Герхард протянул руку с факелом дальше в проёми увидел источник пиршества тварей.
На полу, далеко внизу, лежал человек вернее, то, что когда-то им было. Видимо, узник пытался вскарабкаться к провалу по отвесной стенекладка над ним была испещрена тёмными пятнами и изрезана царапинами. Должно быть, последнее «восхождение» оказалось роковым, и сейчас несчастный застыл, неестественно вывернувшись. Кончики судорожно вытянутых пальцев тянулись к стене, будто она, его убийца, обещала спасение. С потолка камеры срывались капли и падали узнику на лицо.
По полу метнулась тень. Одна из крыс безбоязненно подбежала к телу и вгрызлась в то, что когда-то было ногами несчастногожуткое месиво из мяса, обломков костей и обрывков ткани. И тело узника вдруг дёрнулось, а из почерневшего рта исторгнулся стон.
Герхард отпрянул. Сдерживая тошноту, он воткнул факел в кольцо на стене и на негнущихся ногах побрёл дальшекак можно дальше от ужасающей иллюстрации того, как безжалостны слуги Господни.
Этот коридор, как и предыдущий, закончился тупиком. Инквизитор развернулся и почти побежал обратно, стараясь поскорее проскочить мимо ужасного проёма и не думать о том, что могут скрывать другие провалы.
Следующий коридор оказался братом-близнецом предыдущего. Те же редкие факелы, те же дыры в стенах. Инеожиданно просторная камера, отделённая толстыми прутьями. Один из факелов висел напротив неё, и сквозь частокол железа Герхард увидел вдову.
Мота! негромко позвал он, приближаясь.
Вдова подняла всклокоченную голову. Кутаясь в грязное платье, она сидела на полу посреди камеры, и узилище казалось чересчур просторным для её тощего тела. Странно просторным.
Орот вдовы округлился, в глазах появилось осмысленное выражение.
Мота, я
Герхарда прервал громкий хруст. Вдова вздрогнула и втянула голову в плечи, сжимаясь комком, а инквизитор к своему ужасу увидел, как стены камеры сдвинулись.
Он быстро оглядел решёткуникаких шансов. Всё такой же замок под ключ сложной формы.
Мота с надеждой смотрела на Герхарда.
Что значит двенадцать? Что ты пыталась мне сказать? шёпотом спросил он, отводя глаза.
Я никогда не была замешана в делах богохульных, заплакала вдова, я ни
Я ни в чём тебя не обвиняю, попытался успокоить её инквизитор. Я просто хочу узнать.
Вы всегда так говоритеа потом сажаете людей в темницы! с неожиданной ненавистью выкрикнула Мота.
Тише! Герхард обернулся, но коридор был пуст.
И вы уже меня осудили и бросили тут помирать! она всхлипнула, размазывая по лицу мутные слёзы и сопли.
С противным, режущим слух хрустом стены камеры сдвинулись ещё на пол-локтя.
Выпустите меня, я всё вам скажу! завопила несчастная.
Я не могу, устало произнёс инквизитор.
Мота обречена. Даже если он чудом вскроет замок, эта умалишённая переполошит всю крепость.
Скажу всё-всё, что захотите услышать, то и скажу! ныла вдова, прижимаясь к решётке.
Прости, Герхард в последний раз взглянул на Мотуот бедолаги явно не будет никакого толку. Я такой же осуждённый, как и ты.
И двинулся прочь.
Антонио! донеслись до него скулящие всхлипы.
Пробираясь по коридору, Герхард старательно душил в себе голос совести. Мота не протянет и дня. Даже если её вытащат из каменной душегубки, пыток она не переживёт. Но, скорее всего, о ней просто забудутособенно теперь, когда привёзший вдову дознаватель мёртв, а донос на его покровителя наверняка уже лежит на столе епископа.
Добравшись до конца коридора и уткнувшись в очередной тупик, инквизитор выругался про себя. Вдова вопила, как одержимая, и рано или поздно кто-нибудь мог явиться на её крики. Надо было убираться, и побыстрее.
Но не успел он сделать и шага обратно, как стены впереди озарились рыжими бликами, а по коридору прокатилось гулкое эхо голосов.
Деваться было некуда, и Герхард втиснулся ногами вперёд в один из провалов, ведущих в жуткие камеры-склепы. Извернулся, стараясь не шуметь. Толщина стен здесь была такой, что он без труда уместился в проёме, распластавшись животом на сырых камнях и свесив ступни в камеру.
Гул стал ближе, и ухо уже различало отдельные голоса. Зажав в руке клинок, Герхард выжидал.
Стражников было двое. Один из них, судя по голосу, молодой, грубо приказал вдове замолчать. В ответ послышалась невнятная мешанина из угроз и рыданий.
Пойдём, прогудел второй, глянем дальше, что-то тут неладно.
Инквизитор затаил дыхание. Пляшущие отблески становились всё ярчестражники приближались. И, когда первый из них поравнялся с проёмом, Герхард выбросил вперёд руку и молниеносно полоснул солдата по шее клинком. Он ещё успел заметить удивлённо-испуганное выражение в глазах стражника, прежде чем тот повалился на пол, роняя факел.
Второй солдат среагировал моментально. Отшатнувшись, он уклонился от клинка и выхватил меч. Остриё оружия устремилось в провал, и Герхард, сжавшись, оттолкнулся от заплесневелой кладки. Тело скользнуло по мокрому камню, и он полетел в склеп.
***
Инквизитор упал на что-то, упруго прогнувшееся под его весом. Оно смягчило удар, но ещё несколько секунд Герхард приходил в себя, оглушённый так, словно грохнулся прямо о каменный пол.
Сверху не доносилось ни звука. Сколько инквизитор ни напрягал слух, он улавливал лишь едва заметное потрескивание факела.
Единственным, что освещало узилище, был слабый отблеск огня, сочившийся в провал из коридора. Этого хватало, чтобы не натыкаться на стеныи не более.
По замыслу архитекторов замковых тюрем, камеры-склепы явно создавались как помещения, в которые можно только войти, но не выйти. Часть стены, примыкавшей к проёму, оказалась наклонена под острым угломузнику, возжелавшему выбраться тем же путём, пришлось бы карабкаться даже не по отвесной, а по наклонной плоскости, нависающей над ним. И шанс уцепиться за камни, склизкие от плесени и воды, скатывался к нулю.
Инквизитор медленно обошёл камеру по периметру, ощупывая кладку. Склеп оказался невеликедва три шага в ширину и столько же в длину. Пол устилало всё то же мягкое, пружинящее под ногами. Он присел, вытянув вниз руку. Пальцы наткнулись на влажную ткань, под которой обнаружилось нечто округлое.
Череп. Судя по размерамдетский.
Черепа и кости, завёрнутые в обрывки одежды, покрывали весь пол. Герхарда передёрнуло. Стражник наверняка уже помчался докладывать об убийстве напарника, совершенно не беспокоясь о том, что пленник сбежит. И справедливобежать-то отсюда некуда.
Для проформы инквизитор попытался ухватиться за камни в наклонной стене. Пальцы тут же сползли с мокрой поверхности. Левая кисть почти онемела. Герхард ударил по стене кулаком. Добраться до проёма и так было бы нелегко, а уж с одной рукой не могло быть и речи о том, чтобы вскарабкаться наверх.
Клинок по-прежнему был при нём, но лезвие не нашло и крохотного зазора между плотно пригнанными камнями. Инквизитор начал не спеша обходить камеру снова, простукивая кладку навершием рукояти. Глухой отзвук неоднозначно намекал на отсутствие пустот.
Факельное пламя сверху вдруг заколебалось, по стене склепа запрыгали блики. Герхард метнулся под наклонную стену и замер, согнувшись. Из провала донеслись голоса, приглушённые сводами коридора. Вжимаясь в камни, инквизитор ощущал их холод даже сквозь плащ и тунику. В плечо ткнулись какие-то острые выступы, и он подался чуть вбок, упираясь в угол. Голоса звучали уже совсем близко, и Герхарду показалось, что хрустнули его костикогда со скрежетом стена за спиной вдруг провалилась, увлекая вниз, в непроглядную тьму, дышавшую прахом и затхлостью.
***
Книги. Вокруг пахло книгами. Дух старой бумаги, чернил, слежавшейся пыли и выделанной кожи витал вокруг, щекоча ноздри.
Герхард открыл глаза. Каждую кость, будто цепями, сковала невыносимая усталость. Прошла вечность с тех пор, когда он в последний раз пил и тем более ел. Всё его существо жаждало отдыха, молило об успокоении боли в истерзанном теле.
Инквизитор заставил себя подняться. Перед ним, закреплённый на металлических стержнях, косо стоял тот самый провалившийся кусок стены, а выше, ближе к потолку, алыми всполохами мерцал короткий тоннель, ведущий в камеру-склеп. Из тоннеля веяло жаром, горячий воздух доносил возбуждённые голоса. Среди мелькающих искр Герхард сумел разглядеть тлеющие останки прежних узников. Они так и остались тамв шаге от возможного спасения.
Сквозняк принёс к ногам опалённую шерстяную нить.
Он тоже мог бы погибнутьминутой позже, и его сожгли бы заживо.
Всполохи из тоннеля почти не давали света, но глаза на удивление чётко различали предметы вокруг. Инквизитор наклонился, не сгибая одеревеневших ног, и ощупал фрагмент стены, на котором соскользнул по тоннелю. Камни оказались жёстко укреплены на толстом металлическом листе. На одном из камней с краю обнаружился выступ, напоминающий естественную неровность, но поддавшийся под нажимом.
Запорный механизм. Сам того не ведая, Герхард открыл выход из лишённого выходов склепа. Но кому и зачем могла понадобиться такая хитроумная система?
Времени на поиск ответов оставалось мало. Теплилась надежда, что стражники сочтут его мёртвым. Но подводить начинало собственное тело.
Отвернувшись от каменной «двери», инквизитор обнаружил, почему так пахнет книгами. Их здесь были сотнипокрытых паутиной фолиантов, полуистлевших свитков и пустых, рассыпающихся от времени страниц, на которых уже никто ничего не напишет. Этот запах ни с чем невозможно было спутать. Неуловимый оттенок тайны и глубиныон появляется лишь там, где хранятся знания. Может быть, так пахнут именно они, бесценные предания. Бессмертные свидетельства, давно пережившие своих авторов и хранящие их секреты; хрупкие листы, оказавшиеся прочнее костей.
Книги лежали на столах и теснились грудами на грубо сколоченных полках. У фолиантов оказалось странное соседстворогатые черепа щерили остатки зубов, и покрытые пылью булыжники причудливыми формами навевали мысли о закаменевших существах, которых сам Бог постыдился бы видеть под небом.
Чернокнижиепробормотал инквизитор. Звук собственного голоса, хриплый, невнятный, прозвучал совершенно чужим.
Несколько узких бойниц в стене напротив горели ярко-белым. Сощурившись, Герхард приблизился. Глаза мало-помалу привыкали к свету.
Каждая бойница представляла собой проём, уходящий под наклоном вверх. Выпуклые зеркала, вмурованные в стенки проёма, отражали свет солнца, впуская лучи в эту странную комнату. Там, наверху, вовсю сиял новый день.
На одном из столов инквизитор обнаружил маленький томик, собранный из страниц разного размера. Обложки у томика не былоказалось, страницы просто подшивались в книгу по мере накопления.
«О природе человеческой и животной», прочёл Герхард на первой странице.
Сгнившие нитки, когда-то скреплявшие листы, осыпались трухой, и несколько страниц выскользнуло из пальцев. Мелькнуло изображение бычьей туши в разрезе, испещрённое неясными пометками.
Разрозненные записки на обрывках бумаги хрупко шелестели, когда инквизитор прятал томик за пазуху.
Собрав остатки сил, Герхард обшарил помещение и за расписной ширмой обнаружил самую обычную дверь. Она оказалась не заперта. Но, прежде чем выйти, инквизитор внимательно осмотрел стену, в которой был пробит тоннель.
По всей стене тянулись ровные ряды железных листовточь-в-точь таких же, как и лежащий на полу. Ширина промежутков между листами, насколько Герхард мог судить, соответствовала ширине камеры-склепа.
Двери. Люки, ведущие из узилищ в это жуткое, невообразимое место.
Алые отблески всё ещё озаряли тоннель, будто врата в сам Ад распахнули свой алчный зевдля него, отступника, падшего, согревшего на груди еретическую книгу, а в сердцепредательское сомнение. Сомнение в том, что долгие годы было его путеводной звездой и непререкаемым авторитетом.
В Церкви.
Инквизитор толкнул дверную створку дрожащими пальцами.
***
Там, за дверью, ничего не изменилось. Он прошёл через череду залов, освещённых так же, как предыдущий. Залы имели форму трапеции со скошенными смежными стенамискорее всего, они опоясывали что-то по кругу. И бесконечные ряды железных люков недвусмысленно сообщали, что. Комнаты тянулись по всей окружности подземелья.
Цепь залов закончилась так же неожиданно, как началась. К очередной двери поднималась длинная вереница ступеней, грубо вырубленных в толще земли. Сама же дверь оказалась заложенной толстым засовом. Изнутри.
Герхард оглянулся на оставшуюся позади анфиладу. Из бойниц лился мягкий, почти нежный свет, скрадывавший грубые формы люков напротив. Кто бы ни запер эту дверь, он вышел иным путём. Или не вышел вовсе.
Инквизитор поднял засов.
Дверь подалась под рукой, выпуская на свободу.
Глава 6
Волна чистого воздуха, напоённого запахом трав, ударила в лицо, и Герхард закашлялсятак непривычна была эта свежесть после душных замковых казематов. Вдох полной грудью закружил голову и помутил сознание. Ослабевшие ноги подгибались, и Герхард опустился на мягкую траву, привалившись к двери спиной. Чёрная пелена перед взором рассеялась, и он наконец сумел разглядеть, где очутился.
Стены Дармштадтского замка едва просматривались сквозь густую лесную поросль, хотя до них было рукой подать. Сама же дверь оказалась искусно замаскирована в невысоком холмике, поросшем молодыми деревцами. Никаких троп к холмику не велокто бы ни ведал о существовании загадочного подземелья, он уже много лет не посещал свою странную лабораторию. А в том, что подземелье предназначалось именно для исследований, можно было не сомневаться. Инквизитору достало увиденногобесчисленных скелетов людей, животных и тех, кого язык не повернулся бы назвать ни теми и ни другими. Столов, усыпанных чертежами и изображениями, в которых разум отказывался признать рисунки с натуры. Инструментов, рядом с которыми палаческие орудия пыток казались смешными игрушками, и иссохших результатов работы этих инструментовлиц со сморщенной кожей, скрюченных пальцев, сердец, чёрных от сухой гнили
Здесь, под свежим летним ветерком, все жуткие образы и всё произошедшее представали не более чем кошмаром. Но тонкая книга за пазухой по-прежнему холодила грудь, и спрятанный в рукаве кинжал, бурый от крови, был реальностью.
Герхард дал себе немного времени на отдых. Жажда терзала пересохшее горло, но ещё сильнее разум терзался страхом. Шпили замка, принадлежащего баронам фон Франкенштейн, прорезали небо в каком-то десятке шаговинквизитор слышал, как во внутренних дворах стучат молотами плотники и перекрикиваются солдаты. В давешний свой визит сюда Герхард поразился масштабам преображения поместьяповсюду сновали люди, укрепляя старинные башни и арки, возводя новые пристройки, латая прохудившуюся кровлю. Замок фон Франкенштейн превращался в настоящую крепость, откуда грозный и влиятельный дворянский род неусыпно следил за окрестными землями.
Но вряд ли кому-то из рабочих или солдат могло прийти в голову по собственной воле обследовать мрачные казематы крепости, где каждый пленник навсегда исключался из числа живых, ещё не будучи мёртвым. И камеры-склепы, чьи гнетущие отрезанность и обречённость ощущались даже среди подземных коридоров, вряд ли могли считаться достойным изучения объектом. Никто не стал бы спускаться в них, и никто не поверил бы, что из склепа можно ускользнутькроме тех, кому были ведомы тайны железных люков. И Герхард молил Господа, чтобы эти люди сейчас находились где угодно, кроме замка фон Франкенштейн
Кое-как поднявшись, инквизитор побрёл сквозь лес, удаляясь от величественных стен крепости. Ему казалось, что он бежит изо всех силно замковый шум никак не желал стихать, подсказывая, что Герхард плетётся, едва переставляя ноги. Из-под сапог порскали кузнечики, жужжали цветными крыльями. Становилось всё жарче, солнце припекало сквозь кроны деревьев, и журчанье воды среди наступившего полдня прозвучало благословенным перезвоном.
Тоненький ручеёк бодро бежал по камнямчистый и восхитительно прохладный. Припав губами к ручью, инквизитор, как загнанное животное, хлебал кристально-прозрачную воду, погружал в неё лицо, зачерпывал ладонью и смачивал голову. Он пил, пока не пресытился живительной влагой. В звенящей воде искажённо отразилось его лицобледное, но чистое, с запавшими прозрачными глазами, будто утратившими свою глубокую голубизну. Слипшиеся мокрые волосы чёрным трауром окаймляли высокие скулы.
Герхард поднялся и тщательно утёрся рукавом. Набросил капюшон и заткнул клинок за поястак, чтобы полы плаща надёжно скрывали оружие. Одежда, намокнув, отяжелела, но жажда больше не царапала горло, вода оживила уставшее тело, и шаг инквизитора ускорился.