Хорошо, хорошо, поднимаю я руки, признавая поражение, а вы можете сказать, что осветительные лампы достигли предела своего совершенствования?
Насколько мне известно, начиная с 1906 года, когда Ладыгин предложил использовать в качестве нити накаливания вольфрам, никаких качественных изменений в лампах не произошло. Но я не отрицаю, что когда-нибудь эти лампы будут усовершенствованы еще.
Но вы же наверняка занимались исследованием люминофоров?
Да.
Тогда предлагаю заняться изготовлением ламп для завода на основе свечения люминофоров. Кидаю завлекательную идею для Мееровича.
Хм, задумывается тот, не скажу, что это нечто новое, такие попытки уже делались, но все же лампы накаливания все равно намного дешевле.
Но не в условиях моторостроительного завода, возражаю я, вы, наверное, знаете, что лампы освещения жуткий дефицит? Доходит до того, что распределением их занимаются наркоматы. Если у моторостроительного завода появится собственная мастерская, которая решит проблемы освещения, то это будет серьезная заявка на ваше освобождение.
Как освободят, так и посадят, хмыкнул Мрак Иосифович.
Не факт, у меня есть еще кое-что, что сразу после освобождения переведет вас в совершенно иной статус, продолжаю рассыпать приманки.
Не слишком ли вы молоды, чтобы давать такие обещания? Улыбается заключенный.
А все же, не хотите попробовать, товарищ исследователь? С меня теория, и технология, с вас реализация.
Мало ли чего я хочу, пожал плечами Меерович, решаю не я, а начальник лагеря.
Мне важно иметь ваше согласие, остальное будет на моей совести. Освобождения мы конечно не добьёмся, но свою шарашку вы получите.
Считайте, что мое согласие у вас есть. Отмахнулся бывший научный работник, и взялся за тележку, на которой были загружены наши дроссели и конденсаторы. Пойду, надо проконтролировать, как это все будут монтировать, а то молодежь сегодня пошла такая изобретательная.
Ну а я метнулся к Хрунову.
И что, думаешь, у вас все получится? Хмыкнул он, поняв, чего я хочу предложить.
Что-нибудь обязательно получится, убежденно киваю я, вопрос только в том, насколько простой окажется технология.
А ты случаем не прожектер?
Вот и Меерович тоже захотел узнать ответ на этот вопрос. Корчу рожу. А ведь не на пустом месте идея появилась. Американцы давно такие работы ведут, и результаты есть, не внедряют только из-за дороговизны производства. А у нас выхода нет, лампочки накаливания хоть и дешевы, но попробуй достать. Да и завод ничего не теряет, я же не про фантазии говорю, сделает он пару таких ламп, а там уже и решать будете.
Ладно, давай свою записку. Согласился директор. Надеюсь, там нет ничего такого заумного?
Заумного нет, но нужен будет стеклодув, у нас их нет, поэтому нужно ехать в Тальцы, на стекольный завод.
Вообще-то я задумывал сделать обычную ртутную лампу, какие делались во второй половине двадцатого века, но тут проснулся вычислитель и заявил мне, что есть технология, которая и проще, и гораздо надежнее. Ну, что проще, я бы не стал утверждать, все-таки автогенераторная лампа без накала пока еще нигде заявлена не была, но что надежнее это точно, по крайней мере, не нужно возиться с ртутью и стартерами. Лампа была готова через десять дней, и это при том, что пришлось подбирать составы люминофоров, то есть заниматься в нашей заводской лаборатории. Но светильники действительно получились очень удачные, никаких гудящих дросселей и электроники не требовали, воткнул в сеть и никаких забот.
Меерович долго вникал в описание процесса работы лампы, а потом задумчиво уставился на меня. Я демонстративно достал зеркальце и посмотрелся в него.
Вроде все нормально, нигде не измазался. Так что нечего на меня так смотреть.
Смотрю, где ты рога прячешь, заявил он вдруг мне.
Зря вы так, делаю обиженный вид, если хотите, могу ботинки снять, увидите, что копыт у меня нет.
Да, и серой тоже вроде не пахнет, кивает он, но все же, здесь сразу две вещи на уровне изобретения. Откуда?
Оттуда! Не задавайте прямых вопросов, не получите уклончивых ответов. Нагло заявил я. Вы думаете, один когда-то занимались научной работой? Нет, были и другие, только им повезло куда меньше чем вам.
Вот оно что, снова погружается в свои мысли Мрак Иосифович.
Кровью расписку я от вас не требую, продолжаю давить на него, идти против совести тоже, пока. От вас потребуется наладить производство люминофорных ламп в мастерской, а потом будем думать дальше.
А что значит «пока»? Вычленил он главное в моем монологе.
«Пока»это значит, что в будущем вам придется выдавать чужое за свое. Если оно наступит, конечно.
И зачем это? Насторожился Меерович.
Есть серьезные причины. Представьте себе, что была группа, которая занималась тем, чем занимались вы. Им сказочно повезло, они уцепились за идею, которая помогла разработать целую линейку новых радиоламп, которые решали все проблемы. Но как им повезло в науке, так же им не повезло в жизни, в результате их нет. Нет никого, кто сумел бы продолжить их дело. Но кое-что от них сохранилось и будет очень жалко, если оно так и умрет. Так вот, продвинуть это кое-что можно, только если выдать за свое, иначе околонаучные деятели присвоят все себе и похоронят в борьбе с себе подобными. Но об этом будем говорить потом. Мне предлагать вашу кандидатуру на главного инженера мастерской?
Обязательно, кивнул Мрак Иосифович, а точно не придется расписываться кровью?
Не беспокойтесь, об этом я обязательно поинтересуюсь у главного парнокопытного.
Хрунов даже вникать в наши новинки не стал, собрал инженерный совет, который и решал быть или не быть мастерской по производству осветительных ламп нового типа. Совет посмотрел на работающие изделия, описание техпроцесса, производственные расценки и уцепился за идею всеми четырьмя. В итоге дело завертелось: были пробиты фонды на химикаты для производства люминофоров, установлены компактные мельницы, печи для сушки и обжига, оборудование производства цоколей, вакуумные насосы, смонтировано газовое оборудование для работы со стеклом. Хрунов использовал свои связи, и иркутский моторный завод обзавелся свой микро-шарашкой, где некоторые товарищи должны были отрабатывать свой ощутимо сокративший срок. Но это ненадолго, после того как мастерская начнет выдавать продукцию надлежащего качества, буду учить товарища ученого производству стержневых ламп. Заодно и технологию сможем отработать, мне много на первых порах не надо, сделаем пару сотен радиостанций и успокоимся, главное доказать, что есть перспективные технологии. Только не подумайте, что я из Иркутска задумал Нью-Васюки делать, ничего подобного, через пару лет поедет Меерович во Фрязино, там как раз организовали ламповый завод, который так и не заработал нормально до самой войны. Вот на том заводе ему и нужно будет проявить свои таланты, в условиях недопоставки оборудования наладить производство нужных стране радиоламп. Ну и заодно начать изготовление стержневых радиоламп, которые смогут уверенно работать на частотах в четыреста мегагерц. В авиации радиостанции работающие на такой частоте решат все проблемы, в том числе и проблемы помехоустойчивости.
* * *
И так, первое изделие, которое мы должны освоить к лету, это карбюратор для авиационного двигателя. Честно говоря, не совсем то, что можно сделать на только что запущенном в работу предприятии, изделие крайне сложное и трудоемкое, но все были уверены, что ничего невозможного нет. Подтверждаю, ничего невозможного нет, если. Если есть квалифицированные кадры, если есть под рукой состоявшееся производство, если имеются все необходимые станки и материалы и много других если.
Однако здесь все же была одна хитрость, которая позволяла нам выжить, на первом этапе мы должны были доказать, что можем создавать технически сложные комплекты. А сделать пару десятков карбюраторов, даже таких сложных можно и «на коленке». Однако это нас категорически не устраивало, сделать-то сделаем, а как будем выкручиваться, когда счет пойдет на тысячи? Вот, то-то и оно, поэтому с ноября, когда был запущен в работу первый станок, началась гонка на выживание. Надо было изготовить десяток форм для литья алюминия под давлением, отработать изготовление специальных болтов, жиклеров, клапанов, короче много чего, в сумме это много доходило до восьми десятков специализированных деталей на одно изделие. А потом еще требовалось разработать и изготовить стенд, на котором будут проверяться и настраиваться все изделия. Это же кошмар, если бы не одна зловредная железяка, которая всегда со мной. Почему зловредная? А потому, что сама определяла, какие технологии имеют право на жизнь, а какие давать нам еще рано.
Вычислитель все разложил по полочкам, составил план работы основных и вспомогательных цехов, заложил запас прочности, то есть сделал поправку на разгильдяйство и русскую смекалку, и даже учел недостаток квалификации работников. Причем квалификация учитывалась только на начальном этапе, в период запуска изделия, потом она уже в расчетах не появлялась, считалось, что на конвейер можно и обезьяну посадить. А что такого? Вот представьте себе, каким образом объяснить пареньку, который вчера приехал из села, как он должен выполнять свою работу? Думаете, кто-то будет объяснять ему, что это называется так-то, а это так и надо соединить это в соответствии со сборочным чертежом. Нет, там будет другой разговор:
Берешь вот эту большую хрень, поворачиваешь ее к себе той стороной, где торчат вот эти рога, берешь вот эту хреновину поменьше, у нее тоже рожки есть, приставляешь эти рожки к тем рогам, вставляешь в эти дырочки вот этот стерженек. На кончик его надеваешь вот эту шайбочку и сверху вставляешь вот эту проволочку.
И так далее, в том же духе. Считаете, он будет работать хуже работника с высокой квалификацией, как бы ни так, его сборка будет лучше, он не станет умничать, если что не получается, сразу вызовет мастера, а значит ошибок «умника» не допустит.
Составленный «железякой» план я подсунул Дмитрию Степановичу, мол, вот результат моих многодневных (многоночных) усилий. Думал после этого он возьмет меня в оборот, даже подготовил отмазки, но у него мозг в данный момент был занят другими проблемами, и он, не вникая в суть, передал его в плановый отдел. Уж не знаю, какими комментариями он сопроводил свое действие, но там взяли этот план как основу и уже все остальное привязали к нему. Вот и хорошо, а то знаю я, как там планировали, никогда ничего не сходилось, всегда получалась штурмовщина.
Первую форму точного литья алюминия под давлением сумели изготовить в феврале, до этого в брак улетело одиннадцать!!! форм (реальный факт на производстве). Люди просто не понимали, что размеры в чертежах указаны не от балды, поэтому ошибки делали на всех этапах, от проектировщика до станочника, а потом еще и технологи свою лепту внесли. Пришлось поднимать скандал на келейном совещании у директора, наверное, это смешно смотрелось, когда человечек, от горшка два вершка, зачитывал выводы, от которых плохо становилось не только главному инженеру. Когда закончил технологами, которые неправильно расписали технологические карты, директор повернулся к Дмитрию Степановичу и мрачно заметил:
На других заводах за такое сразу в саботаже обвинят. А потом, немного помолчав, уставился на меня. Ну а конкретные предложения есть, как все исправить.
Есть, киваю в ответ, и смотрю на Дмитрия Степановича, который сидит красный как рак, пора устанавливать поэтапный надзор с персональной ответственностью, любое изделие должно сопровождаться карточкой качества, чтобы всегда можно было найти нерадивого работника. У нас нет времени на всепрощение, настала пора серьезно браться за производственную дисциплину. Если человек в чем-то не разбирается, то должен в этом признаться, поможем и научим, а если не хочет, то какого хрена он здесь сидит? Пусть он хоть трижды заслуженный, простота хуже воровства.
Это ты сейчас на Воронкова намекаешь? Уточнил Иван Михайлович.
И на него тоже, бурчу я, подтверждая его подозрения, ладно меня сходу посылает в дальние края, все посылают, но ведь он и на других плюет, когда ему на ошибки указывают. Доходит до того, что конструкторские чертежи в цехе приходится править, под бракованные детали. Я понимаю, что он член партии с восемнадцатого года, но
Мал ты еще такие далеко идущие выводы делать, прерывает меня директор, твое дело технические проблемы, а все остальное нам оставь.
Можно и оставить, приходится согласиться мне, но если все оставить как есть, задание заводу мы провалим.
Допустим, с заданием мы справимся, не согласился Иван Михайлович, но жесткие меры принимать действительно пора. Ну а что ты можешь предложить именно сейчас?
Сейчас могу предложить создать группу контроля, куда включим Семенова, выдаю идею, все-таки его форма сотрудника НКВД в какой-то степени дисциплинирует людей. Ну а я возьмусь контролировать всю цепочку, от подготовки, до изготовления.
Ишь ты, хмыкнул директор, а знаний-то хватит.
Ива-а-ан Михайлович, тяну я и укоризненно смотрю на него.
Ты смотри, какой у тебя родственничек, поворачивается Хрунов к Дмитрию Михайловичу, все знает, все умеет. А ты чего молчишь?
А что мне остается, чуть ли не скрипнул зубами Горшков, прав он, за что не возьмись везде проблемы с производственной дисциплиной, сил не хватает каждого убеждать. Сознательности никакой.
А ты, значит, только на убеждение надеешься, нахмурился директор, а наказывать не пробовал.
Почему не пробовал, махнул рукой главный инженер, пробовал, но толку от этих наказаний, больше бумаг испишешь, а результата никакого. А если серьезней взяться, так там уже статья, следователей привлекать придется.
Угу, пожалей их, пожалей. А тебя кто будет жалеть? В общем, так, подвел итог Иван Михайлович, группу контроля создаем, сегодня же подпишу приказ, с Воронковым я сам разберусь, а производственной дисциплиной все-таки должен заниматься главный инженер. Каждое такое нарушение будет разбираться на техническом совете, и прощать никого не будем.
Вот с этого момента все и завертелось, если первое время приходилось чуть ли не по каждому случаю брака проводить долгое расследование и выявлять всю цепочку виновных, то через некоторое время стало работать значительно легче. Все поняли, что ни одно «доброе дело» не окажется безнаказанным.
С Воронковым разобраться директорской власти хватило, перевели его на другую работу, где его таланты еще могли пригодиться. С остальными пришлось повозиться, но после того как одного особо непонятливого уволили по статье, а троих понизили в должности, и рабком поддержал это решение, многие осознали, отношение к работе надо менять. Вот и пусть меняют, они еще не знают, что это только начало, дальше послаблений не будет, наоборот «гайки» будут только закручиваться «иначе нам удачи не видать».
Так что после первого успеха через месяц у нас рабочих форм было уже двенадцать, то есть закрыли всю номенклатуру по литью, параллельно изготавливались штампы, здесь работы было не в пример больше, пришлось разворачивать лабораторию иначе термообработка штампов «на глазок» нас быстро бы доконала. И наконец, настроили линию производства жиклеров и подшипников трения из бронзы. Тоже проблема немалая, ведь для производства специализированного инструмента требовалось подтянуть инструментальный цех. И все же к маю освоили изготовление последних деталей карбюратора и собрали первые двадцать изделий, которые удалось вогнать в приемлемые параметры на стенде. То есть задание в принципе можно считать выполненным досрочно. По нашим прикидкам, мы могли на нашей линии изготавливать до десяти тысяч карбюраторов в год. Можно было бы и больше, но сомневаюсь, что они будут востребованы в таком количестве.
Вся зима для меня прошла в какой-то непрерывной череде проблем, которые всегда требовалось разрешить еще вчера, иногда по двое суток не покидал завод, а спать мне приходилось в «личной» комнатке на верхнем ярусе механического цеха, которую устроил рядом с конторкой мастера участка. И вот, наконец, я смог вздохнуть свободнопервая часть плана по упрочению положения моего благодетеля выполнена, он справился с государственным заданием и оказался в министерстве на хорошем счету, теперь его перевели из списка простых исполнителей в список номенклатуры, которая неподвластна местным чекистским кадрам. Так-то защита слабенькая, иногда даже заступничество центра не спасает, но повторяю, для этого должен быть сильный враг, на уровне секретаря обкома или горкома. Однако нынешний секретарь обкома Попок, вообще ничего не знал про Горшкова, а горком отнесся к нему индифферентно, значит, есть надежда пережить большую чистку. Для этого есть и еще кое-какие основания, Ленинский район Иркутска обзавелся собственным отделом НКВД по политическим делам, чего в прежней истории не было, это уже Хрунов постарался. Иван Михайлович, устал отбиваться о городских разнарядок по поиску троцкистских заговорщиков на производстве и отправил письмо своим друзьям в Москву, они и постарались прикрыть своего соратника, мотивируя это тем, что производства в поселке секретные и нечего туда совать нос городским следакам.