Поставив задачи прапорщику Хватову и пока ещё человеку без звания Максиму Пилюгину, я вместе с Кацем направился в ту часть особняка, где располагалось наше с Натальей жилище. Требовалось обговорить предстоящие сегодня встречи. Так как мы работали раздельно, но зачастую встречались с одними и теми же людьми, соответственно нужно было дуть в одну и ту же дуду. Время поджимало, поэтому мы только схематично наметили, какие темы будем сегодня продвигать. Кац уже несколько дней пробивал комитет по национальной политике, а сегодня и я подключался к этой проблеме. Моя встреча с министром внутренних дел Протопоповым, по словам Каца, должна стать решающим аргументом в вопросе создания этого комитета и передаче ему под штаб-квартиру здания Смольного института.
Глава 15
На встречу с Протопоповым я приехал всё в том же приподнятом настроении. Наверное, поэтому она прошла очень позитивно, и удалось достичь всего, что было намечено. А затем встретился с Гучковым и вместе с ним направился в заводоуправление Путиловского завода. Александр Иванович хорошо знал директора этого предприятия, а я хотел усовершенствовать (бронировать) наш «форд». Сделать его действительно боевой машиной спецгруппы. Гучков со мной был недолгопредставив директору великого князя, он откланялся. А я вместе с Вячеславом Венедиктовичем направился в конструкторский отдел, к тем людям, которые и могли мне помочь. С инженерами я общался уже без директора. Вячеслав Венедиктович дал задание своим подчиненным и ушёл заниматься текущими делами завода, ну а я остался объяснять двум господам (инженерам высшей квалификации), что хочу получить из автомобиля. Первоначальный мой замысел сделать из «форда» бронетранспортёр опытные инженеры разбили в пух и прах. По их расчётам, автомобиль вряд ли сможет нормально двигаться. У получившейся конструкции вес будет очень большим, и такой нагрузки не выдержит ходовая часть. Коробка передач рассыплется на первой сотне километров. Правда, по этому поводу инженеры заспориличто первое откажет, коробка передач или двигатель. Я всё понял и предложил инженерам посчитать по их методике (очень быстрой и наверняка поверхностной) частичное бронирование «форда». Одним словом, итогом всех инженерных расчётов и обсуждения стал эскизный проект «форда» с бронированными бортами кузова, дверей кабины и моторного отсека. Толщина брони предусматривалась 15 миллиметров.
В ходе всех этих обсуждений настроение у меня всё портилось и портилось. Ещё бы, потерять столько времени, можно сказать, ни на что. Мог бы и не ездить на завод, экономя не только своё время, но и Гучкова. Инженеры это ладно, им такие расчёты и идеи даже полезны. Глядишь, под впечатлением наших изысканий и высказанных мною идей (естественно, почерпнутых из книг и кинофильмов XXI века) они разработают действительно ходовую бронетехнику. Одна идея сварки чего стоила. Естественно, я заявил, что эта идея пришла в голову одному из моих подчиненных, но он погиб, попав под артиллерийский обстрел. Я с полчаса излагал инженерам технологию сварки, которую мне рассказал этот (мифический) недоучившийся студент. Пожалуй, только эти полчаса оправдывали потерянное на заводе время. Именно этими словами я себя успокаивал, когда сожалел, что не воспользовался предложением Фёдорова, чтобы противопульную защиту кузова сделали у него в мастерских. Это когда мы с ним обсуждали, как спецгруппа будет отражать нападение вражеских кавалеристов, находясь в кузове грузовика и пользуясь ружьями-пулемётами. Ещё тогда родилась мысль сделать борта из железных листов, а в них прорезать бойницы. Практически то же самое, что смогли мне предложить инженеры на заводе. А ещё я себя успокаивал тем, что на заводе всё-таки будут использовать бронелисты, а не так, как предлагал Федоров, обычные листы котельного железа, которые имелись в наличии.
Все мои внутренние терзания закончились, когда я после трёхчасового общения с инженерами направился в кабинет директора. Он меня ждал, хотя рабочий день практически всех служб заводоуправления уже закончился. Долго на рабочем месте Вячеслава Венедиктовича я не задержалзаключил договор о модернизации автомобиля «Форд» в целях использования его в боевых действиях 2-м Кавалерийским корпусом, после чего откланялся. Директор завода пообещал, что если автомобиль прибудет на завод завтра, то все работы будут выполнены через 48 часов. На этом моя производственная деятельность закончилась.
Когда добрался домой, начался другой вид деятельностианалитика и бесконечные разговоры с Кацем. Опять мы сидели с моим другом до полуночи. На этот раз обсуждали не мои действия, а его визит к Родзянко и встречу с одним из лидеров «Бунда», Абрамовичем. Да, вот именноКац всё-таки вышел на эту контору и сегодня при встрече озадачил одного из её руководителей предложением создать государство Израиль. При этом он поразил Абрамовича тем, что инициатива эта исходит с самого верха, и великий князь Михаил Александрович, до своего отъезда на фронт, готов встретиться с руководством «Бунда», чтобы обсудить этот вопрос. А меня Кац поразил тем, что завтра встречается с Луначарским. Да-да, с тем самым. Этот будущий министр культуры Советского государства в это время сотрудничал с «Бундом», и Абрамович его хорошо знал. А хитрый Кац в своей обычной манере начал канючить, что в создаваемый им комитет по национальной политике он не может в достаточной мере набрать грамотных и образованных людей. Которые могут хорошо говорить и объяснять малограмотным людям суть политики этого комитета. Вот Абрамович и посоветовал взять на работу Луначарского. Мол, тот великолепный оратор и продвинет в массы любую идею. Естественно, Кац ухватился за это предложение. Ещё бы, он буквально лелеял мысль о создании фейковой революционной партии, а тут в его поле зрения попал такой человек, как Луначарский. Мне идея использовать хорошего оратора в наших планах тоже понравилась. Таких ораторов от бога нужно переманивать от большевиков любым способом, а уж что-что, а морочить головы даже умным людям Кац умел. Заболтает великого оратора, и тот даже не заметит, как попадёт под влияние моего друга. Не зря парень работал в НИИ Мозга и увлекался психологией.
Следующий день иначе как серым не назовёшьи погода была мрачная, и настроение паршивое, и встречи все какие-то рутинные. Даже посещение Смольного, где Кац уже вовсю командовал нанятым им же персоналом, особой радости не вызвала. Только удивление оперативности моего друга. Только вчера были подписаны бумаги, а уже сегодня Кац давал распоряжения целой армии работяг, какой работой им заняться, чтобы привести особняк Смольного института в божеский вид. Уныло прошла встреча с петроградским градоначальником, и даже мой выезд в окрестности Шушар, где намечалась организация основной нашей базы и продуктовых складов. Несмотря на то что там было много приглашенных людей: архитекторов, строителей, подрядчиков и специалистов по логистике (тогда не было такого понятия, но я по въевшейся привычке специалистов транспортников называл именно так). Ни черта не понимая, приходилось, в силу положения, всем этим бардаком командовать. Казалось бы, окружённый суетящимися людьми, которые постоянно просили руководящего совета, но я всё равно чувствовал себя одиноким и потерянным. Не моё всё это былоразговоры, шуточки, раболепие людей, к которым я обращался, и неприкрытая лесть тех, кто обращался ко мне. Чувство потерянности и бесполезности всего того, что мы с Кацем делаем, ушло только дома.
На следующий день, хотя я и выехал из особняка с жаждой деятельности, опять стало казаться, что вся эта суета бессмысленна. Все начинания буксовали, окружающий народ как будто специально делал всё, чтобы прийти к краху. Улыбались, соглашались со мной, но вели себя как свиньи. Опять хотелось плюнуть на всё и свалить куда-нибудь подальше, где нет этих думающих только о сиюминутной выгоде кретинов. Я стал раздражительныйсрывался на крик по малейшему поводу. Уже просто мечтал скорее уехать из Петрограда на фронт. Достала вся эта мышиная возня. Но это благое желание тоже сорвалось, вернее отдалилось. Директор Путиловского завода не выполнил своего обещанияпереоборудовать «форд» за 48 часов. Я, конечно, выслушал причины, по которым бронирование всё ещё не было закончено, но потом опять сорвался и наорал на Вячеслава Венедиктовича. Пообещал ему, если «форд» не будет готов через 24 часа, то захвачу его с собой на фронт, где толстозадый шпак будет рыть окопы под огнём австрияков. А если он откажется это делать, то мои дикие нукеры порвут его задницу на британский флаг. После чего встал и вышел из кабинета. На душе слегка полегчало. И на встречах, которые последовали после моего посещения директора Путиловского завода, я уже вёл себя спокойнее и ни на кого не орал.
Одному человеку мой срыв пошёл на пользуэто был, конечно, Максим (водитель «форда»). Его я на сутки отпустил домой. Хотя первоначально и была мысль отправить Максима обратно в Ораниенбаум к остальным бойцам спецгруппы. Но присущий мне рационализм победил. Ведь без автомобиля добираться до полигона Офицерской школы, где тренировались бойцы спецгруппы, требовалось часов шесть-семь, не меньше. И обратно столько же. А через 24 часа нужно было получать «форд» я был уверен, что через сутки все работы по бронированию кузова, кабины и моторного отсека будут закончены. Ведь причину, по которой обещание директора завода не было выполнено, ещё вчера устранили. Подвезли 15-миллиметровый бронелист. И как божился директор, через восемь часов работа будет закончена. Мой демарш на самом деле был не обидой, а тонко рассчитанным поступком, чтобы показать, что великого князя нельзя обманывать. Если уж пообещал сделать дело, то умри, но сделай. Психология, мляармия многому меня научила. Боец должен знать, что командиру лапшу на уши вешать нельзя, даже исходя из самых лучших побуждений. И ещёподобные психологические трюки и демарши помогали собственной психике не сломаться. И я держался, правда, из последних сил. И этих сил мне хватило продержаться ещё три дня. И не просто продержаться, а действовать в обычном ритме. С сумасшедшим количеством встреч и визитов в разные присутственные места. Но, несомненно, в особом ряду стоял визит к императрице Александре Фёдоровне.
В свете поездки в ставку и встречи там с главнокомандующим, обязанности которого взял на себя император и мой брат Николай II, посещение Царского Села было очень важным. Встречи с женой императора и наследником, по обоюдному мнению меня и Каца, нужно было добиваться любым путём. Я давно пытался это сделать, через знакомых Натальи старался получить приглашение в Царское Село, но всё было безрезультатно. Не хотела Александра Фёдоровна видеть Михаила. По-видимому, её очень сильно возмутила женитьба регента и брата императора на особе, не являющейся принцессой. Тем более что венчание было тайным, в Сербской церкви в Вене. К супруге великого князя ближайшие его родственники относились с глубочайшим подозрением, если не сказать презрением, полагая, что Михаил Александровиччеловек бесхарактерный, всецело находившийся под влиянием жены. Если сам император несколько оттаял, когда после начала войны опальный брат умолил его дать возможность великому князю встать на защиту родины, то Александра Фёдоровна продолжала относиться к Михаилу так же холодно. А Наталью императрица вообще ненавидела. И каково же было моё удивление, когда на следующий день после инцидента у Исаакиевского собора пришло приглашение посетить императрицу. Алаександра Фёдоровна и цесаревич очень хотят увидеть счастливо избежавшего гибели Михаила Александровича у себя в Царском Селе в двенадцать часов. Это приглашение передала секретарю Джонсону сама фрейлина императрицы, Анна Вырубова. В Царское Село приглашался только Михаилего супругу семья Николая II продолжала игнорировать. Ну что же, нас с Кацем устраивало даже такое приглашение. Главное, чтобы с царём была тема для разговора, которая ему была приятна и ни к чему, в общем-то, не обязывала. А что может быть лучше, чем передать привет от семьи. Я очень хотел при встрече с Николаем II иметь этот бонус. Поэтому все встречи и дела, которые были запланированы на этот день, были перенесены или вообще отменены. Добрые отношения братьев стоили отмены встречи с послом Франции и поездки на Ижорский завод.
Подготовился я для поездки в Царское Село основательноприготовил подарки для всех членов многочисленной семьи императора. Вернее, в основном они были приготовлены ещё прежним великим князем, он, по-видимому, тоже намеревался встретиться с семьёй императора и привёз с собой с фронта несколько весьма оригинальных трофейных вещиц. Я, как выходец из XXI века, добавил к этим подаркам стандартные для моего времени вещи: женщинам цветы и шоколадные наборы, а пацану (цесаревичу Алексею) игрушку. Оригинальность моего выбора заключалась только в том, что для наследника престола я приготовил уменьшенную деревянную копию ружья-пулемёта, презентованную мне генералом Фёдоровым. Так как все мои подарки отдавали банальностью и дешевизной, я решил вести себя, как тупой солдафон. Не блистать эрудицией и интеллектом, а разговоры вести только о боях и о своих диких туземцах.
Как оказалась, это была верная линия поведения. Цесаревич был в восторге от подаренной мной игрушки. Особенно когда я рассказал, что, применив ружья-пулемёты, сотня русских солдат покрошила в капусту больше тысячи австрияков. Принцессы, да и Александра Фёдоровна, млели от моих фронтовых рассказов, особенно от ужасов, которые учиняли джигиты дивизии, которой я командовал. Охи да ахи раздавались и во время обеда, когда по просьбе Александры Фёдоровны рассказал о покушении на великого князя, уже здесь в Петрограде. Я так разошёлся, расписывая свою силу и удаль, что после обеда устроил целое шоу с разбиванием кирпичей ударом руки. В этом времени такая техника была неизвестна, поэтому нехитрая забава десантников моего времени произвела ошеломляющее впечатление. Одним словом, моя задумка оставить впечатление о великом князе как человеке лёгком, отчаянном рубаке, не думающем о личной власти, полностью удалась. Где-то укрепило старые представления о непутёвом брате императора, который живёт сегодняшним днём и не думает о будущем. По крайней мере, такое впечатление о великом князе осталось у Александры Фёдоровны. Не конкурент я её Ники и очень полезен для авторитета императора, как серьёзного государственника. Полезен и как вояка, храбрый и воинственный, мечтающий надрать задницу врагам империи. У принцесс сложилось обо мне несколько другое впечатлениеони теперь были уверены, что их дядя настоящий гусар. Грубый, но обаятельный, без всякой задней мысли. Для наследника престола я стал идеалом воина. Так что задача была выполненасвоей грубостью я скрыл чуждые для этого времени сленговые выражения моей реальности, которые всё равно умудрялись пробиваться через внутренний самоконтроль. А также я был уверен, что теперь семья Николая II будет защищать меня перед императором, если я допущу какой-нибудь косяк.
К сожалению, когда я был в Царском Селе, Григорий Распутин там не появился. А так хотелось познакомиться с этим человеком. Я всё ещё находился под впечатлением пророчеств этого сибирского старца. Хотя и без этой встречи мне хватало впечатлений и душевной боли, когда я думал о возможной судьбе милых барышень-принцесс и невинного мальчиканаследника престола Алексея. Я, конечно, далёк от церкви, но цесаревич Алексейвот истинный святой мученик. Мучился при жизни, будучи смертельно больным, и невинный был убит адептами сатанизма.
После визита в Царское Село я уже был не в состоянии заниматься нужными для наших с Кацем целей делами. Душевное состояние было ниже плинтуса. Семью Николая II жалко было до слёз. Когда приехал в особняк, Натальи дома не было, Каца тоже. Народ занимался нужными делами, а я, плюнув на всё, закрылся в кабинете и в одиночку начал глушить коньяк. Правда, где-то через час появилась Наталья (мой собутыльник в этом времени), а вот Кац в этот день так и не приехал. Парень совсем заработался, днями пахал по разработанному нами плану, а вечерами и ночами занимался своими научными изысканиями. Оборудовал в принадлежащей ему квартире лабораторию, и всё пытался там осуществить синтез пенициллина. Я как-то заглянул в его владения, но долго находиться там не смог. Запах плесени заставил меня быстро ретироваться. Хорошо, что квартира Каца была расположена на последнем этаже, а то из-за этого запаха не избежать бы великому князю участия в коммунальных разборках.
На следующий день я опять погрузился в пучину борьбы с прогнившим чиновничьим аппаратом имперской столицы. Снова нервничал, ругался и грозился. Всё мечтал поскорее освободиться от этой суеты и оказаться подальше от столицы. Я не только мечтал, но и договорился с начальником санитарного поезда увезти меня и спецгруппу в Могилёв, где находилась ставка. Когда мой друг провожал меня на фронт, то после выпитого коньяка заявил:
Знаешь, Михась, я всё ещё не верю, что мы с тобой смогли провернуть такое количество дел. И что ты так себя поставил, что сейчас являешься одним из самых популярных и уважаемых людей Питера.