Но и все проекты, управляемые Императорским приказом, не могли нам дать необходимых резервов для обеспечения финансовой стабильности, пришлось даже потихоньку продавать драгоценности Императорской фамилии. Очень аккуратно, чтобы не вызвать падения цен и понимания, что это делаем именно мы.
Вяземский чуть нервную чесотку не заработал, пока мы так танцевали на углях.
Свадьба была лихая. Весь Чёрный город, как теперь назывался Очаков, был здесь. Из турецких владений приехали чуть ли не сотня гостей, причём не только православных греков, болгар и валахов, но и армян-миафизитов и даже мусульман. Богдан был известен и в европейской Греции, что располагалась уже на берегах большого Средиземного моря, а не родного Чёрного, оттуда тоже были гости.
Невеста была великолепнадочь богатого фанариота Ефросинья была красива, умна и без оглядки влюбилась в партнёра своего отца. А Богдан решил, что вот та девушка, с которой он сможет провести всю свою жизнь. Отец красавицы был рад породниться с самым удачливым честным контрабандистом на Чёрном, а может, вскоре и на Средиземном море. И дал в приданое новую шхуну, которую так и назвал «Ефросинья».
Богдан организовал праздник для всех. Удачливый купец подключил все свои связи, чтобы гостей из-за границы не подвергали процедурам таможенного и карантинного досмотра. Он пригласил на свадьбу гарнизон крепости Очаков и экипаж галерной флотилиигуляли все!
На третий день празднества, купец и судовладелец Гешов уединился со своими близкими друзьями, чтобы попить вина́ и немного отдохнуть от торжеств.
Ты счастлив, Богдан?
Конечно, брат! Я женюсь на самой красивой и желанной девушке мира! Конечно, я счастлив!
Я тоже счастлив за тебя, друже! У тебя всё отличнохорошая жена, три корабля, склады, торговля! Ты уже купец! Как ты смотришь на купеческий статус? Может, получишь пояс? Может, даже серебряный? хохоча, сказал грек Поликарпос, что торговал в городе вином.
Да, а куда деваться? Я узнал, что только серебряный пояс даст право владеть кораблямидля меня вольница закончилась.
Да уж, ты хват ещё тотвсё простым горожанином прикидывался? Сколько денег властям отдавал, а?
Сколь бы не отдавалвсё выгоднее было! А и ладно! Серебряный пояс для семейного человека важен.
А, может, золотой пояс получишь?
Вот уж нет! Что мне официальная торговля с другими странами?! Я лучше ваш товар возить буду!
На бумаге?! захохотал уже другой его приятельАкоп, армянин-ювелир.
И на бумаге тоже! в ответ засмеялся Богдан, Ладно, предлагаю выпить! Выпить за моего друга и шуринаИвайло Попова, без разума которого я бы не достиг таких успехов! Ивайло смутился, не ожидал он такого внимания.
После он спросил Богдана:
Зачем ты это сказал?
Я хочу, чтобы ты знал, что ты мой товарищ и ты
Я знаю, брат!
Но они-то не знают, они думали, что ты мой бедный родственник!
А зачем мне слава? У меня есть семья, хороший дом и хороший друг!
Ну, что ты, Ивайло! Ты же помнишь, как мы приехали сюда, и выяснилось, что рядом с Очаковом, куда я так рвался, пока наделы не нарезаютинженеры всё ещё думали, где будут строить порт и не желали делать лишнюю работу, определяя границы участков, которые вскоре уйдут под строительство? Как ты хотел уехать крестьянствовать и как ты решил поддержать меня и стать горожанином? Именно ты, брат, оказался моряком от Бога, да и в кораблях начал разбираться лучше меня! Если бы не ты, я не стал бы за какие-то два года таким успешным судовладельцем! Именно ты человек, без которого я не принимаю никаких решений! Даже по поводу свадьбы с тобой советовался! Тыта опора, на которую я всегда могу рассчитывать!
Как ты много говоришь, брат! Это ты мне льстишь, чтобы убедить в том, что контрабанда хорошее занятие?
Честная контрабанда, брат! Честная! Я же не занимаюсь работорговлей!
Да, но и твоя контрабанда Теперь тыглава семьи! Ты уже можешь заработать, и хорошо заработать, просто перевозками! Прекращай ты рисковать так. Поймаютне простят!
Ивайло, я теперь женился! Мне дом тоже важен! Я прекращу это! Но не сразуу меня есть обязательства!
Ох, брат, заиграешься, смотри!
Не волнуйся! Ты за мной проследишь!
Вот скажи, граф Андрей, ты вино пьёшь?
Пью, князь Джанхот! Моя вера это позволяет.
Тогда давай выпьем! За моего сына Кучука, которого ты спасмне на счастье! И моя любимая жена Аминат бы не пережила его смерти! Так что Аллах не будет против того, что немного выпью! Андрей улыбался верховному кабардинскому хану Татарханову, к которому ехал в надежде понять с его помощью ситуацию в Кабарде. А так повезло, что нечаянно спас его сына.
Кто бы мог подумать, что мальчишка, который убежал из дома в поисках приключений, попадётся на дороге небольшому отряду Разумовского. У парнишки понесла лошадь, вокруг обрывы, и Андрей, не задумываясь, бросился наперерез. Князь был прекрасным наездником и смог всё-таки остановить обезумевшее животное на самом краю бездны.
Спасённый смотрел волком, говорить с русскими отказывался, общался только жестами, но к дому провёл. А оказалось, что он старший сын самого Уалия-Пшишхо [viii]Кабарды, к которому и ехал новоявленный глава Кабардинской экспедиции Прикубанского наместничества. Голицын, что был наместником на Кубани, заниматься проблемам Кабарды желанием не горел. Вот совсем не горел. Он просто завидовал ситуации в соседней Таврии, где почти не было местного населения, а у него и Кабарда, да и Калмыцкая степь должна была перейти в его наместничество.
В общем, князь Александр Михайлович, предпочитал заниматься строительством и заселением вверенных ему земель, а не работой с местными, и информацию о событиях в Кабарде было проще получить от Бекетова из Астрахани, чем от Голицына в Кизляре. Так что Андрей справедливо рассудилехать надо как можно скорее.
Теперь вот сидел у человека, с которым он так хотел поговорить, и у него были все шансы стать его другом.
Я был снова в Москве. И опять-таки был поводоглашение постановлений Поместного собора Русской православной церкви, уже получившего названияВеликий. Патриарх Платон говорил с людьми с крыльца Успенского собора, рассказывал о решениях Собора красиво с паузами и выражением. Народ внимал каждому его слову.
Речь шла об объединении церкви и прекращении деления на старообрядцев и никонианцев. Видимым признаком нового единства стало возведение в сан Митрополита Крутицкого одного из глав старообрядцев Василиска Торбеева. Изменялись обряды, пусть и не радикально, принимались новыне богослужебные книги. Прошла канонизация многих новых святых, в числе которых были и священномученик Аввакум, и благоверный князь Ярослав Мудрый, и, что привлекло особое вниманиеблаговерный царь Иоанн Васильевич Грозный и праведный Григорий Скуратов-Бельский, известный в народе как Малюта.
Это был знак того, что и широкое общество и церковь поддерживают государство и престол, а мы с мамой получаем церковное благословение в наших деяниях. Такое решение дорого стоило и моё давление по финансовому вопросу вполне окупилось. Наконец должны были реализоваться задуманные Ломоносовым изменения правил монашеской жизни и венчания, а также устроены церковные школы при приходах и богадельни для внебрачных детей при монастырях.
Принимался и новый Месяцеслов[ix], пусть это изменение и прошло пока незаметно, количество имён выросло и значительнобыли уточнены и дополнены списки святых. Вынесли порицание традиции разделения имён по разрядам населения. Прямо указывалось, что имена православных не могут отличаться в зависимости от положения родителей, и священникам строго запрещалось потакать такой языческой дикости.
Сказано же Святым апостолом Павлом про христианский мир: «нет ни Еллина, ни Иудея», что значитвсе должны быть равными, никто не может отделять себя от остальных. А у нас даже в именах чёткое разделение по сословиям. У нас дворянам претит быть Потапами да Кузьмами, а крестьянам не след становиться Константинами да Илларионами. Будто бы преподобный Потапий Фивский исцелял только простолюдинов, а преподобный Илларион Великий вёл к спасению исключительно аристократов.
Процесс пошёл, теперь на батюшек ложилась обязанность обучать детей прихожан грамоте и счёту, что должно́ было стать основанием для всеобщего начального образования. Да, мы уже практически были к этому готовыцерковные школы в Москве, Петербурге и Казани серьёзно расширились и вовсю выпускали священников, Славяно-греко-латинская академия в Московском Заиконоспасском монастыре готовила уже специалистов-богословов, из которых, в частности, должны были избираться епископы.
Церковь брала на себя ответственность за сирот, инвалидов и вообще людей, оставшихся без попечения родных. Фактически на неё возлагались все социальные функции в стране. Такое дорого стоило.
[i] Строить дорогу (гать) через болото.
[ii] Белгород-Днестровский.
[iii] Казньнаказание.
[iv] Меня зовут Татта (греч.)
[v] Я не понимаю по-русски (греч.)
[vi] Новикдворянский подросток.
[vii] Ганс Иоахим фон Цитен(16991786) знаменитый прусский генерал.
[viii] Верховный князь (адыг.)
[ix] Месяцеслов или святцыуказатель памяти святых по календарю.
Глава 11
Богдан, ну я не хочу никуда плыть! Райна на сносях, ей сложно одной, а ты меня желаешь украсть у неё на несколько недель!
Ивайло, я знаю, что с Райной! Ну, поможет ей Ефросинья пока, что ты! Ты мне нужен в Стамбуле. Там может получиться очень рискованно, но очень выгодно! Ты же сам настаиваешь, чтобы я завязал с контрабандой, а если выгоритэто будет последнее такое делообещаю! Я же только твоему уму и чутью доверяю! И матрос ты хороший. Ну же! Я прошу тебя!
Сколько наговорил! засмеялся Ивайло, Ну-ка, побожись, что это будет последнее дело! голос его стал серьёзным.
Вот тебе крест, брат!
Отплыли они ранним утром. Их фелука [i]шла в Стамбул с грузом зеркал и посуды. Ивайло работал на палубе и пытался отогнать от себя плохие предчувствия. Ничего, главное, что это будет последняя контрабанда Богдана. Шли небыстро, чтобы прибы́ть к Босфору затемно.
Аккуратно в сумерках прокрались в Золотой Рог[ii], уже в темноте плыли по заливу. Богдан уверенно ориентировался, чувствовалось, что маршрут ему хорошо знаком. Наконец они причалили к маленькой пристани где-то в городе. Поднялся ветер и пошёл дождь, мелкий и мерзкий. Влага запорашивала глаза, и шапку хотелось спустить как можно ниже, а воротник кафтана поднять.
Богдан спрыгнул с борта на причал и поманил за собой Ивайло. Тот последовал за другом. Им навстречу вышли двое. Один из них, радостно закричал:
Богдан! Брат мой! Приветствую тебя на земле Константинополя!
Здравствуй, Теван! Счастлив видеть тебя! встречающие стремительно приближались, и здесь Ивайло заметил какое-то движение где-то справа. Он увидел, что второй встречающий держит руки немного странно. Болгарин не успел понять всего, что ему не понравилось, но отреагировал немедленно:
Богдан, бежимэто ловушка! шурин не понял, что происходит и заметался. Тогда Ивайло схватил его в охапку и просто швырнул к кораблю, тот удержался на ногах и второй матрос протянул купцу руку и помог забраться на борт. Ивайло так не повезло, задержавшись со спасением друга, он чуть приотстал, и тогда этот подозрительный встречающий достал до его затылка той самой дубинкой, что пряталась под одеждой, и очертания которой разглядел каким-то свои чутьём болгарин. Свет померк в его глазах.
Со всех сторон бросились к ним люди с оружием, но фелука смогла отчалитьматросы услышали крик Ивайло и были готовы к опасностям. На её борт запрыгнул один из сидевших в засаде, а второй зацепился и повис, пытаясь подтянуться. Раздались выстрелы в сторону корабля, но попасть по кому-нибудь в темноте было сложно.
Богдан, сам вооружившись дубинкой, с помощью матроса выкинул за борт нападавшего, а второй сам отцепился, понимая бесполезность своих действий. Судно уходило в темноту, а на берегу оставался лежать Ивайло.
Купец стоял у мачты и думал. Его партнер явно решил просто захватить груз и судно. Вернуться и биться за друга? Нападающих было с десяток, втроём не получится никак. Обратиться к властям? Бесполезноони контрабандисты. Оставалось только попытаться оплатить возвращение шурина, но надо дождаться утра.
С выкупом ничего не получилось. Теван, оказывается, продал своего партнёра турецкому офицеру и теперь был обвинён в неудаче и бит плетями. Договариваться с крайне обозлённым турецким офицером было бессмысленно. Ивайло канул в небытие.
В августе 1774 я решил погостить в Петергофе чуть больше одного вечера. Устал, накопилось недовольство миром, и от Стаси хотелось отдохнуть. Нет, в постели Волконская была хороша, но первые её чувствавсё-таки она соблазнила самого Чёрного принцапрошли, и теперь женщина донимала меня просьбами о всяческих благах для её родственников. А вот в условиях, когда я аккуратно, под видом аскетического поведения, экономил на всём, мне было точно не до этого. Да и вообще я никогда не переносил подобного женского поведения, а здесь пришлось терпетьслишком многие мне говорили, что мой характер действительно улучшился после начала этого романа.
Здоровье Машеньки летом возле моря, хоть и Балтийского, явно улучшилось и врачи больше не волновались за её жизнь. Да, она оставалась хрупкой бледной девочкой, но уже задорно смеялась, не кашляла и прибавляла в весе. Мама повеселела, Потёмкин был весь в бумагах о совещаниях исчастлив. Да, ему без дела никак. А вот Екатерина
Ей, похоже, понравилась такая жизнь. Она много говорила о планировке городов, монастырей и новых дорогах, начала писать пьесы, стихи и духовные сочинения. А Потёмкин для её удовольствия вёл переговоры о приезде к нам Моцарта, который сейчас испытывал серьёзные материальные затруднения, причём собирался платить австрийскому композитору из своих средств. Эта идея мне понравилась, и я поддержал Григория в его намерениях.
Воскресным днём мы сидели с мамой в беседке около залива и разговаривали практически наедине, с нами была только Маша, но она сладко посапывала в кроватке. Тёплое солнышко и мягкий ветерок с запахом моря, что может быть лучше для летнего дня!
Я давно хотела тебе сказать спасибо, Павлик.
За что, матушка?
Я осознала, насколько важно для женщины иметь прочную опору в жизни! Для обычной женщиныэто муж, а вот у меня есть ты!
Что ты, маменька, у тебя же есть Григорий!
Его бы не было без тебя, сын мой!
Куда бы он делся, матушка? Родился Гришка без моего участия, с тобой познакомился тоже, а добрался бы до тебя обязательноон очень упорный.
Не смейся надо мной! Ты скрываешь это от всех, но я-то вижу, что именно ты сейчас управляешь страной, как лоцман ведёшь её меж прибрежных скал. А тебе плохо! Ты ещё не пережил потерю своей Маши, а Волконская тебя уже стесняет, но ты несёшь свой крест и заботишься обо мне и моих детях! Вон, Алёшенька души в тебе не чает и уже горит поступлением в артиллерийский корпус. А Машенька? Она бы не выжила, если бы ты не позаботился о ней и обо мне!
Я поняла это, ещё когда ты маленький защищал меня от Елизаветы Петровны и её клевретов, а дальше я видела всё больше и больше твоё участие и твой ум! Я верю тебе уже больше, чем себе. И, боюсь, без тебя моя любовь с Григорием Александровичем давно бы закончилась, погребённая проблемами и заботами императрицы и её министра.
Пустое, мама, пустое. Мой сыновний долгзаботиться о тебе и своих братьях и сёстрах! но она продолжала.
Ты бы мог уже много раз захватить власть и отправить меня в монастырь, или даже убить, но ты никогда, даже полунамёком, не попытался отнять у меня трон!
Ты моя мать! И ты лучший правитель, которого я видел, мама! Как я могу тебя обидеть? Или допустить, чтобы тебя кто-то обидел! здесь она не выдержала и зарыдала, бросившись мне на грудь. Я гладил её по голове, мы и сидели довольно долго. Маша так и не проснулась от нашего разговора. А потом, императрица пришла в себя, и мы продолжили.
Тебе пора жениться, Павел! Прости, что я говорю об этом, но срок настал. Ты будущий император, и у тебя нет наследника понятно, как любой матери, ей хочется женить сыночка.
Не могу, мамочка! Маша слишком глубоко у меня в сердце, и это будет му́ка, подобная твоей с отцом. Ты для меня этого хочешь?