов. Кости нещадно ломило после неудобного сна. Снова заныли раны на спине, и лишь левая рука, будто сжалившись, не подавала и признаков боли.
Благодарю тебя, добрый человек, проговорил Герхард, выбираясь из телеги, я буду молиться за твоё здоровье.
Господь хранит нас, крестьянин, перекрестившись, слегка поклонился и вновь вернулся к упряжи.
А скажи мне, как бы невзначай поинтересовался инквизитор, нет ли в вашей деревне лекаря?
Нет, святой отец, да и к чему он нам? удивился возница, закидывая на плечо хомут, с любыми хворями мы к нашему пастырю идём. И мы, и жёны наши, благословясь. На всё ведь воля божьякрестьянин оглянулся и, придвинувшись к Герхарду, доверительно шепнул:
Но вот в соседской деревне знахарка живёттак, говорят, бабы к ней тайком бегают, с чужими мужьями согрешив. Дом-то у неё на самой окраине, аккурат у дороги, войти и выйти незаметно можно. Не знаю, правда, так или нет, моя-то красавица одному мне верна, и гордо выпятил грудь колесом.
Герхард сдержал улыбку.
Пастыря вашего где можно найти? спросил он.
Да в той же соседской деревне, крестьянин махнул рукой, указывая направление, рядышком она, и дорога туда одна Да вы, святой отец, никак ночью идти собрались? удивился он.
Но ведь дорога безопасна, скорее утвердительно сказал инквизитор.
Да, вот только
Тогда я не стану медлить. Прощай, добрый человек.
И Герхард зашагал в указанном направлении.
Дорога в самом деле оказалась безопасной. Шагая среди освещённых луной полей, инквизитор не встретил ни единой живой души. Казалось, весь мир вокруг погрузился в дрёмуи лишь подходя к околице, Герхард услышал сонное блеяние овец и возню в загонах.
Первый от дороги дом, обнесённый покосившимся плетнём, глядел слепыми оконцами в поле. На плетне висели горшки и пучки сушёных трав. Приземистая, крытая соломой постройка действительно была обращена глухой стеной к деревне, а крепко сбитая дверь смотрела на дорогу.
Инквизитор постучал кулаком в потемневшие от времени доски. Сердце глухо отмеривало удары. Наконец оконца затеплились светом, и из-за двери послышался женский голос.
Кто это?
Я пришёл к знахарке, ответил Герхард, мне нужна помощь.
Дверь приоткрылась на пол-локтя, и что-то мягкое ткнулось в голенище ледерсена. Инквизитор опустил взгляд. У ног тёрлась, обнюхивая, кошка.
Вы не из здешних краёв, продолжал голос.
Я прибыл издалека, согласился Герхард, отвлекаясь от кошки и пытаясь разглядеть происходящее за дверью.
Кис-кис, позвала невидимая женщина, и урчащая тварь шустро кинулась обратно. Дверь распахнулась.
Входите.
Держа ладонь на рукояти кинжала, инквизитор шагнул в дом. В полумраке, едва рассеиваемом горящим фитилём, комната казалась безразмерной, тонущие в тени стены исчезали где-то в бесконечности. Прямо на столе, возле пляшущего огонька, вылизывалась кошка.
Что привело вас ко мне, святой отец? послышалось оттуда.
Герхард уставился на кошку. Та, как ни в чём не бывало, продолжала чиститься, на её пятнистой короткой шерсти играли отблески огня.
Я не священник, произнёс он, убирая руку с оружия, и мне нужен лекарь.
Из сумрака, сгустившегося позади стола, выступила женщинаневысокая, статная, со строгим лицом. По плечам, укутанным платком, струились золотистые пряди, выбившиеся из-под чепца.
Возможно, я смогу вам помочь, спокойно произнесла она.
В голосе знахарки было столько уверенности и теплоты, что внутри вдруг разом что-то оборвалось, поставив точку и утвердиввсё позади. Позади остался замок, чьи подвалы полны мертвецов, позади осталась бесконечная дорога, которая на самом деле кончалась здесь. Страх улетучился, обмякло тело, расслабилось всё существо, не знавшее покоя с того мига, когда вечность назад Геликона пинком ноги распахнул дверь в этот ад.
Инквизитор вынул кинжал и положил его возле плошки с маслом, в которой горел фитилёк. Неуклюже, одной рукой распустил завязки плаща, и тот тяжело осел на пол. Туника никак не поддавалась, и инквизитор зашипел от боли, вспыхнувшей в кисти.
Знахарка, до того молча наблюдавшая, всё так же без слов подошла и ухватилась за край туники, помогая Герхарду. Одежда тряпкой осела на пол, засыпанный свежей соломой. Книга упала вместе с ней, слившись с тканью в один грязный ком. Присохшую рубаху пришлось отодрать одним грубым рывкомпо лопаткам снова засочились неторопливые тёплые струйки.
Вы не носите креста, удивилась травница, усаживая инквизитора на лавку.
Я не состою в ордене, пробормотал Герхард. Любопытная кошка уже снова тянулась к нему, тыча в плечо влажным носом.
Но ваше облачение
Это долгая история, перебил инквизитор.
Истории созданы, чтобы их рассказывали, обронила знахарка, без этого они утрачивают смысл.
Спины коснулось прохладное. Положив левую руку на стол, Герхард рассеянно поглаживал кошку и оглядывал небогатое убранство домакрохотный очаг и узкое ложе поодаль, тёмные от копоти стены с развешанными пучками кореньев и листьев, затянутые слюдой полуслепые оконца под потолком. Домишко, наполовину врытый в землю, был беден, но в каждой плошке, в каждой связке трав ощущались уют и любовь. И впервые Герхард замечал именно их. Впервые ему было всё равно, для каких целейпусть даже ведовскихиспользуются эти плошки и травы.
Знахарка работала молча, сосредоточенно. Пальцы у неё были сухие и холодные, но горящей коже на спине этот холод был приятен. Перебирая мягкую кошачью шерсть, Герхард невольно бросал взгляды на кинжал. Отмытое в ручье, оружие мирно поблёскивалов свете фитиля лезвие казалось золотым.
Неужели вам не страшно? не выдержал инквизитор.
Ничуть, усмехнулась знахарка, кивая на кошку, Пёстрая чует недоброе. А вы ей понравились. Мазь, которой я обработала ваши раны, содержит сок травы девы Марии, заметив непонимающий взгляд Герхарда, она пояснила:
Это растение не только помогает заживлению, но и отпугивает злые чары. И, кроме того, пока незваный гость любуется моей кошкойя всегда могу огреть его по голове поленом.
Инквизитор поднял глаза и встретил смеющийся взгляд знахарки. Его истрескавшиеся губы непроизвольно сложились в улыбку.
Целительница поставила перед ним кружку. Запахло пряным.
Отвар плодов дикой розы. Выпейте, он поможет восстановить силы.
Герхард осушил кружку. Отвар оказался тёплым и оставлял во рту вяжущий вкус.
Травница потянулась к его одежде, валяющейся на полу.
Нет, я сам, Герхард торопливо преодолел бесконечность от лавки до одежды и неловкими пальцами подобрал тунику с плащом, скомкав их в один тугой узел. Стряхнув с рубахи мусор, он набросил её на себя, вызвав осуждающий взгляд знахарки.
Надеюсь, вы не собираетесь пуститься в дорогу сейчас же, сурово сказала она.
Инквизитор покачал головой, всё ещё сжимая в руках одежду с глубоко запрятанной книгой. Тело, не успевшее как следует отдохнуть за время сна в повозке, снова ощущалось чужим.
Знахарка откинула полог у очага и жестом указала на лежанку, скрываемую занавесью. Герхард устроился на шерстяных подстилках, сунув под голову свёрток с книгой.
Я должна осмотреть вашу руку, травница переставила плошку с фитилём поближе и осторожно взяла запястье инквизитора. Герхард заметил, как побелело её лицо, когда она сняла с раны холст.
Вопреки ожиданиям, знахарка не стала задавать вопросов. Бормоча под нос нечто, похожее на молитву, она щедро рассыпала на рану мелкую пушистую желтизну горлянки и споро переменила повязку, искоса поглядывая на Герхардабудто удивляясь его равнодушному спокойствию.
Инквизитор смотрел на низкий потолок. В затылок острым углом впивалась спрятанная книга. Закопчённые доски раскачивались перед глазами, уплывая куда-то во тьму.
Вам нужен покой, прозвучал в ушах мягкий голос, останьтесь здесь, я о вас позабочусь. Мой дом беден, но под этим кровом недужный всегда найдёт призор.
Я не знаю вашего имени, пробормотал инквизитор.
Меня зовут Хельтруда, травница улыбнулась, собрав вокруг глаз лучики морщинок, святой отец.
Герхард, выдохнул он, прежде чем снова забыться.
Глава 7
Инквизитор провёл у знахарки три дня. Хельтруда жила бедноеё приземистая скромная лачуга едва вмещала скупые пожитки уже немолодой женщины. А того, что приносили благодарные односельчане, едва хватало, чтобы насытиться самой и прокормить Пёструю. Её жизнь была однообразна и суроваа он ничем не мог ей помочь.
Помимо знахарства, Хельтруда, как большинство жителей деревни, с утра и до заката трудилась в полях, отрабатывая повинность местному феодалу. Под вечер, когда солнце терялось в дымке дальнего леса, она возвращаласьпокрасневшая, растрёпанная, с обветренным лицом. Разливала в плошки жидкую похлёбку из воды с кусочками капусты, сдабривая её вчерашней кашей. А потом садилась у слюдяного окошка и бралась за рукоделиешила и латала одежду, пряла грубую шерсть, чинила башмаки. И каждый раз, когда Герхард видел её за работой, его мысленный взор рисовал странную картинупростоволосая женщина, неуловимо похожая на Хельтруду чертами лица, сидит у костра, теребя в пальцах трут. На плечах женщинычёрная шкура, а весёлый огонь выдёргивает из мрака разбросанные по земле кости и остывшие угли
Раны на спине заживали, но ни молитвы, ни притирания не помогали искалеченной руке. Под белой пергаментно-сухой кожей будто разлился огонь, а недвижные пальцы были немы к касаниям, и все усилия шевельнуть ими не давали проку. И Хельтруда, бережно накрывая ладонь свежими листьями змеиной травы, без слов подтверждала самые худшие опасения.
О себе знахарка говорила неохотно, но в её глазах Герхард читал неподдельное тепло и заботуи слова сами рвались наружу. Эти краткие часы разговоров растапливали душу инквизитора, заставляя отступать терзавшие сердце страхи.
Он рассказал ей всёо предательстве Геликоны, о пытках, о побеге из замка. Тайной осталась лишь книга. Знахарка приютила беглеца, рискуя быть обвинённой в пособничестве. Достаточно было и этого. Впрочем, если травница однажды попадёт в руки кого-то из бывших собратьев инквизитораона и так наизусть прочтёт мучителю сборник, который не видела в глаза.
Герхард стал её гостем, но гостем нежеланным, гостем-призраком, тайной, которую нельзя было вечно скрывать. Он видел это в её глазах, когда вечерами она молилась у мерцающей лампадки. Пастыри терпимо относились к знахаркам, если те исправно посещали службы и блюли канонно никогда не смогли бы закрыть глаза на того, кто укрывает беглого отступника и убийцу.
Ни ночью, ни днём, прячась от редких гостей за пологом, Герхард не переставал прислушиваться. Стук копыт, лай деревенской собаки, голос заглянувшего в дом соседавсе эти звуки он пропускал через себя, выискивая в каждом возможную угрозу и не снимая ладони с рукояти кинжала. Напряжение росло с каждым часом, подстёгивая бежатьбежать отсюда, сунуть голову во львиную пасть и выяснить, какие слухи ходят о нём в окружении Дармштадтского епископа или узнать, что о случившемся бесславно забыли, похоронив память об инквизиторе Эгельгарте вместе с ним самим, якобы сгинувшим в казематах замка фон Франкенштейн.
И на исходе третьего дня ждать дальше стало невмочь.
Хельтруда вернулась с закатом. Она дышала полем, солнцем, скошенной травой, а в руке несла корзинку со свежими яйцами.
Подарок от благодарной соседки, улыбнулась знахарка в ответ на вопросительный взгляд Герхарда, у неё уже шестеро ртов каши просят. Больше не желает.
Инквизитор понимающе кивнул, глядя, как травница хлопочет у стола. Пёстрая вертелась вокруг её ногказалось, и хозяйка, и кошка слаженно выполняют фигуры какого-то очень сложного танца. Того, который мог бы называться жизнью.
Расскажи мне, попросила Хельтруда, усаживаясь рядом на лежанку, расскажи ещё что-нибудь.
В её тоне, всегда ровном, неожиданно прозвучала такая пронзительная тоска, что у Герхарда ёкнуло сердце. Травница, должно быть, угадала его мыслисегодня их последний разговор. Последняя иллюзия совместного уюта.
Я пришёл в инквизицию как наёмник, начал он. Им нужны были сильные солдаты. Эти дети в сутанах совершенно не умеют воевать, а яколючий от щетины подбородок искривила горькая усмешка, а я видел то, что им и не снилось
Что ты видел? спросила Хельтруда, подавая ему глиняную кружку с отваром ромашки.
Герхард глотнул ароматного напитка. Терпко обожгло губы.
Знахарка тем временем взяла его ладонь и стала бережно разматывать холст, пропитавшийся травяным соком.
Я видел, как люди обращаются в пепелзаговорил инквизитор, когда жгли еретиков в Хагенове, весь город засыпало сажей. Жирные хлопья Они оседали на крышах, на земле, на стенах. Они носились в воздухе А потом пошёл чёрный снег.
От него не было спасения. Когда молочник привозил молоко, оно оказывалось тухлым из-за плавающих в нём маслянистых хлопьев. Фрукты и овощи было не достатькрестьяне отказывались везти урожай в «проклятый город». Посевы на полях вокруг засыпало пеплом.
«Чёрный снег» шёл почти месяц. Многие погиблиот голода или удушья. В первые же дни неизвестные напали на городские конюшни, угнав лошадей. Конину, тщательно завёрнутую в промасленную ветошь, тайком продавали на улицах за огромные деньги. Когда конина закончилась, стали продавать другое мясона вкус оно напоминало то старую говядину, то плоть молочных телят. Но ни коров, ни телят на рынках уже давно не видели.
А затем пришёл холод. Несмотря на июль, дома покрывались серой изморозью. С улиц исчезли нищие, калеки, попрошайки. Город наполнился плачемстенали матери над крохотными гробиками, завешивая окна чёрным полотном. А по ночам укутанные в тряпьё фигуры крались к домам, и наутро гробики находили пустыми. «Мясо молодых телят» начали менять на ещё живых младенцев, которые в тот же день становились точно таким мясом
Епископ Мекленбургский из своей резиденции в Шверине неустанно призывал горожан замаливать грехи. Количество отслуженных месс увеличилось троекратно. Тёмные от сажи колокола звонили без устали, но ручейки измученных горожан, вяло стекающихся к притворам храмов, мелели день ото дня.
И вот, когда треть горожан лежала в гробах, а ещё треть навсегда покинула город, ко мне прибыл представитель епископа, Герхард повертел в руке пустую кружку, он передал мне послание. В нём говорилось, что весть о нашей беде достигла Рима, и более тогозараза распространяется по всей Империи. Папа издал буллу, в которой повелевал в кратчайшие сроки остановить бедствие и найти виновных. Колдунов, наславших на город «чёрную порчу», и еретиков, чьи нечестивые деяния делали тщетными воззвания к Господу.