Я хочу отречься от престола, сынок! а вот это удар ниже пояса.
Мама! Как? Ты мне нужна! Мне же только двадцать лет исполнится!
Сын мой, ты достаточно взрослый для этого! И давно А моё место рядом с дочерью! Я ей нужна! Она без меня не выживет! вот понеслось, то Поэтому ты должен жениться! Чтобы успокоить моё сердце!
А я, а Россия? Мамочка, как ты думаешь, смогу ли я без тебя везти тяжкий воз управления империей?
Я знаю, что сможешь, Павел! Я вижу, как ты уже это делаешь, и я уверена в тебе! Мне кажется, что ты это можешь уже лет с тринадцати
Мамочка! Как же ты не понимаешьу меня что-то получается, только потому, что я прячусь в твоей тени! Я прикрываюсь твоим авторитетом, твоей волей, умом и хитростью! Да, мама, именно хитростью. Да у нас половина дипломатических комбинаций на этом построена!
Видишь, сын мой, ты уже признал, что в политике я нужна тебе больше как ширма
Ох, мамочка, видишь, ты и в споре со мной легко выигрываешь Екатерина засмеялась глубокими грудным смехом и грустно ответила:
С тобой это простоты меня любишь А вот ты общаешься с сотнями тех, кто тебя боится или даже ненавидит искренне и сильно И ты добиваешься от них того, что нужно тебе! Ты точно справишься! Но ты должен женитьсягосударству нужен наследник!
Я её упросил не отрекаться от престола, по крайней мере, прямо сейчас, дать мне ещё хотя бы год на завершение дипломатических комбинаций. А мама взяла с меня слово принять её выбор кандидатуры моей супруги. Екатерина твёрдо решила, что хочет быть женщиной, женой и матерью больше, чем императрицей.
Ивайло попытался открыть глаза. Получалось плохо. Он испуганно дотронулся до своего лица и обнаружил, что его правый глаз закрыт большой болезненной припухлостью, переходящей на висок и затылок, а левый глаз просто залеплен засохшей кровью. Болгарин содрал коросту со здорового глаза и, наконец, смог увидеть окружающее. Однако смотреть было не на чтовокруг было темнота.
Он по качке понимал, что находится в трюме какого-то корабля. Явно не своегослишком уж тут плохо пахло, да и воды на дне было многовато.
Где же я? прохрипел Попов, почему-то по-турецки, не надеясь на ответ.
Где-где! На английском бриге! спокойный голос ответил ему откуда-то из темноты.
Что я тут делаю?
Ты дурак? Путешествуешь в Лондон! захохотал невидимый собеседник, Тебя продали этим гяурам[iii]!
Продали? Ивайло по-прежнему ничего не понимал.
Им были нужны матросы, и этот сын ишака Мехмет-Эфенди продал меня, ну и тебя, как довесок!
А ты кто?
Я-то? Я Вардан Бардакчиан! Я был успешным судовладельцем, но этот прокля́тый потомок больного паршой верблюда Мехмет-Эфенди отнял у меня мой корабль
Подожди-подожди! Почему ты постоянно поминаешь этого Мехмета? И как продал и тебя, и меня?
Этот Мехметсын шакала!
Давай опустим пока его родословнуюмне сложновато понимать тебя, и такие подробности запутывают и без того ещё слабые мои мысли!
Вах! Как сказал! Хорошо! Этот Мехметофицер, который служил на военном корабле, и именно он поймал меня за провозом одного груза
Ты возил контрабанду?
Зачем так громко! Скажем, один маленький груз, на который слуги султана обычно смотрят сквозь пальцы, но вот эта жадная отрыжка крысы
Вардан!
Ладно-ладно! Он потребовал с меня выкуп, а я не смог его заплатитьуж больно много запросил! И мой брат Теван пообещал Мехмету сдать своего подельникатвоего хозяина, который должен был прибыть с грузом драгоценных товаров!
Так ты брат этого Тевана?
Да! А благодаря твоей внимательности и прыткости твоего хозяина эта афера провалилась! Тогда этот Мехмет просто продал нас инглизам, которые искали матросов! Вот ничтожество! Даже я дал бы ему много больше за свою свободу!
Ты, Ваня, муж, конечно, справный! Добрый муж! Ты, вона, и яровой пшенички богато собрал, сам-девять [iv]получил, а я-то едва сам-шесть, хотя у себя в Ликурге[v]-то сам-два только и растил! А картофель этот
Фролка, ты уже хорош меня нахваливать! Чай твоего сына крестим, а тут себя словно женихом чувствую! Никитин захохотал и стукнул по плечу своего соседа Фрола Балязина, что поселился у них зимой, приехав вместе с непраздной жёнкой из-под Костромы по переселенческой повинности. И вот сейчас аккурат после жатвы, в октябре 1774 народился у него сынокпервый рождённый в Никитинке человек.
Отец Лаврентий, прибывший вместе с женой крестить младенца, получившего имя Лука, не мог нарадоваться очередному прибавлению в семьях уже местных крестьян. Роды были нелёгкие и, если не матушка Леонида, которая имела навыки повитухи, полученные в церковной школе для жён священнослужителей, глядишь и не явился бы на свет Лука Фролович. Теперь именно она по праву стала крёстной матерью нового человека.
На крестинах пили мало, но Фрол был пьян и без вина́, болтал непрерывно, щедро разливая комплименты, то Иванустаросте Никитинки, который бросил всё и привёз матушку Леониду на роды. То своему лучшему другу и соседу Михаилу Молдаванину, который не пожалел на крестины небольшой бочонок вина́. То отцу Лаврентию, что сам приехал на праздник, а то и прочим своим соседям.
Ты, Фролушка, не болтай! Твой праздник, твой сын, твои гости! Сколько угощения на столах стоит! Когда такое было-то?
Почитай, никогда не было, Ваня! Как в сказке ведь! конечно, подобные столы были редкостью в крестьянской жизнии пироги, и каши, и картофель, и овощи, и разная рыбавсё благодаря дружным соседям.
В новых деревнях складывались сплочённые общины, в этом была заслуга и бывших солдат, которые составили первоначальный костяк населения, они-то привыкли все делать вместе. И русских крестьян, что приходили на землю сразу вслед за отставниками, для которых община была единственным привычным способом существования. И даже переселенцев из Прибалтики и западных стран, которые просто не могли бы понять правил жизни на неизведанных территориях без поддержки местных жителей. Как без помощи соседей вспахать целинные земли, построить дом, научиться топить печь углем и так далее?
Вань, а куда хлебушек денем-то? Ты человек ловкий и сметливый! Что ты думаешь-то? пошли, наконец, серьёзные разговоры. Урожай был хороший, да что говоритьтакого количества пшеницы с одного надела не видел ни один крестьянин, а при этом ещё была картошка, а уж про овощи и сено и говорить не приходилось. Оброка с государственных крестьян не брали первые два года, а подушного налога так целых пять лет и всё выращенное оставалось в их распоряжении.
Ну, люди добрые! Я сам пока не решил, а давайте-ка у отца Лаврентия спросимон больше всех о порядках знает! батюшка приосанился, погладил бороду и начал:
Тут, чада мои, всего три пути вижу: первыйвсё съесть, али пропить! народ весело загудел. Священник явно шутил, и шутка удалась. Пётр из Прибалтийского генерал-губернаторства разъяснял смысл происходящего ещё очень плохо понимавшему русский язык албанцу Адриану, батюшка не продолжал свою речь, ожидая, когда они закончат. И снова начал после хохота понявшего смысл шутки бывшего турецкого подданного.
Второй путьпродать казне. Те же государевы амбары, откуда вы получали семена, готовы купить у вас любую снедь, да и овёс с сеном возьмут. И третий путьдумаю, что скоро поедут купцы, будут скупать или менять урожай.
И какой путь лучше, батюшка? робко спросил Пантелей Гагарин.
А вот не знаю! Только по опыту своему скажуменять лучше не стоит. Оно, всегда, кажется, что так проще, но поехать в тот же Белый городок и там всё купить на всех соседейвсяко выгоднее. Вот! все загудели, обсуждая слова отца Лаврентия. Приобрести всякого инструмента, одежонки, даже скотины, вдобавок к выданным казнойу каждого была какая-то заветная мечта.
Смотрю, отче, матушка опять непраздна? Иван, не любил бесполезных сейчас фантазий, и продолжил разговор с Лаврентием уже наедине, отведя его в сторону.
Глазастый ты, Иван, вот никто ещё не заметил, а ты уже! засмущался священник.
Так я и не говорю никому, вот только тебе! спокойно улыбнулся Никитин.
Что, и Татьяне своей не сказал? хитро глянул отец Лаврентий.
Так это она заметила! засмеялся крестьянин, Когда твоя Леонида её осматривала.
Вот оно что? И когда вы ждёте дитя?
Да где-то к ноябрю и у нас прибавление будет, отче.
Почитай все жёнки в волости к Рождеству родят. Леонида совсем умучаетсяхочу просить, чтобы повитуху ещё хоть одну прислали из Белого города! А вот крестить в распутицу буду по деревням, наверное
Ничего, отче, так вместе рожать, небось, не будут больше. Сам знаешь, что так получилось от счастья, как свои наделы увидели Да, ладно, а на свете-то что твориться?
Чума в Кабарде, люди мрут! Туда вот докторов со всей Руси собирают, монахи на подвиг идут, да ещё объявлено об учреждении Чумного Ертаула[vi]. Ертаульные будут и порядок в зараженных местах наводить, и не выпускать никого из карантина. В армии добровольцев собирают.
И что, идут? С чумой-то бороться страшнее, чем с неприятелем.
Да идути жалование двойное платят, и год службы там за два года в армии считают.
Ну, тогда оно понятно
Ещё, говорят, многие солдаты, что в Москве на Чумном бунте были, идут. Не боятся они уже чёрной смерти, в глаза ей смотрели
Ох, отче, страшное дело это
Это да, сыне Ещё указ вышел, что три года ещё рекрутского набора не будет, дескать, переселенческая повинность и так тяжела.
Тоже дело, батюшка! Народец к нам едет со всей Руси-матушки, кто же там остался
Куды прёшь, дурья башка? Застрелю же! Не заставляй грех на душу брать! Елизар наставил ружьё на идущего к нему с безумным криком кабардинца, тот кричал на своём языке, и сержант не понимал его.
Стой, достойный уорк[vii]! высокий властный офицер прокричал эти слова прямо с коня, на котором он подъехал, сначала по-русски, а потом повторил это на кабардинском, Ты сейчас умрёшь, ибо этот честный солдат всего лишь спасает твоих детей от страшной болезни!
Я знаю тебя, пши[viii]! Ты друг уалия Джанхота! Зачем ты здесь? идущий на ертаульных человек остановился, кажется, начал понимать, что происходит вокруг, и ответил на хорошем русском.
Меня послал русский царь, чтобы заботиться о кабардинцах! Мой долг быть там, где плохо! твёрдо ответил офицер.
Хорошо, что ты хочешь от меня, пши! черкес хмуро смотрел на русских.
Иди в село и не пытайся пересечь линию ертаула. Пока все больные только в этом селе, в соседнихболезни нет. Мне жаль, уорк, что ты был здесь. Но, постарайся ни с кем не говорить и не касаться ничьих вещей! Скоро в село придут русские монахи, они вам помогут.
Ты говоришь правду?
Да, клянусь тебе честью! черкес поклонился и ушёл назад, Елизар облегчённо выдохнул.
Я Андрей Разумовскийголова Кабардинской экспедиции наместничества! Ты кто такой?
Сержант ертаула Лущилин! Велено взять село под карантин, Ваше высокоблагородие!
Кто старший?
Я и старший! Нас здесь всего пока пятнадцать человектолько конные, пешие к вечеру подойдутдоктора и монахи.
И сколько всего?
Два врача и пятеро иноков.
И всё?
Так чума-то по всей Кабарде идёт! Людей не хватает, Ваше высокоблагородие!
Вечером действительно подошли чрезвычайно уставшие военный доктор Шутенсухощавый долговязый молодой врач, полковой лекарь Доронинкраснолицый толстяк, и монахи Николо-Манычского монастыря, старшим у которых был отец Памфилийулыбчивый мужчина маленького роста.
Определилисьпрямо сейчас, без отдыха, надо пройтись по домам деревниосмотреться и объяснить селянам, что будет дальше. Пока ещё все местные жители сидели по домам, напуганные болезнью и появлением русских. Первыми должны были пойти Лущилин, Шутен, Памфилий и Разумовский. Каждый из них хотел своими глазами увидеть ситуацию и определиться с дальнейшими действиями. Кривонос остался готовить временный лагерь и госпиталь, да размечать места для могил.
Обрядившиеся в промасленные костюмы и маски с клювами, чтобы вдыхать воздух только через травы, которыми были набиты эти страшные хоботы, борцы с чумой выглядели просто адскими существами. Разумовский, взглянув на такое зрелище, решительно снял маску со своего лица:
Если так пойдём, нас, в лучшем случае убьют, приняв за демонов!
Вы правы, Андрей Кириллович, но я лучше так! мрачно пробурчал Шутен.
Всем, Карл Иванович, так делать, конечно, не стоитмы их должны спасти, а не умирать вместе с ними! Но я пойду!
Я тоже так не пойду! отец Памфилий решительно снял маску с лица, Чай, не прятаться пришёл, а людские страдания облегчать! А как я с такой харей [ix]им помогу? Испугаю только!
Так и пошли вчетвером, обходя дом за домом. Разумовский, говоривший на кабардинском, хоть и не очень хорошо, мог сойти за переводчика и шёл первым. Шутен аккуратно, словно боясь споткнуться, ступал за ним, а Лущилин с Памфилием замыкали группу.
Постучали в первый дом. Оттуда отозвался хриплый и низкий мужской голос.
Уходите! Здесь чума! перевёл Андрей. Сам же и ответил, Сколько вас и как давно вы больны? Мы посланцы русского царя! Отправлены вам помочь!
Отойдите от двери! через несколько секунд из дома выглянул тот самый кабардинец, что днём пытался напасть на карантинный караул, Это ты, пши? Ты был прав, я заболел! Кто эти чудовища рядом с тобой?
Это врач и солдат, которым поручено лечить вас! На них защитная одежда, в которой они не должны заболеть.
А этот человек, что стоит с тобой рядом?
Я отец Памфилийсам ответил монах, Я пришёл помочь!
Христианский священник! Ты смелый человек, если не боишься смерти? Или ты колдун?
Нет, я не колдун! Я должен облегчать страдания и помогать. Как мне сделать это, если ты будешь меня бояться? А смерть Если Господь определит мне умереть, значиттакова его воля! Если я облегчу муки хоть одного человека, то моя задача будет выполнена.
Ты смелый муж! Чем ты можешь мне помочь? Ты был прав, пши, я шёл к моим детям! Моя семья уехала к родичам жены, а я заболел! Я понял, что со мной и хотел увидеть их перед смертью! Я не подумал, что могу и их убить! Гнев и страх заслонили мне глаза! А что мне теперь делать?
Ты один в доме?
Один! Одному и умирать!
Тогда я принесу тебе еду и питьё. И буду говорить с тобой, пока ты здесь!
Тебе не страшно, христианин?
Смерть ко всем придёт, человече! Приближать её не стоит, но и бежать от неё не след!
Ты рассуждаешь как настоящий уорк! Я поговорю с тобой!
Они обошли все дома в селе, успокаивая людей, обещая им помощь. Считали живых, определяя, сколько продовольствия надо запросить. Считали больных, считали мёртвых. Мертвецы были почти в четвёртой части домов, требовалось прямо сейчас их вынести и похоронить. Монахи и ертаульные взяли в руки крюки и пошли делать работу мортусов. Пусть некоторые семьи не хотели отдавать родных, но солдаты обеспечили эту неприятную миссию с помощью угрозы оружия.
Доктор и лекарь осматривали живых, определяя заболевших, отделяя их от здоровых. А монахи сняли страшные маски, и, взяв еду для голодных, пошли по домам. Они говорили с людьми. Иногда использовали переводчиков из экспедиции, но чаще всего люди их понимали и такотношения с русскими имели многовековые корни.
Местный дворянинМагомед Карданов умер через три дня. Отец Памфилий был с ним рядом. Разумовский простился с достойным человеком, князь сам выкопал уорку могилу и, вместе с Памфилием, похоронил его. А потом, оставив одного из подчинённых, знающих кабардинский язык, Андрей и его люди отправились дальшечума ещё свирепствовала.
Молодой руководитель экспедиции видел свой долг в том, чтобы помогать кабардинцам. Когда началась эпидемия, он уговорил своего друга Уалия-Пшишхо Кабарды Татарханова и других князей-пши отправить их семьи в Моздок и Кизляр, где они были в безопасности, также поступили многие уорки из окружения этих вельмож. Теперь местная знать, не волнуясь за своих родных, могла спокойно ездить по поражённым моровой язвой селениям, участвуя в наведении порядка вместе с русскими солдатами, врачами и монахами.
В деревне чума забрала примерно третью часть жителей, двух монахов, и Доронина. Лекарь сразу понял, что болен. Едва ощутив небольшое недомогание, он отделился от остальных и, молча, ожидал дальнейшего развития событий. Ещё двое суток медик работал с больными, стараясь облегчить их страдания, но строго избегал общения со здоровыми. Потом, лёжа в муках на циновке, он говорил и говорил ещё три дня, пока не угас. С ним рядом часто сидел Шутен и слушал рассуждения лекарянемолодой медик много замечал и внимательно смотрел за больными.