Отче, он ведь всего лишь отрок
Потому и поспрошать ныне, ибо если по весне его поверстают в поместные дворяне, то уже не подступишься без веской причины.
А нужно ли? Покамест он нам одну пользу приносил. И краску эту сдал. И лампу дивную, но простую измыслил. А то, что хочет сотую долю, так в том дивного ничего нет, как и в том, что знает цену краски. Он ведь по Туле после гибели отца полдня бродил, с купцами беседовал. Все выспрашивал их что, почем и в какую цену. Наверняка от них нахватался.
Как у него вообще хватило наглости спрашивать с Матери-церкви даже долю сотую?! хмуро произнес митрополит. Сопляк! Или не ведает, кому указывает?
Он сказал, что или так, или никак. Лампу разобьет и более делать не станет. У него же поместье в разорении. Из людей только два холопа и остались. Если не доходец этот, то ему и выезжать не с чего станет.
Дивлюсь я на твои слова, покачал головой митрополит. Ты хоть понимаешь, какие это деньги?
Нет, честно ответил Афанасий.
Если лампадка сия особливая светить станет как несколько свечей, то купить ее пожелают многие. Посему в год той сотой доли будет сотни рублей. Для простого поместного дворянинаогромные деньги! Не по Сеньке шапка!
Так что же? Как с ним уговариваться?
Пригрози гневом церковным за утаивание.
А деньги?
Предложи ему разом сто рублей. С него и этого будет довольно.
Отче, осторожно произнес Афанасий, я гнев твой понимаю. Но Андрейка он он может и отказаться.
Отказаться?! вновь нахмурился митрополит.
Нрав у него не прост. Он ныне в глуши со своими холопами зимует. В землях отца его. А там окрест на пару дней пешего пути татары опустошили все. Потому как обет он принял. Грозный обед. Встретиться со смертью лицом к лицу. Чай сей отрок не сильно испужается угроз. К тому же очаг он добрый себе поставил. Все в нем просто, токмо не могу уразуметь, почему дым бежит у него туда, куда ему надобно, а не в землянку. И ежели такие печи Мать-церковь поставит в палатах Государевых, то
Афанасий, а жить он как будет дальше? устало вздохнув, спросил Макарий. Он кто? Отрок-сирота. Жаждущий в поместные дворяне верстаться. Ежели церковь даст ему денег много, то как он со своими товарищами по оружию ужиться сможет? Человек слаб. Особенно, подверженный тяжелым лишениям. Ему и сто рублеймного. Ибо другие поместные дворяне на зависть изойдут и дурное удумают. И падет он, вслед за отцом своим. Год-два и преставиться. Юн он еще и глуп.
Да, тихо произнес Афанасий, соглашаясь с митрополитом. О ситуации в таком разрезе он даже как-то и не подумал. Ведь точно на зависть изойдут. И закончится это может очень мрачно
Ежели не дурак, то поймет. А если дурак, то тем более ему деньги такие в руки давать не след. Даже если лампу и печь эти мы не получим, то Бог с ними. Жили как-то без них и еще проживем
Глава 7
1553 год, 23 января, где-то на реке Шат
Утро.
Холод.
И мороз.
Замечательно замерз! нервно буркнул сам Андрейка, грезя, будто телогрейка, душу греет им злодейка, грязной тканью облепив и блохами одарив
Кхм
Зимняя жизнь Андрейки и его людей стабилизировалась и как-то вошла в свою колею. Пробуждение. Подогрев воды. Умывание и чистка зубов подручными средствами. Общая тренировка. Завтрак. И дела. А так как бегать по окрестным лесам не требовалось, то дела эти пошли намного веселее. По сути им приходилось только за дровами ходить. С волокушей ручной, топором и пилой.
Да, парень ее все-таки сделал.
Устинка и Егорка немало ворчали, поняв, чем отрок занялся, но прямо возразить не смели. Однако, когда оценили эту поделку в действии, то кардинально переменили свое отношение.
Выковать небольшую полосу металла, да на горячую вырубить с одной ее стороны крупные зубья особой сложности не составило. А вот с заточкой намучались. Но это окупилось многократно после, когда они этой лучковой пилой начали разделывать сухостой прямо в лесу перед укладкой на волокушу. Валили сухостой они, как и прежде, большим топором на длинной ручке. А вот дальше теперь все сильно упрощалось. Что экономило им немало времени и сил, позволяя фокусироваться на более важных задачах. Точнее над задачей. Потому как парень работал над доспехами для себя. И холопы, прекрасно понимая, что это архиважная задача, старательно ему в этом деле помогали.
Вариантов того, что парень себе мог изготовить имелся вагон. В теории. На практике, ему нужно было как-то объяснить окружающим появление у себя этих доспехов. И ничего лучше, чем «снял с разбойника» в голову ему не приходило. А что можно было взять трофеем с татя? Правильно. Ничего серьезного. И боже упастианахроничного. Поэтому массу интересных конструкций, которые тупо не бытовали в регионе ему пришлось отбросить. Как и те, что считались слишком дорогим снаряжением.
К вопросам легализации присоединялась и проблема роста. Парень ведь рос и еще не один год будет делать это «грязное дело». На таком-то питании да под соусом регулярной тренировки странно рассчитывать на иное. Поэтому, волей-неволей его выбор оказался ограничен одной только кольчугой.
Ее и надставить просто, легко увеличивая габариты. И вопросов к самому факту ее существования вряд ли у кого-то возникнет. Кольчуги ведь на Руси в XVI веке ходили очень широко, выступая основным типом доспеха. Ну и делать ее можно было как получится, потому как их разнообразие здесь, на фронтире, зашкаливало. Разбойник мог принести на своих плечах вот буквально что угодноот крепкой «праотеческой» кольчуги, сделанной из толстых, прочных колец до легкого панциря из мелких плоских колец. Да и из соседних регионов «гости» могли пожаловать в виде каких-то персидских, османских или еще каких поделок. Так что придираться никто не должен.
Парень еще в Туле обратил внимание на ту пестроту вооружения и снаряжения, которая наблюдалась у поместных дворян. Вроде бы все в кольчугах и легких шлемах, а на делени одного «под копирку» не стояло. Снаряжение у всех этих бравых парней чем-то отличалось и это хорошо бросалось в глаза. Поэтому главноеудержаться в рамках общих морфологических признаков военного снаряжения. И не заявляться в компанию воинов «упакованных» в кольчуги, щеголяя в какой-нибудь лорике сегментате или еще в чем-то настолько же анахроничном и не типичном для региона и эпохи.
Почему на Руси в XVI веке применяли преимущественно кольчуги в качестве основных металлических доспехов? Да ровно по той же причине, почему они продержались на вооружении разных народов мира с IV века до нашей эры до XIX века уже нашей. Из-за денег. Как, впрочем, и всегда. Ибо деньги всему голова и ныне, и присно, и во веки веков
Кольчугаэто самый технологически простой металлический доспех, наименее всего требовательный к качеству металла и навыкам мастера. И, как следствие, дешевый. Традиционно самый дешевый металлический доспех. Да, времени «он жрет» на свое изготовление массу. И труд этот очень монотонный. Однако его в состоянии изготовить любой кузнец из металла практически любого качества. Да и в эксплуатации проще него нет доспехов. Ведь любую дырку в нем можно относительно легко заделать без потери качества. Для перевозки достаточно скрутить и замотать в тряпицу. А очистка от ржавчины еще прощесунул в бочонок. Накинул сверху несколько лопат песка. И спустил с горы
Так что выбора по большому счету у Андрейки и не было. И он засел за изготовление кольчуги.
Как ее делать? Ведь строительного рынка с мотками проволоки, произведенной промышленным способом у него в шаговой доступности не имелось.
Не беда.
Андрейка брал изделие, купленное им в качестве лома. Тот же испорченный топор. Разогревал его в своем импровизированном горне до красного каления. После чего отрубал от него кусочек. Просто положив на камень. Поставив сверху самый обычный топор и ударами молотка «налегая сверху».
Полученный кусочек железа он опять прогревал в горне и осторожно проковывал, используя самодельные клещи и молоток, купленный им у Агафона. Дело шло не быстро, ибо он опасался слишком сильно бить. Но шло.
Таким образом у Андрейки получался небольшой пруток. Маленький. Потом он начинал это вытягивать, прогревая и осторожно простукивая, протягивая.
И по новой. И по кругу.
Пока, наконец, не получал условную проволочку примерно чуть в миллиметр толщиной и длиной в полтора-два аршина. Не так, чтобы замечательно, но вполне удовлетворительно. Да, коротковата, но для изготовления кольчуги годились и кусочки по двадцать-тридцать сантиметров.
Что же до сечения, то фильеры у него под рукой не имелось, и делать ее не хотелось. Ее ведь изобрели далеко не в Античности и применяли далеко не всегда, даже после ее появления. Так что все кольчуги римлян, кельтов и сасанидов изготавливали из такой воткованной проволоки. А он чем хуже? Да и на Руси, как он предполагал, нередко также поступали.
Дальше Андрейка накручивал эти «проволочки» на пруток, навивая спиралькой. Потом растягивал ее чуть-чуть, чтобы витки отошли друг от друга. И, работая зубилом, рубил их так, чтобы у колец концы заходили внахлест.
Полученные заготовки отрок слегка плющил, ударом молотка без всякой оправки. Только для того, чтобы сформировать площадку для клепки в месте наложения внахлест, а не полностью расплющивать колечко. Конечно, он был бы и рад сделать себе кольчугу из плоских колец. Но, возиться не стал, так как брак без подходящей оправки получался чрезвычайный.
Наделал он, значит, колечек таких. Набил в них самодельным пробойником дырочек под плоскую, треугольную заклепку. Да сел собирать из них кусочки кольчуги. Долго и мучительно. Очень мучительно. Во всяком случае самого парня к началу сборки первых колец в полотно уже «колбасило» от одной мысли об этом ремесле. И он мысленно благодарил судьбу за то, что не загремел в какого-нибудь ремесленника. Очень уж это все «увлекательно». До тошноты.
Но дело нужно было делать. И он трудился, понимая, что экономит как минимум стоимость мерина. Можно было бы пойти и другим путем, наделав побольше дорогого и редкого товара, вроде краски. Но он и так уже слишком засветился со своим «внезапным богатством».
Устинка и Егорка тоже в стороне не стояли. Потому что Андрейка довольно скоро спихнул на них самые нудные и трудоемкие процессы. Серьезно уменьшив свою нагрузку. Тем более, что тратить полгода на изготовление кольчуги он никак не мог. Обстоятельства не позволяли, а такуже в начале февраля, крайв его середине парень надеялся на завершение кольчужной рубашки.
Сборку, понятное дело, он холопам не доверил. И сидел сам с ней возился. Занятие это медитативное. Поэтому имелась возможность подумать.
Больше всего его занимал бизнес-план, который он попытался «замутить» с церковью. На первый взглядочень неплохая идея. Но чем больше он думал о ней, тем больше входил в депрессию.
Кто он такой?
Сирота. Сын и внук поместного дворянина. Но деда верстали впервые, поэтому особенной родовитостью он не отличался. Просто внук удачливого буйного типа. По матери все аналогично. Деньгами или каким-то иным имуществом его род не обладал. Обычные служилые. Иными словамини крови, ни ресурсов. К тому же он еще и малец, не имеющий личной репутации, заслуженной в боях.
Это лежало на одной чаше весов.
На другойсамая влиятельная корпорация державы, способная поспорить даже с царем. Понятно, что спор с Иоанном свет Васильевичем, прозванным впоследствии за миролюбие Грозным, мог закончиться печально. Но Андрейка зналспорили, и не всегда безрезультатно.
Поэтому сделка между Андрейкой и церковью выглядела категорически гротескно. Это как если бы Microsoft решила заключить серьезную сделку с Лок Догом. Даже если бы он там что-то дельное им предложил.
Понятное дело, что эта лампаприбыльная вещь. Но кто такой Андрейка, чтобы столь влиятельная организация учитывала его интересы? С какой стати ей принимать условия этой блохи и нести регулярные финансовые потери из-за отчисления ему «доли малой»?
Ведь намного дешевле и проще заставить парня сделать то, что нужно и, если он начнет выступать, избавиться от него. Блохой больше, блохой меньше. Никто и не заметит. А если кто чего и скажет, то его писк просто никому не будет интересен. Ведь церковь всегда может его обвинить в колдовстве и осудить. И кто это сможет оспорить? Только царь. Но ему до Андрейки дела не было от слова вообще.
Кто-то мог бы сказать, что это несправедливо. Но только не Андрейка. Он прекрасно зналсие слово обозначает выдуманную категорию, которой не было и никогда не будет. Ибо есть она ни что иное, как абсурдный идеализм. Чушь наивных детишек, в том числе и тех, голову которых уже тронула седина. Или спекуляции проходимцев, прикрывающих красивыми словами свои грязные делишки.
Оставалось только придумать как из всей этой ситуации выбраться с наименьшими потерями. И надеяться на то, что церковь по весне не нагрянет к нему «на огонек» «зондер-командой», чтобы вдумчиво поспрошать. А потом и тихо прикопать дерзкую блоху, точнее то, что от нее останется после допроса с пристрастием.
Глава 8
1553 год, 3 февраля, где-то на реке Шат
Тишина.
Пыхтение.
И скрип снега на хорошо утоптанной площадке.
Бей! Рявкнул Андрейка.
И из-за его спины вылетела сулица, отправившись в чучело из вязаной сухой травы. Он же сам с Егоркой стоял, выставив щит и взяв копье верхним ударным хватом. Вроде как прикрывая.
Смена! Третий! вновь он крикнул.
И рядом с отроком встал Устинка, а Егорка отошел назад. А потом из-за спины по команде отрока вылетело еще две сулицы.
Сулицы
Эти легкие метательные копья вышли из употребления как в бою, так и на охоте веке в XIII. На дворе же стоял XVI. Это был залет для Андрейки. Очередной. Но залет вполне осознанный.
Отрок был уверенесли не зимой, то по весне к нему придут, чтобы поговорить. Скорее по весне. И причин к тому хватало.
Прежде всего потому что все лето и осень 1552 года, как он понимал, должен был работать фактор «благих дел». Ведь Афанасий, с его слов, на проповеди во время литургии сказывал, что Андрейка пожертвовал почти все наследство отца для спасения города от голода после разорения татар. А зачем ему в таких вещах врать? Проверить же все крайне просто. Так что вряд ли кто-то решится ехать к нему сюда сразу, имея такой фон за спиной. Потому как если узнаютбед не оберешься. Тем более, что о сделке, совершенной им с Афанасием, вряд ли кто-то со стороны знал. Андрейка в свое время особо просил священника не болтать. Потом же, ежели кто спросит, то говорить, будто не продал он краску, а пожертвовал, ибо ему такие деньжища ни к чему. От греха подальше.
Так что для почти всех любопытных парень продал немного краски Агафону. И уехал в отцовское поместье, имея какой-то запас продовольствия, всякого малополезного барахла и несколько рублей деньгами. Всего несколько рублей. Из-за чего Андрейка был уверени нуждающиеся помещики, и алчные купцы, если и рискнут его ограбить, то под конец зимы или весной. Скорее даже весной, чтобы болтать о нем уже стали меньше и его смерть не вызвала бы столько ненужных пересудов. Да и вообщек весне становится голоднее, чем по осени, а вместе с тем люди обретают большую дерзость и решительность, особенно те, которые оказались в отчаянном положении. Обычные же разбойники если и сунутся, то также по весне, а то и лету. Ибо минувшим летом их тут татары повывели. Поэтому зимой, столкнувшись с острой конкуренцией с поместными дворянами, разбойный люд начнет отходить на юг, спасая свои шкуры. Вот и нагрянет кто-нибудь, наверное. Грабить то тут пока особенно и некого, а жить им придется охотой. Голодно и скудно, ибо такого разнообразия ловушек, как Андрейка не ведают. Поэтому если случайно набредут, то особо рассуждать не станут.
Одно радуетвряд ли эти банды окажутся крупными. Потому как сильные и большие толпы разбойников слишком уязвимая цель. И почти наверняка они будут вырезаны поместной конницей.
Так вотпришли разбойники. И чем их встречать?
Копьем да саблей? Можно. Но рискованно. Их ведь может оказаться и пять, и десять. Требовалось дистанционное оружие.
Лук?
Так себе затея.
Технически он мог сделать еще два лука для Устинки с Егоркой по типу английских. Благо, что они просты до жути и известны человечеству с каменного века, почти ничем за минувшие с тех лет тысячелетия не изменившись. Что дало бы три лука. И даже стрел наделать, ведь на троих их особенно много не требовалось. Но был нюанс.