Тобоган заскользил вниз, навстречу чарующему аромату. Запах был такой сильный, что казался осязаемым. Сани приземлились на тропинку между двумя благоухающими клумбамивот только цветов на них не наблюдалось.
Внезапно Биллингс заметил гуль.
Пятеро тварей бросились к саням. Безобразные, вонючие, в лохмотьях, кожа покрыта почерневшими струпьями. Иллюзия сада отняла у гуль все силы, не оставив ничего на маскировку, поэтому они предстали в своем истинном обличье. Двое стащили Али-Бабу на землю. Еще трое устремились к пассажирам. Биллингса и Дуньязаду спасли ремни безопасности. Тем временем, Али-Баба лихорадочно отбивался, но вырваться не мог. Биллингс чудом ухитрился столкнуть нападавших с саней. Быстро взвесив все шансы, он активировал кнопку экстренного хронопрыжка.
Свет на секунду померк, гульи вместе с Али исчезлиДуньязада и Биллингс очутились посреди поля, усеянного валежником.
- Билл, куда подевался Али? И где гульи?
- Все в порядке. Мы просто перескочили во времени, как вчера утром, когда спасались от рухх.
- Что теперь будет с Али? Его же убьют и съедят!Дуньязада чуть не плакала в голос, глаза заволокло пеленой. - Мы не должны были улетать, Билл! Слышишь, не должны!
Спокойно, Дунни - сейчас вернемся и спасем его.
Биллингс отстегнул ремень и, порывшись в ящике с инструментами, достал двенадцатидюймовый разводной ключ. Если бы только прожорливый Ид-Димирьят не проглотил морозитель!.. Костеря марида на все корки, Биллингс отыскал молоток с круглым бойком и вручил его Дуньязаде. Потом склонился над приборной панелью, где мерцала шкала экстренного хронопрыжка. Стрелка замерла на максимальной отметке в пятнадцать минут. Биллингс перевел ее на деление назад и переключил фиксатор направления с плюса на минус. Поскольку перемещения во времени исключали осязаемость, накладок возникнуть не должно.
- Дунни, мы появимся с разницей в минуту и застанем гуль врасплох. Похитителей Али я беру на себя - просто наброшусь сверху, вряд ли они успели далеко уйти. Пока все пятеро сообразят, в чем дело, мы успеем вернуться на ковер. Ты сиди смирно, если понадобится, пускай в ход молоток. Но ни в коем случае не отстегивай ремень! Поняла?
Дуньязада уже взяла себя в руки.
Как скажешь, Билл.
Готова?
-Да.
- Тогда тронулись.
Мираж потускнел, сквозь цветники отчетливо проглядывал валежник. За исключением гуль и Али-Бабы, поле ничем не отличалось от «покинутого» секунду назад. Расчет Биллингса оправдался: гульи остолбенели, когда исчезнувшая добыча снова замаячила перед носом. Судя по вытаращенным глазам, Али-Баба удивился не меньше.
Пленника уволокли недалекохищники явно не торопились убраться восвояси. Биллингс в прыжке настиг двоих, державших Али. Ударом ключа сбил одного с ног, отпихнул второго, и буквально втолкнул юношу в сани. В следующий миг кто-то из монстров атаковал его со спины и повалил на землю. Ключ со свистом рассек воздух, гуль обмяк. Извернувшись, Биллингс вскочил - и встретился взглядом с самой прекрасной женщиной на свете.
- Иди же ко мне, - шепнула она, призывно протягивая руки.
Даже в бледном сиянии звезд ее губы напоминали спелые вишни. Темные как смоль волосы рассыпались по обнаженным плечам. Прозрачное платье каскадом струилось до середины бедра и было лишь на оттенок темнее звездного сияния. В бездонных глазах незнакомки можно было утонуть.
Иди же ко мне, - шептала она.Иди.
Не успел Биллингс сделать пару шагов, как Дуньязада, подкравшись к женщине со спины, обрушила ей на затылок молоток. Красавица обратилась в морщинистую каргу и повалилась навзничь.
Двое уцелевших гуль бросились наутек.
- Дунни, велено же было не сходить с ковра! - начал Биллингс, но осекся, увидев, как дочь визиря лихорадочно прижимает юношу к груди.
- Али, ты цел?
- О да, со мной все прекрасно, - проговорил он и обнял девушку за талию.
Первая любовь. На Земле прошлого и будущего нет ничего прекраснее этого волшебного, упоительного чувства. Волосы Али тоже спускались ниже плеч и казались шелковистыми на ощупь. Звездный свет ласкал лица влюбленных, словно благословляя.
Биллингс со всей силы пнул тобоган. Правда, благоразумно сделал это левой ногой.
- Эй, завязывайте с нежностями. По коням!
XVI. Дуньязада удаляется
Во внешней зале по-прежнему горела забытая Биллингсом лампа, вход в пещеру светлым пятном зиял на окутанной мраком поверхности горы. На подлете Биллингс не убирал палец с кнопки экстренного прыжка, заблаговременно переставив фиксатор направления с минуса на плюс, однако разбойники как в воду канули.
Вспыхнув, карманный фонарик озарил темные глубины тоннеля, куда устремился тобоган. Светильники в сокровищнице еще не погасли; впрочем, трое «воров» успеют унести ноги еще до того, как испарится последняя капля масла. Золотые и серебряные слитки Биллингс отмел сразу, и запретил посягать на них влюбленной парочке: слитки слишком тяжелы, с ними не разбежишься, да и сани не рассчитаны на большой груз. Вдобавок, соваться в современный музей с золотом нельзя - конфискуют.
Поэтому троица принялась набивать карманы драгоценностями. Али-Баба спросил, можно ли наполнить ими кул-лехи. Биллингс не возражал, в его карманах уже лежало достаточно для безбедной старости. Среди украшений преобладали разномастные браслеты из золота и серебра, инкрустированные рубинами, бриллиантами, изумрудами и лазуритом; драгоценные перстни и серьги, жемчужные ожерелья. Настоящий антиквариат, такой в двадцать первом веке с руками оторвут, и выручить за него можно в десятки раз больше номинальной стоимости.
Сунув последнюю горсть самоцветов в карман шальвар, Дуньязада прихватила лампу эстетики и вместе с Биллингсом стала наблюдать, как Али-Баба, орудуя огромной глиняной чашкой как черпаком, один за другим наполняет кул-лехи.
- Завидное упорство, - хмыкнул Биллингс.
- Разбогатев, хочется стать еще богаче.
Ты тоже вроде не бедствуешь.
- Но я родом из состоятельной семьи.
- Помнится, кое-кто собирался нагрузить ковер под завязку.
- Собирался - слитками, но ты запретил их брать. Впрочем, обладателю лампы эстетики большие богатства не нужны. А главное, я увожу с собой нечто куда более ценное.
В карманы ты запихивала только побрякушки.
Сокровище, о котором я толкую, в голове. Это история наших приключений, и я поведаю ее Шехеразаде при первой же встрече. Представь, сколько сказок она сумеет
сочинить для султана! У нее уже припасено немало историй про джиннов и даже одна про гуль. Подумай только, как расширятся ее горизонты! Какое замечательное предание она сложит о пещере сокровищ, сорока разбойниках и Али-Бабе!
- Разбойников было четырнадцать, - поправил Биллингс.
- Нет, не четырнадцать. Больше!
Биллингс решил не спорить. Понятно теперь, откуда Шехеразада позаимствовала сюжет для «Али-Бабы и сорока разбойников». А лампа эстетики с заключенным в ней Дахишем легла в основу «Аладдина и волшебной лампы».
- И часто ты помогаешь сестре сочинять?
- Как придется.
- Весело, наверное.
- Временами очень. Однако моя основная задача - следить, чтобы Шехеразада не пренебрегала фактами, если история основана на реальных событиях.
Биллингс разинул рот.
Али-Баба наконец выпрямился.
- Эмир Билл, я закончил.
- Уверен? А то на волшебном ковре есть еще шесть кул-лехов, - съехидничал Биллингс.
- Нет, довольно. Жадничать тоже ни к чему.
- Отлично, тогда поехали.
Дуньязада погасила светильники, вдвоем с Биллингсом они помогли погрузить кувшины в сани. Снаружи занимался рассвет, тьма рассеивалась. Когда Дунни и Али уселись, Биллингс задул последнюю лампаду и поднялся на борт. Тобоган взмыл в сереющее небо и, обогнув гору, устремился на запад.
Птицы рухх либо спали, либо не торопились выбраться из гнезда - по крайней мере, поблизости их не наблюдалось. Внизу мелькали бесконечные вершины и холмы с островками зелени. Биллингс без труда отыскал брешь, но осознал это лишь тогда, когда испещренная оазисами пустыня сменилась голой равниной со смутными очертаниями гор.
Впереди замаячили руины.
- Я знаю, где мы! - воскликнул Али-Баба. - Это мертвый город Бадор. Дом моего отца прямо за холмами.
Прежде, чем отправиться в твой дворец, Билл, давай отвезем Али домой, - попросила Дуньязада.
Она по-прежнему хочет к нему во «дворец» или просто боится сказать, что полюбила другого? Впрочем, какое ему дело, ведь никакого дворца нет. Однако на душе было тоскливо. Может, виной всему усталость, из-за нее в голову лезут всякие глупости.
- Али, показывай дорогу.
Хотя Али-Баба сказочно разбогател, ферма его отца никогда не знала достатка. К тесному домику, сложенному из глиняных кирпичей, примыкали две глиняные постройки, одна из которых служила конюшней. Зато домашней птицы во дворе было в избытке, рядом на лугу паслись козы.
При виде «волшебного ковра» родители и старший брат Али, Касим, застыли как вкопанные. Они наперебой восхищались Дуньязадой, а на Биллингса посматривали с благоговением.
Когда в дом внесли куллехи, глаза немногочисленной родни чуть не выскочили из орбит. Тем временем, Биллингс опорожнил кувшины с водой и преподнес их семейству в качестве подарка. Оставшиеся канталупы Дуньязада вручила матери Али, которая как раз собиралась готовить завтрак.
За столом Али поведал о приключениях в стране джиннов. Большая часть рассказа посвящалась Дуньязаде. Юноша в подробностях живописал, как она танцевала перед разбойниками, дабы усыпить их бдительность, как потерла лампу эстетики и призвала на помощь Дахиша, как заключила могущественных джиннов в медные кувшины и как обманом заставила «людей из окон» вернуться в их комнатушки. Всю дорогу Али смотрел на Дунни, и его взгляд светился обожанием, какое свойственно лишь молодым и влюбленным.
После завтрака Али-Баба опустошил куллехи на пол и прибавил к солидной груде богатств содержимое карманов. Родственники уселись в кружок и принялись считать побрякушки; их глаза блеском затмевали драгоценности. Оставив семейство за увлекательным занятием, Али устроил гостям экскурсию по ферме. После того как Дуньязада покормила кур, все трое отправились на пастбище. И снова Али ударился в воспоминания о любимой Бадр-аль-Будур. Юноша чуть не плакал, Дуньязада тоже с трудом удерживалась от слез. Биллингс скрипнул зубами. Только очередной душещипательной истории про козу ему сейчас не хватало! Он устал, мечтал о ванной и вдобавок чувствовал себя отвратительно. Сказанная им ложь в подсознании разрослась до размеров бетонной плиты.
- Дунни, нам пора.
Она подняла заплаканное лицо, и непонятно, чем были вызваны слезы: скорбью по Бадр-аль-Будур или нежеланием уезжать. Ясно другое - «дворец» потерял для нее всяческое очарование, Дуньязада скорее предпочла бы остаться на ферме и покормить кур. Однако вслух она произнесла лишь:
- Как скажешь, Билл.
Настало время прощаться. У Али вновь увлажнились глаза, но на сей раз оплакивал он отнюдь не козочку.
Дуньязада, теперь ты знаешь, где я живу. Может, как-нибудь заглянешь в гости?
- Обязательно.
Али с сомнением покосился на Биллингса, потом на тобоган и тяжело вздохнул.
Если честно, не верится.
Улыбнувшись, Дуньязада вручила ему лампу эстетики.
- Возьми в залог моего возвращения. Только береги ее как зеницу ока и поклянись ни в коем случае не тереть!
- Клянусь. Она будет напоминать о тебе. - Али повернулся к Биллингсу. - Прощай, эмир Билл. Прощай и спасибо тебе за все. Если бы не ты, не видать мне больше родных... Прощай, Дуньязада.
Биллингс растрогался. Все-таки Али славный малый. Лучшей партии для Дунни нельзя и желать. Ребятам повезло обрести друг друга.
Но почему так горько на душе?
Поднявшись в воздух, сани продолжили свой полет, и вскоре скромная ферма скрылась из виду. Теперь ничто не мешало совершить прыжок в настоящее - тем более, они на целых три дня выбились из графика. Однако Биллингс почему-то медлил.
Впрочем, ответ очевиден.
Тобоган завис в воздухе.
- Дунни, у меня нет дворца! - выпалил Биллингс.
- Вероятно, твое жилище не отличается роскошью, но многие называют свои дома дворцами, стыдиться тут нечего, Билл.
- И я вовсе не эмир.
Дуньязада окинула его пристальным взглядом, но промолчала.
Тогда Биллингс кивнул на старика в бурнусе, который, задрав голову, смотрел на тобоган.
- Видишь этого старика? Даже он богаче меня.
Дуньязада глянула вниз.
- Видишь его дом? - не унимался Биллингс. - Хоромы по сравнению с моим!
Размерами и убогостью постройка напоминала курятник.
-Билл...
- Нет, Дунни, выслушай меня и постарайся понять, хотя то, что я собираюсь сказать, покажется тебе невероятным.
- Хорошо, постараюсь.
Тогда Биллингс выложил ей все как на духу - и про анимированных манекенов, похожих на говорящих кукол, и про путешествия во времени. С путешествиями разобрались на удивление быстро, поскольку Дунни лично была свидетелем и даже успела испытать на себе прелести двух хроноскачков. Если Дуньязаду и сразило наповал расстояние между двадцать первым и девятым веком, то виду она не подала. Биллингс поведал об одержимости современных американцев важными историческими персонами: люди готовы выложить несметное число динаров лишь бы понаблюдать за копиями эпохальных личностей, послушать их речи. Он рассказал, что это первое его задание, и Дуньязада - первая, кого он позаимствовал. Да, изначально ему велели соврать, но он поступил бы так безо всякого указа, дабы задобрить свою «подопечную». Под конец Биллингс добавил, что копия султана уже готова, декорации, точно повторяющие его сераль, отстроены - владельцам музея осталось добавить последний штрих, и выставка откроется, принеся солидную прибыль.
- Но ведь я совсем не важная персона. Какой от меня прок? - растерялась Дуньязада.Хотя постой... поняла! Ты явился за Шехеразадой, а похитил меня!
-Это вышло случайно... Да и потом, в истории ты играешь не меньшую роль. В идеале, мы должны отправиться в будущее, чтобы с тебя сняли копию. Не переживай, это совсем не больно и много времени не займет. Потом я отвезу тебя домой и позаимствую Шехеразаду.
- Султан никогда не говорил о своем путешествии в будущее.
Людей, незнакомых с современными реалиями, такое странствие зачастую обескураживает, и воспринимается как сон. - (Биллингс лукавил - на самом деле султан сопротивлялся как лев, пришлось даже его усыпить.) - Правда, теперь ты посвящена в нашу тайну и сможешь ощутить все наяву.
Дуньязада сидела не шелохнувшись, глядя прямо перед собой. Биллингс видел лишь ее профиль - бесстрастный и непроницаемый. Наконец дочь визиря нарушила молчание.
- Если откажусь, ты увезешь меня силой?
- Нет, Дунни. Решать только тебе, никто не станет тебя неволить.
- Но если откажусь, ты лишишься работы.
- Плевать.
- Но все же?
Голос звучал ровно, безо всяких эмоций. Биллингс не сомневался - загляни он ей в глаза, наверняка сумел бы прочесть, какие чувства она испытывает: презрение или банальную ненависть.
- Да, лишусь, - нехотя признался он.
- Тогда я еду с тобой.
- Дунни, ты не обязана... Если не хочешь, не надо.
- Вообще я не прочь развеяться. Только спрячь мои драгоценности к себе, на случай, если чародеи попытаются их украсть.
Она пригоршнями доставала самоцветы, а Биллингс складывал их в карманы - к счастью, их содержимое утрамбовалось, и места хватало.
- Разделим на обратном пути, - пообещал он.
Дуньязада молча вскинула глаза цвета лесных фиалок. Но сколько Биллингс ни всматривался, так и не сумел прочесть таящиеся в них мысли. Наконец из его груди вырвался тяжелый вздох.
- Пристегнись - мы взлетаем.
Едва тобоган материализовался в Хронозале, как двое музейных работников подхватили Дуньязаду и увели к Большому Пигмалиону. Больше Биллингс ее не видел: четверть часа спустя Куратор вызвал его к себе и дал расчет. На вопрос почему, Куратор ответил, что Биллингс умудрился потратить три дня на элементарное задание и вдобавок приволок не ту девчонку. Биллингс пробовал возразить: мол, в контексте истории Дунни тоже играет важную роль, кроме того, до открытия выставки еще полгода, какие-то три дня погоды не сделают - но с тем же успехом он мог спорить со стенкой. Вспылив, он решил прорваться к Пигмалиону, но подоспевшие охранники скрутили его и вышвырнули на улицу, следом полетела верхняя одежда. Не-гнущимися пальцами Биллингс подобрал ее и как сомнамбула двинулся в сторону парковки; в карманах мерно позвякивали драгоценности - не только свои, но и чужие. Теперь, в придачу к лгуну, Дуньязада сочтет его еще и вором, и будет презирать до скончания дней. Биллингс с тоской уселся в свою развалюху и покатил к дому. А чтобы не тосковать и не нищенствовать одновременно, он поставил на лужайке огромную табличку с единственным словом «АНТИКВАРИАТ» (вдаваться в подробности он не рискнул) и стал ждать, когда народная молва проторит дорожку к его крыльцу. И молва не заставила себя долго ждать.