Да ладно свистеть, Санёк! Скажешь тоже, популярный! Я же не артист или эпатажный представитель богемы. Вот Григорий Распутин это да, это популярный человек. А известен я среди публики только благодаря продолжающейся газетной шумихе.
Не скажи, газеты, конечно, способствуют росту известности, но это не самое главное. Тут другоетвоё поведение будит глубинные чувства человека. Надежда появилась у людей, что наконец-то России повезло, и появился «помазанник Божий». Я встречаюсь с множеством людей, и с работягами, и с интеллигенцией, и с торговцами, так вот все они мечтают, чтобы Николашка сдох, а на его место пришел Михаил Александрович.
Мы же договорились, Кац, что не будем подсиживать Николая II. Предотвращаем революции и последующий за ними бардак, и всё, дальше занимаемся своими личными делами. Ты прогрессорством, ну а я жизнью истинного аристократа и мецената. Понимаешь, не желаю я быть самодержцем и большим боссом.
Мы, как водится, начали переругиваться с моим другом, но тут в кабинет вошла Наталья, и Кац, как истинный джентльмен, чтобы не мешать своему начальнику прощаться с женой, вышел из комнаты. И правильно сделал. Прощанье было бурным, коньяк во мне взыграл, и я, как уже бывало, овладел графиней Брасовой прямо на кресле. Конечно, неправильно сделал, но не удержался. И уже после этой выходки в стиле поручика Ржевского мы начали прощаться как нормальные люди. А расставались надолго, по крайней мере до конца войны. Наталья с сыном уезжали в Англию, ну а я, как истинный аристократ и защитник семьи и родины, на войну с супостатами. В общем, как и положено по сценарию этого времени. Вот только я ему не соответствовалвсё никак не удавалось из себя выжать скупую мужскую слезу.
К санитарному поезду, на котором я и выезжал в сторону фронта, меня сопровождал Кац. Он сегодня от меня отходил всего один разкогда я прощался с женой. Не мог парень наговоритьсябоялся мой друг остаться один в этом чужом мире. В общем-то, я тоже. Уж, казалось бы, все наши дальнейшие действия были обговорены, но всё равно было жутко оказаться одному в совершенно чужой реальности. Наверное, поэтому мы уже в который раз обговаривали способы связи. Хотя что их обговаривать, в этом времени существовало только два способа связаться друг с другом. Почта, если нужно было подробно изложить свою мысль, или телеграфно это только для экстренной связи. В нашем положении любой вид связи требовал шифровки. Шифр мы разработали. Конечно, он был дилетантскийКац урывками, буквально на коленках что-то там нахимичил. И так, что любой специалист способен расшифровать его попытки поиграть в конспирацию. Но я был уверен, что наши вряд ли будут изучать переписку великого князя. А враги если даже расшифруют письма, всё равно не поймут молодёжный сленг будущего. Вот с телеграфом всё сложнеетам нужно выражаться понятными в этом времени словами. Вот мы, сидя в «роллс-ройсе», уже в который раз и уточняли, какие слова и выражения будем использовать в срочных сообщениях.
Слава богу, что перед таким ответственным выездом нас заботило только это. Самыми противными делами занимались другие. Хозяйственные заботы взял на себя Димыч, да именно так я начал называть своего денщикаефрейтора Дмитрия Первухина. Организационно моим выездом на фронт руководил прапорщик Хватов. За ним было и обеспечение охраны. Санитарный поезд 157, на котором я и выезжал в Могилёв, был сформирован на средства Михаила Александровича, то есть мои. Обустройством этого госпиталя на колёсах и снабжением его всеми необходимыми материалами занималась Наталья. Поиском и наймом медицинского персонала руководила тоже моя супруга. Так что это был, можно сказать, семейный эшелон, и не было никаких проблем зарезервировать в нём купированный вагон и прицепить грузовую платформу, на которой перевозился «форд». А ещё, и на этом настоял мой друг, первым вагоном эшелона являлась контрольная платформа. Боялся Кац нового покушения на великого князя и таким нехитрым способом хотел обезопасить эшелон, на котором уезжал его друг, от фугаса на железнодорожных путях. Я тоже где-то, как-то конспиратор и поэтому поддержал его маразматическую идею. Действительно смешно, что в это время кто-то захочет пустить под откос санитарный поезд с громадными красными крестами на вагонах. Я согласовал, с кем требуется, что в этот раз 157-й санитарный поезд проследует до Могилёва и заберёт раненых для лечения в столице, именно там. А в ставку мне нужно было явиться в первую очередь. Во-первых, конечно, доложиться Верховному главнокомандующему Николаю II, ну и пообщаться с братом. Во-вторых, требовалось окунуться в атмосферу ставки, понравиться генералитету и, глядишь, с кем-нибудь подружиться. Я даже для этого вёз с собой ящик французского коньяка.
Бубнёж моего друга не давал сосредоточиться. Только я собрался послать Каца к чёрту, как «роллс-ройс» остановился. Мы подъехали к стоящему в тупике санитарному поезду. Паровоз был уже под парами, нас ждали. Это не предполагало долгих проводов, поэтому прощанье с Кацем было короткимя хлопнул по плечу своего друга, сказал «пока» и вышел из автомобиля. Совершенно в духе XXI века и без всяких сантиментов 1916 года. А вот встречали меня у купированного вагона санитарного поезда, в духе этого времени. Вдоль вагона выстроились все, и моя команда, стоящая в нормальном воинском строю, и обслуживающий персонал госпиталя, толпившийся табором сразу за строем бойцов спецгруппы. Колоритное, надо сказать, зрелище. Я чуть не расхохотался, когда увидел стоящего в кожанке, с гордо выпяченной грудью ефрейтора Первухина. Но не кожаная куртка вызвала мой внутренний гогот, а громадная кобура, болтающаяся чуть ли не у колена моего денщика. Наверное, он был очень горд, что нацепил куртку военлёта, громадные галифе гвардейца и вооружился неизвестно где добытым маузером, ручка которого торчала из огромной деревянной кобуры.
Да и вообще строй спецгруппы смотрелся брутальной группой каких-нибудь чекистов. Все в кожаных куртках, полученных со склада офицерской школы, опоясанные широким ремнём с кобурой для нагана. Тяжёлое оружие, карабины для самых метких стрелков и ружья-пистолеты были оставлены в вагоне. Я специально провёл с прапорщиком Хватовым беседу, что негоже светить перед окружающими наше новое оружие. Пусть враги до последнего не знают, что небольшая группка русских солдат в кожанках может уничтожить целую роту отборной пехоты. Вот ребята и стояли вооружённые одними револьверами, обмундированные в форму лётного состава. Но гляделись они гораздо внушительней, чем стоявшие вслед за ними санитары и прочие нижние чины, обслуживающие санитарный поезд. Не говоря уже о женском контингенте этого передвижного госпиталя. Это своеобразное построение персонала санитарного поезда и спецгруппы закончилось быстро. Я опоздал на семь минут, а график движения по железной дороге требовалось соблюдать. Только произнёс приветственную речь и пожал руки врачам передвижного госпиталя, как паровоз загудел, это так машинист предупреждал, что пора по вагонамсемафор даёт добро на движение.
Путешествовал я как настоящий магнатв отдельном купе, с великолепным сервисом и с мощной охраной. Вот только сервис был сильно навязчив. Только я задумаюсь, размышляя о дальнейших планах и о судьбах страны, как раздвижная дверь приоткрывается и говорящая рыжая голова елейным тоном спрашивает:
Ваше высочество, расстягайчика не желаете? А может быть, чёрной икорки? Говорят, этот продукт очень пользителен при болях в животе! Глашка мне сказала, что вам лучше всего кушать расстягаи и зернистую чёрную икру. От паюсной в животе кишки слипаются.
От такой длинной, можно даже сказать, медицинской фразы мой денщик даже икнул. А меня достала эта навязчивая забота рыжего служаки, может быть, это и было принято в этом времени, но я-то не привык к такому обращению. Особенно раздражал звук, раздающийся от касания деревянной кобуры о дверь купе. Ефрейтор в вагоне не снял свой маузерхотел даже среди своих выглядеть грозно и круто. Настоящий «мачо», едущий на войну. Это было, конечно, по-детски, трогательно и смешно, но доставало и мешало сосредоточиться. Обижать большого ребёнка не хотелось, да и, может быть, своим негодованием я нарушил бы существующую традицию отношения генерала к заботе своего денщика, поэтому я довольно мягко сказал:
Дима, расстегай и чай давай, а вот икры и прочих продуктов, которые тебе надавала Глафира, пока не нужно. И ради бога, поменяй маузер на наганне положено ефрейтору ходить с таким оружием, тем более по вагону. Да и зря я договаривался с начальником Петроградского гарнизона, генералом Кобаловым, чтобы вам выдали кожаные куртки. Спецгруппа теперь выглядит как стая чёрных ворон. Ладно, прибудем в корпус, всех переодену в казацкую форму. Думаю, на террористов она будет оказывать большее впечатление, чем одежда авиаторов. Уже будут остерегаться покушаться на великого князя, когда рядом находятся такие орлы.
Я усмехнулся, и в этот момент раздался скрежет, Первухин вылетел из проёма дверей, как пробка у взболтанного шампанского, а я благодаря тому, что сидел, просто кувырнулся из кресла и ощутимо приложился плечом об стену купе. Ругаться матом от боли я начал уже в процессе движения. А когда выбрался из купепрекратил. Начал озираться, пытаясь понять, в какое дерьмо я вляпался на этот раз. Окна были целые, разрушений в вагоне я не заметил. Мой денщик болтался на каком-то шнуре метрах в двух от меня. Приглядевшись, я понял, что это ремни кобуры, которые зацепились за ручку соседнего купе. Так что не зря ефрейтор нацепил маузер с болтающейся кобурой. Если бы у него была кобура с обычным наганом, то так легко от резкой остановки он бы не отделался. Летел бы метров десять, пока тамбурная дверь не выбила бы из него мозги. Но долго над этим я не размышлял, сам метнулся к двери тамбура, одновременно вытаскивая из своей кобуры кольт. Да, именно этот пистолет я выбрал из тех, которые были у Михаила Александровича. И взял, можно сказать, из-за названия (бренда). Круто носить на поясе кольт, так и чувствуешь себя на Диком Западе. Вот и сейчас, глянув из тамбурной двери, я ощутил себя героем голливудского боевика. Как будто бандиты остановили почтовый поезд, набитый золотом, и сейчас будут его грабить. Поезд имелся в наличии, бандиты тоже. А как ещё можно назвать людей, тормознувших поезд и сейчас идущих цепью с винтовками наперевес? Имелся ещё женский визг и мечущиеся по насыпи санитары. Было понятно, зарождается паника. Гаркнув матом на пробегающего мимо санитара, я его остановил и тут же спросил, не давая задуматься:
Что там впереди по ходу поезда? Все вагоны целы? Отвечать, мать твою, генералу!
Солдатик, вжав голову в плечи, быстро затараторил:
Ваш благородие, там ужас что творится! Взрыв был, и первый вагон в щепки. Машинист сбежал, бросив нас. Сейчас тут кошмар начнётся. Убивать всех будут! Бежать надо, ваше благородие, в лесу эти вурдалаки нас не найдут!
И паникующий санитар махнул рукой в сторону наступающей цепи. А люди, идущие зачищать остановившийся поезд, явно были хорошо обученышли ровно, без суеты и криков. От таких хрен убежишь, наверняка в той стороне, куда сейчас ринется толпа, расположена засада. Скорее всего, там и пулемёт имеется. Следовало прекращать это безобразие. Я и начал прекращать. Пальнув вверх из кольта, чем остановил ещё двоих паникующих санитаров, заорал:
Молчать! Слушай мою командувсем под вагон! Залечь и ждать приказа.
Санитары, кроме одного, начали неловко залезать под вагон. Только белобрысый парень, потерявший где-то свою папаху, стоял и хлопал глазами. Даже по его внешнему виду можно было догадаться, насколько растерялся этот желторотый птенец. Нужно было приводить в чувство тылового санитара. Стрелять в воздух я не стал, а просто выкрикнул:
Как фамилия, служивый?
Худяков! промямлил он.
Быстро, Худяков, найди начальника поезда и передай ему мой приказнемедленно явиться в вагон генерал-лейтенанта! Приказ ясен, боец?
Так точно, ваш бродь!
Белобрысый убежал, а я почувствовал давление сзади. Обернулся и увидел набившихся в тамбур бойцов спецгруппы. Непосредственно позади меня стоял Первухин. Вот денщик и сдерживал какое-то время напор стремящихся выбраться из вагона ребят. Его силёнок хватило ненадолго, в конце концов, этот напор достиг и меня. Но я был этому только рад. Наконец-то появились те, кто и был мне нужен. Кто действительно мог вытащить ситуацию из реально безнадёжной. Порадовало меня и вооружение бойцов. Ребята не растерялись и выбежали не с пукалками, которые лежали у них в кобурах, а с настоящим оружиемружьями-автоматами и с карабинами. Для меня это означало многоево-первых, отсутствие паники и готовность отражать атаку, а во-вторых, что в спецгруппе сохранилась управляемость. Ведь ружья-пулемёты хранились в отдельном купе, ключи от которого были только у меня и прапорщика Хватова. А значит, командир спецгруппы не потерял голову, вооружил бойцов и направил их отражать нападение на санитарный поезд.
Эти мысли пронеслись в голове за доли секунды, столько же я размышлял, как отражать атаку. А когда увидел самого прапорщика, стоящего в дверном проёме коридора, ведущего ко всем купе вагона, начал отдавать приказания, и всё это прорезавшимся командирским голосом, а именно заорал:
Всем под вагон, там рассредоточиться и приготовиться к отражению атаки. Огонь открывать только по команде. По одному пошел!
Я встал боком, пропуская бойцов. Первым на насыпь сиганул мой денщик. Я не успел его удержать, а потом подумал: «Да хрен с ним, пускай потренируется стрелять из своего маузера». Когда мимо начал пробираться Хватов, я его тормознул и приказал:
Прапорщик, подпустите нападающих ближе, огонь открывайте метров со ста. Патронов не жалеть. Самым метким стрелкам, вооружённых карабинами, прикажите целить нападающим в суставы. Пленные, способные говорить, нам будут нужны. Всё, прапорщик, с Богом!
Когда тамбур опустел, я не стал прыгать на насыпь и залезать под вагон. Ещё чего! Такой шикарный наблюдательный пункт, как вагон, я терять не собирался. Массированного обстрела поезда нападающими я не ожидал. Их было всего-то человек сорок, а если заработают пять наших ружей-пулемётов, то через минуту нападающих вообще не останется. Но вот от шальной пули имело смысл защититься. А как? Думал я недолго, времени было очень мало, до цепи нападающих оставалось метров двести, и они уже начали постреливать. От пули рассыпалось одно из окон. Так как вагон был снаружи железный, то пока сквозных дырок в стенах не было. Но смотрел-то я не через железо, а через оконное стекло. Но защиту я себе сделал железнуюсхватил все подносы, имеющиеся в каптёрке проводника, и, прикрываясь ими, уселся у окна. Наблюдать реалити-шоуотражение нападения бандитов на безоружный санитарный поезд, безопасность которого гарантировалась всеми конвенциями.
Наплевали немцы на все эти конвенции, а в том, что нападение организовал немецкий Генеральный штаб, у меня не было сомнения. И цепью шли ни какие-то там революционеры, а хорошо обученные солдаты. Всё-таки немцы действительно заслали в Питер финских егерей, и приятель, закончивший исторический факультет МГУ, не выдумывал, заявляя, что мускулами Октябрьской революции были подготовленные Германией добровольцы-финны. Другого варианта мне в голову не приходило. Не может же быть, что какая-то мифическая воинская часть, прибывшая с фронта, была брошена захватить санитарный поезд и именно в тот самый момент, когда на нем на фронт возвращался великий князь. Бред полный, не было ни у какой из оппозиционных режиму партий такого властного ресурса. А вот если допустить, что мой приятель прав, и Германия заслала в Питер организованную группу финских боевиков для расшатывания режима, то ситуация укладывается в рамки логики. Получается, что задуманный немецкими аналитиками план нападения на санитарный поезд для устранения великого князя, пытающегося навести порядок, полностью укладывался в канву событий. Чтобы такой план осуществить, нужна была боеспособная часть, спаянная железной дисциплиной. Добровольцы-финны, обученные немцами и мечтающие о самостоятельности своего княжества, для этого вполне подходили. Я принял эту мысль как единственно возможную, но дальше продлить свои размышления мне не удалось.
Представление, где я занимал самое лучшее место, началось. Грохот стреляющих ружей-пулемётов продолжался не более минуты, и наползающей на санитарный поезд вражеской цепи не стало. Может быть, кто-то из финских егерей и выжил под свинцовым градом, но сейчас лежал, даже не пытаясь поднять винтовку. Но нет, вон кто-то попытался дёрнуться, но раздался одиночный выстрел карабина, и этот рисковый парень безвольно ткнулся лицом в стерню, а его винтовка дулом в муравейник. Это послужило как бы сигналом, и несколько человеческих тел зашевелились, а потом выжившие попытались ползком выбраться из этой огненной ловушки. Но это оказалось для них фатальным. Ловушка, в которой намеревались прихлопнуть нас, оказалась смертельной для самих охотников. С железнодорожной насыпи отлично просматривалась вся территория, до самого перелеска, расположенного метрах в пятистах от остановившегося поезда. А попробуй, проползи эти пятьсот метров под огнём противника, находящегося хоть и на небольшой, но высотке. Вот и бывшим охотникам не удалось скрыться от предполагаемой жертвы.